в мятежниках и бунтовщиках. Но - против кардинала, а это, что бы там ни говорили, втайне очень радует его величество.
     - Позволю себе почтительнейше заметить, сударь, что если, по вашим словам, вас повсюду ищут, то вы не успеете пройти и полпути, - вмешался обеспокоенный Планше.
     Малый явно дорожил своей карьерой в Пьемонтском полку.
     - Нас еще вернее схватят, если мы останемся сидеть тут, ожидая вестей от Арамиса, - заметил Атос. - Посудите, кардинал отдал приказ разыскать и схватить аббата д'Эрбле, а также господ дю Баллона и де Ла Фер. Никому и в голову не придет, что вышеозначенные господа преспокойно разгуливают по Парижу в мушкетерских плащах. Ведь прошло уже четыре дня после побега из Бастилии, наверное, всю роту уже не раз выводили на плац и каждому из подчиненных господина де Тревиля уже пришлось давать объяснения по поводу происшедшего. В самом деле, - продолжал Атос. - Ответьте мне, Портос, где рассудительный человек спрячет колосок, если он хочет, чтобы никто не смог найти его. Правильно, в поле! Среди тысячи других таких же, как две капли воды схожих с ним. Остается только сожалеть, что мушкетеров в Париже значительно меньше, чем колосьев в поле.
     - Атос, вы великий человек! - восторженно заявил Портос. - Как я сам до этого не додумался. Плащи мушкетеров, в которых мы прискакали сюда из Бастилии, по-прежнему у нас. С нами будет двое слуг, вооруженных мушкетами. Превосходно! Давайте отправимся сейчас же.
     - Все же лучше подождем, когда наступят сумерки, - заметил Атос. - И кроме того, мэтр Планше, кажется, не хочет составить нам компанию.
     - Ах, сударь! Я этого вовсе не говорил, - отвечал Планше, охваченный томлением духа.
     - Не хочет?! - удивился Портос.
     - Нет же! Вы меня не так поняли, господин Атос! Господин Портос! - воскликнул Планше, избегая встречаться взглядом с Гримо, который воззрился на него с немой укоризной.
     - Я не настаиваю, любезный Планше, - мягко проговорил Атос, но в тоне его несчастному Планше послышался новый оттенок. Оттенок легкого презрения. Планше знал, что Атосу, как никому другому, свойственно презрение к опасности. Перед лицом ее граф де Ла Фер превосходил благородством самых благородных, а мужеством - самых мужественных. Планше представил себе Атоса на бруствере бастиона Сен-Жерве с развевающимся знаменем в руках.
     Потом перед его мысленным взором предстал его господин в тюремной камере... Этого сердце честного Планше вынести не могло.
     - Сударь, раз вы рискуете собой ради господина д'Артаньяна, то мне и подавно полагается быть там, куда вы пойдете, и делать то, что вы будете делать. Располагайте мной, я еще не подвел ни разу, не подведу и впредь!
     - Отлично сказано, Планше! Отлично! - одобрительно прогудел Портос.
     - Что ж, я и не сомневался в твоем решении, Планше, - так же мягко ответил Атос. - А теперь надо отполировать до блеска шпаги, почистить и зарядить пистолеты, осмотреть мушкеты. Через несколько часов начнет темнеть, а мы отправимся в казармы. Там узнаем новости.
     Позже, когда слуги занялись осмотром и подготовкой вооружения, Гримо не выдержал. Он толкнул Планше локтем в бок и спросил:
     - Струсил?
     Планше оставил шпагу, клинку которой он старался придать сходство с зеркалом, и сердито ответил:
     - Ты хочешь сказать, что мы и не в таких переделках бывали! И ты прав, Гримо. Ведь я ни минуты не колебался, когда господа мушкетеры (Планше по привычке называл всю троицу не иначе как "господами мушкетерами") предложили мне участвовать в ночном штурме Бастилии, и моей вины в том нет, что он не удался. Но теперь-то, сам посуди, если ты еще не разучился думать своей головой, как разучился говорить языком, весь Париж только и говорит, что о побеге из Бастилии. И всем уже известно, что бежал какой-то важный испанец, шпион короля Филиппа. И что брат нашего короля поднял мятеж и идет на Париж, а этот испанец у него командует кавалерией! А побег-то устроили мушкетеры! Ты понимаешь, чем это пахнет, дурья голова?
