молельне замер от страха. Он понял, что погибнет, если его обнаружат.
     - Но... - неуверенно произнесла королева-мать, дав волю своим чувствам и выговорившись, - но.., кажется, он не знает, не так ли, Сюффрен?
     - На этот счет вы можете быть спокойны, мадам. Он ничего не подозревает, - учтиво ответил иезуит.
     - И мое имя...
     - Ваше имя никоим образом не будет названо.
     - Ни при каких обстоятельствах, Сюффрен. Слышите, ни при каких.
     Иезуит поклонился.
     - Все будет исполнено, ваше величество.
     Мария Медичи понемногу успокаивалась. Она прошлась по комнате, подошла к окну. Злополучный алхимик, разумеется, не мог видеть этого, зато недостаток зрительной информации он успешно компенсировал, напрягая свой слух.
     - У вас есть какие-то способы влиять на него? - спросила королева-мать уже совершенно спокойно.
     - Скажем так: у нас есть способы сделать его сговорчивым.
     Бежар злорадно усмехнулся в темноте молельни: "Глупец, ты думаешь управлять мной при помощи бедной полоумной девочки и клочка бумаги. Анну укроет д'Эрбле, а клочок ты не получишь, иезуит".
     - Но тогда чего мы или, вернее, вы - чего вы ждете? - спросила Мария Медичи.
     - Новостей с театра военных действий, мадам.
     - У Гастона есть армия, но я слышала, маршал де Ла Форс - дельный военачальник. Нет, наше средство против кардинала надежнее. Не стоит медлить, святой отец.
     - Вы правы, мадам. Итак, вы готовы расстаться со своим врачом?
     - Раз это нужно для дела. К тому же Бежар испортился. Он велит мне пить противную воду и, не пить итальянских вин.
     Королева-мать помолчала. Бежару показалось, что она направляется к дверце в молельню, и он похолодел от ужаса. Но флорентинка остановилась у зеркала.
     - Под каким предлогом я должна отказать ему от места, Сюффрен? - спросила она, поправляя волосы.
     - Он отыщется сам собой, ваше величество.
     Разговор был окончен. Мария Медичи больше не хотела обсуждать эту тему, а иезуит, очень тонко чувствовавший все оттенки настроения флорентинки, всем своим видом выразил готовность откланяться, как только королеве будет угодно его отпустить.
     - Вы успокоили меня, святой отец. Надеюсь, мы увидимся вечером?
     Когда иезуит удалился, наступил самый страшный момент. "Только бы ей не вздумалось заглянуть в молельню", - беззвучно шептал Бежар. Королева постояла еще немного у зеркала, отступила на два шага, еще раз поправила прическу.
     - Веnоnе, - сказала она удовлетворенно. - Ты еще не угасла, Мария. Benissimo <Очень хорошо, прекрасно (ит.).>. И, прищелкнув пальцами, флорентийка вышла прочь.
     Несколько минут Бежар прислушивался. Он хотел удостовериться, что королева-мать покинула свои апартаменты.
     Он не имел права рисковать. Они могут встретиться только в дворцовом коридоре, в противном случае флорентийка поймет все. Потом он вспомнил, что так и не открыл тайник.
     Странная вещь - психология человека, отнюдь не храбреца, но решительного, способного на сильные чувства.
     Избежав опасности, а вернее сказать, побывав на волосок от погибели, Бежар больше не чувствовал страха. Почти не чувствовал. Он хладнокровно, словно опытный грабитель, готовился вскрыть тайник. Бежар снова приоткрыл дверь, чтобы впустить в молельню хоть немного света. Вернулся к потайной нише в стене, вынул ключ, который сжимал в кармане мокрой похолодевшей рукой, и приступил к нашариванию замочной скважины. На этот раз ему удалось довести дело до конца.
     Дрожащими руками Бежар вынул ларчик (он действительно оказался невелик), закрыл дверцы ниши, потянул на себя золоченый гвоздик, вернувшийся в прежнюю позицию... Он даже нашарил впотьмах упавший стилет королевы и водрузил его на прежнее место. После этого спрятал ларец и быстро ретировался из королевской спальни, не забыв плотно притворить дверь в молельню. Беспрепятственно миновав зал для приема гостей, он повернул в галерею, вышел в маленькую приемную и покинул покои королевы, провожаемый взглядом фрейлины и командира охраны. Они посмотрели ему вслед, но при этом не было произнесено ни звука.
