не удался, то по самым пустым причинам.
     Но  прошло  семь  месяцев со времени начала революции, а губернатор все
еще  не  давал  сигнала,  ожидаемого с таким нетерпением. Де Рив де Нуармон,
как  звали  губернатора,  был  человек  необыкновенной доброты и безупречной
честности,   но   слабохарактерный  и  нерешительный.  Он  не  был  способен
собственным  авторитетом  способствовать  такому  грандиозному  плану, успех
которого  покрыл бы его неувядаемой славой, а неудача подвергла расстрелу. В
делах  подобного  не  ждут  ничьей поддержки и одобрения, а довольствуются в
случае удачи одним успехом задуманного плана.
     Нет  сомнения  в  том,  что  французский  губернатор,  ставший во главе
восстания  на  Декане  и  прогнавший  англичан  из  Индии в ту минуту, когда
Англия,  истощенная  войною  в  Крыму, не была в состоянии собрать даже двух
тысяч  солдат  для  отсылки  их  в  Индию,  привлек  бы  на свою сторону все
общественное  мнение  Франции  за  свою  смелость;  правительство  последней
вынуждено  было не подчиниться ему и не только простить его, но выразить ему
свое  одобрение,  поддержать  его... Но для этого надо было сначала добиться
успеха,  и  без  разрешения  -  да  что  я  говорю?  -  несмотря  на строгое
запрещение  со стороны своего правительства, очертя голову принять участие в
общей свалке.
     Не  такой был человек де Рив де Нуармон, чтобы исполнить подобную роль,
зато  человек  более  энергичный  ни  минуты не задумался бы на его месте. А
между  тем  простой  по  внешности,  но  весьма  важный по существу факт был
должен  бы  указать ему, как следует поступить в этом случае и каким образом
в случае успеха отнесется к нему высшая инстанция.
     Когда  все  раджи  и  другие  влиятельные лица обратились к честному де
Риву  с  просьбой  разрешить  им  начать  восстание  от  имени  Франции,  он
немедленно  сообщил  об  этом в Париж, прибавив от себя лично, что он был бы
очень  рад исполнить просьбу раджей и всех индусов, ибо Франции трудно будет
найти другой более удобный случай, чтобы отомстить англичанам.
     Всякое  правительство, желающее избежать конфликта, отозвало бы обратно
губернатора  за  выражение  такого мнения и высказало бы ему свое порицание.
Но  господина  де  Рив  де  Нуармона  не  отозвали и даже не выразили ему ни
одного  слова  порицания.  Все  дело  ограничилось  официальным  письмом,  в
котором  его  уведомляли, что в данный момент не могут дать хода его просьбе
ввиду мирных отношений обеих наций, которые проливали кровь в Крыму.
     Человек  энергичный  так  бы  понял на его месте значение этого письма:
"Вы  сделали мне официальный запрос, и я отвечаю вам официально; но если вам
удастся  вернуть  нам  Индию  без  всякого вмешательства с нашей стороны, мы
будем очень этому рады."
     Но  де  Нуармон,  повторяю,  не  был человеком энергичным; он буквально
понял  письмо  и,  не  дав  себе труда вникнуть в смысл его между строчками,
успокоился   и  бездействовал,  не  обращая  внимания  на  мольбы  французов
Пондишери,  которые  никак не могли понять, почему не решаются взять обратно
присвоенное  себе  англичанами. Эти обстоятельства послужили Сердару основой
для  его плана, который был задуман очень ловко и не удался благодаря только
пустому  случаю.  Правда, шансов на успех здесь было один на сто тысяч, даже
на  миллион,  -  и  счастливой  звезде  англичан  угодно  было,  чтобы в тот
злосчастный  день  миллионная  часть  шанса  выпала на их долю: они выиграли
большой  куш  в  лотерее  непредвиденных событий, несмотря на то, что Сердар
принял все меры к тому, чтобы непредвиденное не примешивалось к этому делу.
     Пора,  однако,  объяснить  читателям  тот  смелый  проект, к исполнению
которого  наш  герой  должен был приступить через несколько часов. Сердар не
ошибся  и  понял,  как следует, смысл письма, о котором мы говорили выше и о
котором он узнал благодаря своим связям в городе.
