Ватсон,  мы здесь далеко не в безопасности, особенно при
настоящем состоянии умов. Достаточно кинжала фанатика...
     - Кто  же  осмелится  посягнуть на вашу жизнь, милорд? Одна вещь должна
вас  успокоить:  как  ни  богата история Индии претендентами, ведущими между
собою  борьбу,  в  ней  не упоминается ни об одном цареубийстве, совершенном
подданными.  Властители  ее,  погибшие  насильственной  смертью, все пали от
руки членов собственной семьи; ни один не был убит своим подданным.
     - Признаюсь  вам,  Ватсон,  с  некоторого  времени  меня  волнуют самые
мрачные,  черные  предчувствия; я не могу выгнать из своей головы той мысли,
что  Индия  будет  для  меня  роковой  и  что я поплачусь жизнью за старания
обеспечить англичанам эту прекрасную страну.
     Взрыв  хохота  прервал  печальные мысли короля. Этот припадок веселости
донесся к ним со двора, окружающего дворец.
     - Там  люди  забавляются,  -  сказал  сэр Джон с бледной улыбкой, - они
вполне счастливы, надо думать!..
     Спрошенный  слуга  объяснил,  что это пришел пандаром и гадает солдатам
шотландской стражи.
     - Не  позвать ли его сюда? - сказал Ватсон, у которого мелькнула мысль,
нельзя ли будет рассеять этим мрачные предчувствия вице-короля.
     Сэр  Джон улыбнулся в знак согласия, и спустя несколько минут пандарома
ввели  в гостиную. Последний, войдя, сделал селактанг, то есть прикосновение
к  полу  шестью  частями  своего тела перед сэром Лауренсом; встав затем, он
только  почтительно  поклонился  Ватсону,  подчеркнув таким образом разницу,
которая, по его мнению, существовала между этими двумя лицами.
     - Чем ты занимаешься? - спросил его начальник полиции.
     Пандаромы,  как  и  факиры,  не  все занимаются одним и тем же: одни из
них,  простые  акробаты,  показывают  разные  фокусы с помощью кинжалов или,
чего  не  сделает  ни  один из наших паяцев, с помощью железных, раскаленных
докрасна,    шаров;    другие   магнетизируют   и   обладают   замечательной
гипнотической  силой;  третьи  вызывают  духов  умерших; некоторые заклинают
змей  и  хищных зверей или гадают; но каждый из них твердо держится традиции
своего сословия.
     - Я предсказываю будущее, господин, - отвечал пандаром.
     Молодой  Эдуард Кемпуэлл к тому времени вернулся, после ухода Кишнаи, и
также сидел в зале.
     - Вам  на  руку,  Кемпуэлл,  -  сказал ему вице-король. - Пред вами еще
долгие годы жизни, и вам приятно будет знать, что случится с вами.
     - Я  не любопытен, милорд! Но, желая доставить вам удовольствие, охотно
дам свою руку этому колдуну.
     И  Эдуард,  улыбаясь,  подошел к пандарому. Со времени прихода молодого
человека  старый  пандаром  не  спускал  с  него  глаз  и  смотрел на него с
невыразимым  волнением.  Он  взял  его  руку  и долго рассматривал ее линии;
медленно   подняв   затем   глаза  на  молодого  человека,  он  сказал  ему,
отчеканивая  каждое  слово,  тем гортанным тоном, какой всегда принимают эти
странники, говоря свои предсказания:
     - Исания,  присутствующий  при  рождении, осыпал тебя своими милостями;
судьба  не  перекрещивает  ни  одной  из  твоих  линий,  ни  одно  облако не
затемняет  горизонта твоих дней; ты достигнешь крайней границы, определенной
богами   для  существования  человека,  и  будешь  окружен  сыновьями  твоих
сыновей.
     - Принимаю твое предсказание! - засмеялся Эдуард.
     - Вот  так  счастливая  будущность,  -  прибавил сэр Лауренс. И с этими
словами он попросил соверен, который покатился к ногам пандарома.
     Глаза  последнего  блеснули  мрачным  огнем,  по лицу пробежала молнией
ненависть,  и руки его поднялись к поясу, как бы отыскивая кинжал. Но прежде
чем  присутствующие  заметили  это,  он снова принял почтительный и скромный
вид;  поклонившись  вице-королю,  чтобы лучше скрыть свои чувства, он поднял
золотую монету и бросил ее в тыкву.
