ас к королю. Разумеется, королева может находиться подле короля. Таким образом, вы предстанете перед их величествами, если такой ответ вас больше устраивает.
     - Признайтесь, господин д'Артаньян, что вы получили приказ о моем аресте от королевы.
     Вместо ответа д'Артаньян повернул свою лошадь, ведя под уздцы коня дю Трамбле;
     - Послушайте, что это вы собираетесь делать?
     - Выполнять приказ, разумеется!
     - Вы имеете в виду, что мы не сделаем передышки в Аржантьере?! Но отсюда уже видны его крыши! Нам обоим нужен отдых, господин д'Артаньян!
     - Мы возвращаемся в Лион, сударь. - Дю Трамбле помял, что спорить бесполезно. - В таком случае, поедем шагом, иначе мой конь падет прежде, чем мы доберемся до Гренобля, - проворчал он, лихорадочно ища выход из создавшегося положения, которое находил удручающим, но выхода не было.
     - Лошадей, конечно, следует поберечь, они ни в чем не виноваты. Не то что люди, - заметил д'Артаньян.
     Это замечание мушкетера окончательно лишило дю Трамбле душевного равновесия.
     Они продолжали свой путь в молчании. Дю Трамбле поеживался при мысли о предстоящей встрече с королевой-матерью и остальными заговорщиками. Д'Артаньян насвистывал незатейливый мотив и размышлял о более приятных вещах.
     Пустынная дорога, по которой они ехали, навевала тоску на дю Трамбле. Он оглядывался по сторонам и проклинал свое невезение. Но фортуна изменчива, о чем не следует забывать в минуты уныния.
     В тот момент, когда дю Трамбле пришел к неутешительному выводу, что остаток жизни ему, очевидно, придется провести в Бастилии, сзади послышался отдаленный топот копыт.
     И арестованный, и его конвоир, люди бывалые, безошибочно определили на слух, что со стороны Аржантьера к ним приближается целый отряд.
     Дю Трамбле заерзал в седле, д'Артаньян продолжал безмятежно насвистывать.
     Отряд приближался. Всадники скакали рысью.
     - Кто бы это мог быть? Не люблю ночных встреч на дороге, - тревожно обратился к мушкетеру дю Трамбле.
     - Кто бы ни был - скачут военные, - спокойно произнес д'Артаньян.
     - А что если это какой-нибудь отряд кальвинистов - из тех, что разбежались в разные стороны, после поражения?
     - Вряд ли в Дофине кальвинисты рыщут целыми отрядами, - невозмутимо отвечал мушкетер. - Но, во всяком случае, мои пистолеты заряжены.
     В тоне мушкетера не чувствовалось никакого бахвальства, он говорил естественно, как бывалый солдат, привыкший к опасности, но не пренебрегающий мерами предосторожности.
     Дю Трамбле с невольным восхищением посмотрел на своего спутника. На мгновение он забыл, что находится под арестом.
     Из-за поворота показались всадники, освещавшие путь карете, запряженной шестеркой лошадей. Карету окружал многочисленный конвой.
     - Это не бродяги-кальвинисты, - облегченный вздох вырвался из груди дю Трамбле.
     В то же время от неясного предчувствия у д'Артаньяна кольнуло сердце. Он ощутил, что ему могут помешать выполнить приказ королевы.
     Всадники поравнялись с ними. Властный голос приказал им остановиться.
     - Остановитесь и назовите себя, шевалье!
     - Меня зовут Леклер дю Трамбле, - быстро ответил экс-заговорщик, безуспешно пытаясь придать голосу достаточную твердость.
     - Разве вы не видите, что мы и так стоим. - Реакция д'Артаньяна была несколько другой. - Вы загородили всю дорогу!
     - Ваше имя, сударь. Вы пока еще не назвали его! - потребовал всадник, без сомнения, командовавший отрядом.
     - Не вижу необходимости в этом, сударь. Езжайте своей дорогой и предоставьте нам следовать своей.
     - Но у нас одна дорога, не так ли, любезный господин д'Артаньян? - донеслось из кареты. Занавеска в окне кареты приподнялась, и в свете факелов показалось лицо, при виде которого оба путешественника не удержались от восклицания.
     - Ваше высокопреосвященство! - радостно вскричал дю Трамбле. "Спасен!" - добавил он про себя.
