ой девушке, а точнее - даме, которая произвела такой переполох в вашем обществе. Она и впрямь с юга, и ее отец был тем, за кого его принимают. Отсюда следует, что умение его было велико и искусство непревзойденно... Дочери он хотел передать все, что мог и умел, но... Предположим, милый кузен, я стала бы брать у Вас уроки фехтования! Означает ли это, что я смогла бы в короткое время сравниться с Вами в этом искусстве? В интересующем же нас (и Ваших наставников) случае речь идет об искусстве куда более серьезном... Здесь человек дерзновенно бросает вызов Создателю!
     Возможно, впрочем. Творец и сам ждет, когда же наконец среди жалкой людской породы, которую Ему приходится ежедневно созерцать с Небес, блеснет подлинный бриллиант? Хотелось бы верить! Те сведения, которые я могла сообщить Вам при нашем прошлом свидании, однако, составляют весь мой багаж в этом вопросе. Попробуйте, впрочем, добавить семь унций "Майской воды" и повторить все сначала по рецепту Розенкрейцеров... Хочу уверить Вас в том, что во мне Вы всегда найдете верного и преданного друга на всех путях, ведущих в вечность. Ваше предупреждение служит мне порукой в том, что интересы общества не заслонили от Вас интересы личные, частные.., называйте как хотите.., словом, что Вы помните свою бедную кузину и не желаете ей зла, как весь остальной мир.
     Вы должны знать, что дочь искусного медика разыскивают не только из интереса к знаниям ее отца, который, как известно, сам не прибегнул к их, помощи и теперь недосягаем ни для кого. Она каким-то образом причастна к скоропостижной кончине короля Генриха на улице Лаферранери. Знаю это наверное. Письмо не совсем удобный способ для сообщения сведений подобного рода, но при нашей последующей встрече, которой я ожидаю с теми же чувствами, с какими, надеюсь, ожидаете ее и Вы, я смогу рассказать Вам то, чего не могу доверить бумаге.
     Мне известны любопытные подробности этого дела, сообщенные мне моим отцом - герцогом Эркюлем де Роган-Монбазон, который в обществе герцога д'Эпернона ехал а той же карете вместе с бедным королем в тот роковой день. К несчастью, сведения о подобных событиях очень вредят здоровью, хотя с тех пор минуло столько лет. Вышеупомянутую даму чуть было не схватили в прошлом году в Клермон-Ферране, где ей лишь чудом удалось избежать нежелательной встречи. При этом ей пришлось пожертвовать своей компаньонкой - странным и невероятно чистым созданием, способным к ясновидению в минуты душевною подъема или, быть может, экзальтации, - выдав ее за себя. Инквизиторы заметили подмену, когда было уже поздно, и сгоряча отправили на костер невинную девушку, рассудив, что она, вероятно, ведьма, а также желая воспользоваться случаем и успокоить толпу, ропщущую из-за непрекращающейся эпидемии чумы в тех местах.
     Вы озадачены, милый кузен: к чему я сообщаю Вам все эти подробности? Представьте себе - прихотливой судьбе было угодно сделать бедняжку дочерью того самого звездочета и алхимика, которого королеве-родительнице рекомендовали использовать, насколько я знаю, в качестве перста Божия в предстоящих событиях, что могут изменить облик государства.
     Кстати, вполне возможно, что ему известно более нашего о рецепте и способе приготовления... Ему также известно, что флорентийка обладает ларцом, перешедшим к ней по праву наследования после смерти короля Генриха, и что сама она только и думает о том, чтобы добавить к нему четки моей сестры. которые привезены ею из Мадрида. Хотя.., кто знает? Быть может, это все мои досужие фантазии.
     Во всяком случае считают, что в этих таинственных предметах содержатся указания к тому, как обрести интересующую нас дорогу в вечность... Итак, "Ларец, Генриха" и Четки Королевы". Мне самой становится страшно, поэтому не буду перечитывать написанное, иначе я передумаю и все сожгу.
     Прощайте, милый кузен. Берегите себя и помните обо мне, как я помню о Вас.
     Ваша кузина Аглая-Мари Мишон.