     Он  понял,  что  в  письме  этом  скрывается  безмолвное  одобрение, и,
уверенный  в  том,  что де Нуармон не двинется с места, возымел смелую мысль
заменить  его  собой на двадцать четыре часа и сделать то, на что не решался
боязливый  губернатор.  С  этой  целью  он сообщил обо всем бывшему консулу,
своему  корреспонденту в Париже, который одинаково с ним ненавидел англичан;
тот  пришел  в неистовый восторг от блестящей идеи своего друга и немедленно
прислал  ему  все  необходимое  для  исполнения  его  плана. Благодаря своим
связям  в  морском  министерстве ему удалось, не будучи замеченным, похитить
один  из  бланков,  где  все  уже напечатано и находятся подвижные печати из
пергамента  и  воска;  ему  ничего  больше  не оставалось, как поставить имя
лица,  на  чье имя дан этот документ, и заполнить пропущенные места. Получив
этот  официальный  документ,  где  стояло  вымышленное имя Сердар мог начать
свою  роль,  для  чего  достаточно  было  смелости,  а  в  последней  у него
недостатка  не  было.  Он  заказал  у  хорошего  мусульманского портного два
французских  генеральских  мундира:  один  мундир  дивизионного генерала для
себя  и  мундир  генерала артиллерийской бригады для Барнета, который должен
был исполнять роль его адъютанта.
     Теперь   вы   сами   видите,  какое  значение  имело  для  Сердара  его
путешествие  на  Цейлон,  где он должен был получить все необходимое для его
роли,  что  было  привезено  на  французском  пакетботе  и  прислано  на имя
Рамы-Модели.  Другого  пути  не  было  ему  открыто нигде в Индии. Англичане
держали  в  своей  власти  все  приморские  порты,  а  со  времени восстания
решительно  все  письма,  присылаемые не на имя англичан, распечатывались по
приказанию  вице-короля  Калькутты  прежде, чем достигали своего назначения.
Так  же обстояло дело и в Пондишери; достаточно было малейшей неосторожности
для неудачи задуманного заговора.
     Сильно  билось  сердце  у Сердара в тот вечер, когда "Диана" вступала в
воды  Пондишери.  Он  приказал  Барбассону  бросить якорь позади Колеронской
отмели,  где  он  хотел провести ночь, чтобы затем выйти на берег при полном
свете  дня,  и  здесь,  благодаря  энтузиазму, который неминуемо вызовет его
приезд   среди   туземного   и   французского  населения,  избежать  слишком
тщательного осмотра привезенных им с собой вещей.
     Еще  несколько дней тому назад дал он знать через доверенных лазутчиков
всем  раджам  на юге, чтобы они явились в Пондишери к назначенному им числу;
он  дал  им  понять,  что  к этому времени получатся из Франции очень важные
известия,   которые   должны   изменить  весь  ход  событий  и  дать  полное
удовлетворение  желаниям  всех  индусов.  В  самую  последнюю  минуту Сердар
задумался,  хорошо  ли  он  поступает относительно Шейка-Тоффеля-Барбассона,
оставляя  его  в  полном неведении предстоящих событий, и не оттолкнет ли он
этим  его  от себя. К тому же в данный момент незачем было опасаться измены.
Даже  в  том  случае,  если  капитан  "Дианы"  был бы способен продать тайну
англичанам,  он  не успел бы подумать об этом, а следовательно, и привести в
исполнение.
     Мы  считаем нужным, однако, сказать, что знаменитый представитель ветви
Барбассонов-Данеан  не был способным на такую подлость: он имел все качества
и  все  недостатки  своих земляков, но никогда не согласился бы съесть кусок
хлеба,  добытый  изменой, и в той же мере любил свое отечество как ненавидел
англичан.   Поведение   его   во   время  всего  этого  происшествия  служит
достаточным  доказательством,  что  на  него  всегда  и  во  всем можно было
рассчитывать.
     Когда  наступила  ночь  и  кончился  обед, Сердар просил его остаться с
ним, так как он имеет нечто очень важное сообщить ему.
     - Минуточку  для  небольшой  ревизии,  позвольте,  командир!  - отвечал
Барбассон.  -  Ночь  уже наступила, и мне необходимо лично самому убедиться,
зажжены  ли  сигнальные  огни для избежания столкновения с другими судами. Я
очень  мало  доверяю  своим  негодяям:  у них, как у бешеных лошадей, всегда
надо держать вожжи.
