Жить - да, но в качестве кого?
   - В  качестве  почетных  гостей,  союзников,  а  не  пленников,  что,
несомненно, произойдет, останься мы в Ла-Рошели.
   - Но я не собираюсь становиться гостьей Англии!
   - Что  может  удерживать  вас  в  Ла-Рошели?!  В  Ла-Рошели,  занятой
победителями?!
   При  последних  словах  коменданта  щеки  девушки  покрылись   густым
румянцем.
   - А-а, понимаю причину  вашего  нежелания  отправиться  в  Англию,  -
раздраженным тоном продолжал комендант, заметивший этот румянец.  -  Вам
больше по душе  общество  господина  д'Артаньяна  и  ему  подобных.  Но,
Камилла, опомнитесь, прошу вас. В Англии мы будем окружены единоверцами,
настоящими  христианами.  Вам  будет  оказан  тот  почет,  которого   вы
заслуживаете.
   Девушка отвернулась к окну.
   - Камилла, я знаю вас с пеленок. Я изучил  ваш  характер  лучше,  чем
свой, - это просто упрямство. Вы знаете этого гасконца  едва  ли  вторые
сутки.
   Мадемуазель де Бриссар молча хмурила брови и кусала коралловые губки.
   - Но,  в  конце  концов,  Камилла,  это  просто  смешно!  -  вскричал
комендант, которому, видно, было вовсе не до смеха.  -  Вы  знаете,  что
небо лишило меня радости иметь детей, и я отношусь к вам, как  к  родной
дочери. Неужели вы полагаете, что я позволю этому проходимцу  волочиться
за вами?
   - Шевалье д'Артаньян - учтивый кавалер и храбрый солдат, а  вовсе  не
проходимец, как вы изволили выразиться, сударь,  -  надменно  произнесла
мадемуазель де Бриссар и, не удостоив взглядом  своего  раздосадованного
опекуна, вышла из кабинета.
   - Боже правый! - вскричал комендант, когда створки  дверей  закрылись
за девушкой. - Опять этот гасконец! Хотел  бы  я  знать,  чем  он  успел
приворожить ее, когда она даже толком не видела его при дневном свете?!
   Внезапная мысль заставила его замереть  на  месте.  Комендант  вызвал
дежурного офицера, одновременно пытаясь вспомнить какую-то важную вещь.
   - Пусть явятся эти трусы, что  несли  вчера  портшез,  -  сказал  он,
досадливо морщась, словно терзаемый зубной болью.
   Оба лакея были доставлены через пять минут.
   - Так это вы прошлой ночью бросили портшез и удрали, словно трусливые
зайцы?! - спросил комендант, одолеваемый смутными подозрениями.
   - Ваша милость, поскольку мы знали, что в портшезе никого нет...
   - Вы хотите сказать, что, если бы мадемуазель де Бриссар доверила вам
свою жизнь и честь, вы вели бы себя, как подобает мужчинам?
   - Ваша милость, мы дрались бы до последней капли крови!
   - Я почти готов поверить вам, но с одним условием...
   - Каким же, ваша милость? - почтительно спросил  старший  из  лакеев,
начиная надеяться на удачный исход дела.
   - С одним-единственным условием. Вы, ничего не скрывая,  опишете  мне
шаг  за  шагом  весь  путь,  который  вы  проделали  вчера,  сопровождая
мадемуазель де Бриссар.
   -  Нет  ничего  проще,  ваша  милость!  -  радостно  воскликнули  оба
носильщика.
   - Тем лучше, тем лучше, - благосклонно кивнув  им  головой,  протянул
комендант. - Тем лучше для вас. Итак?
   - Мадемуазель-де Бриссар приказала нам отнести портшез к  дому  мадам
Дюберже, но...
   - Что же вы замолчали?
   - Мне показалось, ваша милость, что мадемуазель не собиралась к мадам
Дюберже.
