ичать  этого  дерзкого,  удачливого
гасконца.  Он  знал,  что   ему   достаточно   заронить   даже   крупицу
неуверенности в душу своего соперника, чтобы извлечь из этого  выгоду  и
покончить с ним.
   Он чуть было не пробил защиту  д'Артаньяна  дважды  одним  и  тем  же
приемом - ударом снизу. Мушкетеру это не понравилось, и он поймал  шпагу
Рошфора  встречным  ударом,   как   только   ему   представилась   такая
возможность.
   Рошфор чертыхнулся, но продолжал атаку. Его рука  сделала  неуловимое
движение, и шпага  д'Артаньяна  была  отбита  далеко  в  сторону.  Затем
мушкетер отпарировал прямой удар в лицо, и Рошфор снова отбил его  шпагу
в сторону, продолжая нападать.
   Д'Артаньян резко отступил назад, оказавшись на мгновение вне пределов
досягаемости шпаги своего врага, а затем наклонился вперед  и  атаковал.
Счастливый случай позволил Рошфору отбить этот коронный удар  мушкетера,
но он понял, что был на волосок от гибели.
   Рошфор заспешил. Он почувствовал, что д'Артаньян сохранил больше  сил
и имеет в запасе почти неотразимый прием, который  обязательно  применит
еще раз. Рошфор решил покончить с соперником как можно скорее, пока он в
силах парировать грозные выпады д'Артаньяна.
   Д'Артаньян же видел, что Рошфор начинает терять голову. Раздражение -
плохой союзник в поединке такого рода. Раз  или  два  Рошфор  ошибся,  и
гасконец мог воспользоваться этой неточностью, сделав мгновенный  выпад,
подобный  тому,  каким  он  поразил  де  Жюссака.  Но  д'Артаньян  играл
наверняка.
   Постепенно  Рошфор  перехватил  инициативу  и  стал  мелкими  шажками
теснить д'Артаньяна.
   "Плохо дело, -  горестно  вдохнув,  подумал  Жемблу,  наблюдавший  за
поединком из-за ограды. - Кажется, мне снова придется искать себе нового
хозяина".
   Накал поединка  передался  и  ему,  и  он  почувствовал,  что  весьма
вероятным исходом дуэли может быть смерть одного из противников.
   Однако Жемблу плохо знал  д'Артаньяна.  Снизив  активность,  мушкетер
утроил внимание и  выжидал  момент.  Рошфор,  нервничавший  все  больше,
принялся провоцировать д'Артаньяна.
   - Кажется, вы растеряли форму, шевалье! - желая вывести мушкетера  из
себя, крикнул он.
   - Поберегите дыхание, Рошфор! - отвечал д'Артаньян с грозной улыбкой,
которая привела в смятение его врага.
   Каким-то шестым чувством  он  ощутил,  что  д'Артаньяна  ему  уже  не
остановить. Лицо его покрыла бледность, рука дрогнула.
   Собрав последние силы, Рошфор сделал резкий выпад,  который  был  без
труда отбит мушкетером. Клинки скрестились еще несколько раз, д'Артаньян
сделал  неуловимое  движение,  и...  Рошфор   почувствовал,   что   рука
отказывается повиноваться ему. Он уронил шпагу и упал на колени.
   - Черт побери, я ранен! - крикнул он.
   -  Вы  еще  легко  отделались,  Рошфор,  -   проговорил   д'Артаньян,
приближаясь к нему. - Это всего лишь плечо. На  этом  самом  месте  года
полтора назад шпага Атоса пронзила англичанину сердце.
   - В этот раз вы победили, д'Артаньян, - теряя силы, произнес  Рошфор.
- Но после моего выздоровления мы еще продолжим разговор.
   - Всегда к вашим услугам, сударь, - сухо сказал д'Артаньян, вкладывая
шпагу в ножны.
   Затем он подозвал приободрившегося Жемблу и приказал ему позаботиться
о раненом. Сам же мушкетер ушел с места поединка.