     Прочитав, а вернее расшифровав эти строки, Арамис поспешно предал бумагу огню, как бы выполняя желание своей очаровательной корреспондентки, после чего отправился в молельню. Там он преклонил колена перед распятием и долго оставался в таком положении. Закончив молиться, он глубоко задумался и пребывал в раздумиях оставшееся время до вечерней службы...

***

     Следующее утро застало Арамиса в келье настоятеля.
     О содержании их беседы можно лишь строить предположения. История сохранила разрозненные свидетельства, которые позволяют считать, что настоятель, занимающий в иерархии Ордена более высокую ступень, отдал молодому человеку какой-то приказ, связанный с неким алхимиком, имевшим темное, но известное Ордену прошлое.
     - Думаю, вам рано или поздно придется самому отправиться в Париж, - заключил беседу настоятель. - Когда настанет время, я призову вас.

Глава вторая

Любимое времяпрепровождение аристократии во Франции XVII века

     Наш просвещенный читатель несомненно осведомлен, хотя бы в общих чертах, об образе жизни дворянского сословия в первой половине XVII века. Мы приветствуем всякого, кто поведает о соколиной и псовой охоте, непрекращающихся несмотря на эдикты о дуэлях, щедром служении Купидону, а равно и Вакху. Все эти достойные занятия в большей или меньшей степени заполняли собой досуг благородных шевалье.
     Однако любимым времяпрепровождением всякого уважающего себя аристократа эпохи Людовика XIII несомненно являлось составление заговоров. В годы правления Ришелье "то занятие сделалось настолько популярным, что количество французских дворян, сложивших голову на плахе или сгнивших в Бастилии, превосходило число заколотых на дуэли, несмотря на то что последние случались по любому поводу, а также и вовсе без оного.
     Поэтому мы не станем удивляться, обнаружив господ Бассомпьера, Монморанси, дю Трамбле и де Гиза, собравшихся вместе как самых настоящих заговорщиков. Они ими и были.
     А дабы рассеять всякие сомнения, прибавим к собравшимся королеву-мать.
     Дело происходило в Лионе, где остановился совершавший поездку король, внезапно почувствовав сильное недомогание.
     Врач короля месье Бувэр нашел у его величества опасную лихорадку. Людовик XIII велел послать за королевой Анной в Фонтенбло. По прошествии получаса его величество приказал вызвать в Лион также и королеву-мать. Он ощущал присутствие непрошеной гостьи - старухи с косой.
     Короли тоже смертны, и ничто человеческое им не чуждо.
     Слабость монарха извинительна: он не мог знать, что эта малоприятная дама отложит свой визит на тринадцать лет.
     Затрудненное дыхание короля и горячечный румянец на его щеках опечалили Анну Австрийскую и смягчили сердце Марии Медичи. Больной, искренне полагая, что его последний час наступил, покаялся жене и матери в своих прегрешениях против них. Кардинала его величество назвал своим демоном-искусителем и клятвенно обещал дать ему отставку.
     Ничего более приятного для обеих женщин умирающий король сделать не мог.
     Фрейлина королевы мадам Фаржи была отправлена к герцогу Орлеанскому, чтобы уведомить его о скором восшествии на престол.
     Таким образом, замыслы и надежды королевы-матери вот-вот могли стать реальностью. Предвкушая победу над ненавистным кардиналом и стараясь придать лицу приличествующее случаю скорбное выражение, Мария Медичи прибыла на встречу заговорщиков.

