ра,  Сита!  Чужой, чужой! Берите его! - ревел на тамульском наречии
Рам-Шудор.
     Пантеры  присели,  вытянувшись  на гибких лапах и готовясь броситься по
первому знаку.
     Рама  стоял,  склонившись  вперед,  смотрел  на  них  в упор и, вытянув
вперед  руки,  не делал ни малейшего движения, чтобы избежать их прыжка. Все
присутствующие  затаили  дыхание  и  ждали,  что будет; Сердар, привлеченный
шумом, вышел на палубу и с лихорадочным волнением смотрел на всю эту сцену.
     Слушая  приказания  своего хозяина, пантеры ворчали, волновались, но не
трогались с места.
     Кто восторжествует, заклинатель или человек, который их воспитал?
     С  одной  стороны  их  осыпал строгими выговорами и бессильными криками
Рам-Шудор;  с  другой  -  перед  ними стоял Рама, неподвижный, с сверкающими
глазами,  в  которых  сосредоточились,  казалось,  все  силы  его  и  откуда
вылетали  огненные  искры, прожигающие насквозь мозг хищников и парализующие
их волю.
     Мало-помалу  раздражение  животных улеглось под влиянием этого взора и,
к  великому  удивлению  свидетелей  этой  сцены  и  самого  Рам-Шудора,  они
ползком, с легким визгом приблизились к Раме и легли у его ног.
     Заклинатель победил укротителя.
     Прошло еще несколько минут - и туг искупил свои преступления.


II

          Вход  яхты  в порт Пуант де Галль. - "Королева Виктория"
          преследует  "Диану". - Дон-Хозе-Генрике-Хоакиио-Васко де
          Барбассонто-Карвайаль,  герцог де Лас-Мертигас. - Ловкая
          мистификация.   -  Приглашение  на  праздник.  -  Приезд
          заговорщиков  в  Канди.  - Ужин. - Барбассон играет роль
          джентльмена.

     Время  близилось  к  рассвету  и  наши авантюристы, дав все необходимые
инструкции  Сива-Томби,  которому  они  могли слепо довериться, поспешили на
борт "Раджи".
     На  заре  маленькое  судно  вошло в порт вслед за китайским пакетботом.
После посещения санитарной комиссии ему был выдан следующий пропуск:
     "Раджа",    яхта    в    50   тонн,   принадлежащая   Дону   Васко   де
Барбассонто-Карвайаль,  который путешествует для собственного удовольствия с
тремя  офицерами  -  1 европеец, 2 туземца - и 12 матросами, прибыла из Гоа.
Больных на борту нет".
     Сердар  и  его  товарищи  числились среди экипажа. Бросив якорь почти у
самой  набережной,  потому  что  яхта  неглубоко сидела в воде, они заметили
необыкновенное   движение   на  борту  "Королевы  Виктории",  первоклассного
броненосца,  который  готовился выйти в море. Да и весь город Пуант де Галль
находился   в   сильном  волнении  ввиду  небывалого  еще  случая:  какое-то
неизвестное  судно  крейсировало, начиная с самого восхода солнца, у входа в
канал  на  конце  талей,  соединенных  с брам-реей, висел труп, и губернатор
отдал  приказание,  чтобы  "Королева  Виктория" отправилась за ним в погоню.
Броненосец  случайно  развел пары еще накануне, а потому ему достаточно было
нескольких минут, чтобы приготовиться в путь.
     Все  жители,  солдаты и офицеры гарнизона собрались на террасах домов и
на возвышенных местах вблизи берега с целью полюбоваться этой погоней.
     Как  и в тот день, когда Сердар и Нариндра шли на казнь вместе с бедным
Барнетом,  вся огромная терраса во дворе губернатора была наполнена дамами и
высшими  сановниками,  включая  сюда  и многочисленный штаб во главе с сэром
Вильямом Броуном.
     Поимка   морских  разбойников  и  наказание,  которое  должно  было  их
постигнуть,   являлись   настоящим   праздником   для  всех  присутствующих,
слышавших, как губернатор сказал командиру "Королевы Виктории".
     - Вы  знаете,  что  на  море  имеете  полное право чинить правосудие, а
потому,  надеюсь,  избавите наши судебные места от разбирательства дела этих
негодяев.
     - Через  час,  господин  губернатор,  они,  как четки, повиснут на моих
реях!
