ребила
все  силы  свои,  чтобы  вице-королем  Индии назначили одну из ее креатур, -
человека  низкого  происхождения, который добился высокого положения в Индии
благодаря  необыкновенной ловкости, неутомимому терпению, а главное - своему
присоединению к могущественной партии святых. Таков и был Джон Лауренс.
     Превратившись  в  "сэра" Джона Лауренса, он предоставил Индию во власть
миссионеров,  которые буквально наводнили ее. А скоро можно было видеть, как
частью  по  убеждению,  а  частью  из  желания  возвыситься,  все  чиновники
гражданской  службы,  офицеры  армии  и даже генералы ходили не иначе, как с
библией  в  руках;  всеми в стране, с одного конца ее и до другого, овладела
мания  обращения;  все  проповедовали  и  раздавали  целые  груды  библий на
перекрестках дорог, на площадях деревень и городов, во дворах казарм...
     Прошло  два  года  такой  ревностной  проповеди  -  и  ни один индус не
обратился,  ибо  обратиться значило отказаться от семьи, потерять социальное
положение среди своих, другими словами опуститься до уровня парии.
     Надо  отдать справедливость обществу "Духов Вод": первые предупреждения
исходили  от  него;  браматма,  бывший  тогда  верховным вождем, отправлял к
вице-королю   посла   за  послом,  умоляя  его  положить  конец  этой  мании
обращения,  если  он  не  хочет  вызвать  самых  страшных бедствий. Ничто не
помогало.  Вот  тогда-то восстали двести пятьдесят тысяч мусульман, служащих
в  армии.  А  так  как туземные войска Индии состояли почти исключительно из
людей  этой религии, то правительство осталось только со своими европейскими
солдатами,   которых  было  всего  семь-восемь  тысяч  человек.  Все  индусы
браминской  религии,  то  есть  весь Декан, ждали первых результатов борьбы,
чтобы  присоединиться к восставшим. Но Гавелок задушил восстание, а сэр Джон
Лауренс, чтобы терроризовать страну, буквально утопил Бенгалию в крови.
     Тогда-то   француз,  известный  под  именем  Сердара,  присоединился  к
Нана-Сагибу,  затем  спас  его после взятия Дели и скрыл его от англичан. Мы
не  вернемся  больше  к  этим  событиям; мы не можем открыть настоящие имена
участников  описываемых  здесь событий, ибо некоторые из этих лиц еще живы и
могут пострадать от мести англичан.
     Француз  этот, оставшийся верным Нане, живет еще до сих пор с принцем в
маленьком  уголке  земного шара, неизвестном его врагам. Только после смерти
их  напишем  мы  историю  последних  дней  жизни  Нана-Сагиба  и его верного
защитника*.
     ______________
     * Эти строки написаны в 1889 г.; Л.Жаколио умер в 1894 году.

     Первое  восстание,  вместо  того, чтобы послужить уроком сэру Лауренсу,
еще  сильнее  рассердило  его,  и  он  затеял  борьбу  с  Деканом, который в
восстании  не участвовал. Все это должно было привести к тем же результатам,
как  и  в  Бенгалии. Не ограничиваясь разосланными им декретами, стеснявшими
индусов  в исполнении их религиозных обрядов, Лауренс сам явился к Беджапур,
- этот таинственный оплот всех древних традиций.
     В  этот  вечер,  несмотря  на  предупреждения,  получаемые  им  со всех
сторон,  сэр  Джон  Лауренс  был  счастлив.  Он  верил  в  упрочение  своего
положения,   и   надеялся,   что  его  могущественные  покровители  добьются
продления его полномочий еще, по крайней мере, на целое пятилетие.
     Некоторое  время  сидел  он,  предаваясь  всевозможным  размышлениям по
поводу  событий,  которые только что разыгрались, а затем впал мало-помалу в
то  дремотное  состояние,  когда  дух  освобождается  от власти материальной
обстановки  и  улетает  куда-то  на волшебных крыльях воображения... В таком
полусонном  состоянии,  находясь  еще  под  впечатлением  трагического конца
своего  друга,  вице-король  увидел  вдруг  словно  призрак Ватсона, который
протягивает  к  нему руки, желая прижать его к своей груди... Волнение лорда
было  так  сильно, что он не мог удержать крика испуга и, откинувшись назад,
конвульсивно  замахал  руками,  как  бы  желая  оттолкнуть  от  себя ужасное
видение...  Когда он, наконец, убедился, что это был лишь плод расстроенного
воображения, то пришел в себя.