     Своими   негодяями   Барбассон  называл  экипаж  шхуны,  состоявший  из
пятнадцати  человек разных национальностей и которыми суровый моряк управлял
с   помощью   пучка   веревок,   памятуя  принципы  воспитания,  насажденные
Барбассоном-отцом.  Экипаж  "Дианы"  представлял  собою сбор пиратов и самых
отчаянных  мошенников,  взятых  с берегов Аравии: здесь были арабы, негры из
Массуа,  малайцы  с  острова  Явы,  два  или  три  малабарца  и один китаец,
настоящие  висельники,  с  которыми  он  расправлялся  кулаком  за  малейшую
провинность, говоря, что "так следует!".
     Оба  машиниста  были  американцами  и,  когда не были на службе, всегда
были пьяны.
     Все  на подбор, как видите. Барбассон не считал нужным иметь помощника,
говоря, что при свойственной ему горячности никогда не поладит с ним.
     Он  обошел палубу, изрыгая проклятия и ругаясь напропалую, что являлось
у  него какою-то необходимостью, и особенно после обеда, - он утверждал, что
это   помогает  пищеварению,  -  и,  раздав  направо  и  налево  достаточное
количество  ударов  ногой  и  кулаком,  Барбассон  объявил,  что  он доволен
состоянием шхуны, и сошел вниз, чтобы присоединиться к Сердару.
     - Командир,  я к вашим услугам. Три сторожевых огня горят блистательно,
машина  отдыхает,  но  стоит  под  парами  на  всякий  случай.  Один  только
американец  пьян,  и  на  всем мостике ни одного кусочка троса... образцовое
судно, право!
     Он  налил  себе  большой  стакан коньяку и сел. Индусы сидели по своему
обычаю  на  циновках, постланных на полу, а Барнет глубокомысленно занимался
приготовлением  грога  из рома, который он предпочитал всем другим напиткам.
Перед  Сердаром  стоял стакан чистой воды; он никогда и ничего не пил, кроме
этого.
     Находясь  в  каком-нибудь  обществе,  обратите  внимание  на  человека,
пьющего  воду, это всегда знак превосходства. Потребители алкоголя не потому
пьют  его,  что  он  приятно  раздражает  их  вкус, - они просто стремятся к
возбуждению  своего  мозга,  что  ускоряет их соображение и дает их духовной
жизни  такую  быстроту,  какой она не достигла бы без него. Потребитель воды
не  нуждается  в  возбудителях,  мозг его работает сам по себе. Наполеон пил
только  подкрашенную  воду,  Бисмарк пил, как ландскнехт. Первый был великим
человекам,  не  нуждаясь  в  возбудителях  для  своей  всеобъемлющей  мысли;
второму необходим алкоголь для пробуждения своей.
     Потребитель  алкоголя  бывает  только  пьяницей, потребитель воды почти
всегда лицо, имеющее значение.
     Когда  Сердар кончил изложение своего плана с тою же быстротою и жаром,
какие  характеризовали все его поступки, капитан "Дианы" стукнул кулаком изо
всей  силы по столу, произнося свою любимую, специальную поговорку, присущую
его семье:
     - Клянусь  бородой  Барбассонов!  Как  говорил  мой почтенный отец, вот
идея,   достойная   Цезаря,   который,   как   вам   известно,   был   почти
провансальцем!..  Провели  на  этот  раз  англичан!  Ага, мошенники! Отберем
теперь  сразу у них все денежки, украденные у нас. Ах, командир! - продолжал
он,  все более и более разгорячаясь, - позвольте мне поцеловать вас. Клянусь
честью, я никого еще не целовал под наплывом такого энтузиазма.
     И  Барбассон-Шейк-Тоффель  бросился  обнимать  Сердара,  который  очень
благосклонно отнесся к этому выражению чистого южного восторга.
     "Я несправедливо судил его", - думал он, обнимая Барбассона.
     Барнет  был также в восторге, но держал себя сосредоточенно; чем больше
он  бывал  возбужден,  тем  меньше  говорил.  В голове генерала мысли всегда
находились  во вращательном движении; теперь они с такою быстротою следовали
друг  за  другом,  что  он не в состоянии был схватить мимоходом ни одной из
них.
     - Слушайте   теперь  внимательно,  господа,  -  сказал  Сердар,  -  мне
необходимо  распределить  вам  ваши  роли.  Завтра мы оставим вашу стоянку в
десять  часов утра. Вы, Шейк-Тоффель, проведете шхуну к Пондишери, чтобы она
стояла  напротив  города и по возможности ближе к берегу, туда, где открытый
рейд.  Затем  с  помощью  различных  цветов  на  вымпеле вы дадите следующий
сигнал:  "Новый  губернатор  Пондишери,  прибывший  вместе  с артиллерийским
генералом".  Затем  мы  подождем, чтобы узнать, какой эффект это произведет.