     Час  спустя  оба  судна исчезли из виду на западе. День прошел и солнце
уже заходило, а "Королева Виктория" все еще не возвращалась.
     По  прибытии  в  город  Барбассон  отправился  передать  свою  визитную
карточку  губернатору,  как это всегда принято делать у знатных иностранцев.
Туземный  художник  выгравировал  ему эти карточки на великолепном картоне в
десять  сантиметров  длины  и  украсил их герцогской короной... Барбассон не
задумался бы выдать себя и за принца.
     Дон   Хозе-Эммануэль-Генрика-Хоакино-Васко   де  Барбассонто-Карвайаль,
герцог де Лас-Мартигас - пэр королевства.
     - Ле-Мартиг,  - объяснил Барбассон своим друзьям, - маленькая деревушка
в  окрестностях  Марселя,  где  я  воспитывался  у кормилицы. Титул мой, как
видите, относится к воспоминаниям моего детства.
     В  ответ на визитную карточку губернатор пригласил благородного герцога
де  Лас-Мартигаса на празднество в Канди, которое должно было состояться дня
через два.
     - Передайте   его  превосходительству,  что  я  принимаю  его  любезное
приглашение,  -  отвечал  Барбассон  дежурному  адъютанту,  который явился с
визитом   от  имени  сэра  Вильяма  Броуна  и  передал  ему  приглашение  на
празднество.
     - Вы  забыли разве, - сказал Сердар после отъезда офицера, - что именно
сегодня  ночью,  на  исходе  празднества... вы, быть может, отказываетесь от
участия с нами?
     - Напротив,  Сердар!..  Но,  так  и  быть, признаюсь вам... Хотя я и не
такой  гурман,  как  бедный  Барнет, но не прочь присутствовать на обеде его
превосходительства.  Англичане  хорошо  устраивают  эти  вещи, а с овцы хоть
шерсти  клок  и  то  хорошо...  Что касается нашего дела, не беспокойтесь, я
успею улизнуть и присоединиться в нужное время.
     "Королева  Виктория"  не вернулась и на следующий день, но происшествие
это  не  было  настолько  важно,  чтобы  из-за него откладывать празднество,
которое   сэр   Вилльям   устраивал   по  случаю  дня  своего  рождения  для
сингалезских принцев и для выдающихся лиц английской колонии.
     Авантюристы  употребили  время,  отделявшее  их от великого дня, на то,
чтобы  приготовиться  к  своим  ролям  и  проникнуться ими; малейшая ошибка,
малейшая  неосмотрительность  могли  стоить  жизни  им  всем,  ибо  в случае
неудачи не было сомнения, что сэр Вильям не пощадит никого из них.
     Сердар  всю  последнюю ночь провел в том, что писал своей сестре полный
отчет  о  своей  жизни;  он  изложил  ей, как в предсмертной исповеди, каким
образом  произошло  то  роковое  событие,  которое сгубило всю карьеру его и
принудило,  как  отверженного  парию,  скитаться  двадцать два года по всему
миру.  И  он  клялся  ей,  что  в этот торжественный час, накануне того дня,
когда  он предстанет, быть может перед Всевышним Судией, ни одна недостойная
ложь  не  осквернила  его  предсмертного рассказа. Письмо свое он заканчивал
подробным  изложением  попытки,  которую он предпринимал вместе с избранными
друзьями   не  для  того,  чтобы  отомстить,  а  чтобы  вырвать  у  негодяя,
сгубившего   его   ради   собственного  спасения,  бумаги,  необходимые  для
восстановления  его  чести. Он говорил ей, что в том случае, если это письмо
дойдет  к  ней,  это  будет  служить  доказательством  того, что план его не
удался и она никогда больше не увидит его, ибо неудача - это смерть.
     Одновременно  с  этим  он послал ей свое завещание, в котором передавал
ей  все свое значительное состояние, доставшееся ему по разделу после смерти
отца,  точный  список  которого  она найдет у его нотариуса в Париже, честно
управлявшего имением за все время отсутствия хозяина.
     Кончив  письмо, он вложил в него прядь своих волос, кольцо, доставшееся
ему  от  матери  и  никогда не покидавшее его; все это он положил в конверт,
запечатал  его,  написал  адрес,  передал  одному  из членов общества "Духов
Вод",  к  которому  он  питал  полное  доверие,  и  просил  его доставить по
назначению в Бомбей, если по прошествии недели он не потребует его назад.