     - Какое счастье, что это был сон! - сказал он со вздохом облегчения.
     Вид    громадных    развалин,    выглядывающих   ночью   из-за   темной
растительности,  которая  окружала  дворец  Омра,  невольно  возбуждал в нем
какое-то  жуткое  чувство. Чтобы отделаться от него, он закрыл окно и позвал
дежурного слугу.
     Камердинер  появился со своими помощниками, чтобы приготовить комнату и
постель.  В то же время вошел и Эдуард Кемпуэлл, за получением приказаний на
ночь.  Он был, по-видимому, чем-то удручен и делал неимоверные усилия, чтобы
не выказать этого.
     - Не  удвоить  ли  часовых,  ваша  светлость? - спросил он, когда слуги
вышли по знаку своего господина.
     - Всякая  предосторожность  хороша,  Эдуард,  -  отвечал, улыбаясь, сэр
Джон,  но не замечая тревожного состояния своего адъютанта. - Возьмите стул,
Эдуард, я имею сообщить вам хорошую новость.
     - Я к услугам вашей светлости, - отвечал молодой офицер, кланяясь.
     - Оставим  на  минуту  дела  службы,  Кемпуэлл. - сказал вице-король, -
хотя  то, что я хочу сообщить вам, косвенно относится к ней... Я уже выражал
вам   свое   удовольствие   по  поводу  аккуратного  исполнения  вами  своих
обязанностей  и  давно  ищу  случая вознаградить вас, не оскорбляя самолюбия
ваших товарищей, которые старше вас чином.
     - Назначив  меня в штаб вашего превосходительства, вы исполнили все мои
желания; в данную минуту я ничего большего не смею желать.
     - Скромность  -  похвальное  чувство, молодой друг, но будущее человека
всегда   почти  зависит  от  первого  шага,  который  дает  ему  возможность
выдвинуться  из  ряда  раньше  других;  такой  шаг  не пропадает даром... Я,
например,  приписываю  свое  назначение  вице-королем Индии не тем заслугам,
которые  я  оказал  своей  стране, когда занимал разные служебные посты, - а
тому,  что в начале своей карьеры мне посчастливилось оказать большую услугу
губернатору  Мадраса,  -  и  спас его утопающего сына. За это я был назначен
ассистентом   в   Каддулуре  на  десять  лет  ранее  того,  когда  назначают
обыкновенно  на  такой  высокий  пост...  Ни один из моих конкурентов не мог
потом  догнать меня. Благоприятные обстоятельства подняли меня, и с того дня
уже   можно   было  предвидеть,  что  я  буду  управлять  одним  из  четырех
президентств  Бомбея,  Мадраса,  Агры или Лагоры, - чего редко кто достигает
из  гражданских чиновников. Я хочу оказать вам ту же услугу, возвысив вас на
много  лет  раньше обыкновенного до чина капитана. Вы будете продолжать ваши
обязанности  поручика,  но  по  власти, данной мне королевой, я назначаю вас
капитаном свиты в 4-м шотландском полку, где вы уже числитесь.
     - Я  -  капитан?  -  пробормотал молодой человек, который не мог верить
своим  ушам.  -  Но ведь надо прослужить пять лет поручиком, а я служу всего
год.
     - Вы  забываете,  -  прервал  его сэр Джон Лауренс, - что этот параграф
воинского  устава  отменяется  в экстренных случаях... А ловкость, с которою
вы   арестовали   вождей  ужасного  общества,  столько  веков  заставлявшего
мириться  с  ним  все  правительства, дает право на отличие. Вот и патент на
чин.
     - Ах,  ваша  светлость!  -  воскликнул молодой офицер, тронутый этим до
слез.  - Если представится когда-нибудь случай отдать свою жизнь за вас... -
Он бросился к сэру Джону и покрыл его руки поцелуями.
     - Я  видел  вашего  отца  в деле, Эдуард, и знаю, что вы принадлежите к
семье, на которую можно рассчитывать.
     Несмотря   на   свое   счастье,   Эдуард  Кемпуэлл  был  видимо  чем-то
встревожен;  но  всякий,  кто  не  знал  причин  этой  тревоги,  мог,  как и
вице-король, принять это за волнение по случаю повышения.
     - На  патенте  не достает только, - сказал сэр Джон, - печати королевы;
я сейчас приложу ее.
