у него  гордое  и  независимое
поведение юноши. Этот гасконец из захудалого рода провинциальных  дворян
дерзнул бросить вызов ему - могущественному первому министру -  человеку
Франции. И вышел целым и невредимым из всех передряг.
   Следует признать, что кардинал был сильно уязвлен делом  с  алмазными
подвесками - ведь здесь была  замешана  женщина,  которая  отвергла  его
любовь. И если бы не  зловещий  характер  миледи,  заставлявший  герцога
Ришелье опасаться своей сообщницы  до  такой  степени,  что  он  испытал
облегчение, узнав о ее казни, судьба д'Артаньяна могла бы быть другой.
   Кардиналу все время казалось, что их отношения с  гасконцем  остались
невыясненными   до   конца:   ему   хотелось   подвергнуть   д'Артаньяна
какому-нибудь грозному испытанию, возможно, смертельно опасному. И  если
бы гасконцу вновь удалось уцелеть, у  его  высокопреосвященства  был  бы
прекрасный повод произнести со вздохом облегчения: "Ну  что  же,  это  -
судьба!" - и оставить в покое  нашего  героя.  Его  высокопреосвященство
хотел испытать звезду д'Артаньяна еще раз.
   -  Поскольку   ларошельцы   не   верят   сообщениям   о   гибели   их
могущественного союзника, полагая в этом  нашу  военную  хитрость,  надо
уверить их в  обратном  с  помощью  того,  кому  они  поверят,  -  вновь
заговорил кардинал, обращаясь к Рошфору.
   - Кого же? - немедленно отозвался тот.
   - Человека одной с ними  веры,  бретонского  рыбака  или  гасконского
гугенота, например. Пусть он попадет в шторм,  благо  погода  все  время
хуже некуда. Пусть его судно прибьет к  берегу  в  том  месте,  где  они
смогут подобрать его.  Гугеноты  скорее  прислушаются  к  словам  своего
единоверца. Для убедительности в экипаж  судна  можно  включить  парочку
фламандцев, кое-как владеющих английским.
   -  Великолепно,  ваше   высокопреосвященство.   "Бретонский   рыбак",
конечно, будет доверенным лицом вашего высокопреосвященства.
   - Ничуть не бывало, Рошфор, - возразил кардинал.
   - Но в таком случае я ничего не понимаю.
   - Стоит ли рисковать верными людьми? Напрягите свою  память,  Рошфор:
нет ли у вас подходящей кандидатуры? - спросил кардинал Ришелье, глядя в
глаза своему спутнику.
   - Ну, кто же он? Надеюсь, это храбрый и достойный человек.  Другой  с
этим делом не справится.
   "Он хочет, чтобы я назвал имя сам", - подумал Рошфор. И произнес:
   - Мне кажется, что лучшая кандидатура - это лейтенант мушкетеров  его
величества господин д'Артаньян.
   - В самом деле? Но он гасконец и так же похож на бретонского  рыбака,
как я на его величество Людовика Тринадцатого.
   - Неважно, ваше высокопреосвященство! - воскликнул  Рошфор,  еще  раз
мысленно поздравив себя с правильным  выбором  покровителя.  -  В  конце
концов  Ла-Рошель  пожалована  этим  господам  Генрихом  Четвертым,   на
которого они молятся до сих пор, а он, как известно, тоже был  родом  из
Гаскони и убежденным гугенотом.
   - Пока не принял мессы, - невозмутимо заметил кардинал.
   - Он сделал это под  влиянием  святого  Варфоломея  , - в тон ему
добавил Рошфор.
   - Итак, - сказал кардинал, жестом подзывая  к  себе  Ла  Удиньера.  -
Немедленно разыщите  мне  лейтенанта  королевских  мушкетеров  господина
д'Артаньяна.
   Ла Удиньер почтительно притронулся к шляпе и повернул свою  караковую
кобылу. Он пришпорил ее, и глухая дорога, петлявшая в дюнах,  огласилась
глухим перестуком копыт.
