Бенгалии; должно
признаться,  что  только  этому  мы  и  обязаны  своим торжеством. Продолжая
травить  Нану,  который  не  всегда же будет ускользать от нас, ибо мы имеем
положительные  сведения,  что  он не покидал Индии, было бы недурно отделить
его  дело  от индусов, поклонников Брамы, и отнять таким образом у последних
всякий предлог к новому восстанию, результаты которого трудно предвидеть.
     - У них нет ни вождей, ни оружия.
     - Ошибаетесь,  сэр!  Они  в изобилии найдут все это в нужную минуту, и,
поверьте,  на  этот  раз  Север  и Юг, Брама и Пророк соединятся против нас.
Удовольствовавшись   эффектом,   произведенным   приездом  военного  суда  и
декретом  об  уничтожении  общества "Духов Вод", я оставил бы эти обе меры в
виде  угрозы, вечно висящей над головой индусов, не прибегая в данный момент
ни  к  каким  экзекуциям.  Но  зато я сделал бы все возможное и невозможное,
чтобы  захватить Нану. Поймав последнего, объявите полную амнистию; затем не
принуждайте  его  унижаться  перед  вами,  чтобы не унизить его перед своими
подданными.  Сделайте  визит  всем четырем раджам Юга. Осчастливленные вашим
милосердием,  они  не  пожелают  больше  восстать  против  вас, а, напротив,
устроят  в  вашу  честь  царское  пиршество,  и  мир водворится на Декане, а
следовательно, и во всей Индии.
     - Вы,   быть   может,   правы,  но  не  таково  мнение  уполномоченного
министерством внутренних дел.
     - Вполне естественно.
     - Что вы хотите сказать?
     - Ваше  превосходительство будет вторым вице-королем, отозванным за то,
что слушали его советов.
     - Вы думаете, Ватсон?
     - Разумеется!..  Нам  он читает проповеди об энергичных репрессиях, а в
тайных   корреспонденциях   своих  в  Лондон,  которые  он  посылает  членам
парламента   и   кабинета,   поддерживающих   его,   восхваляет,   напротив,
благодеяния политики прощения и умиротворения.
     - Откуда вы это знаете?
     - Это относится к моим служебным обязанностям, сэр!
     - Что если он услышит вас! - сказал, улыбаясь, сэр Джон.
     - Ваши уши, сэр, не его уши.
     - Но  какой  ему  интерес к этому? - спросил генерал-губернатор с видом
полного, по-видимому, равнодушия.
     - Эх,   сэр!..  В  Индо-британской  империи  есть  только  одна  корона
вице-короля.
     - У  вас худой язык, Ватсон, - отвечал сэр Лауренс, закуривая сигарету.
- Не хотите ли?
     - Если позволит ваше превосходительство...
     - А вы, мадемуазель Кемпуэлл? - продолжал, смеясь, вице-король.
     Когда  сэр  Джон бывал в хорошем настроении духа, он всегда так называл
своего  адъютанта,  свежее  и розовое лицо которого невольно вызывало на эту
шутку.
     Эдуард покраснел при этом фамильярном обращении и отвечал в смущении:
     - Я не позволю себе курить при вашем превосходительстве.
     - Полно,  Кемпуэлл,  -  продолжал  ласково вице-король, - один раз не в
обычай,  как  говорят  французы.  -  И он подал ему ящик с ситарами, а затем
снова обратился к начальнику полиции.
     - Я  подумаю  о  том,  что  вы мне сказали, Ватсон!.. Я подумаю, будьте
уверены...  Но не буду больше посылать своих писем на почту, - прибавил он с
лукавой улыбкой.
     - О, сэр, - отвечал Ватсон с некоторым смущением.
     - Исполняйте  ваш  долг,  Ватсон...  исполняйте  ваш  долг; мы читаем с
удовольствием все сведения, которые вы присылаете нам утром...
     - И которые известны только вам и мне, сэр!
     - Кстати,  Ватсон!  Сегодня вечером, кажется, должен явиться знаменитый
следопыт, который откроет убежище Нана-Сагиба?
     - Да,    сэр,    он    передал    мне,   что   готов   служить   вашему
превосходительству.
     - Неужели  же  вы  думаете,  что  он  успеет  там, где погиб несчастный
Кишная?
     - Он,   напротив,   имел   успех,   сэр!  Вспомните  последние  депеши,
полученные   нами.   Не   допусти  он  так  глупо  повесить  себя,  завладев
несколькими европейцами...
     - В  числе  которых  находился  и я вместе с отцом и матерью, - прервал
его молодой офицер.
