дней  и  совсем не будет
принадлежать  мне,  когда я вернусь во Францию "согласно прошению". Странное
смягчение,  которое  становится  грубым,  принимая  во внимание сухой приказ
вернуться.
     Молодой  губернатор,  -  ему  было  тридцать  -  тридцать  два  года, -
произнес эти слова тоном, полным горечи, и через несколько минут продолжал.
     - Не  будете  ли  любезны  пройти  ко  мне  в  кабинет,  мы  там  можем
побеседовать свободно.
     - Охотно, мои друг, - отвечал полковник.
     И  он  последовал  за  губернатором  в  его  любимую комнату, служившую
курильной и кабинетом.
     - Ну-с,  - начал де Марси, как только дверь плотно закрылась за ними, -
какой удар для нас и особенно для бедного де Монморена!..
     - Здесь наверное кроется предательство!
     - Мне пришла в голову та же мысль.
     - Вы кого-нибудь подозреваете?
     - Нет! Не Бертье ли, хитрая лиса, замешался тут?
     - Я  не  считаю  его способным на это... Такой образ действий недостоин
мундира.
     - Подите!..  Чтобы  получить чин полковника?.. Вы знаете, он никогда не
добрался бы до него. Если это он, то вовремя догадался.
     - Я  стою  на  своем и уверен, что он не причастен к этой подлости; это
хороший   служака   и   честный   человек.   Такие  качества  не  мирятся  с
изворотливыми и льстивыми речами доносчика.
     - Простите,  что  я подозревал его, я слишком мало его знаю. Что бы там
ни  было,  все  это  случилось не иначе, как по доносу, и тот, кто взялся за
это,  получил  во  всяком случае хорошие сведения... Нам ничего не остается,
как повиноваться.
     - А  я  еще  так  радовался  случаю  отплатить  англичанам  за все зло,
которое  они  нам сделали!.. Вы сказали, надо повиноваться... а между тем...
если пожелать...
     - Объясните вашу мысль...
     - Если  бы  поддержать  друг друга... можно было бы сказать, что депешу
получили  через  час  после  ухода войска... Такой прекрасный случай ведь не
повторится больше!
     - Я  готов  с  своей  стороны  сделать  все, чего вы желаете... Но надо
убедить Бертье. Считаете вы это возможным?
     - Ни  в  коем  случае!.. Бертье, как вы знаете, прошел все степени. Это
один  из  тех  старых  педантов, рабов приказания, которых ничем не убедить,
ничем  не сломить, особенно когда результатом такого приказания является чин
полковника,  которого он не мог надеяться получить. Не ждите от него никаких
уступок... Но можно обойтись и без него.
     - Не понимаю вас.
     - Четыре  старших  капитана  полка  приходили  ко  мне час тому назад и
сказали  мне, что ничто не изменилось в намерениях офицеров и солдат, и если
я  соглашусь  стать  во  главе полка, все последуют за мной при звуке труб и
барабанов.
     - А вы что отвечали?
     - Я просил позволения подумать до полуночи... Что вы посоветуете мне?
     - Так  как  вы  заранее  еще  готовы  были пожертвовать своей служебной
карьерой, то я согласился бы на вашем месте.
     - В  добрый час! Сказано хорошо. В тот день, когда мы вернем Франции не
только  старые  владения ее, но еще протекторат над Бенгалией и королевством
Лагорским,  которое  мы оставим Нана-Сагибу, - какую славу пожнем мы!.. Надо
только  занять  чем-нибудь  Бертье  до утра, чтобы он не помешал нам. Я знаю
его...  Если  он  захватит  нас,  когда  мы  будем уходить, и новый полк его
откажется повиноваться ему, он способен прострелить мне голову...
     - Если только вы допустите его до этого.
     - Само  собою разумеется! Но какой шум подымется! Лучше не допускать до
скандала,  займите  его  здесь  до  двух  часов: этого достаточно, а там уже
казармы будут пусты.
     - Постараюсь.
     - Посмотрим,  господа англичане! Судя по тому, что мне сказал посланный
де  Монморена, мы должны будем прежде всего взять в плен генерал-губернатора
Лауренса,   который  находится  в  Беджапуре  с  весьма  небольшим  отрядом.
Недурное начало кампании!
     - Любезный  полковник,  скоро  полночь  и  время дорого. Если вы хотите
захватить  двенадцать  пушек  из  казарм  и двадцать четыре с набережной, не
теряйте времени.