   "В лучшем случае - затея удастся, и я получу Ла-Рошель, а в худшем  -
избавлюсь от прыткого гасконца: добрые гугеноты помогут мне  в  этом.  В
любом случае - я в выигрыше",  -  подумал  кардинал,  провожая  взглядом
капитана своей гвардии.

Глава вторая
Поручение кардинала

   Ла Удиньер нашел д'Артаньяна в дозоре.  Он  обходил  посты  вместе  в
несколькими мушкетерами.
   - Добрый вечер, господин лейтенант, - произнес Ла Удиньер, соскакивая
с лошади. - Кажется, вы никогда не отдыхаете.
   - Добрый вечер, господин капитан, - отвечал д'Артаньян,  который  при
виде Ла Удиньера сразу насторожился. - О вас, если  не  ошибаюсь,  можно
сказать то же самое.
   - Служба у его высокопреосвященства -  дело  хлопотное,  но  я  своей
доволен, как и вы - своей, не так ли, господин д'Артаньян?
   - Мне кажется, все мы  здесь  служим  Франции,  господин  капитан,  -
холодно отвечал д'Артаньян.
   - Вы правы, - быстро согласился Ла  Удиньер,  стараясь  разглядеть  в
темноте лица мушкетеров, сопровождавших д'Артаньяна. - А кто это с  вами
- господа Атос, Портос и Арамис, не правда ли?
   - Нет, сейчас эти господа свободны от караульной службы и отдыхают  в
лагере.
   Ла Удиньер вздохнул с облегчением: он не без основания полагал, что в
отсутствие  трех  друзей  ему  будет  легче  справиться   с   поручением
кардинала. Ла Удиньер хорошо  помнил,  какими  несговорчивыми  были  эти
неразлучные  храбрецы  даже  перед  лицом  его  высокопреосвященства   -
фактическим властителем королевства.
   - Дело в том, господин д'Артаньян, что я разыскиваю вас, - сказал  Ла
Удиньер.
   - По чьему приказанию?
   - Его высокопреосвященства.
   - Его высокопреосвященство очень внимателен ко мне.
   - Это действительно так. Кардинал не упускает вас из виду, шевалье.
   - Сударь, мне не  очень  нравится  ваш  тон,  -  ответил  д'Артаньян,
хмурясь и начиная покусывать усы.
   - Сударь, мне поручено доставить вас к его высокопреосвященству.
   - Сударь, вы нашли меня на боевом посту.
   - Я вижу это, господин  д'Артаньян.  Ваше  усердие  и  отвага  высоко
ценима его высокопреосвященством. И все-таки я прошу вас последовать  за
мной.
   - Очевидно, дело не терпит отлагательства; я готов  выполнить  приказ
его высокопреосвященства, - ответил д'Артаньян.
   После этого он повернулся к сопровождавшим его мушкетерам и сказал:
   - Господа, я покидаю вас по  приказанию  его  высокопреосвященства  и
назначаю на время  моего  отсутствия  начальником  дозора  господина  Ле
Бреттона. Когда закончите обход, возвращайтесь в лагерь и передайте, что
я скоро вернусь.
   - В первую очередь мы известим господ Портоса и  Арамиса,  -  ответил
один из мушкетеров.
   - А также господина Атоса, - добавил второй, недобро поглядывая на Ла
Удиньера.
   - Не беспокойтесь,  господа,  -  отвечал  тот  с  натянутой  улыбкой,
поспешно вскакивая на лошадь. - Господин д'Артаньян, конечно  же,  скоро
вернется в расположение роты. В конце концов, все мы солдаты и находимся
на войне - я тоже лишь исполняю приказ.
   Д'Артаньян, который уже сидел на своей лошади, дал  ей  шпоры,  и  Ла
Удиньер поспешил последовать его примеру, проклиная  в  душе  мушкетеров
роты де Тревиля, а гасконцев в особенности.
