Когда узнали об
этом  факте  в  Европе,  то  все  там  надрывались со смеху, не замечая, что
единственное  различие  между  орденами  властителей  Габона  и  украшенными
бриллиантами  орденами  наших  властителей  Европы  заключаются  в  том, что
последние  можно заложить в ломбард, тогда как за первые ничего не дадут под
залог.  Если  вы,  читатель,  можете  мне указать какое-либо другое различие
между  этими  двумя  предметами, я буду очень счастлив узнать его. А пока вы
найдете  его,  король мыса Лопец будет продолжать в той же степени гордиться
своей   крышкой   от  коробки  сардинок,  как  и  Македонский  король  своей
бриллиантовой звездой.
     Ничего,  следовательно,  нет  удивительного  в  том,  если шпион Кишная
предпочел   деньгам   трость  с  золотым  набалдашником,  которая  считалась
высочайшим  отличием,  какое  можно  было  только  доставить  человеку в его
стране.  Я,  быть  может,  удивлю  вас,  если  скажу  вам,  что  французские
губернаторы  в  Пондишери,  унаследовавшие  право  прежних раджей давать эту
награду,  так скупы на этот счет, что при населении в полмиллиона жителей вы
найдете  только  двух-трех индусов, получивших право носить трость с золотым
набалдашником,  тогда  как  на  то  же  количество  населения  вы найдете во
Франции более двухсот кавалеров ордена Почетного Легиона.
     Как  видите  теперь,  Кишная  требовал  очень  высокой  награды,  такой
высокой,  что  сэр  Вильям  даже колебался несколько минут, назначить ему ее
или  нет.  Но  арест  Сердара  заслуживал такой награды и постыдный торг был
заключен.
     В  последующие  за  этим восемь дней шпион должен был доставить Сердара
живым или мертвым.
     - Сколько   сипаев  дать  тебе  в  твое  распоряжение?  -  спросил  его
губернатор.
     - Мне  никого  не  нужно,  -  отвечал  негодяи с гордостью, - я отослал
прочь  даже  людей  своей  касты,  которые сопровождали меняю. Я могу успеть
только, когда буду один... совершенно один.
     - Это  твое  дело.  Если ты успеешь в этом деле, ты получишь, могу тебя
заверить,  не  только  обещанное  отличие,  но правительство королевы сумеет
вознаградить тебя за твою услугу.
     И,  сказав  это,  сэр Вильям встал со своего места, показывая этим, что
аудиенция   окончена.   Туземец   повторил   "шактангу",   род  приветствия,
означающего  на  индусском  языке  "повержение к стопам шести", потому что в
таком  положении  прикасаются  к полу или земле две ступни ног, два колена и
два локтя.
     - Еще  одно  слово,  Сагиб, - сказал Кишная, подымаясь, - я могу успеть
только  в  том  случае,  если  оба прохода в "Долину трупов" будут тщательно
оберегаться  солдатами,  которые  не  должны  выпускать оттуда Сердара и его
товарищей.
     - Я, кажется, уже говорил тебе, что им не позволят выйти оттуда.
     Туземец  удалился,  опьяненный  радостью  и  гордостью. Начальник касты
душителей  в  Бунделькунде  и  Марваре, он был схвачен однажды в ту минуту в
окрестностях  Бомбея,  когда  вместе с друзьями-сектантами приносил кровавую
жертву  богине Кали, и присужден со многими из своих товарищей к пожизненной
каторге.  Когда  началось  великое  восстание  в Бенгалии, он предложил свои
услуги  губернатору  Бомбея,  который  отказался  сначала  от них из боязни,
чтобы  негодяи  не  воспользовались  своей свободой и не подговорили весь юг
Индостана,  то  есть весь древний Декан, принадлежащий Франции при Дюплексе,
перейти  на сторону революции; но скоро подвиги Сердара и быстрые успехи его
на  юге понудили его прибегнуть к крайним мерам, и он вступил в переговоры с
Кишнаей,  выпустил  его  на  свободу  и с ним его приверженцев. Предводитель
душителей  бросился по следам авантюриста; день изо дня преследуя его, донес
он  англичанам  об отряде махратов, оставленном Сердаром в пещерах Эллора, и
наконец,  появившись  вслед  за ним на острове Цейлоне, устроил ему засаду и
настолько  удачную,  что  если  бы ни Рама-Модели, так быстро организовавший
побег,  англичане  навсегда  избавились бы от самого ловкого и непримиримого
врага.