   - Вот как! Что же привело вас к такому глубокомысленному  заключению,
позвольте спросить?
   -  А  то,  сударь,  что  мадемуазель  приказала  двигаться  по  улице
Аббатисс, хотя эта дорога - самая длинная.
   - Так! Продолжай!
   - Зато - это самая удобная дорога,  если  направляешься  в  городскую
тюрьму, сударь.
   - Не вижу связи между мадам Дюберже, мадемуазель де Бриссар и тюрьмой
Ла-Рошели.
   - Дело в том, ваша милость...
   - Не советую вам увиливать от ответа!
   - Дело в том, что не успели  мы  сделать  и  двух  дюжин  шагов,  как
мадемуазель де Бриссар объявила нам, что она передумала и  не  пойдет  к
мадам Дюберже.
   - Куда же она приказала ее отнести? В собор на площади, не так ли?
   - Это так, ваша милость, но...
   - Черт возьми! Или вы будете говорить, или вас ожидают неприятности!
   - Нет, нет! Ваша милость, мы расскажем все, что знаем.  Только  перед
этим разрешите просить вашу милость об одной милости...
   - Вы, кажется, позволяете себе ставить условия?
   - Ни в коем случае, сударь! Мы смиренно просим у вас защиты.
   - Защиты? От кого же?
   - Видите ли, ваша милость. У нас есть некоторые  основания  полагать,
что мадемуазель де Бриссар может рассердиться на нас,  если  мы  сообщим
вам, где она побывала до того, как направилась в церковь.
   - Ах, вот в чем дело! - раздраженно проговорил комендант, резко  смяв
лист бумаги, лежавший перед ним  на  столе.  -  У  них  есть  основания!
Выкладывайте все начистоту, или мы не сговоримся, бездельники!
   - Конечно, сударь, конечно. Мы и рассказываем вам все, как оно  было.
Но если мадемуазель де Бриссар пожелает  после  этого  прогнать  нас  со
службы...
   - Ни слова больше о мадемуазель! Я плачу вам деньги, и вы скажете мне
все, что знаете, или я, тысяча чертей, велю утопить вас этой же ночью! -
свирепо воскликнул комендант.
   - Ах, ваша  милость,  вы  не  хотите  сжалиться  над  вашими  верными
слугами, - со слезой в голосе проговорил тот  из  лакеев,  что  выглядел
похитрее.
   - Довольно! Я хочу знать все!
   - Но, если мадемуазель откажет нам, где мы потом найдем такое хорошее
место?..
   - Бездельники! Я сам откажу вам от места за ваше  позорное  поведение
прошлой ночью!
   Видя, что комендант не на шутку разгневан, лакей сменил  тактику.  Он
сделал круглые глаза и с поклоном приблизился к господину.
   - Ох, сударь! Если бы вы знали, что у меня на душе творится, вы бы не
изволили гневаться на своего верного слугу.
   - Хватит говорить загадками.  Если  ты  хочешь  спасти  свою  шею  от
веревки - немедленно выкладывай все, что тебе  известно.  Твоего  дружка
это тоже касается.
   - Ваша милость, перед тем  как  отправиться  в  церковь,  мадемуазель
приказала доставить ее к городской тюрьме.
   - Я не ослышался?! Повтори, что ты сказал, каналья!
   - Ну вот, сударь, вы изволили рассердиться...
   - Так вы доставили ее к тюрьме?
   - Совершенно верно, сударь.
   - И что же было дальше?
   - Мадемуазель  приказала  нам  подождать  ее.  Потом  она  подошла  к
стражнику и о чем-то поговорила с ним.
   - О чем, черт возьми, она могла говорить со стражником?!
   - Этого мы не знаем, ваша милость, так  как  с  того  места,  где  мы
стояли, слов было не разобрать.
   - Продолжай.
   - Так было дело, сударь. А  потом  солдат  передал  мадемуазель  свой
фонарь и открыл перед нею дверь камеры - наружную дверь, сударь.