     - Вот   предсказание,   -   сказал   Ватсон,   смеясь,   -  которое  не
скомпрометирует  своего  автора,  ибо  его  можно  без опасений применить ко
всем.  Всякому  приятно услышать, что он будет долго жить и что у него будет
много детей.
     - Вы  страшный  скептик,  Ватсон,  - отвечал сэр Лауренс. - Хотелось бы
услышать, что он скажет вам.
     - Если ваша милость желает...
     - Вы  ведь  сами приказали привести этого человека, Ватсон, и не можете
отказать ему в заработке соверена.
     - Пожалуй,   милорд!   Могу   заверить   вас,   что   мне  положительно
безразлично, что он скажет.
     Разговор  этот происходил на английском языке, и все трое были уверены,
что  туземец  не  понял  их. Последний стоял бесстрастный, неподвижный, и ни
один мускул лица не выдавал его чувств.
     Повинуясь  желанию  вице-короля,  начальник полиции с насмешливым видом
протянул  руку  пандарому.  Туземец  мрачно  взглянул  на него исподлобья и,
окинув быстрым взглядом линии жизни, сказал:
     - Чаша  дней  полна,  Жуна,  Верховный  Судья, пустил уже черных послов
смерти;  прежде  чем  Сова  -  луна  - кончит свой обход, Сагиб отправится в
страну  Питри;  нет  больше для него места на земле, глаза его не раскроются
при  свете приближающегося солнца. Мрачная Рогата считает, сколько часов ему
остается жить...
     В  эту  минуту,  как  бы  подтверждая слова пандарома, послышался среди
ночной тишины жалобный троекратный крик совы, сидевшей на соседнем дереве.
     Зловещее   предсказание,   сопровождаемое   криком  птицы,  которая  по
народным  верованиям  предсказывает  смерть,  произвело  на  всех сильнейшее
впечатление.  Невольная  дрожь пробежала по телу присутствующих; насмешливая
улыбка  Ватсона  сразу исчезла, и лицо его покрылось смертельной бледностью;
вице-король,  находившийся еще раньше под влиянием грустных предчувствий, не
мог  удержать  лихорадочной  дрожи;  даже молодой Кемпуэлл, мало поддающийся
суеверию,  почувствовал,  как  сжимается  его  сердце под влиянием странного
чувства. Ватсон сделал невероятное усилие, чтобы овладеть собою.
     - Это  сумасшедший,  -  засмеялся  он,  стараясь  придать  своему смеху
саркастический тон.
     - Птица  Ионнера  пропела  три  раза,  -  продолжал  пандаром,  -  тебе
осталось, Сагиб, жить три часа.
     - Шутки  в  сторону,  старик,  - сказал начальник полиции, сконфуженный
тем,  что  выказал  столько  слабости,  -  ступай  и показывай твои фокусы в
другом месте; нам не нужны больше твои услуги...
     В  ответ  на эти слова мнимый нищий, в котором читатель узнал, конечно,
браматму,  поспешно  направился  к выходной двери, поднял портьеру и скрылся
за нею.
     - Ну-с,  мой  бедный  Ватсон,  - сказал вице-король, - несчастная мысль
пришла  вам  в  голову:  желая  отвлечь  меня  от  тяжелых  предчувствий, вы
навлекли на себя довольно странное предсказание...
     - Негодяй  хотел  посмеяться  надо  мной, а главное, напугать меня. Вам
известно,  что  моя  служба  обрекает  меня  на  вечную  ненависть всех этих
бродяг,  против  которых  я  принимаю  всегда самые строгие меры... Он узнал
меня,  вероятно,  а  быть  может,  ему  приходилось уже иметь столкновение с
моими  агентами.  И  вот  ему захотелось сыграть со мною нечто вроде фокуса.
Этим  не  возьмешь  меня, нужно что-нибудь посильнее; я три раза уже получал
предупреждение  от  тайного трибунала, который даже приговорил меня к смерти
за  то,  что я не обращал внимания на его угрозы. Но, как видите, мне ничуть
не хуже от этого...
     - Признайтесь, однако, что вы испытали некоторое волнение.
     - Я  не  отрицаю  этого, милорд, но тут играла роль неожиданность, да и
вся  окружающая  обстановка...  Скоро  полночь,  час таинственных видений; в
этой  огромной  комнате,  еле  освещенной во всех углах и закоулках, где все
предметы  принимают  неясные  формы,  появляется  вдруг  старый  пандаром  с
дьявольской  физиономией  и  вызывает  перед  вами  призрак смерти, затем, в
довершение  эффекта,  к  нему  присоединяется проклятая сова... Признайтесь,
милорд, есть от чего прийти в смущение!