     Эшафотом на Гревской площади!
     Вместо ответа Гримо только ухмыльнулся.
     - Что ты хочешь этим сказать?! - разъярился Планше.
     - Хм, - ответил Гримо.
     - Что такое?! Что за идиотская ухмылка?!
     - Гревская площадь - дворянам. Для тебя - Трагуарский Крест.

Глава сорок третья

Логика господина кардинала

     Хорошенько выбранив Рошфора, его высокопреосвященство успокоился и, следовательно, смог прибегнуть к помощи своей недюжинной логики. Он вдруг вспомнил, что еще ничего толком не узнал о таинственном доме на улице Медников, где его подручным так и не удалось захватить неуловимого д'Эрбле.
     - Впрочем, оставим эту материю, - все еще немного ворчливым тоном заявил кардинал. - Что, вы говорите, нашли там, в этом подозрительном доме?
     Рошфор обстоятельно описал все обнаруженное в результате осмотра дома, каковой был произведен от подвала до чердака.
     - Все свидетельствует о том, что там занимались алхимическими опытами, ваше высокопреосвященство.
     Кардинал презрительно фыркнул:
     - Искали философский камень!
     - Еще мы там нашли вот это. - И Рошфор подал Ришелье круглую плоскую коробочку, которую он извлек из кармана. Внутри коробочки была мазь зеленоватого цвета с терпким запахом. Его высокопреосвященство понюхал содержимое коробочки, наморщил нос, закрыл коробочку крышкой.., и вспомнил.
     - Любопытно, - проговорил он. - Любопытно, что такую же мазь герцог д'Эльбеф получил от лекаря королевы-матери, когда обратился к нему за средством от болей в суставах. Герцог показывал ее мне. - Ришелье задумался. - Кстати, Рошфор, - заметил он немного погодя. - Этот врач из Люксембурга, о котором столько говорят. Отчего он не живет во дворце? Около своей госпожи. Мы бы тогда располагали о нем всеми необходимыми сведениями.
     - Совершенно верно, ваше высокопреосвященство, - подтвердил Рошфор. - У нас достаточно верных людей в Люксембургском дворце.
     - Да-да! - улыбнулся кардинал. - Особенно полезны горничные, фрейлины, лакеи, повара... К ним относятся как к мебели, к части интерьера... Забывая при этом, что они такие же люди, как и их хозяева, и имеют глаза и уши.
     Он бережно снял со стола пушистую кошку, которая забралась на бумаги министра. Кардинал удобно устроил зверька у себя на коленях и почесал ему за ушком. Кошка замурлыкала от удовольствия и зажмурила свои зеленые глаза.
     Кардинал, видимо, радовался не меньше кошки, а Рошфор, наблюдая подобные сцены неоднократно, всякий раз думал, что и великие мира сего имеют забавные причуды и слабости. Кроме того, конюший его высокопреосвященства отмечал снова и снова, что его патрон любит кошек куда больше, чем людей.
     - Странно, не правда ли? - продолжал кардинал, следуя своим мыслям. - Я в последнее время только и думаю об атом лекаре, который пользует не одну Марию Медичи, а кажется, половину Парижа, но он совершенно неуловим.
     А я между тем нуждаюсь в толковом враче. Вы точно знаете, что он поселился за пределами Люксембургского дворца, Рошфор?
     - Совершенно точно, ваше высокопреосвященство.
     - Прикажите проследить за ним, когда он выйдет от королевы-матери и отправится к себе домой. Неплохо было бы узнать о нем побольше, прежде чем я возьму его к себе на службу.
     - Ваше высокопреосвященство собирается взять этого врача к себе на службу?
     - Поменьше вопросов, Рошфор, побольше дела. Пусть ваши люди проследят за медиком. Надо узнать, где он живет. Да выберите кого потолковее, а не тех болванов, которых вы пустили по следу д'Эрбле. Слышите?
     - Так точно. Будет исполнено, ваше высокопреосвященство.
     - Что же касается самого д'Эрбле, то его надо побыстрее разыскать и арестовать. Он мне нужен живым и здоровым. У меня к нему накопилось много вопросов.