   - И она вошла?
   - Ваша правда, сударь. Мадемуазель вошла туда.
   - Проклятие! Теперь я понимаю...
   - Что, сударь?
   - Это тебя не  касается,  бездельник!  Остерегайся  вывести  меня  из
терпения. Продолжай...
   - Мадемуазель  отсутствовала  примерно  четверть  часа  или  немногим
больше. А потом она быстро вышла и села в портшез,  а  мы  с  напарником
отнесли ее к церкви на площади - вы знаете,  ваша  милость,  это  совсем
недалеко оттуда.
   - Черт! Мадемуазель разговаривала с вами?
   - Нет, ваша милость.
   - Черт, черт! По крайней мере, она же сообщила вам, куда  следует  ее
доставить?
   - Мадемуазель сказала мне перед  тем,  как  обратилась  к  стражнику:
"Когда я вернусь, вы отнесете меня на площадь к  церковной  ограде,  где
меня должен ждать кантор Буало".
   - Проклятье! Она так и сказала?!
   - Я передал вам слово в слово, сударь.
   - Значит, весь обратный путь из тюрьмы мадемуазель  не  обращалась  к
вам? Вы не слышали ее голоса?!
   - Нет, сударь. Она молчала всю дорогу.
   - Тысяча чертей! Неужели она... неужели это возможно?!!
   Комендант заметался по кабинету, словно раненый тигр.
   - Как она была одета?
   - В темный бархатный плащ с капюшоном.
   - Вы видели ее лицо?
   - Конечно, сударь. Она разговаривала с нами во дворе дома.
   - Да нет, идиот. Видел ли ты  ее  лицо,  когда  она  вышла  от  этого
арестанта?
   - А-а, вот что ваша милость имеет в виду. Если ваша милость  об  этом
спрашиваете, то я могу твердо ответить - нет.
   - Так, значит, вы  своими  собственными  руками  доставили  к  церкви
этого...
   - Кого вы имеете в виду, ваша милость?
   - Нет, - сказал вовремя спохватившийся комендант. - Нет,  ничего.  Вы
свободны, по крайней мере - пока. Можете идти.
   - Но, сударь... вы обещали, что мадемуазель не будет...
   - Не будет, не будет! Мадемуазель ничего  не  будет.  Уж  об  этом  я
позабочусь лично.
   Лакеи с низкими  поклонами  попятились  назад,  но  голос  коменданта
застиг их в дверях.
   - Постойте! Но как же, черт побери, случилось, что вы топали  обратно
с пустым портшезом?
   - Нас отпустил мэтр Буало. Он сказал, что мадемуазель  будет  слушать
его орган и молиться.
   - Мятежник, предатель. Да это целый заговор!  -  прошипел  комендант,
еле сдерживаясь. - Ступайте вон! - крикнул он струхнувшим лакеям.  -  Да
смотрите, если вы проболтаетесь кому-нибудь хоть одним словом - я  сдеру
с вас шкуры, живьем!
   Как только двери за лакеями затворились, он дал  волю  своему  гневу,
запустив для начала в стену массивным письменным прибором, красовавшимся
на его столе.
   На шум прибежал испуганный офицер.
   - Разыскать кантора церкви святого Фомы -  Буало!  -  свирепо  сказал
комендант.  -  И  приведите  мне  стражника,  который,  охранял   камеру
приговоренного прошлой ночью.
   - Их было двое, ваша милость.
   - Так приведите обоих, да поживее!
   Требуемых солдат искали долго, но отыскать  сумели  только  одного  -
зато именно того, который  интересовал  господина  коменданта  в  первую
очередь.
   - Отвечай, как ты выпустил пленника? - угрюмо  потребовал  комендант,
успевший взять себя в руки.
   - Он сказал, что неподалеку на мадемуазель де  Бриссар  напала  целая
шайка городской черни и у него есть приказ забирать всех  солдат  ему  в
помощь, - отвечал солдат.