     - Кардинал! - воскликнул д'Артаньян. Того, что мушкетер подумал, мы здесь воспроизводить не будем.
     Тем временем Ришелье жестом подозвал к себе командира своей охраны. Тот незамедлительно тронул поводья коня, приблизился к карете и почтительно склонился к кардиналу, слегка высунувшемуся из окна. Ришелье что-то тихо сказал своему приближенному. Тот снова поклонился и, подъехав к д'Артаньяну и дю Трамбле, передал следующее:
     - Шевалье дю Трамбле, займите место в карете его высокопреосвященства!
     - Но этот господин арестован мной по приказу его величества, - твердо возразил мушкетер. - Мне вменено в обязанность доставить его в Лион.
     - Вы д'Артаньян, лейтенант мушкетеров де Тревиля? - полуутверднтельно произнес всадник.
     Мушкетер кивком подтвердил его слова.
     - В таком случае прошу вас приблизиться к карете его высокопреосвященства вместе со мной, - пригласил офицер.
     Мушкетер повиновался. Секретарь Ришелье, находившийся в карете вместе с кардиналом, открыл дверцу.
     - Вы говорите, дю Трамбле арестован вами? - сухо осведомился Ришелье.
     - Это так, ваше высокопреосвященство.
     - Какое же преступление он совершил?
     - К сожалению, мне ничего не известно об атом, ваше высокопреосвященство.
     - От кого же вы получили этот странный приказ?
     - Я выполняю королевский приказ.
     - Но король тяжело болен и, несомненно, не в силах отдавать приказы подобного рода. - Видя, что д'Артаньян молчит, Ришелье сумрачно заметил:
     - Мне известно, что королева срочно покинула Фонтенбло. А вдовствующая королева уже в Лионе. Отвечайте, д'Артаньян, жив ли еще король?
     - Король жив, и жизнь его величества уже вне опасности, - твердо отвечал мушкетер.
     - Истинная правда, ваше высокопреосвященство! Кризис благополучно миновал! - вскричал дю Трамбле, тем временем также приблизившийся к карете кардинала. - Узнав об этом, я тотчас же вскочил на коня и помчался сообщить вам радостную новость. Я опередил всех, ваше высокопреосвященство, - многозначительно добавил дю Трамбле, глядя в глаза Ришелье.
     - Понимаю, шевалье дю Трамбле, вы хотели меня обрадовать! Однако приходится признать, что вы не совсем точны. Вы не опередили господина д'Артаньяна.
     - Шевалье не хватило самой малости, - с легким поклоном отвечал д'Артаньян. - Будь конь господина дю Трамбле чуть порезвее, я не успел бы арестовать его.
     Ришелье нахмурился:
     - Все это очень странно, господин д'Артаньян. Шевалье дю Трамбле спешит известить министра, а вы пускаетесь следом, чтобы его арестовать! У меня создается впечатление, что кому-то потребовалось скрыть от меня истинное положение дел. Это очень похоже на заговор! - Д'Артаньян принялся яростно кусать ус. - Вы не находите, господин мушкетер? - язвительно осведомился кардинал. - Или вы тоже заодно с заговорщиками?
     - Я исполняю королевский приказ, ваше высокопреосвященство! - упрямо отвечал д'Артаньян. "Сейчас он прикажет забрать у меня шпагу, - решил он, - потому что сам, черт побери, я ее не отдам!"
     - Я всегда был высокого мнения о вас, господин д'Артаньян, - продолжал кардинал с легкой усмешкой. - И отдаю должное вашей находчивости. Вы нашли нужную формулировку: "королевский приказ"! - Ришелье криво улыбнулся. - Скажите прямо: не королевский приказ, а приказ королевы. Как умный человек, господин д'Артаньян, вы прекрасно знаете, что это вовсе не одно и то же.
     "Недаром Атос любил повторять, что кардинал - самый умный человек во всей Франции" - вспомнил д'Артаньян.
     - Отвечайте же, гасконский упрямец: прав я или нет?
     Впрочем, это и так понятно. Непонятно другое: зачем вы служите врагам Франции, господин мушкетер? - Взгляд кардинала сделался острым, словно клинок.
     - Ваше высокопреосвященство, я - солдат, и никто не смеет упрекнуть меня в измене родине. Даже вы!
