у  колодцу.  Он  нажал  рукой  часть  стены,  которая тотчас
повернулась  и  открыла  проход,  куда  через  бойницу  лился  слабый  свет,
достаточный  для  того, чтобы идти по узкому коридору. Арджуна шел впереди и
легко  справлялся  с  разными  механизмами,  которые встречались им на пути;
достаточно  было  видеть  его  уверенность,  чтобы  понять, как обстоятельно
составлен  план  потайных  ходов,  который  браматмы  передавали друг другу.
Арджуна  привел  своих  товарищей  в  большой  круглый  зал,  устроенный  во
внутренней  башне,  которая была совершенно скрыта стенами дворца. Зал этот,
превосходно  освещенный  сверху,  остался  таким  же,  каким  был  во  время
Дара-Адила-Шаха:   широкий  диван  шел  кругом  всей  стены  зала,  середина
которого  была занята большим столом из красного дерева, покрытого лаком; на
столе  в  некотором  расстоянии  друг от друга были вделаны шахматные доски,
состоящие  из  белых  и черных квадратиков - слоновая кость и черное дерево.
Всех  досок  было  девять  и все они были расположены таким образом, чтобы у
каждой могли сидеть два игрока в шахматы.
     Это  был  шахматный  стол  Адила-Шаха и зал, куда он удалялся вместе со
своими друзьями, чтобы отдохнуть от государственных дел.
     - Вот  чудесный зал для совета, - сказал Арджуна, - и несмотря на указ,
уничтожающий  общество  "Духов Вод", мы можем показать нашим врагам, что оно
по-прежнему еще страшно и могущественно.
     Когда  факир  и  дорваны  удалились  через ходы, указанные им Арджуной,
последний  предложил  Верховному  Совету  Семи немедленно устроить заседание
для серьезных обстоятельств данного момента.
     Согласно  решению,  принятому  на  общем  собрании жемедаров, последним
были  даны  новые  инструкции,  которые  относились ко дню, назначенному для
восстания.  В  этот же день сэр Лауренс, на котором лежит ответственность за
самые  бесчеловечные  и  жестокие  указы,  Гавелок, который ознаменовал себя
самыми   кровавыми  экзекуциями,  и  пять  членов  совета,  способствовавшие
вице-королю  в  гнусных  репрессиях,  должны  были пасть под ударами кинжала
правосудия.  Пусть  мир  узнает  о  смерти  их  в  одно  время с известием о
пробуждении  Индии,  которая  вторично взялась за оружие, чтобы отомстить за
умерших и вернуть себе независимость.
     Был  также  обсужден и вопрос о том, следует ли требовать вице-короля к
ответу   перед   Советом  Семи,  и  решен  в  утвердительном  смысле.  Ввиду
отсутствия   Утсары,  исчезновение  которого  браматма  никак  не  мог  себе
объяснить,   это  требование  поручено  было  передать  Судазе,  исполнителю
приговора  над  Ватсоном,  доказавшему  свою  необыкновенную ловкость в этом
случае.
     Покончив  со  всеми  неотложными делами, браматма, желая остаться один,
предложил  членам  совета  пойти  отдохнуть.  Большинство  из  них  достигли
довольно  пожилого  возраста  и  чувствовали  себя  разбитыми  под  тяжестью
волнений  и  усталости в течение всей ночи. На совете, устроенном браматмой,
они   несколько   раз   переглядывались   с   улыбкой:   последний  говорил,
действительно,  как  будто  бы он не был в заключении, а только что вышел из
Джахара-Бауг.  Все  они  не  прочь  были  отдохнуть, но для этого не хватало
по-видимому  места.  Арджуна понял их мысли и улыбнулся в свою очередь... Он
открыл  нечто  вроде  шкафа,  вделанного  в  стену,  где  спрятаны  были еще
шахматы,  служившие свите раджи; он нажал пружину - и стенка шкафа вместе со
всеми  полочками отодвинулась в сторону, открыв перед глазами Семи маленькую
винтовую лестницу.
     - В  каждом  этаже, - сказал Арджуна, - находится такая же комната, как
и  эта,  но  только  разделенная  на четыре спальни с широкими диванами; они
ничем  не  освещаются,  так  как  башня устроена в месте пересечения четырех
внутренних  стен.  В  темноте  сон  ваш  будет  еще  крепче, и вы без всяких
опасений  можете  предаться полному отдыху; нигде нет ни малейшего сообщения
с нижним этажом и пройти к вам можно только через этот зал.