***

     - Итак, господа!
     - Итак, ваше величество?!
     - Король, мой сын, готовится предстать перед лицом Творца. Благодарение Богу, Он смягчил его душу.
     - Мы просим принять наши соболезнования, ваше величество. Мы разделяем вашу скорбь и уповаем на Господа.
     Его милость вернет силы королю, - сказал за всех маршал Бассомпьер, сопровождая свои слова почтительным поклоном.
     Королева-мать кивнула ему. Затем она опустилась в кресло и задумалась. Все хранили почтительное молчание. Бассомпьер, Монморанси, дю Трамбле, де Гиз - первые вельможи Франции. Они думали о том же, что и королева-мать: не об умирающем монархе, а о министре, красная сутана которого больше походила на королевскую мантию, даже в ту пору, когда Людовик XIII был полон сил.
     Вдовствующая королева не слишком горевала о сыне, который выслал ее в замок Блуа, откуда в один прекрасный день она убежала через окно.
     - Я читаю в ваших глазах, господа, - проговорила она наконец.
     В этих глазах был один и тот же немой вопрос: "Неужели он останется?!"
     Там же Мария Медичи без труда прочла и ответ.
     - Благо государства требует неотложного обсуждения вопроса о дальнейшем пребывании кардинала на посту всесильного министра. Только что король лично пообещал мне отставку Ришелье.
     Генрих Монморанси переглянулся с Бассомпьером.
     - Ваше величество, все мы глубоко преданы королю, однако...
     - Договаривайте, герцог, прошу вас!
     - Я имею в виду то роковое влияние, которое кардинал...
     - Смелее, герцог, я не узнаю человека, взявшего штурмом Прива.
     - ...которое кардинал оказывает на государя Франции.
     Все мы молим Господа о скорейшем выздоровлении его величества, но если это произойдет...
     - Король может снова изменить свое решение под влиянием кардинала - вы это хотели сказать, не правда ли?
     Монморанси ответил поклоном.
     - Вот что я отвечу на это. Состояние моего старшего сына таково, что в самом недалеком будущем Франция получит нового короля. И этот монарх не будет дорожить своим министром - об этом уж я позабочусь, - с усмешкой продолжала вдовствующая королева. - Однако вопрос о судьбе Ришелье необходимо решить безотлагательно. Прошу вас высказаться, господа! Итак, как мы поступим с кардиналом?
     Карты были открыты. Слово сказано. В зале сразу сделалось шумно. Говорили все разом, спорили, горячились.
     Вспоминали о жертвах кардинала, приходя во все большее возбуждение. А та, чьими стараниями Ришелье менее пяти лет назад получил кардинальскую шапку, теперь, желая его гибели, со злой улыбкой на устах наблюдала за людьми, которым она только что обещала свое покровительство в деле расправы над ненавистным министром. Воистину от любви до ненависти один шаг...