     Кишная  не  принадлежал, как видите, к числу обыкновенных преступников,
которыми  можно  пренебрегать:  способный  на  самые  отважные поступки, как
большинство  людей его касты, он отличался кроме того бесспорным мужеством и
поразительной  ловкостью.  Изучивший  до  тонкости  все хитрости, которыми в
течение  целых  столетий  пользовались  его соплеменники, чтобы завлечь свои
жертвы  в  расставленные  ими  западни,  он  был  самым ужасным противником,
какого  только  могли  придумать для Сердара, особенно после пробудившейся в
нем  надежды  вернуться в свое селение с высшим знаком отличия, какой только
мог быть дарован туземцу.
     Выйдя  от  губернатора,  Кишная  медленным  шагом  направился к базару,
наводненному  в эту минуту огромным количеством солдат и офицеров, прибывших
накануне  с  пароходами,  и проходя мимо малабара, предлагавшего покупателям
меха  ягуаров и черных пантер, которые так дорого ценятся на Цейлоне, сделал
ему едва заметный знак и как ни в чем не бывало продолжал идти дальше.
     Продавец  тотчас  же подозвал мальчика, стоявшего подле него и, поручив
ему  товар,  догнал  Кишнаю  и  оба  скоро затерялись среди извилистой части
туземного города.
     Веллаен,  продавец  мехов  пантеры,  был  человеком, который лучше всех
сингалезов,  за  исключением  Рама-Модели, знал опасную долину, где Сердар и
товарищи  его  вынуждены  были  искать себе убежище. Впоследствии мы узнаем,
какие узы общих интересов связывали этих двух людей.
     В  шесть  часов  вечера,  незадолго  до захода солнца, сэр Вильям Броун
возвращался  со  своей обыкновенной прогулки по живописной дороге в Коломбо,
окруженный  адъютантами  и  взводом  уланов-телохранителей,  когда перед его
каретой   очутился   вдруг   полуголый   туземец,  размахивающий  конвертом.
Губернатор  сделал  знак  одному  из  офицеров,  чтобы он взял этот конверт,
принятый  им  за  петицию.  Сломав  печать, он быстро пробежал написанное и,
побледнев от гнева, приподнялся в карете и крикнул:
     - Догнать этого человека, арестовать его... не дать ему бежать!
     Люди,  окружавшие  его,  бросились  вперед, рассыпались по всем кустам,
отыскивая  туземца,  который  мгновенно  скрылся  из  виду, но вряд ли успел
спрятаться  где-нибудь.  Напрасно однако офицеры, солдаты, служители шныряли
по  окрестностям  на  расстоянии  полумили  кругом;  все  вернулись  один за
другим, не открыв ни малейших следов таинственного посланника.
     Вот что было написано в письме, так поразившем губернатора:
     "Сэру Вильяму Броуну,
     королевскому губернатору Цейлона,
     посвященные члены
     Общества "Духов Вод"
     шлют свой привет!
     Когда    солнце   восемь   раз   опустится   позади   горизонта,   душа
Сагиба-губернатора  предстанет  перед  мрачным  Судьей  мертвых,  а тело его
будет брошено на съедение вонючим шакалам.
     Пундит Саэб, Судья "Духов Вод".
     Год  тому  назад почти в тот же день получил такое же письмо губернатор
Бенгалии,  который  затем  в  назначенный ему день пал под ударами фанатиков
среди разгара празднества.
     Не  было  еще  примера, чтобы приговор, произнесенный знаменитым тайным
обществом,  не  был  приведен  в  исполнение;  никакие  предосторожности  не
спасали  намеченных жертв от ожидания их участи и, редкая вещь, общественное
мнение  и  даже мнение самих европейцев находило приговор этот справедливым.
Надо   сказать   однако   правду,  таинственное  общество,  назначавшее  для
исполнения  своих решений фанатиков, которые не отступали даже перед страхом
пытки,  пользовалось  только в исключительных случаях своей ужасной властью.