     Все Семь удалились, и браматма остался один.
     - Наконец,  -  сказал он, - наступает тот день, когда я приму участие в
борьбе,  о  которой  мечтаю  в течение двадцати лет. Юг Индии восстанет, как
один  человек,  под  управлением  четырех  раджей, которых я склонил на свою
сторону,  а  Север, хотя истекающий кровью, с тем же бешенством возьмется за
оружие   по  призыву  Нана-Сагиба.  Полк  морской  пехоты,  расположенный  в
Пондишери  и  управляемый  одним  из  моих  друзей,  доставит нам три тысячи
человек,  которые дадут нам возможность снабдить туземные войска достаточным
количеством  офицеров.  "Диана", "Раджа" и четыре других судна Ковинды-Шетти
только  что  прибыли  в  Гоа,  снабженные  пушками, ружьями нового образца и
всеми  снарядами.  Недели  через  две  мы двинемся против красных мундиров с
двумя  миллионами хорошо вооруженных людей - и тогда конец Индийской империи
и  британскому владычеству в мире... Честь моя восстановлена, это правда, но
я  не  могу  забыть,  что  двадцать лет тому назад англичане несправедливыми
обвинениями  разбили  мою  жизнь. К моей ненависти человека прибавляется еще
ненависть  француза,  ибо  я не могу забыть, что Англия в течение нескольких
столетий  всегда пользовалась самыми тяжелыми событиями нашей истории, чтобы
разорить  Францию, вырвав лучшие жемчужины из ее колоний... Теперь я вырву у
нее  Индию!  Все  идет  по моему желанию, и в этот час я вознагражден за все
мои  страдания. О! Сэр Джон Лауренс, ты думаешь, что я нахожусь во Франции и
спокойно  наслаждаюсь  шестимесячным  отпуском?..  Какое тяжелое пробуждение
готовлю  я  тебе,  и  ты не знаешь, что близок уже час возмездия за все твои
преступления...
     "Подумать  только, что не приди мне в голову мысль воспользоваться этим
странным  сходством  и  просить  Арджуну  позволить  мне  присутствовать  на
последнем  собрании  жемедаров, чтобы узнать настроение умов, - все принятые
мною  меры  потерпели  бы полную неудачу! Этот проклятый Кишная нашел способ
взять  в  свои  руки даже укрепление общества "Духов Вод"! Хорошо еще, что я
переписывался  с  одним  только Арджуной, - иначе все тайны мои, все проекты
были  бы  известны  этому  негодяю.  Кроме часа, назначенного для восстания,
Кишная  ничего  не знает о наших союзниках, о действительных силах наших, не
знает,  наконец, о моем пребывании в Индии. А последнее покушение его против
нас,  которое  он  считает  необыкновенно ловким ударом, совсем отдаст его в
наши  руки.  Слишком  понадеялся  он  на  толщину плит, заделанных над нашей
головой!  Я сыграл большую игру, допустив арест, которого мог избежать, - но
бывают  случаи,  когда смелость полезнее осторожности. Это было единственное
средство   усыпить   бдительность  наших  противников,  дав  им  возможность
наслаждаться  своим  триумфом.  Без  этого  события дошли бы до такой точки,
когда  пришлось  бы  начинать  борьбу,  не будучи еще к ней подготовленными.
Недели  две  еще  необходимы  нам для того, чтобы вооружить наших людей, а в
это  время  Кишная, совершенно успокоенный на наш счет, устроит экспедицию в
Нухурмуре,  где  все  уже подготовлено Барбассоном к его приему. Вице-король
будет  ждать терпеливо взятия в плен Нана-Сагиба, в котором он теперь вполне
уверен.  И  только  после  этого  думает  он  начать  действия против раджей
Декана".
     Пока  браматма  говорил  вполголоса, делая обзор всего положения вещей,
чтобы   проверить,   приняты   ли  все  предосторожности  и  не  упущено  ли
чего-нибудь  из  виду,  в  зал неслышно вошел Анандраен и остановился позади
кресла  мнимого  Арджуны,  рискуя  выдать  свое  присутствие  охватившим его
волнением.