     Когда  он встал, чтобы взять из золотого ящика печать королевы, молодой
человек сжал руки и пробормотал:
     - Что  делать,  Боже  мой!  Что делать? Если я буду молчать, то совершу
двойную измену против своей страны и своего благодетеля... А если скажу...
     Вдруг он ударил себя по лбу:
     - Да,  -  сказал  он,  - само Небо внушает мне эту мысль... Только мать
моя может помешать непоправимому несчастью...
     - Вот  и  сделано, - сказал вице-король, кладя печать обратно на место.
-  Желаю,  мой милый Эдуард, чтобы открывшаяся вакансия дала вам возможность
скоро занять ваше место.
     - Ваша  светлость,  - отвечал Эдуард, принявший решение, - если я бы не
боялся злоупотребить вашей добротой...
     - Вы  имеете ко мне просьбу? Говорите, не бойтесь, мой милый капитан, я
заранее согласен на нее.
     - У нас теперь военное положение, и я не смею...
     - Я  читаю  ваши  мысли,  -  прервал его сэр Джон Лауренс, - вы желаете
получить  отпуск  на  неделю, чтобы лично передать новость полковнику и леди
Кемпуэлл.
     - Неделю!  -  воскликнул  Эдуард,  невольно  вздрагивая.  - О, нет! Это
слишком много, достаточно половины.
     - Ваша рука дрожит, Кемпуэлл, здоровы вы?
     - Это   ничего...  избыток  счастья...  удивление...  нервный  приступ,
которого я не могу преодолеть...
     - Полно,  успокойтесь,  дитя  мое,  - ласково сказал ему вице-король. -
Поезжайте  в  Бомбей к вашим милым родителям, я не назначаю вам срока вашего
отпуска,  вы возвратитесь, когда пожелаете. Мы теперь в периоде спокойствия,
и  я надеюсь, что мне долго не придется прибегать к вашей помощи, а когда вы
вернетесь, срок вашего пребывания в Декане будет близиться к концу.
     - Прошу  вас,  ваша  светлость,  не  убаюкивайте себя видом обманчивого
спокойствия...  С  таким  фанатичным народом нельзя быть никогда уверенным в
завтрашнем дне.
     - Поезжайте,  мой  молодой друг, и без всяких задних мыслей пользуйтесь
отпуском,  который  я  разрешил  вам,  вы  не  знакомы  с положением дел так
хорошо,  как  я,  -  иначе  перестали  бы  тревожиться.  Можно  сказать, что
общество  "Духов  Вод"  всегда  было  душой  и  головой всех заговоров, всех
восстаний...  Оно исчезло, - и теперь ни один индус не тронется с места. Сам
Нана-Сагиб,  предоставленный лишь собственным силам, утратит свое влияние на
юге  Индии,  где  ненавидят  мусульман,  а дней через пять он будет у меня в
руках.
     "Боже  мой!  Я  не  могу  убедить  его,  -  подумал  молодой человек, -
остается только одно средство: ехать в Бомбей."
     - Берегите  себя,  ваше  превосходительство, - продолжал он громко. - Я
дрожу  при  мысли, что драгоценные дни ваши зависят от кинжала какого-нибудь
презренного факира.
     - Благодаря  вам, Эдуард, те, которые вооружали руку этих фанатиков, не
в состоянии больше вредить нам...
     - Вы в этом уверены, ваша светлость?
     Странная улыбка пробежала по лицу вице-короля.
     - Колодец  Молчания,  - отвечал он, - никогда не отдавал своих жертв...
И потом, верьте мне, они не посмеют так высоко занести свой кинжал.
     - Я  во  всяком  случае прикажу удвоить часовых и поставить по одному у
всех выходов, которые ведут в ваши апартаменты.
     - Хорошо!    Предосторожности    никогда   не   излишни...   Когда   вы
рассчитываете выехать?
     - Дежурство  мое  кончается  сегодня  вечером,  и я тотчас же двинусь в
путь.
     - Счастливый путь... Привет полковнику!


II

          Эдуард  Кемпуэлл в Джахара-Бауг. - Слишком поздно. - Эхо
          выдало.  - След в развалинах. - Ради Бога, остановись! -
          На пути в Бомбей.