     - Ухожу,  милый  друг! Дай Бог мне успеха! Я отдал бы жизнь свою, чтобы
только  видеть,  как  будет развеваться французский флаг в Мадрасе, Бомбее и
Калькутте.
     - Обнимите меня, Лотрек! Бог знает, увидимся ли мы когда-нибудь...
     Они  крепко обнялись и затем расстались. Полковник вышел в сад, где его
ждали капитаны.
     Де  Марси  после  ухода  де  Лотрека  отправился искать по всем салонам
нового  полковника;  он  нашел его на веранде, где тот беседовал с таким же,
как  и  он,  старым  служакой,  комендантом города, - и попросил его зайти к
нему в кабинет перед окончанием бала.
     - К вашим услугам, господин губернатор, - отвечал старый солдат.
     Он  точно  явился  на свидание. Было уже около половины второго утра, и
все  уже  удалились,  -  это  был  один  из  тех  семейных  вечеров, которые
устраивались   каждую   неделю  и  где  участвовали  одни  только  служащие.
Настоящие   балы,   устраиваемые   для  всей  колонии  вообще,  продолжались
обыкновенно до утра.
     Губернатор  был  один,  и  Бертье увидел на столе шахматы, самые лучшие
сигары  и  бутылку шартрез. Все три слабые струнки его были затронуты: ликер
Изерских монахов, тончайшие продукты Гаваны и шахматы, детище Индии.
     - Милейший  полковник,  -  сказал  де Марси, - мне захотелось попросить
вас  посидеть  немного  со  мною.  Я  давно  уже  собираюсь  обыграть  вас в
шахматы...   Вы,   говорят,   большой   мастер  на  этот  счет...  и  весьма
естественно, ведь это прообраз войны.
     Старый   солдат  был  польщен  вниманием,  приправленным  такой  тонкой
лестью,  и  партия  началась.  Де  Марси  был такой же искусный игрок, как и
полковник,  и  скоро  оба так углубились в свои ходы, что стали положительно
нечувствительны  ко  всему,  что  доходило  к  ним извне. Губернатор забыл в
конце  концов,  что  это  западня,  расставленная  им  полковнику, и играл с
полным увлечением. Ставка стоила того: обладание Индией!..
     - Шах  королю! - сказал вдруг полковник после целого ряда блистательных
ходов,  потеряв  при  этом  ладью и двух коней, но загнав зато короля своего
противника  в угол вместе с его дамой, ладьей, оставшимися еще у него слоном
и  целой армией пешек. Удар нанесен был ловкий и достаточно было трех ходов,
чтобы  де Марси получил мат. Он сжал голову руками и задумался, как бы лучше
исправить  свою  ошибку.  Можно  было  кругом  него  из пушек стрелять в эту
минуту, и он не услышал бы.
     Играющим  прислуживал  все  время  вестовой  сипай.  Видя,  как глубоко
задумался  губернатор,  туземец  солдат воспользовался этой минутой и сделал
едва  заметный  знак  своему  командиру,  а  затем  приложив  палец к губам,
показал ему свернутый клочок бумаги.
     Полковник  понял  и,  как  ни  в  чем не бывало, заложил руки за спину;
сипай прошел мимо него и опустил в его руку записку.
     - Мат!  - говорил губернатор. - Я получу мат! Ну, нет! Я не согласен на
такое поражение и должен найти какой-нибудь выход.
     И он снова погрузился в разные соображения и исчисления.
     Полковник  тем  временем  развернул  записку,  которая  была  не больше
ладони  его  руки.  Держа  правую руку под столом, он прочел, не выказав при
этом ни малейшего знака волнения:
     "Полковник!  Губернатор  и  де  Лотрек  хотят  вас  одурачить; ваш полк
собирается дезертировать со всем оружием и амуницией.
     Капитан де Монтале."
     Записка  эта  была  прислана  капитаном,  командовавшим  2-м батальоном
сипаев,  который  четыре  часа  тому  назад  находился  еще  под начальством
Бертье;  возмущенный  таким  поступком,  который компрометировал его бывшего
командира,  он  придумал  этот способ, чтобы предупредить его. Бертье, такой
же  невозмутимый,  как  и на параде, положил записку к себе в карман. Теперь
он все понял.
     Губернатор  сделал  ход; Бертье сделал преднамеренно грубую ошибку и де
Марси взял у него ферзя, воскликнув с восторгом:
     - Ваша очередь, полковник! Шах королю!
     - Я проиграл, - отвечал полковник, вставая.