     - Ба! Я и не знал этого, - удивился вице-король.
     - Он  не  знал,  вероятно,  какое  положение  в  обществе  занимают его
пленники,  -  продолжал Ватсон, - а так как в награду за оказанные услуги мы
разрешили  ему  праздновать  тайно  великую  пуджу  тугов,  то он нашел, что
несравненно  лучше  будет  предложить богине Кали кровь людей более высокого
происхождения, чем первых встречных бродяг, пойманных в лесу.
     - Расскажите  мне  всю  эту историю, Ватсон, она очень интересует меня;
всего  девять  часов,  и  мы  имеем  достаточно  времени, чтобы поболтать за
сигарой.   Эти   свободные  часы  досуга,  когда  я  могу  жить,  как  живут
обыкновенные  люди,  и  беседовать  с  друзьями, не обдумывая каждого слова,
каждого поступка, бывают так редко...
     - Участь всех властителей, сэр!
     - К счастью, я буду им всего пять лет...
     - Возобновимо, ваша милость!
     - Не  желаю,  Ватсон!  Мое  самолюбие пострадает, разумеется, если меня
отзовут  отсюда  до  истечения срока, но верьте мне, мой друг, видеть кругом
себя   пошлые   лица,  которые  стараются  проникнуть  в  ваши  мысли,  ваши
намерения,  дабы  сообразовать  с  ними  свои  собственные поступки, - лица,
которые  всегда готовы на самые низкие извороты и с утра до вечера курят вам
фимиам,   а  за  спиной  вашей  строят  козни,  лгут,  устраивают  заговоры,
надувают,  -  все  это  так  грустно  и  дает вам в то же время такое жалкое
представление  о человечестве, что я решил по истечении пяти лет вернуться в
свое   родовое  поместье  в  Шотландии  и  жить  вдали  от  всех  этих  душу
надрывающих  мерзостей.  А  я  еще  властитель pro tempore! Какое же зрелище
должна  представлять  наследственная  власть?..  Ну-с,  ваш рассказ, Ватсон!
Каким образом сделались Кемпуэллы пленниками начальника тугов?
     - Мне,  как  начальнику полиции, многое известно, сэр, а потому рассказ
может быть длинен или короток, смотря по вашему желанию.
     - Пользуйтесь  вашей  сигарой,  как  хронометром,  Ватсон...  курите ее
спокойно,  не  торопясь...  Затем  пойдут  дела серьезные и мы примем вашего
следопыта.
     - Изволили что-нибудь слышать о Сердаре?
     - Как будто... Француз, кажется?
     - Да,  француз,  бывший  офицер  при  посольстве в Лондоне, который был
лишен  в  своем  отечестве  чинов  и  орденов  за  то,  что будто бы похитил
секретные  бумаги  из английского адмиралтейства... Кстати! Журналы сообщают
о  восстановлении  его  имени:  обвинение,  взведенное  на  него,  оказалось
ложным,  ибо  он  представил  военному  суду  подлинное  признание одного из
воров, - оно-то совершенно оправдало его.
     - Ага! Их было несколько.
     - Два,  сэр!  Один  из  них  сам  себя  обвинил  в  предсмертной  своей
исповеди,  и  ради семьи его, а также ради сознания военный совет умолчал об
имени  виновного,  который  в  настоящее  время  отдал  уже отчет Верховному
Судье.
     - А второй?
     - Второй,  сэр, принадлежит, как я слышал, к самой высокой аристократии
и  заседает в Палате Лордов. Он не был упомянут в признании, подписанном его
сообщником,  а  француз, которого зовут, кажется, граф Фредерик де Монмор де
Монморен...
     - Верно, - прервал его Эдуард.
     - Вы знаете его? - удивился сэр Джон.
     - Это мой дядя, - отвечал молодой человек.
     - Вот  как! Ваш рассказ, по-видимому, обещает быть очень интересным, но
я  не  вижу,  какое отношение имеет все это к Кишнае, отъявленному негодяю и
начальнику тугов.
     - Вы  спросили меня, каким образом могли Кемпуэллы сделаться пленниками
Кишнаи; я и начинаю поэтому с самого начала.
     - Вы  правы,  не  буду  больше перебивать вас. Вам предстоит рассказать
целую сигару, вот и стройте на этом ваше повествование.
     - Француз  был  настолько великодушен, что не назвал второго виновника,
имя  которого  останется,  вероятно,  неизвестным.  В  вознаграждение за все
перенесенные  им страдания граф де Монморен назначен своим правительством на
пост губернатора французской Индии.