   -  Кто  сказал?  Арестант?  -  спросил  совершенно  сбитый  с   толку
комендант.
   Он готов был услышать все, что угодно, но только не то, что услышал.
   - Ну да, сударь. То есть - нет. Мистер Джейкобсон, - тоскливо отвечал
стражник, которому уже начал мерещиться призрак петли, которой окончится
все дело.
   Комендант некоторое время собирался с  мыслями.  Наконец  ему  это  в
некоторой степени удалось.
   - Я вижу, это целый заговор, - раздельно проговорил он. - В Ла-Рошели
целая шайка мятежников, и солдаты тоже примкнули к ней.
   - Нет-нет, господин комендант. Клянусь, я ни в чем не виноват. Он  не
человек, а дьявол и, верно, умеет проходить сквозь стены!
   - Ты, верно, опять имеешь в виду мистера Джейкобсона? - саркастически
улыбаясь, спросил комендант, вытаскивая из ящика стола пару пистолетов.
   - Да нет же, ваша милость!  Я  говорю  об  этом  проклятом  гасконце.
Одному сатане известно, как он объявился по  эту  сторону  дверей.  И  я
готов поклясться, что прибежал он с улицы.
   - Ты перестанешь морочить мне голову ровно через секунду,  -  зловеще
сказал комендант, нацеливаясь в беднягу из пистолета,  -  потому  что  я
застрелю тебя на этом самом месте.
   - Сударь, прошу вас, сжальтесь надо  мной,  -  повторял  перепутанный
солдат. - Я ни на секунду не расставался со своими ключами - все они  на
месте.
   - Значит, ты сам отпер ему дверь, негодяй?!
   - Клянусь, я не отпирал ему дверей! Клянусь Господом  Богом  и  всеми
святыми  и  именем  моей  матери!  -  завопил  несчастный,  увидев,  что
комендант собирается спустить курок.
   -  Или  ты  последний   негодяй   и   клятвопреступник,   или...   ты
действительно  не  отпирал  ему  дверей,  -  несколько  поостыв,  сказал
комендант. - Но, может быть, ты объяснишь мне в  таком  случае,  как  он
смог выбраться наружу?
   Видя, что солдат никак  не  может  прийти  в  себя,  комендант  решил
успокоить беднягу, в надежде, что  ему  все-таки  удастся  уяснить  себе
происшедшее ночью. Кое-что он уже понимал: ему было совершенно ясно, что
Камилла, повинуясь безрассудному порыву, явилась  в  тюрьму  и  заменила
д'Артаньяна в камере, отдав ему свой плащ. Но каким образом  девушке,  в
свою очередь, удалось незамеченной покинуть тюремные стены, если часовой
божится, что не отпирал дверей?
   - Ты говоришь, что тебя снял с поста мистер Джейкобсон?
   Солдат низко опустил голову.
   - Это так или нет?
   - Нет, ваша честь, это был он!
   - Не надо говорить со мной загадками, любезный.
   - Тот самый гасконец,  ваша  милость!  Тот,  кому  полагалось  сидеть
взаперти. А он, будь он трижды проклят, пришел снаружи!
   - Так, так, - протянул комендант, начиная догадываться о  продолжении
истории.
   - И ты со своим напарником, вместо того чтобы схватить проходимца или
в крайнем случае застрелить его, спокойно дали ему...
   - Нет-нет, ваша милость. Просто он был в  низко  надвинутой  шляпе  и
говорил очень властно  и  громко.  Он  приказал  нам  бежать  на  помощь
мадемуазель де Бриссар, на которую напали смутьяны.
   - И вы оба поверили ему?!
   - Мой товарищ побежал туда,  куда  указал  этот  гасконец,  а  оттуда
действительно слышались крики и раздалось несколько выстрелов, сударь. Я
тоже подумал, что если на портшез напали, то,  конечно,  носильщикам  не
отбиться вдвоем...