     - Вы  были  осуждены  тайным  трибуналом? - спросил сэр Лауренс, видимо
озабоченный.
     - Да,  ваша  милость, но это было до того еще, как управление обществом
перешло в руки Кишнаи.
     - И вам сообщили о приговоре?
     - Дней  восемь тому назад; простая формальность, исполненная кем-нибудь
из низших членов общества, помимо нового трибунала.
     - Будьте  осторожны,  Ватсон, - сказал вице-король, - вам известно, что
приговор исполняется браматмой, а он не сообщник Кишнаи.
     - О,  я  не  боюсь,  милорд!  Они  могли,  конечно,  захватить врасплох
несколько  бедняг,  которых  и  убили  с целью поддержать ужас, внушаемый им
таинственным  обществом.  Но  никогда он не осуществлял своих приговоров над
теми,  которые способны защититься или за смерть которых им могли отомстить.
Разве  осмелились  они  тронуть  Гавелока,  победителя Нана-Сагиба, или сэра
Вильяма  Броуна,  губернатора  Цейлона, который на каждом шагу травит членов
их  общества  и  которого они еще несколько месяцев тому назад приговорили к
смерти?  На  всякий случай я ношу тонкую кольчугу, которая предохраняет меня
от  кинжала,  а  ночью все выходы из моих апартаментов охраняются стражею...
Впрочем, я намерен предупредить начальника тугов об этом предсказании...
     - Только  бы  Кишная  сдержал  свое слово, - мы скоро избавимся от этих
людей.
     - Он  сдержит его, милорд, и дней через десять вы дадите знать в Лондон
об  уничтожении  общества  "Духов  Вод",  об  аресте Нана и об окончательном
умиротворении Индии.
     - Готов  верить вашему предсказанию... Пора, однако, господа, на покой;
мы,  я  думаю,  долго будем помнить первый вечер в Беджапуре... Пришлите мне
ночного дежурного, Кемпуэлл!
     - Старший камердинер ждет ваших приказаний, милорд!
     - Прекрасно!.. Не удерживаю вас больше.
     Перед уходом оба почтительно поклонились сэру Лауренсу.
     - Спокойной ночи, господа, - приветливо сказал им вице-король.
     Не  успел  директор  полиции переступить за порог комнаты, как сэр Джон
знаком подозвал к себе адъютанта.
     - Удвойте  число  человек  вокруг  замка,  -  приказал  он, - поставьте
часовых  у всех дверей, ведущих в комнаты Ватсона и возвращайтесь с дежурным
адъютантом  Пири...  Проведете  эту  ночь со мной. Я предчувствую, что здесь
произойдут странные вещи.
     Минут  через  десять  все  приказания вице-короля были исполнены. Шум в
древнем  дворце  Омра  стихал  мало-помалу,  и  ночная  тишина не нарушалась
ничем,  кроме  криков часовых, перекликавшихся через равномерные промежутки:
"Слушай!"  -  "Слушай!"  И  крик  этот, удаляясь все дальше и дальше по мере
того,  как  переходил  от ближайшего часового к более отдаленному производил
странное впечатление среди таинственной и зловещей тишины этой ночи.


VIII

          Странствование  пандарома.  -  Тайное  посещение  дворца
          Омра.  -  Поразительное  открытие.  -  Кинжал правосудия
          вручен Судазе. - Быстрые приготовления. - План Арджуны.

     Браматма,   резиденция   которого  находилась  постоянно  в  Беджапуре,
прекрасно  знал все потайные коридоры, которые проходили внутри толстых стен
и  сообщались  со  всеми  комнатами огромного здания посредством целого ряда
особых  ходов. Копия плана этих ходов находилась у него в секретных бумагах,
которые  достались ему от его предшественников; как и последние, он знакомил
членов  Совета  Семи,  возобновлявшихся  несколько раз со времени вступления
его  в  должность,  лишь  с  главной  артерией  этих  сообщений,  устроенных
Адилом-Шахом,  чтобы  иметь  возможность  пройти  по  всему дворцу и не быть
никем замеченным.