     - Мой  коллега, следовательно... И это, вы говорите, бывший Сердар... и
дядя  Кемпуэлла?..  Прекрасно!  Однако я снова перебиваю вас, но все это так
странно...
     - Возвращаюсь   к  Сердару.  После  произнесенного  над  ним  обвинения
Фредерик  де  Монморен  отправился  в  Индию, где в течение двадцати лет вел
жизнь  странствующего  рыцаря  и  защитника  угнетенных,  забытый совершенно
своей  семьей.  Сестра  его  тем  временем вышла замуж за Лионеля Кемпуэлла,
отца  присутствующего  здесь  молодого  Эдуарда. Когда разразилось восстание
сипаев,  Фредерик де Монморен, получивший благодаря своим подвигам, название
Сердара,  принял  горячо  к  сердцу  дело  Нана-Сагиба  и  своей ловкостью и
мужеством  едва  не  способствовал  отпадению от нас Индии. В то время как в
Европе  вас  считали  уже  погибшим, молодой Эдуард, которому тогда было лет
шестнадцать,  и  сестра  его  Мари  поспешили  в  Индию,  получив  от  лорда
Инграхама  рекомендательное  письмо на имя Сердара, чтобы просить его спасти
их  отца,  находившегося в Гоурдвар-Сикри, осажденном войсками Наны. Встреча
молодых  людей,  не  знавших,  что  у  него есть дядя в Индии, и Сердара, не
знавшего,  что  у  него  есть  племянники  в  Европе,  была в высшей степени
драматична... "Дядя! Племянник! Племянница! Зять мой!"
     - Не шутите этим, сэр Ватсон! - грустно сказал ему Эдуард.
     - Да  и  плакать  незачем, мой молодой друг! Вы, впрочем, должны знать,
как  я  вас  люблю  и  далек  от того, чтобы желать огорчить вас. Продолжаю.
Сердар  спас  Лионеля  Кемпуэлла,  который  был  тогда майором и комендантом
Гоурдвара.  Во  время  этой  войны  Сердар отправился на остров Цейлон с тою
целью,  вероятно,  чтобы  произвести  там  возмущение,  но  был  взят в плен
губернатором  острова, сэром Вильямом Броуном, благодаря чертовской ловкости
Кишнаи,  бывшего  у  него  на службе. Приговоренный к смерти вместе с своими
товарищами,  Сердар  бежал  с  места  самой  казни. В следующую за этим ночь
Вильям  Броун  был  тяжело  ранен  Фредериком  де  Монмореном,  который  был
настолько  смел,  что  проник  во дворец своего врага. С этого момента между
всеми   этими   лицами   начинается  настоящее  состязание  во  всевозможных
хитростях,   засадах,  о  которых  слишком  долго  рассказывать.  Губернатор
Цейлона  так  рьяно  принялся  за  преследование  Сердара  и  назначил такую
высокую  цену  за  поимку  его,  что  я всегда думал, - мы, люди полиции, по
природе  своей  всегда  несколько  подозрительны,  -  что  между этими двумя
людьми  существовали  какие-то  другие  причины  ненависти, которые не могли
явиться  следствием  одной  только  борьбы в Индии. Весьма возможно, что сэр
Вильям  был  вторым  сообщником  в знаменитом деле о краже секретных планов,
имя которого было скрыто Сердаром.
     - О,  сэр  Ватсон!  -  воскликнул  Эдуард  Кемпуэлл,  - такое обвинение
неблагородно.  Простите,  милорд,  -  продолжал  он,  отвешивая почтительный
поклон  вице-королю,  -  но дело идет о чести моей семьи. Губернатор Цейлона
женат на сестре моего отца.
     - Успокойтесь,  Эдуард!  -  ласково  сказал  ему сэр Джон. - Ватсон, вы
зашли немного далеко.
     - С  вашего  позволения,  милорд,  -  продолжал  молодой  человек,  - я
попрошу сэра Ватсона взять обратно свое несколько смелое обвинение.
     - Ну же, Ватсон, не портите мне вечера.
     - Если  вам  угодно,  милорд,  -  холодно  отвечал начальник полиции, -
предположим, что я ничего не сказал...
     - Это не значит взять свое слово назад, - заметил Эдуард.