     Ришелье молчал. Дю Трамбле счел за лучшее отойти подальше от д'Артаиьяна, в это время кольцо гвардейцев вокруг мушкетера стало сужаться.
     Неожиданно кардинал улыбнулся:
     - Полно, господин гасконец, никто не сомневается в вашей честности. Я вовсе не желал оскорбить вас, только предостеречь. Честность и отвага - прекрасные качества! Но и они не спасут их обладателя, если он сделался пешкой в политической игре. Вы многого не знаете, господин д'Артаньян.
     - Может быть, поэтому у меня крепкий сон, ваше высокопреосвященство.
     - Смотрите, как бы ему не стать вечным, упрямец!
     - На все воля Божья, ваше высокопреосвященство!
     Кардинал откинулся на подушки, заменявшие ему сиденье.
     - Господин де Ларейни! - негромко приказал он. - Арестуйте шевалье д'Артаньяна, приставьте к нему самых надежных из ваших людей, и пусть они не спускают с него глаз. А вы, дю Трамбле, пожалуйте в карету. Мы едем в Лион!
     Де Ларейни приблизился к мушкетеру:
     - Вы арестованы, вашу шпагу, сударь!
     - У меня их две, - с вызовом проговорил гасконец. - Я, пожалуй, могу отдать вам шпагу дю Трамбле, но мою вы не получите.
     - Господин д'Артаньян прав, - вмешался кардинал. - Я давно знаю его. Он скорее сломает свой клинок, чем отдаст его вам, Ларейни. А я вовсе не хочу, чтобы лучшая шпага Франции была сломана. Вы можете оставить себе свою шпагу, шевалье, но взамен дать честное слово дворянина, что не предпримете попыток к бегству. В противном случае вас будут считать бунтовщиком и дезертиром.
     - Ах, ваше преосвященство, - отвечал д'Артаньян. - Один из моих друзей напомнил бы вам евангельскую заповедь, смысл которой состоит в том, что следует избегать давать клятвы!
     - Не клянитесь! - кивнул Ришелье. - Видимо, это шевалье Арамис.
     - Совершенно верно, ваше преосвященство. Другой мой товарищ сбил бы выстрелом из пистолета господина де Ларейни, вскочил в карету и, проткнув шпагой вашего секретаря, приставил бы к вашему виску второй, еще не разряженный пистолет, приказал бы везти нас обоих в Лион к королю.
     - Теперь вы говорите о господине Портосе, не правда ли? - с нервным смешком заметил кардинал, в то время как его секретарь сделал попытку захлопнуть дверь кареты. - Но почему первую пулю именно в Ларейни?
     - Это просто! Он ближе всех ко мне. К тому же, оставшись без командира, подчиненные растеряются, и им легко будет диктовать свои условия.
     - Правда... Но у вас был и третий друг, не так ли?
     - Да, ваше высокопреосвященство, его имя - Атос.
     - Как же поступил бы шевалье Атос, окажись он на вашем месте?
     - Атос дал бы честное слово дворянина и последовал бы за вами к королю.
     - Мне кажется, этот ваш друг был самым умным.
     - С его умом могло соперничать только его благородство, ваше высокопреосвященство.
     - Ивы...
     - ..И я беру пример с Атоса.
     - Ну что же, - проговорил кардинал, стараясь улыбнуться и чувствуя, что пальцы его предательски дрожат. - Я сказал бы - тем лучше! Для всех!
     - Итак, ваше высокопреосвященство?.. - спросил подъехавший Ларейни. Он не слышал разговора мушкетера с кардиналом.
     - Итак - в Лион! - приказал кардинал, откидываясь на подушки.

Глава шестая

Красная книжечка кардинала

     Отряд двигался не слишком спеша, приноравливаясь к движению кареты Ришелье. Наконец-то дю Трамбле получил долгожданную возможность остаться с кардиналом с глазу на глаз. Безмолвный как призрак и преданный как пес секретарь во внимание не принимался.
     Кардинал недолго хранил молчание. Взгляд, приводящий в трепет многих сильных духом, молнией блеснул из-под бровей.
     - Что ж, отлично! - бодро проговорил Ришелье, опуская руку в карман. Дю Трамбле увидел в тонких пальцах кардинала книжку для записей в красном переплете. Это и была знаменитая "красная книжечка кардинала". Об этой маленькой книжке ходило много слухов, и сейчас, увидев ее своими глазами, дю Трамбле убедился, что знаменитая записная книжка - не миф.