     Благодаря  этой  предусмотрительности,  сохраненной  им по традиции, он
мог  в тот день, когда в уме его возникли серьезные подозрения против членов
Совета  Семи  и  древнего  из  Трех,  присутствовать при их совещаниях, дабы
убедиться  в  основательности  своих  опасений.  Он  прежде всего переоделся
пандаромом   и  смешался  с  толпой,  чтобы  судить,  насколько  искусно  он
переоделся.  Мы  оставили  его  раздающим  в  ожидании  ночи  зерна сандала,
омоченные в священных водах Ганга.
     Когда  наступил  удобный,  по его мнению, час, он медленно направился к
дворцу,  пробираясь среди развалин и стараясь никому не попадаться на глаза.
Придя  на  место,  он немедленно прошел к коридор, неизвестный Семи; коридор
вел  к  верхнему  этажу  здания, где жили в это время последние. Он добрался
туда  без  всяких  затруднений,  несмотря  на  то, что всего только один раз
проходил  здесь,  знакомясь  с  тайным  расположением  здания.  Он осторожно
проскользнул  в  комнату, где в это время собрались все Семь. Через потайное
окошечко,  скрытое  между  балками  потолка,  которое  он  мог  открывать  и
закрывать  по  желанию,  он заглянул внутрь комнаты - и едва не вскрикнул от
удивления,   но,   к   счастью,   удержался.  Только  взглянув  на  зрелище,
открывшееся  перед  глазами Арджуны, можно было понять, какую силу характера
нужно было иметь последнему, чтобы побороть свое волнение.
     Кругом  стола,  на  котором  стояла амфора из черной глины, наполненная
аррек-пати  (напиток),  сидели  все  Семь  и  спокойно  пили, разговаривая о
событиях  предыдущей  ночи.  Ни  на  одном  из  них  не  было  установленной
правилами  маски,  -  что,  главным  образом,  и вызвало удивление браматмы,
которое  ему  удалось подавить; сначала он взглянул на это, как на нарушение
строгих   уставов,  которое  обыкновенно  наказывается  смертью.  Но  когда,
всмотревшись  в  каждого  из  членов совета, он узнал Кишнаю-душителя в лице
древнего  из  Трех,  а  в  лице остальных членов Совета - родных и союзников
знаменитого  туга,  принадлежащих  к  той  же  проклятой секте, - он едва не
забыл  всякую  предосторожность и чуть не позвал факиров, чтобы приказать им
выгнать этих негодяев.
     К  счастью,  он  вовремя  опомнился  и  понял,  какой опасности едва не
подверг  себя. При малейшем шуме все Семь немедленно надели бы свои маски, и
Арджуна,  убитый  на месте факирами, поплатился бы жизнью за свой неразумный
поступок. Напрасно кричал бы он последним:
     - Этот  человек  не  кто  иной, как туг Кишная, которого вы все знаете;
его  товарищи  принадлежат  к самой низкой касте. Сорвите с их лиц маски - и
вы увидите перед собой отребье населения Беджапура!
     Никто  из них не поверил бы ему и не посмел бы поднять руку на древнего
из  Трех и на других членов Совета Семи. Он вряд ли добился бы этого даже от
собственных  факиров;  нечего  было  поэтому рассчитывать на помощь служащих
Совету.  Дрожа  всем  телом,  Арджуна  решил отложить месть до другого раза,
чтобы  лучше  обдумать,  какие  средства  употребить  для захвата этой шайки
разбойников.  Он  понял,  что  прежде  всего  нужно  узнать  их  проекты, и,
приложившись  ухом  к  потайному окошечку, стал слушать. С первых же слов он
понял, что пришел слишком поздно; Кишная говорил своим сообщникам:
     - Пусть  будет по-вашему, миллион рупий за поимку Наны принадлежит вам;
я  отдам даже свою часть. Варуна только что уведомил меня, что вице-король в
большом  зале  с одним из своих офицеров и Ватсоном, я сейчас же сговорюсь с
ним... Подождите меня здесь, я вернусь и передам вам его ответ.
     Затем  Арджуна ничего больше не слышал. Догадавшись, что тот отправился
к   сэру   Лауренсу  по  одному  из  внутренних  ходов,  он  стал  осторожно
пробираться  по  известным  лишь ему одному коридорам, которые соединялись с
главной  артерией, где должен был проходить Кишная. Он выбрал самый короткий
путь,  чтобы  опередить  предателя,  и,  спрятавшись  позади подвижной части
стены,  стал  терпеливо ждать... Несколько минут спустя он по легкому шороху
догадался,  что  туг  прошел мимо этого пункта. Медленно, стараясь не делать
ни  малейшего шума, повернул браматма пружину и направился по следам Кишнаи.