     Когда  солнце взошло в этот великий для него день, он был на все готов.
Всякое  волнение  исчезло  бесследно из его сердца; он готовился совершить в
высшей  степени  правое дело, хотя люди, он знал это, осудят способ, которым
он  пользовался  для  этого.  Но совесть заранее оправдывала его, потому что
правосудие  в  той  же мере было бессильно помочь ему исправить свою ошибку.
Кончив  все  эти  приготовления, он призвал к себе своих друзей, высказавших
желание помочь ему в предприятии.
     - Обнимем  друг друга, - сказал он им, - сегодня, быть может, последний
день,  что  все  мы  вместе;  для меня, для меня одного, жертвуете вы, - тут
голос его дрогнул, - я не прав, быть может, соглашаясь...
     Ему  не  дали  кончить.  Нариндра  и Рама протестовали против его слов,
прижав  его  крепко к своей груди, а Барбассон в это время клялся и божился,
говоря,  что  он  имеет  право распоряжаться своей жизнью, как ему нравится,
что  он  никого  не  оставляет  после  себя и что, наконец, это уже вовсе не
такой драгоценный подарок, чтобы Сердар так дорого ценил его!
     Настаивать   было   невозможно   больше,  и  Сердар,  предполагавший  в
последнюю  минуту возвратить данное слово тому из трех, кто выскажет об этом
сожаление, удовольствовался тем, что крепко пожал всем руку, говоря:
     - Итак, до вечера!..


     Обед,  предшествовавший балу в загородном доме сэра Вильяма Броуна, был
великолепен;   его   смело   можно  было  сервировать  на  царском  столе  в
торжественный  день.  Никогда  еще  не  присутствовал  Барбассон на подобном
празднестве;  он  заказал  себе  на  скорую  руку  фрачную  пару у одного из
портных  Пуант  де  Галля и украсил его большим бантом ордена Христа. Можете
представить  себе  нашего  провансальца  в  этой  сбруе с его простым лицом,
покрытым  целым  лесом  взъерошенных  бакенбард, черных, как смоль, и шапкой
волос  на голове, доходивших чуть ли не до самых бровей и остриженных теперь
ежом,  с  кирпичным  цветом  лица  вследствие  загара,  с  огромными руками,
сутуловатыми  плечами  и шатающейся походкой, наподобие морской качки... тип
истого матроса с берегов Прованса.
     Но  этикет  и происхождение имеют такое значение в глазах англичан, что
одного  его  титула  -  его  считали  герцогом и пэром - достаточно было для
того,  чтобы  находить его изысканным в своем роде и, главное, оригинальным.
К  счастью  для него, никто из приглашенных не знал португальского языка. Но
если  бы  случайно  и  нашелся  такой, то Барбассон нисколько не смутился бы
этим: он просто-напросто заговорил бы с ним на провансальском наречии.
     За  столом  он  сидел  по  правую  сторону  жены губернатора, ибо среди
присутствующих,  за исключением сэра Вильяма, не было никого, равного ему по
своему  происхождению  и  положению,  занимаемому  в обществе. Всякий на его
месте  чувствовал  бы  себя  неловко  от несоответствия, существующего между
почетом,  который ему оказывали, и его настоящим положением, но Барбассон не
удивлялся   ничему.   Поведение   его   в   продолжение   вечера  отличалось
поразительной   смелостью  и  фамильярностью,  присущей  морякам;  англичане
находили   это  весьма  оригинальным  и  приписывали  все  эти  вольности  и
бессмыслицы   португальским   привычкам.   Понадобился   бы  целый  том  для
подробного описания этого смехотворного вечера.
     Когда  доложили, что обед подан, Барбассон встал с торжественным видом,
поправил  свой  орденский  бант, провел рукой по волосам и, выделывая ногами
па,  как  для  танцев,  подошел  к  жене  губернатора  и  предложил ей руку.
Привыкнув  выбирать  по  установленному этикету сама себе кавалера, она была
сначала  очень удивлена этим, но затем по знаку своего мужа встала и приняла
его  предложение.  Он  повел  ее к столу, отставляя в сторону ноги, чтобы не
наступить  ей  на  платье,  и  держа руки калачиком с таким видом, что, будь
здесь  французы, они задохнулись бы от смеха. Проведя ее к столу, он отвесил
ей  великолепный  реверанс,  какой  делал  обыкновенно, провожая танцовщиц в
кабаках Тулона.