     - Все будет исполнено, ваше высокопреосвященство.
     - В таком случае можете идти, не хочу более вас задерживать, у вас достанет работы, - язвительно заключил кардинал. - Погодите! Коробочку оставьте мне, я хочу кое в чем удостовериться.
     Когда Рошфор ушел, Ришелье повертел в руках коробочку с зеленоватой мазью и вызвал секретаря, который обязан был неотлучно дежурить в соседнем помещении. Иногда у министра возникала надобность в секретарях и писцах даже посреди ночи. Бессонница - спутница великих людей - часто заглядывала в кардинальскую опочивальню.
     Секретарь вошел беззвучно и замер, ожидая распоряжений.
     - Шарпантье, - обратился к нему кардинал. - Принесите мне, пожалуйста, то письмо, что получено мной от шведского короля на прошлой неделе.
     Секретарь вернулся быстро. В руках он держал нужное письмо.
     "Приятный молодой человек, - подумал кардинал. - Не то что этот копуша Дефранш".
     - Поищите в письме место, где Густав-Адольф пишет мне о покушении.
     - О покушении, ваше высокопреосвященство?
     - Да. На свою особу. Что-то о подосланном иезуитами лейб-медике...
     Секретарь пошелестел бумагами.
     - Нашел, ваше высокопреосвященство. Вот это место.
     - Дайте сюда. - Кардинал принял из рук секретаря Шарпантье письмо шведского монарха-воителя, которому в последнее время часто писал, обещая оказать и материальную поддержку в его войне с Габсбургами, помимо моральной.
     Его высокопреосвященство углубился в чтение.
     - Любопытно, - бормотал он, пробегая глазами строки письма. - Очень похоже.., лейб-медик.., снадобье.., боли в суставах... Проклятие!
     Интуиция, верная помощница кардинала, подсказывала ему, что между коробочкой из дома на улице Медников, таинственным врачом Марии Медичи и покушением на шведского короля несомненно должна быть какая-то связь. Ришелье был человеком государственного ума, политиком и знал, что случайные совпадения в жизни вещь крайне редкая. Кроме того, он хорошо знал отцов-иезуитов.
     Его высокопреосвященство криво усмехнулся:
     - Разумеется, кому как не личному врачу легче всего спровадить на тот свет! Но со мной отцы-иезуиты промахнутся. Надо будет написать в Рим кое-что об их шалостях, благо мне известно о многих! Папа Урбан Восьмой чересчур опекает их.
     Окончив чтение, кардинал понял, что извлек из послания Густава-Адольфа все, что хотел. Решив проследить за медиком из Люксембургского дворца и пролить свет на события, относящиеся к дому на улице Медников, он перешел к другим неотложным делам.
     Кардинал посвятил несколько часов обсуждению предстоящего похода против герцога Орлеанского с маршалом де Ла Форсом. Убедившись, что королевские войска готовы к выступлению, боевой дух их высок, а самому маршалу не терпится стяжать себе лавры на поле брани, его высокопреосвященство повеселел. Чтобы окончательно прийти в хорошее расположение духа, он отправился к королю, нашел его в меланхолии и постарался довести последнего до полного упадка духа.
     Кардинал поговорил о походе против мятежников, напомнил королю о подозрительном поведении испанского посланника графа Мирабеля и его оживленных беседах с Анной Австрийской, которые участились в последнее время - после известия об открытом выступлении принца Гастона. - и имеют место всякий раз, когда его величество на соколиной или псовой охоте в Сен-Жермене или Фонтенбло, иными словами, отсутствует в Лувре. Поговорив на эту щекотливую тему, кардинал плавно перенес разговор на другого испанца - дона Алонсо, который несколько дней тому назад томился в Бастилии, а теперь намеревается, судя по донесениям агентов из стана противника, въехать в Париж как победитель. Распалив гнев короля, его высокопреосвященство нанес заключительный удар, напомнив королю о той роли, какую сыграли мушкетеры де Тревиля в побеге дона Алонсо.
     - Да, - раздраженным тоном произнес король. - Помнится, вы уже что-то говорили мне, герцог. А я сказал вам, что со своими мушкетерами разберусь сам. Ну, так вот.