   Жемблу обошел соседние  улицы  и  позвал  первых  же  встреченных  им
прохожих,  сообщив,  что  за  Люксембургом   лежит   раненый   дворянин.
Убедившись в том, что Рошфором занялись, он посчитал свое дело сделанным
и последовал за господином.

Глава двадцать четвертая
О том, как д'Артаньян воспользовался советом Атоса

   После дуэли с Рошфором д'Артаньян отправился не домой.  Он  испытывал
потребность поделиться с кем-нибудь своими  переживаниями.  Гасконец  не
случайно вспомнил Атоса -  в  Париже  у  него  не  было  более  близкого
человека.
   Когда д'Артаньян появился в доме своего друга на улице Феру, Атос уже
собирался ложиться спать.
   - А, заходите, д'Артаньян, заходите, - сказал Атос, приветливо  кивая
ему.
   - Дорогой друг, я вторгаюсь к вам в  такой  поздний  час,  что  право
же...
   - С чего это вам пришла охота выражаться столь изящным  слогом!  Если
бы я не знал так хорошо вашего  голоса,  я  подумал  бы,  что  ошибся  в
темноте и вы - это не вы, а господин Вуатюр.
   - Атос, вы все такой же. С тех пор как Портос покинул нас, мне  стало
одиноко в Париже. Но ваше присутствие вселяет в меня бодрость духа.
   - Черт возьми! - вскричал Атос, уже не на шутку  встревоженный  таким
не свойственным его товарищу тоном. - Это уже не Вуатюр,  а  по  меньшей
мере мадемуазель де Скюдери. Вы пугаете меня, д'Артаньян!
   - Успокойтесь, Атос.  Я  всего-навсего  только  что  ранил  на  дуэли
Рошфора.
   - А-а, вот,  значит,  в  чем  дело.  Кавалер  наконец  получил  свое.
Надеюсь, рана смертельная?
   - Напротив. Я просто проткнул ему правое плечо. Так как  он  не  смог
держать  шпагу  и  ослаб  из-за  потери  крови,  поединок  не  мог  быть
продолжен.
   - Вы сделали ошибку, д'Артаньян. Следовало  прикончить  господина  де
Рошфора вторым ударом и взять его кошелек.
   - И это говорите мне вы,  Атос!  Вы,  превзошедший  в  добродетели  и
благородстве самого  Сципиона  Африканского!
   - Кошелек Рошфора вы могли бы потом  выбросить  в  канаву,  зато  все
решили бы, что это было нападение уличных грабителей.
   - На пустыре за Люксембургом?! Нет, любезный Атос, -  дело  ясное.  К
тому же что-то остановило меня - он упал как подкошенный.
   - Все это так, однако теперь кардинал  получит  возможность  упрятать
вас в Бастилию.
   - Надеюсь, этого не произойдет.
   - Надежды - прах, витающий в  головах  юнцов.  Они  хороши  тем,  что
бесплотны и бестелесны, что,  впрочем,  одно  и  то  же.  И  никогда  не
сбываются. Как я понимаю, вы пришли ко мне за советом?
   - Я буду рад, Атос, если вы дадите мне совет.
   - Во-первых, если вам повезет и вы останетесь на свободе -  дождитесь
выздоровления Рошфора, вызовите его вторично и доведите дело  до  конца.
Если вам потребуется секундант, то я всецело в вашем распоряжении.
   - Я постараюсь последовать вашему совету, Атос. Но как мне  поступить
сейчас?
   - Вы не дали мне договорить, друг мой. Я сказал "во-первых",  имея  в
виду по меньшей мере еще один пункт.
   - Простите меня, Атос...
   - Полно, вам не за что  извиняться.  Так  вот,  на  мой  взгляд,  вам
следует  отправиться  к  господину  де   Тревилю,   рассказать   ему   о
происшедшем, и хотя, думаю, вы огорчите его...