     - Я  сокращаю  свой рассказ, - продолжал Ватсон, как бы не замечая слов
молодого  адъютанта.  -  Падение  Дели  и  окончание восстания, подавленного
Гавелоком,   не   прекратили   озлобления   противников,   которым  пришлось
встретиться  при  совершенно  других  обстоятельствах. Нана-Сагиб, спасенный
Сердаром,  скрылся  в  убежище,  давно  уже, по-видимому, приготовленном для
него  стараниями  общества  "Духов Вод", и с тех пор, - как это уже известно
вашей  милости,  он  ускользал  от  всех  наших  поисков.  Кишная, взявшийся
доставить  нам  его,  нашел,  я уверен, его убежище, когда желание отомстить
Сердару  на его семье внушило ему глупую мысль захватить Кемпуэллов, которые
возвращались  из  Европы  и  ехали  по  Малабарскому  побережью. Захваченный
батальоном  4-го  шотландского  полка,  который  явился  на  выручку  своего
полковника,  Кишная  был повешен вместе со своими товарищами. Вот и весь мой
рассказ,  милорд,  а  сигара  моя  еще  не  кончена...  Я не растянул своего
повествования, как видите.
     - Напротив,  Ватсон,  вы  с некоторого времени чересчур спешили кончить
его.
     - Последние  факты  почти  известны  вашей милости... Вы же дали Кишнае
поручение открыть убежище Нана-Сагиба.
     - Это  чрезвычайно ловкий и хитрый человек... Уверены вы в том, Ватсон,
что он повешен?
     - Настолько,  по  крайней  мере,  насколько  можно  верить официальному
донесению.
     - Я  могу  подтвердить,  сэр,  что  негодяй  не  избежал  участи  своих
товарищей,  хотя  и был повешен последним. Я сам присутствовал при этом акте
правосудия.  Мы  возвращались  из  Англии  по окончании отпуска моего отца и
отправились  сопровождать мою мать, ехавшую на поиски брата, которого она не
видела с самого детства.
     - Почему  же  начальник  тугов  не  обратился к офицеру, командовавшему
отрядом?  Он  мог показать ему ордер, написанный моей рукой, и это спасло бы
его.
     - Сколько  мне  помнится,  он  о  чем-то  очень  долго  разговаривал  с
капитаном шотландского полка, и тем не менее его повесили.
     - Это  весьма  неприятное дело для меня, господа! Я не хочу скрывать от
вас,  что  несколько  раз уже докладывал правительству королевы о неминуемой
поимке  Нана-Сагиба  и  теперь  рискую  быть  отозванным  обратно,  если  по
прошествии этого месяца бывший вождь восстания не будет в моих руках.
     - Мы  потому  ничего  достигнуть  не  можем,  милорд, что нет ни одного
индуса, способного открыть убежище, где скрывается Нана.
     - Странно,  Ватсон,  очень  странно!  В Европе мы с несколькими фунтами
стерлингов давно уже добрались бы до конца.
     - Не  тот  народ,  милорд!  Вспомните, что за два года еще до восстания
сипаев  все  знали  о  заговоре,  кроме  нас,  что  среди населения в двести
миллионов  не  нашлось  ни  одного  изменника, чтобы предупредить нас! С тех
пор,  несмотря  на  все  свои  старания,  я  мог  найти только двух человек,
которые    согласились   служить   нам   против   своего   народа:   Кишнаю,
согласившегося  на  это  из  религиозных мотивов, - чтобы мы не мешали тугам
совершать   их  кровавые  мистерии,  -  и  Дислада-Хамеда,  ночного  сторожа
Беджапура,  которого  я  убедил,  что он делает этим приятное Браме, так как
восстание задумано мусульманами.
     - Не этого ли человека вы хотите представить мне, Ватсон?
     - Да, милорд!
     В  то  время  как  в  одном  углу  огромного зала дворца Омра начальник
полиции  беседовал  с  вице-королем и Эдуардом, в другом, против того места,
где   находились  все  трое,  слегка  отодвинулась  часть  стены,  пропустив
какого-то  человека,  закутанного  с  ног  до  головы  волнами  белой кисеи,
драпированной  так  же,  как  драпируют ее члены Совета Трех. Стена бесшумно
закрылась за незнакомцем, который остановился неподвижно и слушал.
     - Так  вот, - сказал сэр Джон, - вы можете распорядиться, Ватсон, чтобы
его привели сюда, и дай Бог, чтобы он заменил нам бедного Кишнаю.
     - Я сейчас распоряжусь, - отвечал директор полиции.
     - Нет  надобности,  сэр  Ватсон,  -  прервал  его  незнакомец  и быстро
придвинулся к месту, освещенному огнем.
     Все вскрикнули от удивления и схватили револьверы.
     - Что это за человек?.. Откуда он? - вскрикнул вице-король.
     - Откуда  я? Это моя тайна, - отвечал призрак. - Кто я?.. Узнайте меня!