     - Куда же вы? - спросил удивленный губернатор. - А ваш реванш?
     - Если  вы  так  желаете,  я  могу  дать  вам  его через час, - холодно
отвечал  ему Бертье. - Но я должен прежде всего обуздать маркиза де Лотрека,
который принимает меня, по-видимому, за круглого идиота.
     - Что  вы  говорите,  мой  милый  Бертье?  -  спросил  губернатор, лицо
которого сделалось сразу багровым.
     Старый  полковник  повторил  свою фразу, резко отчеканивая каждое слово
и,  направившись  к  дверям, быстро распахнул их. Сипай штыком преградил ему
дальнейший путь.
     - Что это значит, Сами? - спросил старик, дрожа от гнева.
     - Приказ моего капитана! - отвечал бедняга, не изменяя своей позы.
     - По  приказу,  написанному губернатором, - отвечал капитан де Монталэ,
появляясь в коридоре.
     Что  было сказать этим исполнителям своей службы? Авторитет губернатора
безграничен   и   собственноручно   написанный  им  приказ  заставляет  всех
повиноваться. Бертье обернулся.
     - Итак,  господин  губернатор,  вам  мало  того, что вы насмеялись надо
мной,  -  вы  хотите еще обесчестить меня? Смотрите вот... - читайте! - И он
бросил губернатору вторую частью депеши.
     - Какое  мне  дело  до  этого!  - отвечал де Марси, затронутый за живое
словами  старого  солдата.  -  Пока  вы  не  приняли  официально власть и не
поселились во дворце, - здесь, кроме меня, нет другого губернатора.
     - Вы  правы,  сударь, - отвечал Бертье, - но слушайте внимательно, - он
вынул  из  кармана револьвер. - Не бойтесь, я не убийца... Да, слушайте меня
хорошенько.  Если вы сейчас же не прикажете пропустить меня, я размозжу себе
череп  на  ваших  глазах и на глазах де Монталэ. Франция узнает, что я лишил
себя жизни у вас, потому что вы мешали мне исполнить свой долг.
     И он поднес дуло револьвера к своему лбу*.
     ______________
     * Сцена эта - исторический факт.

     - Остановитесь! - крикнул де Монталэ, восхищенный таким героизмом.
     Затем, обратившись к де Монталэ, он произнес:
     - Господин  капитан,  я  беру  назад данное мною приказание; пропустите
полковника.
     Полковник,  как  безумный,  бросился  к  выходу  и  направился  прямо в
казармы...
     Спустя  несколько  часов  после этого Утсара, падиал и корнак спешили в
Беджапур с вестью о новой неудаче.


VI

          Счастливая  мысль.  -  Тайное совещание тугов - Кишная у
          вице-короля.   -  Экспедиция  в  Джахара-Бауг.  -  Арест
          браматмы и его товарищей.

     Нам  необходимо  вернуться  назад  и  рассказать  о целом ряде событий,
происшедших  в  течение  тех суток, которые факир и падиал провели в Колодце
Молчания.
     В  конце  первой  главы  этой  части  мы  оставили  Кишнаю  в  глубоком
раздумьи.  Придя  к  своим приверженцам, которые ждали его с нетерпением, он
поделился  с  ними  своими  опасениями.  Он  был  почти уверен, что браматма
присутствовал  при  его  разговоре  с  вице-королем  и  знал  поэтому все их
махинации.   Необычайное   движение,  замеченное  шпионами  в  Джахаре-Бауг,
указывало   на   то,   что   вождь  общества  готовит  какую-то  экспедицию,
направленную,  конечно,  против  них.  Необходимо  действовать немедленно, и
Кишная  поспешил вернуться к ним, чтобы вместе обсудить, какие принять меры.
Им  незачем  скрывать  от  себя,  что  они не могут положиться на окружающих
слуг;  ни  один  из  факиров,  по  его  мнению,  не  согласится  идти против
браматмы,  как  только последний откроет им всю истину. Весьма возможно, что
они  и  теперь  уже  все  знают; он заметил, например, у Варуны недоверчивый
тон,  чего  раньше тот никогда не смел показывать; при таких обстоятельствах
весьма  легко  может  случиться,  что  весьма  самозванный Совет Семи в пять
минут   попадет   в   мышеловку,  не  имея  возможности  оказать  какое-либо
сопротивление.