     - Теперь я знаю, кто ты такой, отец Сюффрен! - бормотал Бежар, торопливо шагая вон из дворца. - Вообще, я много знаю теперь, черт побери!
     Он вышел из дворца и, двигаясь в северном направлении, добрался до реки, бормоча себе под нос угрозы в адрес иезуитов, королевы-матери, а заодно и кардинала. Он перешел на остров Сите по малому мосту и оказался в Еврейском квартале. Тут Бежар ненадолго остановился, чтобы украдкой взглянуть на ларец, которого еще так и не видел при свете дня. Казалось, это созерцание придало ему сил, и алхимик, подозрительно оглядевшись по сторонам и не заметив ничего такого, что могло бы оправдать эти подозрения, зашагал дальше.
     Пересекая Сите в том же направлении, то есть с юго-запада на северо-восток, он вскоре оказался на площади Собора Парижской Богоматери со стороны его паперти, на которой было много нищих, просивших подаяние. Перебравшись на правую сторону Сены по каменному мосту Богоматери, Бежар оставил слева башни дворца римских правителей, позднее - меровингских и капетингских королей, известный как Дворец правосудия, и продолжил свой путь в северную часть города.
     Неожиданно он остановился как вкопанный. Новая комбинация возникла в его голове, начиненной знаниями и ненавистью к окружающему миру.
     - Я не стану ссориться с Орденом, - злорадно улыбнулся Бежар. - Я перессорю их друг с другом.
     После этого его походка стала энергичней, шаг шире, и больше он уже не делал остановок, пока не добрался до улицы Шап, теперь улицы Дешаржер, где и вошел в один из домов, описывать который мы не станем, так как он решительно ничем не выделялся среди других таких же домов, которыми в те дни была застроена эта улица.

Глава сорок девятая

Два брата

     - Анри, почему твой слуга упорно не соглашается выпустить меня подышать воздухом? - такими словами встретил Бежара месье Перье. - И потом, где, скажи Бога ради, ты пропадал? Тебя так долго не было. Как девочка? Здорова?
     - Все в порядке, что ей может сделаться, - проворчал Бежар, отпуская жестом горбуна, отворившего ему дверь. - Ас прогулками тебе придется подождать. Моя репутация пока не столь прочна, чтобы поставить все на карту из-за твоих капризов.
     Бежар собирался выйти из комнаты, ему не терпелось остаться наедине со своей добычей, но Перье остановил его в дверях.
     - Послушай, Анри, я давно хотел поговорить с тобой.
     Так дальше продолжаться не может.
     Бежар раздраженно обернулся.
     - Я ведь говорил тебе, что скоро все переменится. Где твоя хваленая добродетель и христианская мораль? Не ты ли все уши прожужжал мне поучениями о том, как надо жить! Что скажут, если увидят тебя входящим в дом или выходящим из него, в то время как все знают, что придворный медик королевы-матери живет при ней в Люксембургском дворце?
     - Скажут, что придворный медик королевы-матери зашел навестить кого-то из своих знакомых на улице Шап, я думаю, - примирительно сказал Перье. - Пойми, Анри, это не каприз... Я плохо себя чувствую без прогулок на свежем воздухе. Мне тяжко сидеть в этих ветхих стенах и видеть изо дня в день одно-единственное человеческое лицо - лицо твоего зловещего Годо, если только его можно считать человеческим...
     - Годо - надежный слуга, я уверен в нем, как в самом себе, и не трогай его, Антуан. Что касается остального, то ты несешь вздор. Какие, к черту, знакомые у придворного медика в этих трущобах?! Сам же говоришь, стены ветхие, сидеть в них противно. Но ведь мне приходится содержать тебя с дочкой, сами вы не в состоянии заработать и одного су. Поэтому, пока что придется пожить скромно. Мне надо крепко усесться на выгодном месте. Тогда я смогу накопить денег и мы, точнее, вы с Анной сможете перебраться в приличный квартал. А теперь давай прекратим этот разговор, я устал!
     - Я понимаю... Конечно-конечно, - заторопился старик. - Только одно - пока ты не ушел... А то ты снова уйдешь на неделю, а то и больше... Я хотел сказать, что мне вдвойне тяжело все время оставаться тут без Анны.