***

     - Итак, господа? - Королева-мать снова обвела взглядом собравшихся. - Что заслуживает тиран?!
     - Думаю, его следует сослать в Рим. Пусть Папа Урбан Восьмой пристроит его в своей канцелярии, - предложил де Гиз.
     От Марии Медичи не укрылось, что де Гиз, произнося эти слова, бросил быстрый взгляд на Леклера дю Трамбле, молча стоявшего в углу.
     - Нет, - возразил Бассомпьер, тот самый блестящий Бассомпьер, служивший его высокопреосвященству "кошкой, лапами которой обезьяна выгребала из печки горячие каштаны". Предоставляя славному маршалу ратные труды и победы, Ришелье оставлял себе награды и похвалы.
     Итак, Бассомпьер сказал "нет".
     - Заточить в Бастилию, чтобы в ней и издох!
     Отсюда следует, что кардинал порядочно досадил маршалу.
     - Право, вы несете вздор, господа! - вскричал Монморанси. - Вздор! Ришелье погубил Шале, Орнано, приора Ванд омского! Он отправил на эшафот Бувиля. По его приказу казнен Франциск де Росмадек, граф де Шапель! Он убийца, господа, и щадить его нечего! Я говорю - кровь за кровь: кардиналу - снести голову с плеч!
     - Браво, герцог! - возбужденно отвечала Мария Медичи. - Я никогда не сомневалась в вашей решимости идти до конца. И я разделяю ваше мнение.
     Тут королева-мать повернулась к дю Трамбле. Взгляд ее не предвещал ничего хорошего.
     - А знаете, герцог, почему де Гиз так милосерден к кардиналу?
     При этих словах королевы-матери де Гиз сделал легкое движение, собираясь что-то сказать, но Мария Медичи властным жестом остановила его.
     - Не надо оправданий! Я прекрасно знаю все, что вы можете сказать, герцог де Гиз. Послушайте лучше меня.
     Де Гиз ответил легким поклоном и сложил руки на груди.
     Дю Трамбле, изо всех сил старался казаться спокойным.
     - Как вы думаете, Генрих, кто из нас в наиболее двусмысленном положении? - все с той же недоброй усмешкой спросила королева-мать, снова поворачиваясь к Монморанси.
     - Очевидно, ваше величество имеет в виду себя, - почтительно отвечал герцог.
     - Отнюдь! Вовсе нет, мой благородный и бесхитростный Монморанси! Разве это у меня есть старший брат, который в монашестве зовется отец Жозеф?! Который вхож к нему днем и ночью?! Подобную привилегию имеют еще только двое: Комбалле и Марион де Лорм, но они ведь не мужчины, - ядовито продолжала Мария Медичи. - И разве это я так упорно отмалчивалась, стоя в углу все это время, пока вы, господа, произносили все эти речи, от которых, я уверена, у господина кардинала сейчас случился приступ подагры?!
     Все взгляды обратились на дю Трамбле. Он заметно побледнел.
     - Ваше величество, вы несправедливы ко мне!
     - Разве сказанное мной не соответствует действительности?
     - Нет, все правда.
     - Вот видите!
     - Но ведь это никак не подтверждает мою нелояльность.
     - Но к не доказывает обратного.
     - Вы лишаете меня своего доверия! Только оттого, что Франсуа близок к кардиналу?! В таком случае, ваше величество, я прошу вас принять во внимание, что я не виделся с ним вот уже полгода и отношения у нас далеко не родственные.
     - Откуда же это знать де Гизу! Вот он и принимает меры предосторожности, при этом искоса посматривая на вас, любезный дю Трамбле. Однако вы меня недооцениваете, господа! Я предвидела сегодняшнюю ситуацию. С сожалением сознавая, что здоровье Людовика всегда оставляло желать лучшего, я предчувствовала, что король не оставит наследника, уходя в мир иной. Поэтому я написала Филиппу Испанскому, с тем чтобы узнать его мнение о возможном браке бывшей супруги моего старшего сына, если она овдовеет, с младшим моим сыном - герцогом Орлеанским. Испанский кабинет не скрывает своего удовлетворения таким поворотом событий. Разумеется, при условии, что Ришелье будет тотчас удален. Я пообещала, что он исчезнет из политики. Как видите, господа, кардиналу недолго осталось тиранить Францию.
     - Хвала провидению! - горячо воскликнул Генрих Монморанси. - Только одно не устраивает меня в словах вашего величества.
     - Что именно, герцог?
     - Вы сказали - "исчезнет из политики". Он должен исчезнуть, не только из политики. Он должен исчезнуть вовсе!
     - Благодарю за напоминание, герцог, - улыбнулась Мария Медичи. - Королю Испании незачем знать подробности.
     Наступило молчание.
     - Вы видите, дорогой де Гиз, что вам не следует опасаться господина дю Трамбле. Хоть он и имеет такого брата, все же чутье придворного его никогда не подводило. Франция не позднее завтрашнего дня получит нового монарха.
     И тогда песенка кардинала спета!
     В это мгновение в коридоре послышались шаги.
     Не успела королева-мать нахмурить брови, как ей доложили о лионском губернаторе господине д'Аленкуре, прибывшем по делу чрезвычайной важности.
     - Сейчас ничего нет важнее известий о здоровье короля, - отрывисто произнесла Мария Медичи.
     - Я только что от его величества! - задыхаясь, проговорил д'Аленкур, было ясно, что большую часть пути от кареты до апартаментов королевы он бежал.
     Королева торжествующе посмотрела на затаивших дыхание заговорщиков. Однако она быстро овладела собой и приняла скорбный вид.
     - Итак, вы прибыли сообщить нам, что король...
     - ..уже вне опасности, ваше величество, - сообщил ничего не подозревающий д'Аленкур. - Благодарение Богу, доктор Бувэр уверил меня, что его величество уже завтра сможет откушать куриного бульона.

Глава третья

Почему дю Трамбле впоследствии получил место коменданта Бастилии, а Бассомпьер - ее постояльца