По  общему  правилу  губернатор  должен  явиться  с приветственным визитом к
своему  преемнику;  мы  увидим  тогда, будет ли иметь успех эта комедия. Все
заставляет  меня  думать,  что  успех  будет  на моей стороне и что двадцать
четыре  часа  спустя  вся французская территория и весь Декан вспыхнут. Мы с
Барнетом  отправимся  для  организации  индусских  армий,  одну  из  которых
отправим  в  Калькутту,  а  другую  в Мадрас; тем временем Бомбей мы поручим
полковнику,  командующему  французскими войсками в Пондишери, и назначим его
генералом.  "Диана"  же  сегодня  вечером  снимется  с  якоря, чтобы отвезти
господина  де  Рив  де  Нуармона  со  своей  семьей в Пуант де Галль, где он
возьмет  место  на  китайском  пакетботе,  который  отправляется  в  Суэц  и
прибудет  в  Цейлон  дня  через  три.  Исполнив  это  важное  поручение,  вы
вернетесь  обратно,  Барбассон,  чтобы  принять  начальство  над  Пондишери,
который  я  передам  вам  на время нашего отсутствия. Что касается тебя, мой
милый  Барнет,  не  забывай,  для  полного  успеха нашего плана ты не должен
произносить  ни  единого слова перед французскими властями, ибо твой ужасный
акцент  американского  языка  немедленно возбудит у них подозрение в обмане;
от  подозрения  к  уверенности  всего  только один шаг, как от вина в чаше к
губам.  Помните,  что  из  девяноста  тысяч  случаев на сто чаша не напрасно
подносится к губам.
     - Не  бойтесь,  командир,  генерал не будет говорить; я буду подле него
и,  честное  слово  Барбассона, заставлю его проглотить даже свой язык. Если
ему  предложат  какой-нибудь  вопрос,  я  скажу,  что  он  оглох  при взятии
Севастополя, и буду отвечать за него.
     - Мысль   не   дурна...   к   тому   же  принудительная  мера,  которой
подвергнется  наш  друг,  будет  непродолжительна. Что касается наших друзей
индусов,  мы  нарядим  их в костюмы, которыми я уже снабдил их, и выдадим их
перед  населением Пондишери за богатых набобов с Малабарского берега, севших
к  нам  в  Цейлоне  вместо  почетной  свиты.  Приезд наш на этой шхуне легко
объяснить:  по  не  зависящим  от  нас  обстоятельствам мы пропустили отъезд
французского  пакетбота  и  взяли места на английском судне из Индо-Китая, а
так  как  вследствие  этого  нам  пришлось  бы  ждать недели три возвращения
"Эриманты",  отправившейся  по  делам  службы  сюда,  то  мы  сели  на шхуну
капитана  Барбассона,  который  случайно  находился  в  Пуант  де  Галле. Я,
кажется,  ничего  не упустил из виду, и мы можем отправиться на отдых, чтобы
завтра быть бодрыми и сыграть прилично эту важную и трудную партию.
     После  этих  слов все разошлись, но Сердар, говоривший об отдыхе только
для  других,  взошел  на  мостик  и,  облокотившись  на планшир, долго стоял
задумавшись... Накануне битвы он не мог спать.
     На  следующий  день  все  предписания  его  были исполнены буквально. В
десять  часов утра "Диана" снялась с якоря и двинулась вперед; в одиннадцать
часов  она  была  на  рейде  в Пондишери, где остановилась и при выстреле из
пушки  выкинула  французский  флаг.  Затем  она  начала  салют в одиннадцать
выстрелов,   которые   привели   в   волнение  все  население  города.  Кого
приветствовали  с  таким  почетом?  После одиннадцатого выстрела - Барбассон
позаботился  о  том,  чтобы салюты длились несколько минут, - весь город был
уже на Шаброльской набережной, с тревогой ожидая объяснения этой тайны.
     И  вот  на  большой  мачте  показался вымпел с разноцветными рисунками,
собрание  которых должно было означать фразу, сказанную Барбассону Сердаром:
"Новый губернатор Пондишери и т.д."