     Если бы я мог видеть ее и знать, что она здорова и с ней все в порядке, мне было бы гораздо легче. Ты ведь знаешь, я уже немолод и живу ею, не будь Анны - что привязывало бы меня к этой жизни, ничего...
     "Погоди, правдолюбец, - мелькнуло в голове у Бежара. - Тебе представится случай расстаться с жизнью. По крайней мере, от тебя будет польза".
     - Разреши ей перебраться сюда, - продолжал Перье. - Или хотя бы позволь ей изредка навещать меня.
     - Ты, верно, совсем рехнулся, любезный братец. Все знают, что я прибыл в Париж с дочерью. Уж не думаешь ли ты, что я допущу, чтобы в один прекрасный день она исчезла, дав пищу всяким кривотолкам, до которых так охочи все эти придворные болтуны... Или позволю ей одной бродить по Парижу... Если мне неудобно появляться в этих местах, то девушке и вовсе не пристало!
     - Дай ей провожатого.
     - У меня нет второго слуги. Своего я отдал тебе...
     - Но, Анри, по правде говоря, этот мрачный человек больше напоминает не слугу, а тюремщика. Скажи правду, зачем ты держишь меня взаперти?!
     - Я же тебе сто раз объяснял! Ты знаешь, что, когда я был в Италии, я завязал там некоторые знакомства, хотя я человек необщительный, как, впрочем, и ты. Знакомства чисто профессиональные. Волею судьбы, один из врачей, с которым я свел знакомство в Венеции, доктор Рудольфи, знал тебя по Клермон-Феррану. Он одно время пользовал какого-то господина по имени Жан Гитон, которого Ришелье сослал в этот город. Этот Рудольфи принял меня за тебя, а я не стал его особенно разубеждать, так как он считал тебя весьма искусным медиком и сразу рекомендовал меня нескольким состоятельным пациентам. Я тоже не профан, и мне удалось соответствовать твоей, братец, репутации. Этот Рудольфи знал, что у меня, вернее, у тебя были какие-то неприятности с местной инквизицией... Знаешь, ничто не распространяется так быстро, как лесной пожар и слухи! У меня сложилось впечатление, что этот итальянец не друг нашему кардиналу, чтобы не сказать больше. Зато он хорошо знал флорентийку, что доводится матерью нашему нынешнему королю. Зная о моих финансовых затруднениях, он обещал похлопотать за меня перед королевой-матерью. Свое обещание он сдержал, хотя, говоря по правде, я тоже кое-чем ему отплатил, и он мне тоже обязан ..
     Конечно, я мог бы отправить в Париж тебя, но, и это я тоже говорил тебе сотню раз, ты совершенно неприспособленный человек. При дворе всегда найдутся враги и злопыхатели, готовые оклеветать тебя в глазах властительницы. Тебя попросту бы съели, любезный братец.
     Ты не продержался бы в Люксембургском дворце и пары недель. Что там! Недели бы не прошло, как тебе пришлось бы гадать по звездам прохожим вместе с шарлатанами с Нового Моста.
     - Что правда, то правда, - тихо согласился Перье. - Царедворца из меня не получилось бы. Но лечить людей я умею.
     - Вот поэтому-то я и попросил тебя приехать в Париж следом за нами. Мы же не могли ехать втроем. Никто не должен знать, а тем более видеть двух Антуанов Перье рядом друг с другом.
     Антуан Перье устало вздохнул и опустил голову.
     - Ты все правильно говоришь. И когда я тебя слушаю - выходит, будто ты всегда прав. И глупо возражать... Но сердцем я чувствую, что все идет как-то не так...
     - Как "не так"?! - резко спросил Бежар.
     - Не так, как надо.., и.., не так, как ты говоришь, прости меня и не обижайся за эти слова. С тех пор как ты увлекся поисками "эликсира", занялся черной магией.., ты очень сильно переменился, Анри. И переменился не в лучшую сторону.
     - Только не надо снова читать мне проповедь! - повысил голос Бежар, злобно взглянув на старшего брата.
     - И все-таки ты должен понять, что я говорю так, быть может, резко, желая тебе добра. Мы с тобой братья, хотя отцы у нас разные, но мать - одна. Мне отнюдь не безразлична твоя судьба...