     Сердар  -  читатель,  конечно, узнал его - сидел несколько минут молча,
подперев   голову  руками  и  погрузившись  в  глубокие  размышления.  Затем
продолжал:
     - Я   так  прекрасно  замаскировался,  что  никто  меня  не  узнал,  за
исключением  Анандраена...  Честный  друг!  Неуверенность,  вызванная  моими
словами,  заставила  его  страдать,  я уверен в этом... А между тем старание
мое  уклончиво  отвечать на все его вопросы должно было доказать ему, что он
не  ошибается!..  Мое  недоверие  в этом случае огорчило его, конечно, но он
должен  был  понять,  что  я  не  мог  делать  признаний  при  факирах и при
дорванах;  я  не  хотел  открывать  своего инкогнито и другим членам Совета.
Тайна,  известная  стольким  лицам,  не тайна больше... Что касается старого
Анандраена, то сегодня же вечером я предупрежу его...
     - Ты,  следовательно,  прощаешь  мою  нескромность, - сказал Анандраен,
который не в состоянии был больше удерживаться от душившего его волнения...
     - Ты! Здесь! - воскликнул Сердар, оборачиваясь к нему.
     - Так  же  верно, как то, что в течение двадцати лет ни одно облачко не
омрачило  моей  привязанности  к  тебе  -  верно  и то, что я пришел сюда не
подслушать  твои  мысли...  Когда ты появился на собрании жемедаров, я узнал
тебя  глазами  и  сердцем,  несмотря  на твою туземную одежду и на бронзовый
цвет  кожи,  вытертой  куркумой... Напрасно старался я заснуть в комнате над
тобою,  которую  я сам себе выбрал, я решил придти и сказать тебе... Сердар,
это ты! Зачем скрываешься ты от своего верного друга?
     - А  я  отвечаю  тебе:  да,  это  я,  и у меня нет тайн от моего самого
преданного   и   старинного   друга...   Ты  первый  человек,  с  которым  я
познакомился в Индии, Анандраен...
     - И ты прощаешь меня?
     - Нужно ли это?
     - Какое счастье видеть тебя снова!
     Оба крепко пожали друг другу руку.
     - Что ты слышал? - спросил Сердар.
     - Все или почти все, - отвечал Анандраен.
     - Одобряешь ты меня?
     - Совершенно.
     - Как я играл свою роль, по-твоему?
     - Превосходно!  Ты  обманул даже Кишнаю... Никогда Арджуне, который вот
уже  несколько  месяцев  ведет с ним борьбу, не удалось бы проникнуть во все
его хитрые планы.
     - Его  странное  поведение  и пробудило во мне подозрение... Мне нечего
больше передавать тебе.
     - Есть еще один пункт, оставшийся непонятным для меня.
     - Какой?
     - То, что ты говорил о солдатах Пондишери.
     - Все  это  очень просто... В качестве губернатора владений моей родины
в  Индии  я  назначил одного из моих друзей полковником тамошнего гарнизона;
он  предан  делу,  которое  я  защищаю,  и в одну прекрасную безлунную ночь,
недели  через  две,  в  тот  час, когда вся Индия будет вооружена, полк этот
покинет  французскую  территорию  и  присоединится к нам. Индийской армии не
хватает  командиров, к которым она питала бы доверие; всех офицеров полка мы
произведем  в генералов, унтер-офицеров в полковников, а солдат в капитанов.
Полковник  де Лотрек будет назначен командующим армией, которая отправится в
Бенгалию   против   Гавелока;   начальник   батальона  Картье  де  Лагесней,
направится  в  Мадрас,  тогда  как Нана-Сагиб и я двинемся во главе западной
армии  на  Бомбей.  Четыре раджи во главе двухсот тысяч махратских всадников
под   начальством   Нариндры  займутся  очисткой  центра,  мешая  англичанам
соединиться  и  отрезая  их  от  всех  пунктов, откуда доставляются съестные
припасы...  Если  все удастся, как я рассчитываю, недель через шесть в Индии
не будет ни одного красного мундира.
     - Да  услышит  тебя  Шива! - сказал Анандраен. - Это прекрасный сон и я
боюсь, что он, как и все сны, не был бы далек от действительности.
     - Откуда у тебя такие мрачные предчувствия?
     - Я  боюсь, чтобы раджи юга не лишились мужества и смелости в последнюю
минуту.
     - Они  слишком  скомпрометированы,  чтобы  колебаться.  Не сами ли они,
впрочем, всеми силами старались возбудить народ к этому восстанию?