     Я пригласил господина де Тревиля, и мы вместе с ним произвели тщательное расследование всей этой истории. Я пришел к выводу, что вас ввели в заблуждение, господин кардинал. Мушкетеры никого не увозили из Бастилии. Напротив, они доставили туда Бассомпьера, ареста которого вы с таким усердием добивались. Припомните, вы сами решили прибегнуть к помощи де Тревиля, не желая доверять такое щекотливое дело швейцарцам. Не так ли, герцог?
     - Вы, как обычно, совершенно правы, государь, - отвечал кардинал, прикладывая руку к сердцу, чтобы подчеркнуть искренность своих слов.
     - Вот видите!
     - Да, правда. Правда... - И кардинал со смущенным видом потер подбородок. - Одно мне неясно...
     - Что вас смущает, господин кардинал?! - резко спросил Людовик XIII.
     Кардинал ответил не сразу, желая дать королю время и возможность заглотнуть наживку. Выждав ровно столько, сколько было возможно, чтобы его молчание не выглядело бы дерзостью, он произнес:
     - Показания гарнизонного офицера, дежурившего в Бастилии в ночь побега.
     - Что же говорит этот офицер? - с брезгливой миной осведомился король.
     - Он говорит, что его связали двое или трое мушкетеров роты господина де Тревиля из числа тех, что конвоировали Бассомпьера.
     - Связали?! Мушкетеры?!!
     - Да, ваше величество. Так говорит офицер. После чего они втолкнули его в одну из камер, разумеется, предварительно отперев ее, выпустили оттуда заключенного испанца, закрыли камеру снова и затерялись среди своих товарищей-однополчан. Разумеется, последнего он видеть не мог, но остается предполагать, что это было так, поскольку конвою вместе с беглецами удалось благополучно покинуть тюрьму. Тревогу подняли лишь час спустя.
     - Герцог, это несерьезно. Неужели вы верите этим небылицам!
     - Новый комендант господин дю Трамбле отзывается об этом офицере весьма положительно.
     - Так, значит, он спятил!
     - Невозможно, ваше величество. Очень рассудительный и исполнительный служака.
     - Но неужели вы не видите в его, рассказе множества несообразностей?
     - Я - человек невоенный, и мне затруднительно верно оценить достоверность описания.
     - Полно, господин кардинал! Всему свету известно, что в седле и кирасе вы чувствуете себя столь же уверенно, как и в своем рабочем кабинете, который давно уже сделался центром европейской политики.
     - Благодарю, ваше величество, за столь лестный отзыв, я право же его не заслужил. Я всего лишь скромный прелат.
     - В таком случае я скажу, что на поле сражения вы чувствуете себя так же уверенно, как и пред аналоем, и покончим с этим. Герцог, будем откровенны! Вы не можете отрицать, что показания этого офицера неубедительны.
     - Но в чем же, ваше величество?
     - Хорошо, господин кардинал, - горячась, сказал Людовик ХIII. - Я вижу, вам доставляет удовольствие бросать тень на моих мушкетеров. Однако рассудите сами. Во-первых, с какой это стати мушкетерам понадобилось освобождать какого-то неизвестного им испанца, когда они, не моргнув глазом, выполнили такой малоприятный приказ - доставили в тюрьму Франсуа Бассомпьера, боевого соратника моего бедного отца, человека, которому Франция обязана столь многими военными успехами.
     Говоря так, король как бы хотел сказать кардиналу: "А вы, герцог, со своей вечной подозрительностью вынудили меня отправить его в Бастилию. Я и так сделал для вас слишком много!"
     Кардинал прекрасно это понял. Несомненно, он понимал Людовика XIII гораздо лучше, чем Людовик XIII себя самого. По этой причине Людовик был посредственным монархом, а Ришелье - выдающимся министром.
     - Во-вторых, - продолжал король. - Каждый из мушкетеров, что были в ту злополучную ночь под началом де Феррюсака, уже дал слово дворянина, пока оставался подле кареты и никуда не отлучался от нее все время, что находился в тюремном дворе. Ни для того, чтобы связывать дежурного офицера, ни для того, чтобы среди ночи рыскать по коридорам Бастилии с целью разыскать одну из множества камер и отпереть ее. Слово дворянина и в наши дни продолжает значить много, господин кардинал, - подчеркнул король. И желая уязвить его высокопреосвященство, добавил:
     - В роте де Тревиля служат только те люди, слово которых, по знатности и благородству их родов, стоит королевской подписи и государственной печати. Но есть и третье бесспорное доказательство непричастности мушкетеров к побегу испанца. Им пришлось бы миновать на обратном пути несколько постов у трех ворот. Или они непричастны к заговору или, черт побери, мушкетеры умеют проходить сквозь стены!