     - Вот именно! - приходя во все большее раздражение подхватил Бежар. Было ясно, что затронутая Антуаном Перье тема - его больное место. - Вот именно - у нас разные отцы. И мне с детства этим тыкали в нос. И ты тоже! Еще бы! Ты можешь гордиться своим происхождением; предок - почтенный человек и все такое... А мой отец - негодяй, нашедший конец на Гревской площади, так, что ли?
     - Как ты можешь так говорить?! - вскричал Перье. - Ты просто приводишь меня в отчаяние. Ты глух и слеп. Злость ослепила тебя! Вспомни, что я говорил тебе, вспомни, что я предупреждал тебя...
     - Если ты имеешь в виду небылицы, которые плетет моя дорогая племянница, то можешь не трудиться, я знаю их наизусть. И не верю им ни на вот столько! - И Бежар презрительно щелкнул пальцами.
     - Ох, Анри! Анна редко ошибается. Вся надежда на то, что ты родная кровь, а близким людям она не может предсказывать будущее.
     - Я тебя уже несколько раз предупреждал: лучше не заговаривай со мной о своей полуспятившей дочке. Она мне и так порядочно надоела! - вскричал Бежар, плохо управляя собой.
     Перье выпрямился.
     - Тогда, сделай милость, отпусти-ка ее со мной из Парижа. Мы не будем висеть на твоей шее, как ты сам говоришь.
     - И отпустил бы! Да не хочу, чтобы вы подохли с голоду!
     - Поверь, Анри, что как-нибудь мы сумеем прокормиться.
     - Это ты сейчас такой храбрый, любезный братец Антуан. Но не пройдет и месяца, как полицейский комиссар сообщит мне, что задержаны два оборванца, которые называют себя моими родственниками. И мне снова придется взять вас к себе на иждивение.
     - Этого не случится.
     Бежар внимательно посмотрел на старшего брата. Перье твердо выдержал его взгляд.
     - Я бы отпустил девочку к тебе, если бы...
     - Если бы - что?!
     - Если бы ты написал расписку.
     - Давай перо и диктуй! Что мне писать?!
     - Напиши, что не будешь предъявлять мне никаких претензий, если тебе придется туго. И про Анну - тоже.
     - Что написать про Анну?
     - Что ты будешь сам заботиться о ней и не станешь приставать к лейб-медику королевы-матери с тем, чтобы он позаботился о дорогой племяннице.
     Перье только головой покачал. После этого он взял перо и собрался писать, но младший брат остановил его.
     - Постой, я сейчас принесу тебе хорошую бумагу, она плотнее, чем эта и долго не желтеет.
     Перье пожал плечами.
     - Бедняга, Анри, - проговорил он с тяжелым вздохом.
     Между тем Бежар выбежал в коридор и спустился по лестнице в темный чулан, где беспорядочно были навалены какие-то ящики.
     - Хорошо хоть, что кое-какие нужные вещицы у меня хватило ума оставить здесь, - пробормотал он под нос, роясь в привезенных из Нанси пожитках. - Все-таки придется сходить на улицу Медников! Нельзя упускать такой случай. Только сначала ты собственноручно подпишешь свой приговор, дорогой братец. Зато поможешь мне!
     Наконец он, видимо, нашел то, что искал, и, уже не спеша возвратился к ожидавшему его Антуану Перье.
     - Вот тебе бумага. Сделай копию на всякий случай.
     Антуан Перье взял перо, обмакнул его в чернила и написал на принесенном Бежаром листе бумаги несколько строк.
     - Подпишись поразборчивее, - сказал Бежар, глядя на брата.
     - Ты что смотришь на меня так странно? - спросил Перье, покончив с занятием, которое, очевидно, его тяготило.
     - Нет, - медленно сказал Бежар. - Нет, ничего.
     Он принял из рук старшего брата два листа бумаги, внимательно прочитал их, сверяя один с другим.
     - Когда ты отпустишь Анну ко мне?
     - Скоро. Потерпи немного. И не вздумай покуда высовывать нос наружу. Не хватало только испортить все дело в последний момент.
     - Но ведь у тебя теперь есть моя расписка.
     - Ах, братец Антуан! Ты неисправим. Я всегда считал тебя слегка бестолковым, если дело касалось житейских вопросов, но не предполагал, что до такой степени. Ты что же, хочешь растрезвонить повсюду, что тот Перье, который служит врачом в Люксембургском дворце, вовсе не Перье, а самозванец Бежар.