     Выйдя  из  покоев  вице-короля,  Эдуард  Кемпуэлл  осмотрел все караулы
дворца,  которые  зависели прямо от него, поставил часовых во всех коридорах
и  у  всех  дверей  и,  приняв  таким  образом все необходимые при настоящем
положении  дел  предосторожности, передал дежурство офицеру, сменяющему его;
затем он вышел из дворца, не заходя в свою комнату.
     - Наконец-то я свободен! - сказал он с глубоким вздохом облегчения.
     Перед  ним  тянулась  узкая  тропинка,  которая извивалась дальше среди
развалин  и  шла  по направлению к древнему Беджапуру, где находились пагода
Шивы,  Джахара-Бауг  и другие здания, устоявшие в борьбе с временем. Молодой
офицер  пошел  по  этой  тропинке,  стараясь по возможности больше заглушать
свои шаги.
     После  двадцати  минут  ходьбы  он  добрался, наконец, до Джахара-Бауг,
который  казался  совсем пустым после экспедиции, предпринятой сюда Кишнаей.
Он  ловко  проскользнул  подле  небольшого  павильона налево, который служил
жилищем  дорванам,  арестованным  вместе со своим господином... В эту минуту
на  верхушке  старой  пагоды  раздался стук гонга, и молодой офицер насчитал
двенадцать  ударов,  за которыми последовала обычная фраза, сказанная свежим
и молодым голосом:
     - Полночь,  люди  высшей  и низшей касты, спите спокойно, нового ничего
нет!
     Это  был  голос  сына  падиала,  заменявшего своего отца, который в эту
минуту находился вместе с Утсарой в Колодце Молчания.
     - Полночь!  -  повторил Кемпуэлл с глубоким разочарованием. - Я опоздал
на целый час!
     Тем  не менее он подошел к павильону, задерживая дыхание, которого было
достаточно,   чтобы   выдать   его   присутствие   среди  ночной  тишины,  и
приложившись  ухом  к  циновке, закрывавшей вход, внимательно прислушался...
Несколько  секунд  достаточно  было, чтобы убедиться, что внутри никого нет.
Сильный  запах  коринги, надушенной жасмином, исходил из павильона, указывая
на то, что курившие этот острый табак не так давно ушли оттуда.
     - Да,  верно,  -  сказал  Эдуард  Кемпуэлл про себя, - здесь было у них
свидание... Но ведь оно назначено было на одиннадцать часов...
     Он  не  успел  докончить  своей мысли; со стороны дворца донесся легкий
шум,   и   молодой  человек  поспешил  скрыться  в  кустах,  чтобы  не  быть
застигнутым  врасплох.  Глаза  его  свыклись  с  темнотой,  и он увидел двух
туземцев,  которые медленно шли к выходной двери, разговаривая шепотом между
собою.  Каково  же было его удивление, когда в одном из них он узнал старого
пандарома,  который  два  дня тому назад был у вице-короля и сказал Ватсону,
что ему остается жить всего три часа.
     В  голове Эдуарда сразу блеснула мысль, что перед глазами у него убийца
полковника  или,  по  крайней мере, один из его сообщников. Что нужно было в
этот  час  старому  нищему  и  его  спутнику в Джахара-Бауг? Не их ожидал он
встретить здесь.
     Странное  происшествие  случилось  сегодня  при заходе солнца с молодым
офицером.  С  тех  пор,  как  он  находился  в  Беджапуре,  он  каждый вечер
отправлялся  на  террасу  дворца, где жил вице-король, и любовался чудесными
переливами  света  заходящего  светила  среди  грандиозных развалин древнего
города.  Зрелище  это  нравилось его поэтической и мечтательной душе, и ночь
часто  заставала  его в созерцании этих останков другого века, которых ничто
не могло спасти от разрушения.
     С  одной  стороны  у  конца  террасы  возвышалась средняя стена второго
дворца;  в  ней устроен был ряд отверстий, которыми заканчивались, вероятно,
ходы в толще стен для проветривания потайных частей дворца.
     Эдуард  Кемпуэлл  стоял  прислонившись  к стене, и с тихой, безотчетной
грустью  любовался  прелестным  мавзолеем  из белого мрамора, воздвигнутым в
честь  королевы  Нухурмаль  -  и вдруг невольно вздрогнул... Странные слова,
как  бы  выходившие  из  глубины  камня, поразили его слух... Он отскочил от
стены,  и  странный феномен прекратился... Он принял прежнее положение - и к
нему  снова  долетели  звуки,  которые он мог приписать только человеческому
голосу,  но  не так громко, как в первый раз, когда он ясно расслышал: "Весь
Декан по первому сигналу"...