     В  эту  минуту  вошел  Варуна с докладом, что падиал бежал; факир нашел
обе  плиты  открытыми,  а  потому  не  может быть и тени сомнения в том, что
помощь пришла к заключенному извне.
     - При  таких  обстоятельствах  мы  не  узнаем  ничего положительного, -
сказал  Кишная,  когда  факир  вышел. - Я нарочно приказал похитить падиала,
чтобы   вырвать  у  него  признание,  в  каких  отношениях  находится  он  с
браматмой.  Я  узнал  недавно,  что  он  изменяет нам в пользу последнего, и
возможность  убедиться  в  этом  теперь  ускользнула  от  нас... Заметили вы
равнодушие,  с  каким  Варуна  сообщил  нам эту новость? Я едва сдержал свой
гнев...  Не  следует принимать резких мер в данный момент, - но мне очень бы
хотелось отправить его туда, откуда только что улизнул ночной сторож.
     - И  ты  хорошо  поступил,  Кишная!  - сказал Тамаза, старый, опытный и
хитрый  туг,  который  вместе  со своим начальником был душою Совета Семи. -
Это  послужило  бы  к  тому  только,  чтобы  скорее  приступили к исполнению
задуманных  против  нас  планов. Мое мнение, что побег этот подтверждает все
твои  подозрения  и  показывает,  как  важно  было  не  допустить  падиала к
допросу.
     - А Утами, единственный, кому я доверял, - он исчез с самого утра...
     - Если  его  не  убили, чему я расположен верить, - продолжал Тамаза, -
то  он  перешел  на  сторону врага. Верь мне или не верь, Кишная, но некогда
терять  времени  на  бесполезные  слова;  надо  перехитрить  наших  врагов и
действовать.
     - Что сделаешь ты с одними нашими силами?
     - Ты  ли,  Кишная,  с  твоим  изворотливым  умом, предлагаешь мне такой
вопрос? Неужели ум спит у тебя и ты не видишь, что предпринять?
     - Мой  план  уже  давно  готов, я хотел лишь узнать твое мнение, прежде
чем приступить к его исполнению... Каков твой план?
     - Между  нами  нет сторонников постыдного бегства. Отправляйся к своему
союзнику,  английскому  вице-королю;  расскажи  ему обо всем, и он даст тебе
батальон,  чтобы  окружить Джахара-Бауг. Через десять минут нам нечего будет
опасаться наших врагов.
     - Об  этом думал и я, Тамаза! Но ты не боишься, что англичанин отклонит
мою просьбу?
     - Почему?
     - Слух  об  этом  аресте распространится не в одном только Беджапуре. -
Нана-Сагиб,  живущий  теперь  среди обманчивого спокойствия, узнает также об
этом  и  тогда его не взять. Сэр Лауренс знает это и потому-то до сих пор не
хотел  захватить  браматму.  Для него несравненно важнее поимка Нана-Сагиба,
чем уничтожение общества "Духов Вод".
     - Вопрос  серьезный, действительно! Но поимка вождя восстания сделается
совершенно невозможной, когда мы будем побеждены.
     Кишная  не  успел ответить старому тугу, - портьеры, закрывавшие дверь,
раздвинулись, и на пороге показался дежурный факир.
     - Что случилось? - спросил с тревогой древний из Трех.
     - Во  дворце  англичан сильное волнение; мы отправились навести справки
к  слугам-туземцам и узнали, что полковник Ватсон, начальник полиции, найден
умирающим  в  своей  постели  с кинжалом правосудия в груди... Вице-король в
страшном  гневе.  Мы  слышали,  проходя  мимо  открытых  окон дворца, как он
кричал своим людям: "Сто долларов тому, кто приведет мне Кишнаю".
     - Чему  ты  улыбаешься?  -  спросил  начальник  тугов; он принял это за
намек на себя и покраснел под своей маской.
     - Английский сагиб может предложить еще больше и не разорится.
     - Я не понимаю тебя.
     - Как, сагиб, ты не знаешь Кишнаи?
     "Если  ты  его  знаешь,  ты  умрешь",  -  подумал туг, судорожно сжимая
рукоятку своего кинжала.
     - Кишная,  -  продолжал  факир,  -  был  начальником злодеев душителей,
которые  наводили  ужас  на  всю  провинцию; но месяцев шесть тому назад его
повесили с двумястами его товарищей.
     - Ага!   -  воскликнул  туг,  успокоенный  этими  словами.  -  А  какое
отношение может иметь Кишная к смерти полковника Ватсона?