   Кардинал, который в этот поздний час бодрствовал перед разложенной на
столе картой при скудном  свете  нескольких  свечей,  приподнял  голову.
Дежурный офицер доложил ему,  что  господин  д'Артаньян  прибыл  по  его
приказанию.
   Кардинал велел ввести к нему этого человека,  которого,  как  мы  уже
говорили, уважал за ум и гордый нрав,  одновременно  ощущая  болезненное
желание разделаться с ним раз и навсегда, и откинулся на спинку  резного
кресла, барабаня сухими пальцами по расстеленной карте.
   Войдя,  д'Артаньян  отвесил   почтительный,   но   лишенный   всякого
подобострастия поклон.
   - Здравствуйте, господин д'Артаньян. Как вы себя чувствуете  в  новом
качестве?  Кажется,  лейтенантский  мундир  вам  к  лицу,  -  проговорил
Ришелье.
   - Я счастлив засвидетельствовать свое почтение и благодарность вашему
высокопреосвященству.
   - Полно, господин д'Артаньян. Я вызвал вас вовсе не для  того,  чтобы
напоминать  вам  об  оказанном  покровительстве.  Хотя...  вы  и  впрямь
довольно... молоды для вашего чина... И дерзки не по годам...
   - В чем заключается моя дерзость, ваша светлость?
   - Вам хорошо известно - в чем, - раздельно  произнес  Ришелье,  делая
одновременно жест, означающий, что он не собирается продолжать эту тему.
- Идет война, господин д'Артаньян. И мне  кажется,  не  подобает  такому
храбрецу, как вы, проводить время, сражаясь с женщинами, тем более  имея
на своей стороне численное превосходство, - продолжал кардинал,  намекая
на казнь миледи, совершенную мушкетерами.
   Д'Артаньян молчал, понимая, что Ришелье не ждет ответа.
   - Я хочу дать вам шанс отличиться, господин д'Артаньян,  -  продолжал
между тем кардинал. - И не просто отличиться, а, быть  может,  решить  в
течение нескольких часов судьбу Ла-Рошели и закончить  эту  затянувшуюся
осаду.
   Молодой человек вскинул  голову,  и  глаза  его  загорелись.  Это  не
укрылось от Ришелье. "Он и впрямь еще очень молод", - подумал кардинал.
   Однако это мимолетное наблюдение никоим образом не сказалось  на  его
замыслах. Его высокопреосвященство был холодным и расчетливым игроком. В
его шахматной комбинации д'Артаньяну отводилась роль проходной пешки.
   - Я весь к услугам вашей светлости, - порывисто произнес д'Артаньян.
   Справедливости ради не умолчим о  том,  что  наш  гасконец  почел  за
лучшее выказать в этих обстоятельствах свое рвение перед  Ришелье,  что,
впрочем, ему удалось без труда.
   - Дело заключается в следующем, - сказал кардинал, приветливым жестом
приглашая нашего героя подойти к столу и склоняясь  над  картой.  -  Как
вам, несомненно, известно, любезный господин  д'Артаньян,  в  осажденном
городе начинается голод и рано или поздно Ла-Рошель капитулирует. Однако
есть целый ряд соображений стратегического и политического характера,  -
продолжал Ришелье, легко усмехнувшись, - в силу которых было  бы  лучше,
если бы сдача произошла как можно  раньше.  Гугеноты  до  сих  пор  ждут
помощи от Бэкингема - в этом заключается их единственная надежда.  Нашим
парламентерам, сообщившим о смерти герцога, они не верят,  принимая  это
за военную хитрость с нашей стороны.
   Презрительная  усмешка   снова   искривила   тонкие   губы   Ришелье.
Побарабанив пальцами по карте, кардинал продолжал:
   - Господа ларошельцы упрямы, как  все  еретики;  они  поверят  только
своему единоверцу.