     - Ох, от всех твоих расчетов и уловок у меня голова идет кругом. Хорошо, я буду хранить нашу тайну, как и прежде. Но прошу тебя, не заставляй ждать слишком долго. Поскорее отпусти Анну, и мы с ней уедем из Парижа в тот же день...
     - Ты хочешь сказать "в ту же ночь"! Не забывай, вас не должны видеть!
     - Да-да, конечно! - согласился Перье. - Но прошу тебя об одном. Анри, будь осторожен. Звезды говорили и говорят, что конец года и всю зиму тебе надо быть крайне осторожным. Тебе грозит опасность со всех сторон.
     - Позволь и мне тебя попросить об одной вещи. Не суй нос в мои дела, сиди тихо, слушайся Годо, и тогда ты скоро сможешь забрать свою помешанную доченьку и уехать отсюда далеко-далеко...
     Произнеся последнюю фразу, которая, если принять во внимание свойства натуры Бежара, в последних главах раскрытые достаточно полно, приобрела в его устах смысл далеко не такой безобидный, каким он мог показаться Антуану Перье, а скорее - зловещий; произнеся ее, алхимик молча кивнул старшему брату, аккуратно сложил оба листа бумаги и вышел вон. Бежар кликнул горбуна, который не замедлил явиться на зов, и спустился в чулан, где пробыл довольно долго, оставив Годо снаружи - следить, чтобы ему не помешали. Закончив свои таинственные занятия в чулане, алхимик прошел в комнату, где его ждал обед.
     Подкрепив свои силы, Бежар дал время своему слуге-сообщнику убрать со стола и, не скрывая более своего торжества, произнес:
     - Дело сдвинулось с мертвой точки, Годо.
     Горбун закивал головой и промычал нечто одобрительное.
     - Подожди еще немного, мой верный Годо, и я освобожу тебя от этого святоши в латаной одежонке. Скоро все переменится. А пока отправляйся в Люксембургский дворец и спроси там господина Сюффрена. Ты передашь ему вот эту бумагу и, поклонившись, уйдешь. Если отцу Сюффрену вздумается приставать к тебе с расспросами, не стесняйся показать, что ты не можешь говорить. Будет даже лучше, если он поскорее поймет, что ты не прикидываешься. Тогда он сообразит, что даже под пыткой из тебя нельзя выудить ни словечка. Не бойся, не бойся! - прибавил он, уловив тревожный вопрос в глазах горбуна. - Поручение неопасное. Я просто так сказал... К слову. Только вручишь бумагу, сразу же уходи. Да смотри, чтобы он не приказал проследить за тобой. Возвращаясь, будь настороже. Если увидишь, что за тобой кто-то следит, убей этого человека.
     Годо ушел. Оставшись один в комнате, Бежар достал ларец и попытался открыть его тем же ключом, который получил от Арамиса.
     - Проклятие! - воскликнул Бежар через некоторое время. - Должен быть еще один ключ!
     Он еще долго вертел ларец в руках и колдовал над замком, но наконец убедился в полной тщетности своих попыток открыть его. "Ничего, - сказал себе Бежар. В конце концов его можно распилить или взломать". И он, предварительно заперев входную дверь на ключ, чтобы Антуану Перье не вздумалось покинуть дом, отправился вздремнуть.
     Между тем Годо благополучно добрался до Люксембургского дворца, где попросил стражников вызвать отца Сюффрена. Так как природа обошлась с ним весьма немилостиво, снабдив злополучного слугу мэтра Бежара горбом, а кроме того, еще и лишив дара членораздельной речи, он предусмотрительно написал на листе бумаги имя отца Сюффрена, каковой лист и вручил стражнику, оставшись дожидаться у главного входа во дворец. Получив столь странный вызов, иезуит поспешил выйти к дворцовым воротам. Горбун подковылял к нему и с низким поклоном вручил лист, переданный ему хозяином. Мычание посланца в ответ на вопросы быстро убедило духовника Марии Медичи в бесплодности попыток узнать больше. Тогда он развернул сложенный лист и прочел содержание послания. Это была та самая расписка, которую Арамис должен был потребовать от Бежара, принимаемого всеми за Антуана Перье. Арамис должен был сделать это, но не сделал. Однако сейчас иезуит Сюффрен держал в руках несомненно ту самую бумагу, которую хотел получить. Размашистая подпись "Антуан Перье" также свидетельствовала о том, что именно в обмен на этот