     Она  грациозно  отвечала  ему  тем  же,  подумав про себя: "Это один из
португальских    обычаев".   Остальные   приглашенные,   подражая   знатному
иностранцу,  сделали  то  же,  -  вельможа ведь, привыкший стоять с открытой
головой в присутствии короля и называющий его кузеном...
     - Мы с ним немного родственники, - говорил он во время обеда.
     - Я  не  знаю  португальского языка, - сказала леди Броун, занимая свое
место.
     - И  я  также,  -  отвечал  легкомысленный Барбассон, но, к счастью, на
провансальском наречии.
     - Но если вы говорите по-французски...
     - Немножко  говорю,  -  отвечал  Барбассон,  улыбаясь,  -  прошу только
извинить мои patagues, прекрасная дама.
     Англичанка   улыбнулась  и  слегка  покраснела.  "Это,  надо  полагать,
португальское выражение", - подумала она.
     - Очень  рада, это дает нам возможность поболтать немного, - продолжала
она.
     - Да, да! - отвечал Барбассон. - Мы можем маленько покалякать.
     И в таком роде весь обед.
     - Он  не очень худо говорит по-французски, - шепотом сказала леди Броун
своему мужу, - он примешивает только много португальских слов.
     Постепенно  "герцог"  дошел  до непозволительного состояния, он пил все
время крепкие вина и притом полными стаканами, говоря своей соседке:
     - Не худо оно, ваше винцо... кто поставляет вам его?
     По  мере опустошения бутылок разговор Барбассона становился все более и
более  пикантным.  Пробуя  стакан  капштадского,  он  конфиденциально заявил
своей соседке:
     - Ну,  этого голубенького не выхлещешь шести бутылок подряд... Здоровую
затычку забьешь себе им в голову.
     На этот раз англичанка подумала, что он все сказал по-португальски.
     Желая  показаться  еще  более  интересным  и припомнив фокусы, которыми
угощаются  приказчики,  сидя  за  обедом,  он  клал  бисквиты на нос и затем
легоньким  щелчком  отправлял их в стакан, или, положив на стакан, отправлял
тем  же  манером  себе  в  рот. Затем он проделывал фокусы эквилибристики со
всеми  предметами,  которые  попадались  ему  под  руку,  как  ножи,  вилки,
бутылки,   тарелки,  к  великому  удивлению  всех  присутствовавших,  громко
выражавших свой восторг:
     - Verg nict, indecol! (Право, это очень мило!).
     Пример  его  заразил мало-помалу всех, и каждый в свою очередь пробовал
проделать  то  же  самое,  но,  конечно, безрезультатно, а так как англичане
всегда   преклоняются  перед  превосходством,  то  благородный  герцог  имел
поразительный   успех.  Одобренный  единодушными  аплодисментами,  Барбассон
вдруг  встал, схватил стул и, поставив его одной ножкой на нос, обошел таким
образом   кругом   стола,  рискуя  убить  кого-нибудь  из  гостей  в  случае
нарушенного равновесия.
     Восторженными  браво приветствовали англичане этот фокус, безумными ура
и  разными тостами; но что творилось, когда после подражания крикам животных
он,  чтобы  закончить  свой  сеанс, принялся ходить на руках! Крики дошли до
полного  неистовства, все принялись поздравлять его, и каждый пожелал выпить
бокал  шампанского  за  его здоровье. Барбассон чокался со всеми, отвечал на
все тосты и говорил:
     - Да,  да!  Вы  хотите  споить  меня,  но  этого вам не удастся! - и он
действительно  пил...  пил,  как  бездонная  бочка,  и  этого не было совсем
заметно.
     Степенные люди говорили:
     - Удивительно оригинальны его португальские обычаи.
     Молодые  люди  делали ему овации, а губернатор говорил с восторгом, что
никогда еще не было у него так весело.
     Вот  вам  прямое  доказательство  того,  что  этикет  -  вещь условная,
выдуманная людьми, чтобы наскучить друг другу.
     Одна знатная старуха-англичанка сказала нашему провансальцу:
     - Мосью  Барбассонте,  неужели  все  герцоги  у  вас  и  пэры  такие же
веселые, как и вы?
     Барбассон отвечал:
     - Все, прекрасная дама, и король первый подает нам пример.