Главная  цель  этого  общества  заключалась  в  том,  чтобы  защищать бедных
индусов  от  гнусного  произвола некоторых правителей внутри страны, которые
пользовались   огромными   расстояниями   в  пятьсот-шестьсот  миль  иногда,
отделявших  их  от  центрального  управления, и эксплуатировали свои области
самым   бессовестным   образом,  не  останавливаясь  ни  перед  каким  видом
преступлений  и  подлостей.  Таким  образом,  когда  общество  это  поражало
какого-нибудь  чиновника, можно было с достоверностью сказать, что последний
не  только  изменял долгу своей службы и был взяточником, но что он совершал
такие  гнусные  поступки,  как насилие над женщинами и уничтожение тел своих
жертв, за которые в Европе он не избежал бы эшафота.
     Роль,   одним  словом,  которую  они  играли  в  течение  почти  целого
столетия,  была  такова,  что  честный  Кальбрук,  судья  верховной палаты в
Калькутте,  сказал  о  нем:  "Правосудие  нашло  в  этом обществе помощника,
способствовавшего  тому,  чтобы  некоторые  чиновники  не  забывали, что они
имеют честь быть в Индии представителями цивилизованной нации".
     И  действительно  оно  поражало  только в крайних случаях, когда долгий
ряд преступлений переполнял, так сказать, меру всякого терпения.
     До  сих  пор  общество  никогда еще не занималось политикой; ему стоило
захотеть  и  оно  могло  поднять весь Декан, но оно желало удержать за собою
роль  судьи.  Один  только  раз  изменило  оно своим привычкам, приговорив к
смерти   губернатора   Бенгалии,  который  побудил  лорда  Далузи  завладеть
королевством  Аудским, и теперь вот по тому же побуждению присудило к смерти
сэра Вильяма за его гнусный договор с Кишнаей.
     В  тот  же  час,  когда  измена  грозила жизни героя, посвятившего себя
борьбе  за  независимость  Индии,  оно  выступило  на защиту его. Сэр Вильям
Броун  вернулся  в  свой дворец в состоянии самого неописуемого волнения; он
немедленно  послал  за  генералом-директором  полиции  и,  объяснив ему свое
положение, просил его совета, как поступить.
     - Желаете,  ваше  превосходительство, чтобы я говорил с вами без всяких
обиняков, - отвечал директор после зрелого размышления.
     - Я требую этого.
     - В  таком  случае  я  должен  высказать  свое  глубокое убеждение, что
вашему превосходительству остается жить всего восемь дней.
     - Неужели  вы  не  можете найти никаких средств, чтобы защитить меня от
фанатиков?
     - Никаких...  члены этого общества находятся среди всех классов, и я не
поручусь  за  то,  что  тот, которому приказано убить вас, не может быть ваш
собственный  слуга,  верно служащий вам в течение долгих лет. Вам, по-моему,
остается  только  два  исхода  и  они гораздо важнее всех предосторожностей,
которые я мог бы посоветовать вам.
     - Какие же это исходы?
     - Первый  заключается  в  том,  чтобы  уложить  свои  вещи  и  навсегда
покинуть  Индию,  как  поступают в настоящее время все чиновники, получившие
уведомление  о  таком  приговоре.  Последний  превратится  таким  образом  в
изгнание  и  могу  заверить вас, что центральное управление со своей стороны
много раз уже выражало одобрение такого рода очисткам.
     - Это  годится  только  для чиновника более низкого ранга, имя которого
неизвестно,  у  которого  нет  ни  состояния, ни общественного положения, ни
связей,  но губернатор Цейлона, один из самых видных сановников королевства,
член  королевского  совета,  не  может  бежать, как обыкновенный чиновник. Я
сделаюсь посмешищем всей Англии, поступив таким образом.
     - Можно под предлогом болезни...
     - Довольно! Второй исход?
     - Он проще... отказаться от договора, заключенного с Кишнаей.
     - Чтобы  люди  эти  сказали, что сэр Вильям Броун уступил их угрозам...
никогда,  сударь! Бывают случаи, когда человек не может уступить из трусости
и должен умереть на своем посту. Я не удерживаю вас больше, сударь!
     - Можете  быть  уверены, ваше превосходительство, что я приму для вашей
безопасности все зависящие от меня меры.
     - Исполняйте ваши долг, сударь, я буду исполнять свой.
     Несколько  часов  спустя после этого разговора губернатор получил через
неизвестного посла второе письмо, содержащее в себе только одну фразу:
     "Бесчестья не может быть в том, чтобы отказаться от бесчестной меры".