     - Я  знаю  об  этом  не  больше  твоего, сагиб; я только повторил слова
великого вождя англичан.
     - Хорошо,  можешь  идти  к  своим  товарищам.  Скажи  им,  чтобы они не
уходили из караульного зала.
     Не успел выйти факир, как Кишная воскликнул с мрачной радостью:
     - Браматма   сделал   неосмотрительную   глупость,   отдав   приказание
исполнить  приговор,  произнесенный  прежним  советом против Ватсона; теперь
месть в наших руках. Подождите меня здесь, я иду к вице-королю.
     И  не дожидаясь ответа своих товарищей, Кишная бросился в потайной ход,
который  вел  к  Лауренсу.  Пройдя через потайное отверстие, он снова закрыл
его и с минуту не показывался из-за портьеры.
     Зал  был  пуст.  Вице-король находился, вероятно, у кровати умирающего.
Это   обстоятельство   благоприятствовало   намерению  туга.  Он  подошел  к
письменному столу, покрытому книгами и бумагами, и нажал звонок.
     Появился секретарь.
     - Предупреди  своего  господина,  -  сказал  начальник душителей, - что
Кишная к его услугам; пусть приходит один, иначе он не найдет меня.
     Туземец поклонился и вышел.
     Осторожный  туг  скрылся  за  портьерами  окна,  положив руку на тайный
механизм,  чтобы  моментально  исчезнуть,  если  сэр Лауренс не исполнит его
требования.
     Спустя  несколько  минут в зал входил вице-король. Он был один, а окно,
где  скрывался  туг,  было  за  его  спиной; последний вышел из-за портьеры,
сделал  несколько  шагов  и  остановился.  Удивленный  тем,  что никого нет,
вице-король  быстро  обернулся  и  увидел того, кого искал. На лице его было
выражение человека, доведенного до высшего предела гнева.
     - Негодяй!  - крикнул он дрожащим голосом. - Тебе не пройдет даром, что
ты  осмелился  посмеяться надо мной... Как, после всего, о чем мы условились
с тобою, ты осмелился убить одного из самых верных и преданных мне друзей!
     - Милорд,  -  отвечал  Кишная  серьезно и торжественно, - горе помутило
твой рассудок. Я оправдаю себя одним словом...
     - Тебе  это  трудно  будет  после  разыгранной  вчера вечером смешной и
странной сцены.
     - О  какой  смешной  и странной сцене говорить милорд? Мне не помнится,
чтобы разговор наш заслуживал этого названия.
     - Зачем  притворяешься  не  понимающим?  Не  ты  разве, чтобы выставить
напоказ  свое  могущество,  прислал  вчера пандорама, который заявил бедному
Ватсону, что ему остается три часа жизни? Посмей отрицать это.
     Слова  эти  были  лучом света для Кишнаи; он все понял: мнимый пандорам
был не кто иной, как браматма, и успех его плана был теперь обеспечен.
     - Не  только  осмелюсь отрицать это, милорд, но через пять минут докажу
тебе,  что я не мог быть виновен в этом бесполезном и вредном для моего дела
поступке...  Как  можешь  ты  думать,  чтобы  я приказал исполнить приговор,
произнесенный  теми,  которых  мы  задушили  с  единственною целью быть тебе
полезными?..  И  против  кого был произнесен этот приговор? Против человека,
который  преследовал  одну цель с нами и травил наших врагов... Признавайся,
что  это  было  бы  большой  ошибкой  с  нашей стороны и показало бы, что мы
потеряли рассудок...
     - Верно,   -   отвечал   вице-король,   смягченный   логичностью  этого
аргумента,  -  я  положительно  ничего  не  понимаю...  Но  кто  такой  этот
пандорам, так насмеявшийся надо мною?
     - Я  говорил  уже,  что одно слово объяснит тебе все... Пандорам не кто
иной,  как  браматма,  действительный вождь общества "Духов Вод", и убийство
полковника  Ватсона  -  дерзкий  ответ  на  твой  указ  о  уничтожении этого
общества, изданный тобой в день приезда в Беджапур.
     Объяснение  это  было  так  логично  и  ясно,  что больше не могло быть
сомнений.  Сэр  Лауренс  тотчас  же  переменил  тон и объявил, что он вполне
удовлетворен.  Но  Кишная должен немедленно помочь ему в примерном наказании
за  преступление,  наглость  которого  превосходит  все, что он видел до сих
пор.
     - Я  готов  помочь  тебе,  - отвечал Кишная, лик