     Все  пришли  к  тому  заключению,  что  придворная жизнь португальского
короля самая оригинальная и самая веселая в мире.
     Но  наибольшей популярности достиг Барбассон во время бала, когда успех
его  превратился  в  настоящий триумф. Вместо холодного танца, состоящего из
спокойных  прохаживаний  взад  и  вперед,  как это было принято в то время в
официальных  салонах,  наш  провансалец познакомил англо-сингалезов со всеми
красотами  хореографического  искусства  самого сомнительного свойства и, по
собственному  выражению  своему, задал им такого танца, что самому Шикару не
угнаться  за ним. Это был такой вечер, одним словом, о котором долго помнили
на   острове   Цейлон;  англичане  до  сих  пор  еще  говорят  о  знаменитом
португальском  герцоге,  а в семьях высшего общества, когда подается десерт,
все  джентльмены  и  леди  забавляются  тем,  что  поддерживают в равновесии
бисквиты  на носу, и многими другими фокусами, которым их научил Лузитанский
вельможа... Вот что значит сила традиции!
     Развеселив  таким  образом  все  общество,  Барбассон  и не подозревал,
какую   большую  услугу  оказал  он  делу  Сердара.  Для  успеха  последнего
необходимо  было,  чтобы  друзья  его  могли,  не  внушая никому подозрения,
пробраться  во  дворец  сэра  Вильяма; дело это было не последней трудности,
ибо  после  своей  дуэли  с  Фредериком  де Монморен губернатор удвоил число
караулов,  отдав  приказание,  чтобы часовые стреляли беспощадно во всякого,
кто  попытается  пробраться  во  внутренность  дворца  или  его  службы. Вот
почему,  когда в полночь, в самый разгар бала, губернатору доложили, что три
индуса-фокусника   просят  разрешения  показать  ему  двух  пантер,  нарочно
выдрессированных  к  дню  рождения  его  превосходительства, - фокусники эти
были поражены количеством военных караулов, мимо которых их вели во дворец.
     - Милорд  герцог,  -  сказала  леди Броун, обращаясь к Барбассону, - вы
познакомили  нас  с  любопытными  обычаями  Португалии, позвольте же и нам в
свою  очередь  показать  вам  зрелище,  которое не часто встречается в вашей
стране.
     - Какое  зрелище,  прекрасная  дама? - спросил провансалец, который так
называл всех дам и тем приобрел репутацию прелестного человека.
     - Мы покажем вам хищников, дрессированных туземцами.
     Барбассон  вздрогнул,  услышав  эти слова, указывавшие на приход друзей
его  во дворец. До сих пор он только забавлялся от души, как и в те времена,
когда,  будучи матросом флота, выходил на берег, чтобы проесть и пропить все
свое  жалованье,  но  теперь  на  сцену  выступало настоящее действие, когда
после  поднятия  занавеса  должна  была  начаться  драма,  в  которой он сам
собирался участвовать по прошествии нескольких часов.
     Одного   этого   напоминания  достаточно  было,  чтобы  из  головы  его
испарились  все  винные пары, которыми он так злоупотреблял, и вернулось его
обычное хладнокровие.


III

          Фокусники.  -  Танец  хищников.  - Барбассон-дипломат. -
          Покупка пантер. - Блестящая мысль. - Ночь празднества во
          дворце  Канди.  -  Похищение  губернатора.  -  Отъезд из
          Цейлона.

     Известие  о  новом  зрелище, устроенном, по словам губернатора, в честь
его  гостя,  благородного  герцога,  заставило  всех удалиться на один конец
зала,   тогда   как  на  другом  конце  его  слуги  разостлали  циновки  для
предстоящих упражнений.
     Когда  в  залу  вошли  три туземца в сопровождении двух пантер, которые
покорно,  как  собаки,  следовали  за ними. Барбассон сразу узнал Нариндру и
Раму,  переодетых  фокусниками,  зато он раза два-три присматривался, прежде
чем   отдать   себе   отчет   в  тождестве  третьего  лица,  -  так  искусно
загримировался  Сердар.  Не  было  никакой  возможности признать европейца в
человеке  с бронзовым цветом лица и с волосами, заплетенными в косы, которые
были  положены  на  верхушке  головы,  как это делают обыкновенно фокусники.
Чтобы  убедиться  в  этом  тождестве,