     Это  второе послание довело до крайний границ удивление и волнение сэра
Вильяма.  Итак,  таинственные  судьи знали уже об его разговоре с директором
полиции;  ясно,  что  они  осуждали  бесчестную  войну, полную всяких засад,
измены,  захвата  врасплох,  которую  готовились  вести  с  Сердаром. Низкое
сообщничество  губернатора  Цейлона  с негодяем Кишная, каторжником, который
всего  какой-нибудь  месяц  тому  назад  ходил  с  ядром у ноги в Бомбейской
тюрьме.
     Но  сэр  Вильям Броун был англичанином; он верил, что никакой поступок,
самый  даже  низкий,  не  может  обесчестить  человека,  когда  дело  идет о
службе...  а  так как сохранение владений Индии было вопросом жизни и смерти
для Англии, он дал себе клятву не уступать.
     И  к  тому  же  не  в  собственных  ли  руках его были все средства для
защиты?  Он  пользовался  безграничной  властью.  Индусские  сикеры  убивают
всегда  кинжалом,  -  кто  мешал  ему  надеть  кольчугу?  Он мог также ввиду
исключительных   обстоятельств   выбрать   сотню   солдат  из  тех,  которые
отправлялись в Калькутту и поручить им охрану своего дворца.
     Генерал  Говелак  со  своей  стороны  советовал  ему  не уступать и сам
выбрал  отряд  телохранителей  среди высадившихся солдат; в тот же вечер все
служители-индусы были заменены солдатами шотландского полка.
     Отношения  обеих  сторон  начинали  обостряться. Получалось нечто вроде
дуэли,  в  которой  каждая  сторона  ставила  на  карту свою жизнь... Кто же
должен был выйти из нее победителем? Сердар или сэр Вильям Броун?
     Но   борьба   эта   была  бы  еще  ожесточеннее,  имей  оба  противника
возможность  встретиться  и  узнать  друг  друга, ибо в прошлом их случилось
нечто  мрачное,  что  даст  повод  к  такой  жгучей ненависти, которую может
погасить  лишь  кровь  одного из противников. Двадцать лет прошло с тех пор,
но  жажда  мести  оставалась  по-прежнему  неутолимой  и безумной, как в тот
день,  когда  один умирающий употребил последние силы свои, чтобы доползти к
ним  и  остановить  их  бешенство,  когда  только  клятва,  вырванная  у них
человеком  в  предсмертный  час  свой,  разлучила  их...  Но они дали клятву
встретиться  с  друг  другом  и  разрешить  этот  спор и несмотря на то, что
обстоятельства  жизни  держали  их вдали друг от друга и они в течение целой
четверти  столетия  потеряли  один  другого из виду, они так хорошо помнили,
что  принадлежат  друг  другу,  что  дали  себе  слово никогда не жениться с
исключительной  целью  не  оставить  позади  себя  горя  в  тот  день, когда
встретятся  в  последний  раз... Но и судьба имеет свои случаи. Не отыскивая
друг  друга,  они  вдруг  очутились  под  одним  и тем же небом и вступили в
борьбу,  не  узнавая друг друга... еще ужаснее должна была произойти встреча
в тот час, когда она состоится!
     Тем  временем  "Эриманта",  простоявшая  тридцать  шесть часов в гавани
Пуант  де Галль в ожидании почты из Китая, готовилась покинуть Цейлон, чтобы
продолжать  свой  путь  по  Бенгальскому  заливу. Собравшись на задней части
судна,  пассажиры  в  последний  раз  любовались  чудным  зрелищем,  равного
которому нет в мире.
     Несколько  в  стороне  от  них стояла небольшая группа из трех человек,
которые  тихо  разговаривали  между  собой,  с  тревогой поглядывая время от
времени  на  крутые  склоны,  покрытые роскошной растительностью, на которых
выстрелы  из  пушек  преследовали  слона  Ауджали.  Группу  составили Эдуард
Кемпуэлл  со  своей  прелестной сестрой Мари и Сива-Томби-Модели, брат Рамы,
который  сообразно  данному  ему  приказанию  сопровождал  молодых  людей  в
Пондишери.
     Все  трое говорили, само собою разумеется, об утреннем происшествии и о
горе  Эдуарда  и  Мари, когда они увидели Сердара, идущим на казнь. Напрасно
Сива-Томби  старался  успокоить  их, уверяя, что брат его, наверное, все уже
подготовил  для побега пленников, слезы их высохли и они успокоились только,
когда увидели, что Ауджали скрылся наконец по ту сторону Соманта-Кунта.