     - Да,  я  знаю. Пока дело идет о заговорах, о героических решениях, они
всегда  впереди  других,  но как только слова должны перейти в действие, так
никого  нет.  Один  за  другим  все изнеженные потомки наших древних королей
позволили  англичанам  ограбить  себя  и лишились трона, и ни один из них не
сел  на  лошадь,  чтобы  защитить  наследие своих предков, ни один из них не
предпочел  славную  смерть  на  поле битвы печальной чести увеличивать собой
придворный кортеж вице-короля Калькутты.
     - Я  это  знаю,  Анандраен! Но в то время древняя Индия не доходила еще
до  того  состояния,  чтобы  с дрожью нетерпения ждать свержения чужеземного
ига.  Соперничество между провинциями, между набобами и раджами были главной
причиной  торжества  наших  врагов.  Но  последние увидят теперь перед собой
настоящее  народное  движение,  в  котором  мусульмане  севера  соединятся с
браманистами  юга  для  одной и той же цели. И поверь мне, трудно бороться с
народом,  состоящим из двухсот пятидесяти миллионов человек! Но оставим это,
мой  старый  друг,  теперь  время не разговаривать, а действовать... Пойди и
отдохни  несколько  часов;  я  должен  быть один, мне нужно отправить важное
письмо  Барбассону  и кончить еще несколько неотложных дел... Не забудь, что
для всех здесь я по-прежнему Арджуна.
     - Не  беспокойся,  я  не выдам твоей тайны... Еще одно слово и я покину
тебя: где скрывается тот, которого ты так удачно заменил собою?
     - Настоящий  Арджуна?  Я  послал его в Нухурмур к Нана-Сагибу, чтобы он
на  словах  передал  ему  обо  всем,  что  происходит в Беджапуре; я жду его
возвращения  с  нетерпением, чтобы вернуть ему знаки его достоинства, а себе
- свободу действий.
     После ухода Анандраена Сердар несколько часов подряд работал один.
     Но  всякая энергия имеет свои границы. Вот уже несколько дней, как этот
железный  человек не отдыхал ни минуты; глаза его закрылись помимо его воли,
голова  медленно  склонилась  над столом до тех пор, пока не встретила точки
опоры и... он заснул глубоким сном.


 * ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ *

КОНЕЦ ЗАГОВОРА


I

          Цель  сэра  Джона  Лауренса.  -  Пиэтисты  и политики. -
          Радость   вице-короля.   -   Эдуард   Кемпуэлл  назначен
          капитаном. - Мрачное беспокойство. - В путь!

     Вечером  этого памятного дня сэр Джон Лауренс удалился в свою спальню с
такою  радостью  и довольством, каких он давно не испытывал. Смерть Ватсона,
который  был  всегда  предан ему, правда, сильно омрачила его настроение, но
событие  это вознаграждалось другими настолько счастливыми обстоятельствами,
что  он  забыл  о  нем. Эгоист, как все люди, пользующиеся властью, он видел
только,  что  его  вице-королевство,  сильно  пошатнувшееся  вследствие  его
неспособности  умиротворить Индию, снова должно было укрепиться: уничтожение
общества  "Духов Вод" почти уже осуществлено; близится и поимка Нана-Сагиба,
которого Кишная обещал доставить через пять дней.
     Лауренс  был  тем  более  доволен,  что  совсем  не  знал о присутствии
Сердара  в Индии и думал поэтому, что весь заговор - ни более, ни менее, как
предлог,  выдуманный Кишнаей и его приверженцами для привлечения Нана-Сагиба
в  Беджапуре.  Он  не  боялся  больше  и  за  свою жизнь, потому что не было
головы, которой повиновался кинжал правосудия.
     - Бедный  Ватсон!  -  говорил  он  себе.  -  Он поплатился жизнью из-за
борьбы,  которую  я  предпринял.  Но  это  последняя жертва ужасной шайки, с
которой  до  сего  дня  не в силах были бороться никакие власти, управлявшие
Индией...  Какая  слава  выпадает  на мою долю! Ведь я успел там, где деспот
Ауренг-Цеб  и  железные  губернаторы,  как  Клайвс и Гастингс вынуждены были
капитулировать  из  боязни, чтобы кинжал общества "Духов Вод" не коснулся их
самих.  Смерть  Ватсона будет иметь важные последствия. Не случись этого, я,
быть  может,  из  опасения  неудачной  поимки Нана-Сагиба, не решился бы так
скоро  привести  в  исполнение  свой  декрет  об уничтожении общества. А кто
знает,  не  вздумал бы в этот промежуток времени фанатик браматма погубить и
меня!..  Теперь  этот  бесноватый  заперт  со всей своей бандой в подземельи
замка.  Напрасно  только  Кишная велел заделать отверстие; посоветуйся он со
мной,  я  не  согласился  бы  на это... Впрочем, это, пожалуй, лучший способ
навсегда  отделаться  от  опасного общества! Они исчезнут бесшумно - и никто
не узнает, куда они делись...