     Кардинал помолчал, обдумывая ответ. Потом сказал:
     - Ваше величество привели почти бесспорные аргументы.
     - И все-таки вы говорите "почти", герцог?! - усмехнулся король.
     - Я говорю "почти" потому, что, назвав пароль, можно пройти и сквозь ворота, ваше величество.
     - Разумеется, но для этого его надо узнать!
     - Его может сообщить солдат гарнизона, сочувствующий заговорщикам или подкупленный ими. Наконец, пароль можно просто подслушать.
     - Допустим. Но им надо было вывезти заключенного!
     - В конвое было двенадцать человек, ваше величество, не считая командира. Значит, всего тринадцать. Но где в темноте проскачут тринадцать всадников, там легко может проскакать и четырнадцатый, если он уже проник в их ряды.
     - Проклятие! Но арестанта сразу узнают!
     - Отнюдь, ваше величество! Ночью это почти невозможно. Если предварительно надеть на беглеца мушкетерские плащ и шляпу.
     Король бросил на кардинала один из тех взглядов, которые были знакомы его высокопреосвященству. Он свидетельствовал о том, что король зол, растерян и против воли готов следовать за рассуждениями кардинала, повинуясь его железной логике.
     - Что же касается данного мушкетерами слова, то никто не вправе подвергнуть его сомнению, и я первый скажу:
     "Да, ваше величество, никто из солдат роты господина де Тревиля не отлучался от своих товарищей, окружавших карету, никто не изменил воинскому долгу, подняв руку на стражников, никто, наконец, не отпирал дверей камеры испанскому офицеру, обвиненному в шпионаже в пользу короля Филиппа". Скажу больше, ваше величество, никто из них не подозревал о существовании такового.
     - Вы в самом деле так считаете, герцог?
     - Уверен, ваше величество.
     - Но как же в таком случае вы объясняете происшедшее? Неужели испанца похитил сам дьявол с рогами и копытами? II - Этот дьявол имеет вполне человеческое имя.
     - Оно вам известно?!
     - Точнее - три имени.
     - Назовите их.
     - Я могу ошибаться... En-are humanum est <Человеку свойственно ошибаться (лат.).>.
     - И все-таки?
     - Ваше величество, я не располагаю фактами, но могу сделать предположение. Путь логических заключений обычно не подводил меня.
     - Итак?
     - Если мы хотим установить, кто помог осуществить побег, прежде всего следует спросить себя: "Кому выгодно? Cui bond?"
     - Разумеется, вы правы, герцог. Королю испанскому и, думаю, братцу Гастону.
     - Добавлю еще отцов иезуитов, ваше величество. Дон Алонсо дель Кампо-и-Эспиноза - член Ордена и не раз выполнял функции связного между особами, чье призвание - строить заговоры. Но все это справедливо, если предположить, что с самого начала замышлялся побег именно этого человека.
     - Да, вы сказали, что это не так. Признаться, я не понимаю, что это означает, герцог!
     - Судите сами, ваше величество. Как сообщил комендант, испанца перевели в ту камеру буквально перед самым побегом. Ему намеревались подготовить другое помещение, но не успели.
     - Но по какой причине он был переведен в новую камеру?
     - Тюремное начальство не думало об испанце.
     - О ком же оно думало?!
     - О прежнем постояльце. Решетка на его окне была подпилена, а в камере обнаружили пилку и веревочную лестницу.
     - Как они попали туда?!
     - В окно был брошен камень, а затем, очевидно, пуще на стрела из арбалета. К ней была привязана тонкая, но прочная бечевка и сверток со всем, что необходимо для побега.
     - Этим злоумышленникам, кто бы они ни были, не откажешь в изобретательности.
     - Совершенно верно, ваше величество.
     - Но продолжайте, господин кардинал. Признаюсь, эта ист