   Ришелье остро взглянул на д'Артаньяна.
   - Вы, случайно, не протестант, господин д'Артаньян?
   - Мой отец и моя матушка добрые католики, ваше  высокопреосвященство,
и воспитали меня в католической вере.
   - Это прекрасно, сударь. Но для блага Франции вам придется  совершить
отступничество, впрочем, я надеюсь, непродолжительное. Не  беспокойтесь,
господин д'Артаньян, - добавил Ришелье, заметив, что гасконец собирается
что-то сказать, - я отпущу вам это невольное прегрешение.
   Кардинал снова улыбнулся.
   - Ваше высокопреосвященство, могу ли я спросить?
   - Спрашивайте, господин д'Артаньян.
   - Судя по всему, мне уготована роль лазутчика?
   Ришелье слегка нахмурил брови, и это не скрылось от нашего гасконца.
   - Я бы назвал это  иначе,  сударь.  Вам  просто  надо  открыть  глаза
осажденным на истинное положение вещей.
   - Я понимаю это, ваше высокопреосвященство. Но для  того,  чтобы  мне
поверили, я должен буду сыграть чужую роль.
   - Я всегда не сомневался в том, что  вы  чрезвычайно  сообразительны,
господин д'Артаньян.
   Желая показать, что  принимает  похвалу  как  должное,  наш  гасконец
поклонился, но и в этот раз в его поклоне не было и тени подобострастия,
которое так часто приходилось наблюдать кардиналу в склонявших перед ним
голову людях.
   - Вы преобразитесь в моряка, судно которого пострадало  от  шторма  у
английских берегов и было ветром отнесено к Ла-Рошели. Знакомы ли  вы  с
морским делом?
   - По правде говоря, слабо, ваше высокопреосвященство.
   - Тогда придется вам остаться тем, кто  вы  есть  на  самом  деле,  -
гасконским дворянином. Вы ведь родом из Тарба, не правда ли?
   - Вы прекрасно осведомлены, ваше высокопреосвященство.
   - Я принимаю участие в судьбе тех, к кому хорошо  отношусь,  любезный
господин д'Артаньян, - ответил Ришелье с тонкой усмешкой. - А кроме того
-  мне  хорошо  служат.  Итак,  я  продолжаю.   Вы   будете   гасконским
дворянином-гугенотом, нашедшим в Англии или Фландрии приют  среди  своих
единоверцев. Ваше судно, направлявшееся из Портсмута в один из испанских
портов  -  это  я  оставляю  на  ваше  усмотрение,  -  бурей  отнесло  к
ларошельским берегам. Вы расскажете о том, что произошло в Лондоне,  как
и о том, что флот, стоявший в Портсмутской гавани под всеми парусами, не
выйдет в море.
   - Что я должен сделать потом, ваше высокопреосвященство?
   - Потом  комендант  Ла-Рошели  сдаст  город,  и  вы  беспрепятственно
присоединитесь к своей роте.
   - Я хотел спросить ваше высокопреосвященство о моих действиях на  тот
случай, если комендант не сдаст город немедленно, а будет колебаться или
заподозрит что-либо. Должен ли я предпринять попытку вернуться в  лагерь
сразу же по исполнении приказа?
   - Думаю, что это было бы чересчур  опасно,  господин  д'Артаньян.  Вы
должны избегать неоправданного риска - вас могут  заметить  при  попытке
вернуться назад и убить. Храбрецы дороги королю.
   Д'Артаньян снова поклонился.
   - Если у  вас  больше  нет  ко  мне  вопросов,  господин  д'Артаньян,
лейтенант Малэ проводит вас, и все детали операции вы обговорите с  ним,
- сказал кардинал, намереваясь вызвать офицера. - Да, чуть  не  забыл  -
вам нет нужды рапортовать своему командиру де Тревилю, я сам предупредил
его, - добавил Ришелье с напускной небрежностью.