     Многие отпрыски лучших дворянских родов Франции, которым она привиделась во сне, просыпались в холодном поту и больше не смыкали глаз. Им казалось, что на одной из страничек книжки они увидели свое имя. Зловещим шепотом, поминутно оглядываясь по сторонам, обитатели особняков на Королевской площади и владельцы роскошных домов из аристократического квартала Маре сообщали друг другу страшные новости о пополнении списка жертв, собственноручно занесенных "красным герцогом" в его красный синодик. Говорили, что никто из попавших в список кардинала не избежал кары. Ни один человек. Ее красный переплет был залит кровью Орнано, Шале и герцога Ванд омского. Ее чрево алкало все новых и новых жертв.
     И поэтому дю Трамбле невольно вздрогнул, увидев ее в руках Ришелье, и втянул голову в плечи, словно опасаясь, что рука палача вот-вот ухватит его за волосы.
     - Так вы говорите, - переспросил кардинал, - что де Гиз предлагает ссылку, Бассомпьер - Бастилию, а Генрих Монморанси - эшафот? Что ж, какой мерой меряют, такой же мерой и воздается им!
     И кардинал раскрыл красный переплет.
     Секретаря Ришелье держал для дипломатической переписки и рассылки приказов губернаторам провинций. В делах же подобного рода перо в руки брал сам.

Глава седьмая,
в которой великие мира сего забывают о д'Артаньяне в самый неподходящий момент

     Прибыв в Лион, Ришелье немедленно увиделся с выздоравливающим королем. Обе королевы с тревогой ожидали, чем окончится эта встреча. Разговор короля наедине с первым министром продолжался более часа.
     По прошествии этого времени его высокопреосвященство вышел из покоев Людовика XIII и проследовал в приготовленные для него комнаты. Свита кардинала расположилась неподалеку. Его высокопреосвященство, по обыкновению, много работал и, испытывая нужду в том или ином из своих приближенных, не собирался тратить время на ожидание. Кардинал не менял своих привычек, где бы он ни находился.
     Королева собиралась пройти к королю, но врач почтительно преградил ей путь: его величество изволил отойти ко сну.
     Действительно ли разговор с первым министром так утомил короля, или он хотел поразмыслить об услышанном наедине - мы не знаем. Как бы то ни было, королева прождала до вечера. Придворные сплетники вполголоса передавали друг другу, что, когда Анна Австрийская покинула королевскую опочивальню, на ее прекрасном лице можно было видеть следы слез. Впрочем, это никого не удивило. Как уже говорилось, в ту пору своей жизни во Франции испанка много и часто плакала.
     Смятение, вызванное прибытием кардинала, немного улеглось, однако благоразумный Монморанси, сопоставив известие о выздоровлении короля с поспешным отъездом дю Трамбле в Дофине, не стал дожидаться встречи с его высокопреосвященством. Он отбыл в Лангедок, предварительно, впрочем, засвидетельствовав свое почтение королеве-матери и заверив ее в личной преданности. Время показало, что благородный Монморанси говорил совершенно искренне. Следом поспешил и де Гиз.
     И только храбрый Бассомпьер никуда не отправился - у него не было ни Лангедока, ни Лотарингии. Маршал подумывал, не приказать ли своим швейцарцам арестовать Ришелье.
     - Мои молодцы и черта не побоятся взять на прицел, мадам, - уверял он Марию Медичи. - Они мигом спровадят министра в Бастилию. А находясь там, его высокопреосвященство уже не будет выглядеть столь грозно, скорее наоборот, бледно, хотя он и зовется "красный герцог". - И маршал разразился хохотом.
     Но он не встретил поддержки у королевы-матери. Получив обещание короля удалить Ришелье, она не могла рисковать испортить всю партию одним неверным ходом.
     Подготовка кампании, особенно если она ведется с таким размахом, никогда не проходит незамеченной противником.
     Прежде всего таким, как кардинал. Его высокопреосвященство, успевая следить за событиями придворной жизни Лондона и Мадрида, конечно же, был весьма неплохо осведомлен о последних приготовлениях в стане врага.
     Итак, противники копили силы, подтягивали резервы, искали союзников, готовясь к смертельной схватке. Все эти титанические усилия, прилагаемые обеими сторонами, настолько завладели вниманием высоких особ и их ближайшего окружения, что о д'Артаньяне попросту забыли.