     - Не  бойтесь,  теперь,  -  сказал им молодой индус, - ловок будет тот,
кто  их  поймет. Мой брат много лет подряд жил в джунглях, отыскивая берлоги
пантер,  у  которых  он отнимал детенышей, а затем дрессировал их и продавал
фокусникам.  Он знает там все ущелья, проходы, и пока все будут уверены, что
Сердар  и его товарищи окружены со всех сторон, они успеют перебраться через
пролив и присоединятся к нам.
     Эти  слова  успокоили  молодых людей, которые в мечтах своих видели уже
отца своего возвращенным их любви благодаря Сердару.
     Матросы  ходили  уже на шпиле и отдан был приказ, чтобы все посторонние
лица   на   борте  отправлялись  по  своим  лодкам,  когда  какой-то  макуа,
подъехавший  к  пакетботу в своей пироге, в три прыжка взобрался на палубу и
подал  Сива-Томби  один  из  тех  пальмовых  листьев,  которые на табульском
наречии  зовутся  "оллис".  Туземцы  царапают  на  нежной  кожице их буквы с
помощью тоненького шила.
     - От  твоего  брата,  -  сказал  он  и затем, так как пакетбот двинулся
путь, по планширу спустился в море и вплавь добрался до своей пироги.
     На   оллисе   оказалось  несколько  слов,  на  скорую  руку  написанных
Рамой-Модели.
     - "Через две недели будем в Пондишери".
     Уверенность,   с   которой   написаны  были,  по-видимому,  эти  слова,
увеличила  радость  и  спокойствие  молодых  людей.  Они были не в состоянии
оторвать  взоры  от  вершин,  где  в последний раз увидели того, кого теперь
называли не иначе, как спасителем своего отца.
     Выйдя  из  фарватера,  пакетбот  шел  несколько времени вдоль восточной
оконечности  острова, где течение способствует более быстрому движению судов
к  Индостанскому  берегу.  Скоро  глазам путешественников открылся восточный
склон  Соманта-Кунта,  по  которому  Барнет  спустился  в  долину; судно так
близко  шло  здесь  от  берега,  что  простым  глазом можно было рассмотреть
малейшие  уступы  скал и прямые, стройные стволы бурао, представляющих собою
самую  роскошную  растительность  тропиков.  Там  и сям виднелись огневики с
ярко-красными   цветами,  индийские  фикусы  с  толстыми  ветками  и  темной
зеленью,  тамаринды,  покрытые  лианами  разнообразных  оттенков  и вьющиеся
розы,  самым невообразимым образом перемешавшие в живописном беспорядке свои
ветви  и  цветы.  Лощина затем как бы прерывалась вдруг, скрытая за утесами,
которые  стояли  на  первом  плане и представляли собой последние укрепления
большой долины, куда отправились искать убежища Сердар и его товарищи.
     - Они  там,  за  этой  высокой  цепью  скал,  - сказал Сива-Томби своим
молодым  друзьям.  Он  протянул  туда  руку  и вдруг остановился, охваченный
сильным волнением...
     На  последнем плато, внизу которого лощина углублялась в Долину Трупов,
на  фоне  одного  из  утесов  вырисовывались  четыре человека, размахивающие
белым  вуалем своих касок и смотревшие в сторону парохода. А позади них, как
бы  заканчивая  собой  картину  и  удостоверяя личности находившихся впереди
него  людей,  стоял  колоссальный  Ауджали, который держал хоботом громадную
ветку, сплошь покрытую цветами, и размахивал ею по воздуху.
     - Вот  они!  -  сказал  Сива-Томби-Модели,  успевший, наконец, побороть
свое волнение, - они хотят проститься с нами.
     Это  было  грандиозное  и  в  высшей  степени  поэтическое зрелище; все
пассажиры  "Эриманты",  столпившиеся  вдоль  абордажных  сеток,  смотрели  с
большим  любопытством  на эту интересную и странную группу, которая казалась
вылитой из бронзы и была окружена рамкой дикой и величественной природы.
     Пакетбот  шел  теперь скорым ходом; виды с головокружительной быстротой
следовали  за  видами,  и четыре действующих лица, оживлявших эти уединенные
места,  скоро скрылись за уступами горы. Они выстрелил из карабинов и в один
голос  крикнули  изо всех сил "ура", которое с