   Последнее  было  в  духе  его  высокопреосвященства,  который   любил
подчеркнуть  при  случае,  как  мало  заботит  его  капитан  королевских
мушкетеров и как низко он его ставит.
   Д'Артаньян хорошо понял истинные чувства кардинала и нисколько не был
обманут его небрежным тоном.
   - Одно уточнение, ваше высокопреосвященство, -  проговорил  гасконец,
гордо тряхнув головой. - Если меня опознают - мое имя войдет  в  историю
Франции. Я буду первым лейтенантом королевских мушкетеров, которого  как
шпиона повесят без суда.
   С этими словами д'Артаньян поклонился и вышел.
   Кардинал еще долго стоял, неподвижно глядя на закрывшиеся за  молодым
человеком темные створки дверей. Затем он вернулся к неотложным делам.
   Кардинала  ожидали  донесения  агентов   и   политическая   переписка
коронованных особ, чьи помыслы, доверенные ненадежной бумаге, попадали в
цепкие руки его высокопреосвященства, прежде чем  их  успевали  прочесть
адресаты. Могущественный министр ложился спать далеко за полночь.
   Д'Артаньян же, получив необходимые инструкции  от  офицера,  которому
было приказано  заниматься  подготовкой  операции,  вернулся  в  лагерь.
Рыбацкая фелука, пассажиром  которой  предстояло  сделаться  гасконскому
дворянину Шарлю де Кастельмору, могла отплыть лишь в ночь  на  следующие
сутки, поэтому у нашего героя было достаточно времени для размышлений.
   Не колеблясь ни минуты, он отправился к Атосу.  Несмотря  на  поздний
час, он нашел мушкетера бодрствующим.
   - А, вот и вы наконец! - проговорил Атос, делая знак Гримо,  который,
словно тень, нес свой безмолвный караул подле хозяина.
   Знак Атоса был весьма красноречив:  он  означал,  что  Гримо  следует
принести еще две бутылки малаги.
   - Что там стряслось с вами, д'Артаньян? -  спросил  Атос,  когда  его
молчаливый слуга исчез, откупорив принесенные  бутылки.  -  Ле  Бреттон,
вернувшись из дозора,  поведал  нам,  что  вы  покинули  их  в  обществе
господина Ла Удиньера, торопившегося доставить вас к кардиналу.
   - Он сказал вам чистую правду, дорогой Атос.
   - Вот как? Черт  возьми,  по-видимому,  его  высокопреосвященство  не
может долго обходиться без вашего общества. Признаться,  мы  уже  начали
беспокоиться за вас.
   - Атос, только что кардинал приказал мне отправиться  в  Ла-Рошель  в
качестве лазутчика.
   Атос вздрогнул и допил вино.
   - Сколько бед ожидает несчастное  государство,  возглавляемое  слабым
монархом, - тихо проговорил  он.  -  Отцы  церкви  командуют  армиями  и
посылают шпионить лейтенантов королевских мушкетеров.
   - Ах, Атос, кардинал не приказывает мне шпионить за ларошельцами.  Он
хочет с моей помощью ускорить сдачу  города.  Мне  нужно  сыграть  чужую
роль,  но  лишь  для  того,  чтобы  убедить  их  в  том,  что   Бэкингем
действительно погиб.
   Так как Атос молчал и, сощурившись рассматривал дрожащий огонек свечи
сквозь стекло стакана, д'Артаньян заговорил снова:
   -  Итак,  Атос,  вы  считаете,  что  исполнение   приказа   кардинала
несовместимо с честью дворянина.
   - Я этого не говорил,  д'Артаньян,  -  ответил  Атос,  отвлекаясь  от
созерцания огня. - В конце концов,  англичанин  действительно  умер,  и,
быть может, ваша миссия ускорит сдачу города. Но ведь в  случае  неудачи
вас повесят - это не самый лучший конец для мушкетера и дворянина.  Быть
повешенным как шпион - фи, друг мой.