   - Что вы, Атос?! Уж  не  думаете  ли  вы,  что  господин  де  Тревиль
расстроится оттого, что я проткнул плечо кавалера де Рошфора?!
   - ...И хотя вы огорчите его  тем,  что  всего  лишь  проткнули  плечо
кавалера де Рошфора, вместо того чтобы уложить его по  крайней  мере  до
Страшного Суда, я думаю, он отправит вас в отпуск - недельки на три,  то
есть на тот срок, пока кардинал не остынет и не  перестанет  разыскивать
вас, чтобы засадить в Бастилию, что, как мы знаем, является его  любимым
развлечением.  Тем  временем  королевский  эдикт   будет   нарушен   еще
кем-нибудь - все же, черт возьми, дуэли пока еще не такая уж редкость  в
Париже. Гнев кардинала обратится на нового нарушителя эдиктов, а  о  вас
позабудут. Да и плечо господина Рошфора помаленьку заживет. После  этого
вы вернетесь в Париж и убьете вашего злого  гения,  в  чем,  как  я  уже
сказал,  я  вам  с  удовольствием  помогу,  если  вы  решите  пригласить
секундантов. Давно я уже  не  дрался,  а  ничто  так  не  разгоняет  мою
меланхолию, как хорошая драка. Если же за это время вашего отсутствия  в
Париже никто не догадается нарушить эти нелепые указы, годные только для
лавочников, но никак не для благородных дворян, то я обещаю вам  вызвать
капитана гвардии его высокопреосвященства господина де Кавуа, так как  у
меня уже давно чешутся руки это сделать.
   - Ах, Атос, только не вызывайте Кавуа. Мы теперь с ним почти  друзья!
- со смехом воскликнул д'Артаньян.
   - Хорошо, - флегматично согласился Атос. - Тогда я  вызову  господина
Ла Удиньера или того, кого вы мне укажете, любезный д'Артаньян.
   - Атос, мне всегда казалось, что царь Соломон был просто мальчишка  в
сравнении с вами. Я целиком последую вашему совету, но лишь в первой его
части. И с одним непременным условием.
   - Каким?
   - Вы должны обещать мне одну вещь.
   - Охотно. Какую же?
   - Обойдитесь без дуэлей.  Я  вовсе  не  хочу,  чтобы  вместо  меня  в
Бастилию упрятали вас, так как не  сомневаюсь,  что  вы  уложите  вашего
противника, кем бы он ни был.
   - Ну... если вы так хотите... - с легкой улыбкой сказал Атос и  пошел
за бутылкой испанского вина.
   Атос  не  советовал  д'Артаньяну  ночевать  дома,  и,  так  как  этот
необыкновенный  человек  никогда  ничего   не   делал   наполовину,   он
предоставил другу свою постель, а сам, не обращая ни малейшего  внимания
на протесты д'Артаньяна, улегся на пустовавшем месте, где обычно ночевал
Гримо.
   Наутро д'Артаньян не мешкая поспешил к г-ну де Тревилю.
   Было еще рано. Первые лучи солнца пробивались из-за  парижских  крыш.
Состоятельные горожане еще спали, но нищие и бродяги  уже  повылезли  из
своих жалких конур. Проснулись мелкие торговцы и  разносчики.  Навстречу
прошагала водоноска, звук ее тяжелых деревянных башмаков гулко отдавался
в утреннем воздухе.
   Изредка попадались прибывшие в столицу продавать свой товар крестьяне
в коричневых куртках и кирпично-красных штанах из домотканого полотна, в
полотняных гетрах и башмаках из грубой кожи. Следом за  ними  потянулись
ремесленники и приказчики, направлявшиеся к своим мастерским и лавкам.
   Когда д'Артаньян подходил к  дому  г-на  де  Тревиля,  уже  зазвонили
колокола.