     Еще  не  был  поднят последний вымпел, заканчивающий фразу, как капитан
порта,  которого все узнали по костюму - "Диана" находилась всего в трехстах
метрах от берега, - пустился бежать ко дворцу губернатора.
     Толпа   увеличивалась  с  минуты  на  минуту  с  такою  быстротою,  что
абсолютно  негде  было  повернуться; среди европейцев находились и туземцы в
пестрых  костюмах,  из  которых  одни  блестели  золотом  и серебром, другие
сверкали на солнце бриллиантами и разноцветными драгоценными камнями.
     Не  прошло и четверти часа, как показался губернатор в парадном мундире
и  в  карете,  запряженной  парой  лошадей,  сопровождаемой  адъютантами,  с
военным  комиссаром и генеральным прокурором. Сойдя на землю, все они заняли
места  в  большой "шеллинге" губернатора с двадцатью гребцами. Вслед за этим
загремела  единственная  пушка  в  порту,  служившая  для  разных  сигналов,
возвращая  салют  в  одиннадцать  выстрелов,  которые были сделаны шхуной по
прибытии   в  честь  губернатора  де  Рив  де  Нуармона.  Судно  без  всяких
затруднений  вышло  из порта; погода была прекрасная, и море так же спокойно
и лазурно, как и небо, которое отражалось в нем.
     Сердар  в  мундире  генерала,  сопровождаемый  Барнетом,  который гордо
выступал  в  своем  новом  одеянии,  стоял  почти  у  самого входа на борт в
ожидании  визита  своего  предшественника.  Между  тем  "шеллинга",  искусно
управляемая  гребцами  макуа,  быстро  неслась  по воде, и не прошло и шести
минут,  как она уже пристала к лестнице, спущенной с борта "Дианы". Господин
де  Нуармон  легко и быстро поднялся по ее ступеням, а за ним вся его свита.
Сердар  ждал  его,  спустившись на несколько ступеней. Оба пожали друг другу
руки.
     - Де  Лавуенан,  дивизионный генерал. Прошу извинить, что представляюсь
сам,  -  сказал  Сердар,  -  но  вы не дали мне времени послать вам визитную
карточку.
     - Очень  рад видеть вас, любезный генерал. Я поспешил пожать вам руку и
с  тем  вместе  заверить  вас,  что  я  с большим удовольствием встречаю ваш
приезд  в Пондишери на мое место. Я ждал нового назначения; последняя почта,
полученная  мною  пять-шесть дней тому назад, уже дала это почувствовать - и
все  же,  повторяю,  я  очень  рад.  Положение  мое  становится  здесь очень
трудным,  и  я  каждую  минуту  опасаюсь,  чтобы  не  свершилось чего-нибудь
безрассудного и непоправимого.
     - Мне  все  это  прекрасно  известно;  министр очень долго беседовал со
мной.  Положение  ваше  очень  щекотливое, и там думают, что человек военный
скорее сумеет успокоить нетерпеливых.
     Они  вошли  в  гостиную  и  продолжали  разговаривать, оставив свиту на
палубе.
     - Вполне  разделяю  ваше  мнение,  любезный генерал, и министерство - в
моих  словах  нет  никакой  задней  мысли,  -  если оно действительно хотело
сделать  огласку  неизбежной, ничего не могло лучше придумать, как назначить
на  мое  место  человека военного. Все подумают, как и я, что этим оно хочет
поощрить  восстание в Декане. Но у вас, разумеется, есть тайные инструкции и
вы должны лучше меня знать, как поступить на основании этих инструкций.
     - Мне  нечего  скрывать  от  вас,  мой  любезный  губернатор, - отвечал
Сердар,   решив  сразу  нанести  удар.  -  Когда  я  говорил  об  успокоении
нетерпеливых,  я  подразумевал  удовлетворение  того,  о чем они просят: мне
приказано  сегодня  же  разослать  прокламации, призывающие к оружию весь юг
Индии.
     - Но ведь это же война с Англией!
     - Правительство  решилось  на  это.  Вы сами говорите в вашем последнем
донесении,  которое я прочел целиком, что мы никогда больше не найдем такого
удобного  случая,  чтобы  снова  завоевать  в  Индии  положении,  которое мы
потеряли  из-за  вероломства  Англии.  Смелая  попытка  эта должна кончиться
успехом, потому что на нашей стороне все раджи, лишенные трона.
     - Вам  дали  прекрасную  миссию,  и,  можете