     Впрочем, два человека из числа сильных мира сего время от времени вспоминали о нем. Чаще всего вспоминала о гасконце Анна Австрийская. Положение бедной королевы заставляло ее беспокоиться о собственной судьбе.
     Не приходилось сомневаться также в отличной памяти его высокопреосвященства. Он-то не забыл об арестованном лейтенанте королевских мушкетеров, но до поры считал выгодным для себя не вспоминать о нашем герое. Что же касается господина де Тревиля, то до него дошел слух о некоем таинственном поручении, данном королевой д'Артаньяну, поэтому он считал вполне естественным его отсутствие.
     Не прошло и трех дней после прибытия кардинала в славный город Лион, как д'Артаньяна в карете с наглухо зашторенными окнами в сопровождении усиленного конвоя отправили в Париж.
     - Куда мы направляемся? - спросил мушкетер офицера.
     - Скоро увидите, - был ответ.
     - Тысяча чертей! Скажите в таком случае, в чем меня обвиняют?!
     - Это мне неизвестно, сударь, - несколько более вежливым тоном отвечал офицер.
     Некоторое время мушкетер созерцал профиль своего стража, не без удовольствия представляя его в прицеле мушкета.
     Затем он вспомнил, что точно такой же ответ получил от него самого дю Трамбле, и немного поостыл.
     Умерив свой гнев, д'Артаньян успокоился и уснул. После стольких часов в седле он нуждался в отдыхе. Мушкетер проспал большую часть пути.
     Поскольку окна кареты были, как уже говорилось, закрыты наглухо, арестант не мог видеть того, что делается вокруг.
     Но он все слышал и по уличному шуму и гаму мог судить, что карата покатила по парижским улицам. Д'Артаньян определил это безошибочно. Гомон парижской улицы он не перепутал бы ни с чем на свете. Но езда продолжалась недолго.
     Карета остановилась, и двери были отворены. Ему предложили выйти наружу.
     Д'Артаньян увидел перед собой опущенный подъемный мост, возле него расхаживали вооруженные часовые. Мост был перекинут через широкий ров, за которым поднимались серые стены первой крепостной ограды. За этой стеной проходил второй ров. А уже потом - сам замок с мрачным внутренним двором... Замок с восемью грозными пятиэтажными башнями и вокруг каждой из них шла галерея с установленными на ней пушками.
     Д'Артаньян ощутил запоздалое сожаление. "Кажется, на этот раз я ошибся, следовало выбрать метод Портоса", - подумал он. Мушкетер понял, что его привезли в Бастилию.

Глава восьмая

О том, как Д'Артаньян проводил время в Бастилии

     Мы погрешили бы против истины, сказав, что гасконца обрадовала перспектива очутиться в мрачном склепе, широко известном под названием Бастилия.
     Рискнем предположить, что эта тюрьма-крепость, снискавшая себе зловещую славу и сделавшаяся символом ада на земле или чего-то очень похожего на преисподнюю, была настолько ненавистна любому французу, что день, когда навсегда пали ее черные стены, стал национальным праздником.
     Итак, Д'Артаньян пожалел, что не прибег к методу Портоса. Впрочем, пища была неплохой, а обращение тюремщиков вполне учтивым. Однако камера оказалась сырой, а дрова не столько горели, сколько дымили.
     Тюремщики постепенно прониклись симпатией к новому заключенному. Они сообщили гасконцу, что он пока не получил номера, какой присваивали всем арестантам, а башня, в которой его поместили, называется Базиньерой. Первую новость можно было расценивать как хорошую: относительно него имелись какие-то свои соображения, в то время как получивший номер, как правило, становился постояльцем Бастилии надолго. Второе сообщение было похуже: климат в камерах Базиньеры был самым сырым. В этом мушкетер смог убедиться в первую же ночь заключения.
     "Будем находить во всем хорошую сторону, - решил Д'Артаньян. - Камера могла бы быть расположена в верхнем ярусе, и с потолка постоянно текла бы вода. Положительно, мне везет".
     - Ваш аппетит, сударь, напоминает мне справедливость, - говорил тюремщик каждое утро, забирая почти нетронутый обед.
     - Чем же?
     - Тем, что его