   Поскольку  во  дворе  дома  несли  дежурство  мушкетеры   его   роты,
д'Артаньян был тотчас же узнан и почтительно пропущен в дом. Он прошел в
приемную, где его так же почтительно усадили в кресла и заверили в  том,
что г-н де Тревиль, который только что проснулся, примет его  первым  по
прошествии самого короткого времени.
   Г-н де Тревиль действительно не заставил мушкетера долго дожидаться в
приемной, прекрасно понимая, что д'Артаньян не явился бы к нему ни  свет
ни заря без крайней надобности.
   Молодой человек не стал тратить времени на предисловия  -  он  кратко
рассказал де Тревилю о дуэли с Рошфором и попросил у него отпуск.
   - Я думаю, вы правы, д'Артаньян, - сказал де  Тревиль,  прикидывая  в
уме шансы опередить кардинала у короля, чтобы  представить  все  дело  в
нужном свете, - занятие, которому он предавался не реже  одного  раза  в
месяц,  будучи  командиром  лихой  и  бесшабашной   компании   бретеров,
называемых мушкетерами короля.
   Читатель, несомненно, помнит, что г-ну де Тревилю не раз  приходилось
выполнять роль заступника перед его величеством, однако  этот  достойный
вельможа  справедливо  полагал,  что  это  входит  в   его   должностные
обязанности.
   - Кардинал, наверное, взбешен. Когда это случилось? - спросил г-н  де
Тревиль.
   - Вчера вечером, - коротко отвечал д'Артаньян.
   -  Значит,  вы  наконец  поквитались  с   человеком   из   Менга,   -
полувопросительно-полуутвердительно   произнес    капитан    королевских
мушкетеров. - Немногие рискнули бы драться с ним -  уж  очень  влиятелен
покровитель  у  кавалера.  Ах,  д'Артаньян,  вы  словно  задались  целью
регулярно вызывать разлитие желчи  у  его  высокопреосвященства.  Прошло
всего каких-нибудь несколько  месяцев  с  тех  пор,  как  вы  с  Атосом,
Арамисом и  Портосом,  к  моему  сожалению,  оставившим  службу,  лишили
кардинала самой опасной его шпионки. И вот теперь вы  чуть  не  закололи
его конюшего.
   - О нет, сударь. Я лишь ранил его в плечо.
   - Тысяча чертей! Я надеялся на что-нибудь посерьезнее.
   Д'Артаньян постарался спрятать улыбку, вспомнив пророчество Атоса.
   - Ведь вы понимаете, что, как только Рошфор поправится, он  сразу  же
постарается свести с вами счеты. А так как  Рошфор  человек  не  слишком
щепетильный и, судя по вашим приключениям в Менге и Сен-Клу,  не  привык
стесняться в выборе средств, я бы на вашем месте опасался наемных убийц.
   - Однако справедливости ради должен заметить, - сказал д'Артаньян,  -
что перед нашим поединком господин де Рошфор заверил меня, что при любом
исходе кардинал не будет посвящен в это дело.
   - Хорошо,  если  так  оно  и  будет,  но  не  стоит  на  это  слишком
полагаться. Как бы то ни было,  -  подвел  итог  г-н  де  Тревиль,  -  я
отправляю  вас  в  отпуск,  вызванный...   семейными   обстоятельствами,
например. Ведь вы не были в ваших родных краях с тех  пор,  как  впервые
появились в Париже, не  так  ли?  Заодно  проверим,  так  ли  благороден
господин де Рошфор на деле. Я скажу королю, что отправил  вас  в  отпуск
вчера и вечером вас уже не было в Париже.
   Д'Артаньян от души поблагодарил  г-на  де  Тревиля  и  уже  собирался
попрощаться с ним, но тот остановил его.
   - Еще одно. Вы уже решили, куда отправитесь?
   - Но я и впрямь мог бы поехать навестить родных, если бы...
   - Что такое?
   - Если бы мое сердце не вело меня в другое место.