   - Постой, а откуда ты узнал, что мадемуазель де Бриссар должна быть в
портшезе, а слуг при ней только двое?
   - Но я же видел их незадолго до этого.
   - Кого?
   - Лакеев, которые принесли портшез.
   - Куда они его принесли?
   - Прямехонько к воротам тюрьмы, ваша милость.  А  из  портшеза  вышла
мадемуазель де Бриссар.
   - Ты уверен в том, что это была она?
   - Я разговаривал с ней, как с вами сейчас, ваша милость.
   - Ага... ну конечно. И о чем же вы беседовали?
   - Если ваша милость не верите мне, вы можете справиться у Жана.
   - Что еще за Жан?
   - Так зовут второго, моего товарища...
   - А... да... Нет, почему же, я верю тебе. Мадемуазель  хотела  видеть
арестанта?
   - Да, ваша милость. Я впустил ее, так как она сослалась на вас.
   - Вот как?!  Сослалась  на  меня.  Это  мило,  -  заскрежетал  зубами
комендант.
   - Если я сделал что-нибудь не так, я покорно прошу прощения  у  вашей
милости.
   - Отлично,  -  повторял  комендант,  не  слушая  солдата.  -  Оч-чень
трогательно и романтично!
   Он никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что эта  девочка,  которую
он знал с  пеленок,  о  которой  он  привык  заботиться  и  считал  себя
единственным человеком, которому она поверяет все свои  нехитрые  тайны,
вдруг сделалась взрослой и вдобавок еще обвела его вокруг пальца  вместе
с каким-то бретером-гасконцем!
   - Лучше расскажи мне, как он выпустил ее оттуда, - устало  проговорил
комендант.
   Солдат во все глаза смотрел на него, видимо, не понимая, о  чем  идет
речь.
   "Слава  Богу,  хоть  этот  ни  о  чем  не  догадывается",  -  подумал
комендант.
   - Так ты кинулся  со  всех  ног  за  своим  напарником?  Этим  олухом
Жаном... или как его там?!
   - Нет, сударь. Я как раз не сделал этого, - сказал солдат, видя,  что
его начальник больше не собирается стрелять в него из пистолета, и желая
представить дело в более выгодном для себя свете.
   - Допустим. Что же ты предпринял в таком случае?
   - Я поднес фонарь к его лицу и спросил его имя.
   - Ты поступил по инструкции. Но ты ведь не мог не узнать его.
   - Именно это, сударь,  и  вызвало  у  меня  объяснимое,  но  недолгое
замешательство - ведь я был уверен, что он сидит  в  камере,  которую  я
охраняю.
   - Продолжай.
   - Как я уже сказал, я узнал его, но это и сыграло со мной злую шутку,
сударь. Он выбил фонарь у меня из  рук  и  набросился  на  меня,  словно
разъяренный вепрь.
   - И ты, конечно, отдал ему ключи.
   - Упаси Боже, ваша милость. Я встретил его  по-свойски.  Если  бы  не
проклятая шпага, которая сломалась при первом же выпаде, я  проткнул  бы
его насквозь.
   - Ну да... ты же храбрец. У меня все такие храбрецы в гарнизоне.
   - Благодарю, ваша милость. Наконец-то вы заметили меня! -  воскликнул
солдат,  предпочитая  не  замечать  ядовитой  улыбки,   тронувшей   губы
коменданта.
   - Заметил, любезный. И можешь  не  сомневаться  -  я  тебя  оценю  по
достоинству. Однако что же ты остановился?..
   - Извольте, ваша честь. Если вы напомните мне, на чем я...
   - На том, что у тебя сломалась шпага, - спокойно заметил взявший себя
в руки  комендант,  внимательно  наблюдая  за  ничего  не  подозревающим
солдатом.