     После слов губернатора сделалось очень тихо. По. том - шумно. В жизни человека случаются мгновения, когда он явственно ощущает свою причастность к Истории. Кое-кому из присутствующих показалось в этот момент, что на них пала черная тень Бастилии. Одним из них был господин Леклер дю Трамбле. Взгляд, которым они снова украдкой обменялись с де Гизом, лишь укрепил дю Трамбле во мнении, что у собравшихся, а значит, и у него лично, крупные неприятности.
     Мария Медичи закусила губу.
     Однако королева-мать была не из тех, кто позволяет обстоятельствам управлять собой. Напротив, она всегда стремилась управлять обстоятельствами. Короче говоря, королева-мать являла собой натуру незаурядную.
     - Господь внял молитвам матери, - твердо проговорила бледная Мария Медичи. - Извещена ли королева?
     - Нет еще, ваше величество, - почтительно склонился д'Аленкур. - Получив радостное известие из первых рук доктора Бувэра, я счел своим долгом прежде всего уведомить вас.
     - Я не забуду вашего усердия, господин д'Аленкур, - произнесла королева-мать. - Однако необходимо немедленно уведомить королеву, ее прекрасные глаза, верно, уже покраснели от слез.
     "Надо скорее предупредить Гастона! - подумала она. - Еще одно разочарование для бедного мальчика!"
     С милостивой улыбкой она отпустила лионского губернатора.
     - Знаете, герцог, - обратилась Мария Медичи к Генриху Монморанси, - теперь я понимаю, почему древние предавали казни гонца, приносящего недобрые вести... Я должна немедленно переговорить с королевой Анной, - продолжала она через мгновение.
     - Ваше величество, думаю, мне следует справиться у доктора Бувэра о том, когда его величество сможет принять меня. Я хочу засвидетельствовать ему свое почтение, - быстро проговорил дю Трамбле, направляясь к дверям.
     - Полагаю, король еще слишком слаб и сегодня принять вас не сможет! - властно произнесла королева-мать. В голосе ее звучал приказ.
     Но дю Трамбле ему не подчинился. Он быстро вышел из залы.
     - Господин маршал, - подозвала Мария Медичи Бассомпьера. - Проследите, чтобы господин дю Трамбле не скрылся. Кардинал должен узнать о выздоровлении короля уже после...
     - Вы приказываете арестовать дю Трамбле, ваше величество?
     Королева заколебалась.
     - Нет, - решила она наконец. - Арестовывать не надо.
     Прикажите своим офицерам, чтобы они не выпускали господина дю Трамбле из замка, только и всего.
     Вслед за Бассомпьером разошлись и остальные заговорщики.
     Мария Медичи осталась одна.
     - Теперь - Анна, - промолвила она и позвала мадам де Бретей. - Срочно уведомьте королеву о том, что я жду ее здесь! На карту поставлено все!
     - Но как это сделать, ваше величество?!
     - Через маркизу де Вернейль. Она - надежный человек!
     - Статс-дама из свиты ее величества?
     - Именно! Не теряйте ни секунды, герцогиня!
     Доблестный Бассомпьер вызвал капитана дю Гайлье.
     - Кто охраняет замок?
     - Полсотни швейцарцев.
     - Швейцарцы?! Отлично - это то, что надо! Слушайте мой приказ: ни под каким видом не выпускать из замка шевалье дю Трамбле!
     - Будет выполнено!
     - В таком случае - чего же вы ждете?
     - Я бы хотел уяснить одну деталь, сударь.
     - Какую же, черт побери?!
     - Должны ли они арестовать шевалье дю Трамбле, если он все-таки захочет выйти из замка?
     "Королева запретила арестовывать дю Трамбле", - вспомнил маршал и принял соломоново решение:
     - Послушайте, дю Гайлье, разве я недостаточно ясно выразился? Не арестовывать, а воспрепятствовать тому, чтобы он покинул замок. Затолкайте его обратно - пусть сидит тут!
     - И еще одно.
     - Что там еще?
     - Боюсь, не все швейцарцы имеют ясное представление о том, как выглядит господин дю Трамбле...
     - А, тысяча чертей! Впрочем, тем лучше.
     - Лучше, сударь?
     - Ну да! Как мне это сразу не пришло в голову! Пусть швейцарцы не выпускают никого.
     - Никого?
     - Кроме тех, кто в состоянии объяснить, кто он такой, на понятном им языке.
     - Отлично!
     Наконец-то получив четкий приказ, заметно повеселевший капитан удалился.
     "Никто, кроме меня, в замке не говорит по-немецки, а уж мне-то не придет в голову донести кардиналу на самого себя!" - рассудил маршал.
     Поздравив себя с удачным решением проблемы, он удалился почивать, так как время было уже позднее.
     Между тем не все в замке