- И с этими словами он откинул назад часть кисеи, скрывавшей его лицо.
     - Кишная!
     Восклицание это вырвалось одновременно у всех троих.
     - Да!   Кишная   повешенный,   -  отвечал  начальник  тугов,  -  Кишная
воскресший к вашим услугам, милорд!
     - Я   так   и  знал,  что  он  не  допустит  повесить  себя,  -  сказал
вице-король, прежде других пришедший в себя от удивления.
     - Простите   меня,  милорд,  -  отвечал,  смеясь,  мошенник,  -  я  был
повешен...  повешен  без  дальних  рассуждений,  как  говорится в приговорах
вашего  правосудия.  Дело только в том, что можно заставить себя повесить, а
затем самому вылезти из петли, - вот и все!
     - Полно, не шути и объясни в чем дело.
     - Охотно,  милорд...  Когда  нас взяли шотландцы, мне объявили, что мой
титул  начальника  тугов дает мне право быть повешенным последним. Я спросил
тогда  разрешения  поговорить  с  командиром  и  показал ему полученный мною
ордер,  который  давал  мне  право требовать услуг этого офицера и всего его
отряда,  если  найду  нужным.  У  меня  было мелькнула мысль воспользоваться
этим,  чтобы  спасти  своих товарищей, но солдаты были так раздражены, что я
счел  более благоразумным не подвергать их этому испытанию: "Ты свободен", -
сказал  мне  командир  после  довольно  продолжительного чтения моей бумаги.
Затем  он  прибавил: "Не встречайся мне больше никогда на дороге, не то, даю
тебе  слово  шотландца,  я  заставлю  тебя  вздернуть,  несмотря на все твои
бумаги".  Я тогда попросил его, если ему так уж хочется этого, повесить меня
сейчас  же и тем избавить себя от этого труда в будущем. Он вообразил, что я
смеюсь  над  ним,  а потому я, не желая, чтобы он слишком серьезно отнесся к
моей  просьбе,  познакомил  его  с данным мне поручением и объяснил ему, что
мне  гораздо  легче  будет  исполнить  его, если распространится слух о моей
смерти,  - так как Нана-Сагиб и его страна будут тогда менее осторожны; ведь
из всех туземцев только я знаю его тайное убежище.
     - Ты  хочешь  сказать,  -  прервал  его Ватсон с презрением, - что один
только ты из всех туземцев согласился выдать их.
     - Если  хочешь,  джентльмен, - отвечал наглец. - Офицер не очень охотно
согласился  на мою просьбу, но я все же добился желаемого результата, и меня
повесили,   причем   я  сам  приладил  веревку,  как  нужно,  чтобы  она  не
представляла  никакой  опасности.  Меня  повесили  за  левое плечо и голову,
которая  была  значительно  наклонена  на  бок.  Не успели меня вздернуть на
дерево,  -  которое  я  выбрал,  потому что оно было покрыто густой листвой,
хорошо  скрывавшей  обман,  -  как офицер по заключенному нами условию отдал
приказ  отряду  идти  вперед.  Прыгнуть вниз с тамаринда, броситься к брату,
который  был  повешен  раньше  меня,  перерезать  веревку  и  привести его в
чувство  -  было  делом одной минуты. Мы попробовали спасти еще одного-двух,
но  это  было  невозможно. Вот вам и вся моя история. Для всех я умер, и это
дало мне возможность, как вы сами видите, нанести сильный удар.
     - Прежде  чем  продолжать свой рассказ, - сказал сэр Джон Лауренс, - не
можешь  ли ты удовлетворить наше любопытство и сказать нам, каким образом ты
вошел сюда, несмотря на то, что у каждого входа столько людей?
     - Не спрашивай меня об этом, мне невозможно отвечать на это, клянусь!
     - Хорошо, я не настаиваю.
     - В  настоящее  время,  -  продолжал  негодяй, - я должен сообщить тебе
нечто до того важное...
     - Продолжай!
     - Я  не  хочу  никого  оскорблять,  - отвечал негодяй, бросив взгляд на
Эдуарда Кемпуэлла, - но есть тайны...
     - Ты желаешь, чтобы мой адъютант удалился? - спросил вице-король.
     - Да, милорд! Я не могу говорить при нем, ты сам согласишься с этим.
     Эдуард  встал при этих словах, но сэр Лауренс просил его снова сесть на
свое место.
     - Не бойся, - сказал он Кишнае, - у меня нет тайн от него.
     - Понимаю.  - отвечал Кишная, - у тебя нет тайн от него, я согласен; но
у меня