Когда  последний  вошел  к  вице-королю,  Арджуна  воспользовался  одним  из
разветвлений,  ведущих к каждому окну, и подошел по возможности ближе к тому
месту,  где  сидел  сэр  Лауренс;  отсюда  он мог следить за вышеприведенным
разговором.  В  тот  момент, когда туг произнес зловещие слова: "Браматма! Я
сам  пристрою  его!",  -  Арджуна  не устоял против желания взглянуть на это
странное  собрание,  - и вот тогда-то негодующее лицо его и показалось среди
кашемировых портьер, закрывавших окно.
     Из  данного  рассказа  душителя  Арджуна узнал все, что ему нужно было,
потому  что  негодяй  не  скрыл  ни  одного  из  своих адских планов. Трудно
описать  волнение,  с  которым он слушал изложение дьявольского заговора; не
приди  ему  в  голову  счастливая  мысль  переодеться пандаромом - неминуемо
погибли   бы   и   Нана-Сагиб,  и  общество  "Духов  Вод".  Герой  войны  за
независимость  сгнил  бы  в английской тюрьме, а древнее общество, которое в
течение  нескольких  веков  держало  всех в страхе и защищало бедных индусов
против целой армии чиновников, жаждавших наживы, распалось бы безвозвратно.
     Он  решил  не  ждать  появления  падиала  и  приступить к действию; при
первых  словах  вице-короля о падиале он, не зная, приведут ли Дислад-Хамеда
или   нет,   поспешил  скрыться.  Предстоящий  разговор  с  ночным  сторожем
Беджапура  не  мог  сообщить  ему  ничего  нового. Между тем необходимо было
собрать  по  возможности  скорее  нескольких  субедаров,  к которым он питал
доверие,  и  обсудить  с  ними,  какие  меры  лучше всего будет принять. Но,
проходя  мимо дворца по направлению к своему жилищу, он очутился среди толпы
шотландских  солдат,  находившихся  в  веселом  настроении  духа  по  случаю
обильных  возлияний;  они  тотчас  же  потащили  его  к надворным постройкам
дворца,  где  помещались,  и,  приняв  его  за настоящего пандарома, просили
погадать им.
     Оказать  сопротивление  этим  развеселившимся грубым людям, для которых
жизнь  индуса  в те смутные времена стояла на одной степени с жизнью собаки,
было  бы  безумием,  и браматма решил следовать за ними добровольно, надеясь
этим  обезоружить  их.  Но  скрытое бешенство его дошло до крайних пределов,
когда  он  вынужден  был,  по капризу Ватсона, повторить ту же комедию перед
вице-королем.  Мы  присутствовали при том, что произошло, и слышали зловещее
предсказание, которое он в раздражении бросил в лицо начальнику полиции.
     Индусы  ненавидели  последнего.  Сторонник  амнистии  и  мелких мер для
умиротворения  исключительно  из  политических  видов, он в исполнении своих
служебных  обязанностей  отличался  беспощадной  и  холодной жестокостью; во
многих   случаях   он   опозорил   себя  самыми  бесчеловечными  поступками;
немилосердный  лихоимец, как и все высокие сановники Индии, которые смотрели
на  свои  места  как  на  источник дохода, он в короткое время обогатился за
счет  подвластных  ему людей, против которых он придумывал все новые и новые
преследования с единственною целью получить от них обильный дар.
     Несколько  лет  подряд  получал  он  предостережения  и,  наконец,  был
приговорен  к  смерти предшественниками Кишнаи; известие о приговоре передал
ему  факир,  который  исполнял  обязанности  палача  и который не должен был
докладывать  об  этом Совету. Факир на этот раз опоздал вследствие того, что
все последние месяцы у него было много поручений на юге.
     Что  касается  приведения приговора в исполнение, то приказ об этом мог
исходить  только  от  браматмы,  который  сам  должен  был  уведомить  о том
древнего  из  Трех.  Среди  тяжелых  забот  Арджуна  совсем  забыл  об  этом
приговоре,  но  несчастная  звезда  Ватсона напомнила ему о приговоре. Когда
браматма  вырвался, наконец, на свободу из дворца Омра, он остановился среди
развалин и, протянув руку к окнам вице-короля, пробормотал:
     - А,   господа!..  Доносы,  измена,  подлые  договоры  с  разбойниками,
подкупы  и низости, - все кажется вам достойным средством, когда дело идет о
нас!  Я  покажу  вам,  что  древ