     Этот  властитель  так  же  смешивал  интересы  государства с интересами
своего  мелочного  и  эгоистичного  честолюбия,  как  и  все  его  собратья.
Двенадцать  человек  обречены  были  им  на голодную смерть и могли дойти до
того, что начали бы пожирать друг друга, - а сэр Джон умывал себе руки...
     Управляя  одной  из  самых  обширных  в  мире стран, человек этот думал
только  о  собственном интересе. Раз двадцать уже подвергал он вверенную ему
страну  самым  ужасным  бедствиям,  не  желая  прекратить ни на минуту своей
политики  борьбы  с  предрассудками, верованиями, нравами восточного народа,
которым  в  сущности легче было управлять, чем кем-либо в мире. Восемь веков
подряд  выносил  этот  народ  иго монголов, которые грабили его, требуя лишь
уважения  к  его  религии,  нравам,  традициям,  семейным  устоям;  ему было
безразлично,  кому  он  платит  налог,  - только бы он мог поклоняться своим
богам и жить спокойно в деревне, обрабатывая рисовое поле своих предков.
     Назначенный  вице-королем,  сэр  Лауренс,  уезжая,  обещал обратить всю
Индию  в  лоно  англиканской  Церкви.  Несмотря  на  то,  что  по прошествии
некоторого  времени он убедился в невозможности всякой попытки в таком роде,
он  для  поддержания  престижа  власти  продолжал  ту  же политику, которая,
вызвав  восстание  сипаев,  едва  не  лишила  Англию  ее лучших колониальных
владений;  эта политика поддерживала Индию в состоянии постоянного заговора,
который мог кончиться вторым восстанием, еще более грозным, чем первое.
     Вице-король  часто  получал  сведения о том, что все кругом в заговоре.
Собственные  слуги  его  были  на  стороне заговора и почти открыто изменяли
ему;  все  секреты его, все решения его совета становились известными еще до
того,  как были опубликованы; Нана-Сагиб ускользал от всех его преследований
благодаря   упорному   и   единодушному  молчанию  индусского  народа;  даже
большинство  английских  чиновников  было  на стороне индусов, ибо не желали
пасть  под  ударами  кинжала...  Сэр  Лауренс  ничего не хотел понимать и не
переставал  вступать  в  сделку  с  людьми  самого низкого происхождения; он
составил  из  них  особую  туземную  полицию,  издавая самые нелепые декреты
против религиозных обычаев, стараясь насильно ввести Библию вместо Вед.
     Монголы  после  нескольких  слабых  попыток  борьбы  кончили  тем,  что
примирились  с  браматмой,  как  это  сделали во Франции с великим магистром
массонов,  -  с тою только разницею, что последний сохранил меньше власти за
собой,  чем  браматма.  Но  Франция  -  не Индия, где обычаи укореняются тем
более, чем они древнее.
     Даже  сами  английские  губернаторы  скоро пришли к тому убеждению, что
тайная  власть  "Духов  Вод",  -  власть,  которая  никогда  не  мешалась  в
гражданские    и    политические   дела,   преследовала   только   постыдное
взяточничество  и  была,  так  сказать, властью моральной; она даже помогала
администрации,   обуздывая,   сдерживая   лихоимцев.  Они  окружали  поэтому
браматму  самым  высоким  уважением,  предоставляя ему в полное распоряжение
его  древнюю резиденцию Беджапура, который сделался оплотом древних традиций
Индии.
     Политика  такого  рода  была  хорошая  политика  и Англия почти сто лет
мирно  и  спокойно  владела  Индией. Но в Великобритании существовала партий
пиэтистов,   или   святых,  как  их  иронически  называли  в  Лондоне,  -  с
убеждениями   которых   не  мирились  такие  послабления;  с  самого  начала
проповедовала  она  обращение  Индии  и  обвиняло  правительство, что оно не
исполняло  своего  назначения  в  мире.  Так  же  хорошо организованная, как
иезуиты,  но  более  могущественная,  эта партия настояла на том, упот