   - Ну да, в самом деле, ваша милость! Как я мог запамятовать! Итак, он
бросился на меня, намереваясь пронзить шпагой, но я уклонился от удара и
схватил его мертвой хваткой. Мы принялись бороться, ваша милость, и,  не
удержавшись на ногах, упали наземь. Очевидно, я сильно ударился затылком
о мостовую, ваша честь, потому что из глаз у меня посыпались искры и все
потемнело. Когда я очнулся, никого вокруг не было, и, так как дверь была
заперта, а ключи по-прежнему висели у меня на поясе, мне и в  голову  не
пришло, что он мог отпереть  двери.  Так  как  все  равно  стеречь  было
некого, я со всех ног побежал туда, где кричали.
   - Значит, он все-таки отпирал двери? Вот ты и проговорился, негодяй!
   - Ах, ваша честь! - бледнея,  воскликнул  солдат,  прикусив  язык  от
досады.
   - Выходит, ты не только предатель, но и клятвопреступник!  Ты  только
что божился мне, что не отпирал ему дверей.
   - И это чистая правда, ваша милость. Я действительно не  отпирал  их.
Он сам забрал ключи и открыл камеру.
   - Значит, ты только предатель. Поэтому я прикажу всего лишь  повесить
тебя, а четвертования, так и быть, ты избежишь.
   Солдат побледнел как полотно.
   - Ваша милость, он налетел из темноты, как демон, и задушил бы  меня,
если бы я не прекратил сопротивления.
   - Вот теперь я тебе верю.
   Комендант задумался.
   - Хочешь спасти свою шкуру? - неожиданно спросил он.
   Солдат молча упал на колени.
   - Ну еще бы, - брезгливо сказал комендант.  -  Отвечай  мне:  как  ты
думаешь, что помогло арестанту бежать?
   - Не иначе, как сам  сатана,  ваша  милость!  -  заголосил  стражник,
осеняя себя крестным знамением.
   - Правильно, - с видимым удовлетворением подтвердил комендант. - Этот
гасконец - опасный чернокнижник. Поэтому ему удалось на  время  скрыться
от нас. Но колдовским чарам не одержать верх над  честными  христианами.
Как видишь, он снова в наших руках и не уйдет от заслуженной кары.
   Комендант вызвал дежурного офицера.
   - Возьмите усиленный конвой и поставьте его к комнате д'Артаньяна,  -
приказал он.
   Дождавшись, покуда офицер выйдет, он повернулся к солдату:
   - А все, что ты видел вчера вечером: портшез, лакеев и,  быть  может,
кого-то еще - бесовское наваждение. Ты понял меня, любезный? И упаси Бог
тебя рассказать об этом кому-нибудь - тогда ничто не спасет  твои  кости
от испанских сапог .
   - Я уже все позабыл, ваша честь!
   - Это правильно.
   - Ваша честь, разрешите мне задать только один вопрос...
   - Один - куда ни шло, да поскорее...
   - Относится ли к колдовскому наваждению и все, что связано с  особой,
вышедшей из портшеза?
   - Да с чего ты взял, любезный, что там вообще  была  какая-то  особа?
Откуда она могла взяться в такой час, да еще в таком месте?!
   - Я все понял, ваша честь. Сказать по правде...
   - Что еще такое?
   - Я тут наговорил вам всякого со страху, что  вы  прикажете  примерно
наказать меня из-за  бегства  арестанта.  Вот  я  и  потерял  голову.  А
теперь-то я понимаю, что  этот  чародей  просто  околдовал  меня,  да  и
бедолагу Жана - тоже. Вот мы как бы и сошли  с  ума,  но  теперь-то  уже
снова в полной памяти.
   - Ты сообразительный малый. Можешь идти. Очень романтичная история, -
злобно пробормотал комендант, оставшись в одиночестве. - Я покажу  этому
сердцееду. Это будет последнее его приключение.
   Резко распахнув двери, он вышел в переднюю.