   - Я всецело одобряю веление вашего  сердца,  д'Артаньян.  Ни  в  коем
случае не ездите в Гасконь. Мало ли кому вздумается разыскивать вас там.
Поезжайте туда, куда вас ведет  ваше  сердце.  Надеюсь,  это  далеко  от
Беарна?
   - О, это далеко оттуда.
   - И отлично! Отправляйтесь поскорее, не стану вас более  задерживать,
д'Артаньян!
   Выйдя от г-на де Тревиля, мушкетер остановился, раздумывая  над  тем,
куда ему отправиться - в конюшни при  гвардейских  казармах  или  домой,
чтобы затем отправить за лошадьми Жемблу.
   Наконец решив, что час еще слишком ранний для  того,  чтобы  его  уже
дожидались дома с целью ареста, он отправился на улицу Могильщиков.
   - О Господи, это вы, сударь?! Я уже было решил, что  вы  и  вовсе  не
вернетесь, - такими словами встретил его перепуганный Жемблу.
   - Вот еще, любезный. Вместо того чтобы нести вздор, отправляйся лучше
в конюшни и приведи наших лошадей. Да не забудь покормить их хорошенько.
   - Значит, мы выступаем в поход?
   - Скорее - отправляемся путешествовать.
   - Ах, сударь! Когда я путешествовал с доном  Алонсо,  меня  пару  раз
чуть не застрелили из мушкета да столько же  раз  пытались  лишить  меня
жизни при помощи клинка. Не лучше ли нам остаться в Париже?
   - Вот тогда у нас точно будут неприятности. И потом  -  ты,  кажется,
смеешь  указывать  мне,   Жемблу?   -   спросил   д'Артаньян,   стараясь
нахмуриться.
   - Боже упаси, сударь. Раз мы отправляемся  путешествовать  -  значит,
так тому и быть. Я мигом приведу лошадей.
   Жемблу действительно  проявил  расторопность.  Через  короткое  время
д'Артаньян со своим новым слугой выступили  в  поход  и,  выбравшись  из
Парижа, дали шпоры своим коням.
   - А куда мы сейчас направляемся  таким  аллюром,  сударь?  -  спросил
слуга.
   - В Тур! - отвечал хозяин, сильнее пришпоривая коня.

Глава двадцать пятая,
из которой читатель узнает кое-что о жизни в городе Туре

   Через несколько дней после описанных в  предыдущей  главе  событий  к
незаметному дому на окраине Тура подъехал всадник. У дверей он  соскочил
на землю и бросил поводья, нимало не беспокоясь о судьбе своего усталого
коня.
   Однако тот, кто поспешил бы  обвинить  хозяина  в  столь  равнодушном
отношении к благородному животному, принесшему его  на  своей  спине,  и
принесшему издалека, вскоре увидел бы, что он ошибся.
   Из дома выскочил расторопный слуга и, подхватив поводья, отвел коня в
теплое стойло, поставив его перед полными яслями.  Второй  слуга  растер
разгоряченное животное и накрыл его теплой попоной. Очевидно,  приезжего
в доме хорошо знали и, во всяком случае, ждали.
   Он вошел в дом и оставался там  около  часа.  Затем  приезжий  вышел,
вскочил на свежего коня, услужливо подведенного ему давешним  слугой,  и
ускакал.
   Тот, кому вздумалось бы проследить за ним, увидел  бы,  что  всадник,
выехав за пределы города,  направился  вдоль  берега  Луары  по  дороге,
ведущей в Блуа.
   В доме же в это время разыгрывалась следующая сцена. В одной  из  его
комнат два человека разговаривали  между  собой,  по-видимому,  обсуждая
появление и скорый отъезд недавнего всадника.
   - Итак, они упустили его в Париже  и  предлагают  нам  задержать  его
здесь. Легко сказать - схватить человека, когда даже не знаешь,  как  он
выглядит!