   - Все это так, Атос, но если мне удастся приблизить окончание военных
действий...
   - Вы упрочите свою блестящую репутацию храбреца, хотите  вы  сказать?
Несомненно, друг мой, но нужно ли это кардиналу?
   - Нужно ли это кардиналу?!
   - Вот именно!
   - Поверьте, Атос, я и сам все время задаю себе этот вопрос...
   - И что же?
   - И не нахожу на него ответа.
   Неожиданно Атос резко поднялся и подошел к д'Ар-таньяну.
   - Откажитесь  от  этого  дела,  друг  мой,  -  меня  терзают  мрачные
предчувствия.
   - Но это невозможно!
   - Черт побери! В конце концов, наш начальник господин де  Тревиль,  а
не кардинал Ришелье!
   - Но главнокомандующий он, Атос, вы же знаете это не хуже меня.
   - Вот это меня и бесит, друг мой. Ну что ж, если вы твердо решили...
   - Да, Атос. Я не могу отступать  -  пусть  будет,  что  будет.  После
смерти моей Констанции жизнь не кажется мне таким уж желанным жребием...
   Атос обнял д'Артаньяна.
   - В таком случае, я не стану  вас  отговаривать.  Идите  выспитесь  -
ясная голова одно из самых весомых ваших достоинств.
   Проснувшись  ранним  утром,  д'Артаньян  поторопился  встретиться  со
своими товарищами, однако, повинуясь  какому-то  смутному  чувству,  наш
гасконец  не  стал  посвящать  Портоса  и  Арамиса  в   тонкости   дела,
ограничился лишь упоминанием о личном поручении кардинала. Мы уже не раз
упоминали об  особом  отношении  молодого  человека  к  Атосу  -  самому
старшему из всей четверки.
   Арамис и Портос провожали  д'Артаньяна  с  напускной  беззаботностью,
плохо скрывавшей трогательное  беспокойство  за  его  судьбу.  Атос  был
мрачнее и молчаливее обыкновения.  Хмурый  осенний  день  лишь  усиливал
недобрые  предчувствия,  переживаемые  всей  четверкой,  это  настроение
передалось и слугам.
   Д'Артаньян, желая скорее закончить тяготившую его сцену  расставания,
вскочил на коня и сделал знак Планше, который  должен  был  сопровождать
его,  выполняя  свою  собственную  роль  -  роль  слуги  путешествующего
дворянина.
   Лейтенант Малэ, долженствовавший,  по  приказу  кардинала,  проводить
д'Артаньяна на корабль,  наблюдал  сцену  молчаливого  прощания  четырех
людей издали. Он был закутан в серый дорожный плащ, а шляпа без галуна и
перьев,  низко  надвинутая  на  глаза,   свидетельствовала   о   желании
лейтенанта  оставаться  неузнанным  и  привлекать   как   можно   меньше
любопытных взглядов.
   Д'Артаньян дал шпоры своему коню, лейтенант тотчас же последовал  его
примеру, и они, сопровождаемые тоскливо озиравшимся Планше, уже  неслись
вскачь по дороге, ведущей в укромную бухту, где дожидалась  их  рыбацкая
фелука.
   Проскакав с полмили,  всадники  услышали  за  спиной  конский  топот.
Лейтенант пришпорил  свою  лошадь,  приглашая  сделать  то  же  самое  и
д'Артаньяна, - до гавани  оставалось  не  более  десяти  минут  быстрого
аллюра. Однако Планше, никогда не испытывавший особенной любви к быстрой
верховой езде, замешкался и начал отставать.  Это  вынудило  д'Артаньяна
обернуться.
   Их  догоняли  два  всадника,  при  виде  которых  рука  нашего  героя
непроизвольно натянула поводья.
   - В чем дело, шевалье? - нетерпеливо воскликнул лейтенант.
   -