   - Ну, дю Пейра, не стоит  так  кипятиться.  В  конце  концов  Дефранш
говорит,  что  человек,  который  опознает  его,  уже  в   пути.   Везде
приготовлены подставы, и он, верно, скоро будет здесь.
   - Но ведь нельзя быть уверенным в  том,  что  этот  мушкетер  еще  не
прибыл в Тур. Если он хоть вполовину то, что сообщает о нем  Дефранш,  -
это парень не промах.
   - Успокойся, любезный дю Пейра. Человек не может скакать от Парижа до
Тура, не делая остановок. Не в состоянии же он обходиться без пищи и без
сна.
   - Это верно. Они ведь сменяли друг  друга  и  должны  были  опередить
этого Арамиса не меньше, чем на сутки.
   После того как дю Пейра, на которого, как помнит  читатель,  кардинал
возлагал большие надежды по части наблюдения за опальной  герцогиней  де
Шеврез, успокоился относительно Арамиса, он отдал распоряжения,  имевшие
своей целью усиление этого наблюдения.
   Госпожа де Шеврез не находилась под арестом, и  соглядатаи  не  смели
задерживать ее, а также появляться ей на  глаза.  Однако  за  герцогиней
велась слежка.
   Приказание   отца   Жозефа,   а   в   конечном   счете   самого   его
высокопреосвященства, привезенное в Тур шевалье Дефраншем, выехавшим  из
Блуа (приказание это ему передал гонец, примчавшийся из Орлеана, получив
его, в свою очередь, от следующего, чтобы, не теряя ни минуты, опередить
Арамиса), было простым и кратким.
   Дю Пейра и его люди должны были схватить Арамиса в тот момент,  когда
он попытался бы передать герцогине де Шеврез письмо испанского министра.
Таким образом, и мушкетер, и, самое главное, опальная герцогиня были  бы
уличены в государственной измене.
   Обвинив г-жу де Шеврез, кардинал снова бросал бы тень и на  королеву.
И хотя Людовик XIII и так уже знал о том, что Анна Австрийская состоит в
переписке со  своим  братом,  королем  Испании,  участвуя  в  заговорах,
направленных  против  политики   кардинала,   его   высокопреосвященство
надеялся, что новый козырь в его руках позволит ему добиться  разрешения
короля на арест герцогини и заключение ее в Бастилию,  где  она  уже  не
смогла бы интриговать против Ришелье.
   Попутно  его  высокопреосвященство  разделался  бы  и  с  мушкетером,
замешанным  в  истории  с  подвесками,  при  воспоминании  о  которой  у
кардинала до сих пор гневно топорщились усы.
   Итак, приказ кардинала был прост. Однако его  выполнению  и  в  самом
деле мешала одна маленькая деталь:  никто  из  людей  службы  кардинала,
находящихся в Туре, не знал, как выглядит мушкетер,  которого  следовало
арестовать в момент передачи им письма герцогине. И хотя шевалье Дефранш
набросал словесный портрет Арамиса, а сыщик, знавший его в лицо,  скакал
в Тур на перекладных со всей возможной скоростью, дю  Пейра  не  мог  бы
похвастаться, что он знает, как выполнить приказ кардинала.
   Пока же количество человек, наблюдавших за домом, где жила герцогиня,
было удвоено.
   В одиннадцать часов дня дю Пейра донесли, что из дома вышла  служанка
герцогини - хорошенькая девушка по имени  Кэтти,  бывшая  камеристкой  у
миледи и пристроенная в свое время Арамисом к своей "кузине" -  "турской
белошвейке  Мари  Мишон".  Кэтти  отправилась  за  покупками.   За   нею
последовали два подчиненных дю Пейра.
   Кэтти не баловала своих негласных провожатых  разнообразием.  Маршрут
ее повторялся изо дня в день. Сначала она шла вдоль улицы Мюрсунтуа,  на
которой жила опальная  герцогиня,  где  степенные  негоцианты  в