     Одно  из отверстий находилось почти на уровне его лица; он инстинктивно
приложился  к  ней ухом и с этой минуты мог с возрастающим интересом следить
за  разговором,  который,  по-видимому,  начался  уже несколько времени тому
назад и теперь подходил к концу.
     - Ты ручаешься за четырех раджей юга? - спросил первый голос.
     - Как  за  себя, - отвечал второй. - Они знают, что сэр Лауренс приехал
в  Беджапур  с  целью  низвергнуть их, - и предпочитают борьбу унизительному
рабству.
     - Особенно  если  народ  узнает, что Сердар вернулся в Индию инкогнито,
чтобы  стать  во  главе  движения.  Тогда возьмутся за оружие все, - и поток
унесет за собою и набобов.
     Сердар,  Фредерик  де  Монморен,  его дядя - в Индии!.. При этих словах
Эдуарда  Кемпуэлла  охватило  такое  сильное  волнение,  что кровь прилила к
мозгу,  в ушах зазвенело, голова закружилась, и он вынужден был прислониться
к  стене... Это помешало ему слышать ответ второго собеседника; он узнал бы,
что один из собеседников был именно Сердар.
     - Ты  придаешь  слишком  большое  значение  моему влиянию, Анандраен, -
сказал Сердар своему другу.
     Оба  продолжали  свой секретный утренний разговор в комнате Анандраена,
куда  тот  удалился  для  отдыха.  Не  подозревая, кто были эти собеседники,
Эдуард  Кемпуэлл  все  же  узнал  из  их разговора все подробности заговора,
силы,  на которые рассчитывали, и день, назначенный для восстания. Он слышал
также,   что   незнакомцы  назначили  вечером  свидание  в  Джахара-Бауг,  в
павильоне   дорванов,  но  причины  свидания  он  не  расслышал;  говорившие
понизили  голос, как поступают обыкновенно при сообщении какой-нибудь важной
тайны.
     Не  заботясь  о том, чтобы открыть убежище, где скрывались заговорщики,
молодой  офицер погрузился в тяжелые размышления... Как должен вести он себя
в  виду  такого серьезного открытия? Объявить? Но ведь вождь предполагаемого
восстания   -   брат   его   матери,   спаситель   полковника   Кемпуэлла  в
Гоурдвар-Сикри,   Фредерик   де   Монморен,  его  дядя...  Англичане  начнут
преследовать  его;  быть  может  даже  они пошлют его, Эдуарда Кемпуэлла, во
главе   отряда  и  затем  повесят  несчастного,  как  разбойника  с  большой
дороги...   Молчать?   Но  ведь  молчанием  своим  он  будет  способствовать
восстанию,  которое уничтожит, быть может, навсегда британское владычество в
Индии.
     В  этот  момент  он  и решил отправиться в Бомбей, чтобы рассказать обо
всем  леди  Кемпуэлл и полковнику и получить от них совет, как поступить. Но
прежде  чем  отправиться  в  большой  город  Малабарского  берега  он  решил
присутствовать  на  свидании  двух  таинственных лиц в Джахара-Бауг, надеясь
получить  еще  более  драгоценные  сведения...  Задержанный вице-королем, он
пришел   в  дворец  браматмы  лишь  для  того,  чтобы  видеть,  как  уходили
незнакомцы.  Одно  выиграл он, однако, в этом ночном путешествии, - он узнал
виновников  или  сообщников  убийства Ватсона. Никто другой, кроме браматмы,
не мог вооружить руки убийцы.
     Молодой  офицер  принял,  наконец,  решение;  один,  конечно, он не мог
арестовать   двух   заговорщиков,   которые   были  несомненно  вооружены  и
достаточно  сильны,  чтобы защищаться; но он нашел нужным следовать за ними,
чтобы  узнать  место,  которое  служило им убежищем, а также путь, каким они
попали  в  потайные части дворца Омра. Когда они прошли мимо рощи карликовых
пальм,   он  еще  раз  прислушался,  надеясь  поймать  на  лету  обрывки  их
разговора.  Но  он  заметил,  что  имеет  дело с людьми осторожными: понизив
голос  так, что только они сами могли слышать друг друга, индусы для большей
предосторожности говорили еще на наречии, которое было неизвестно в Декане.
     Разочарованный  Кемпуэлл  последовал  за  ними на некотором расстоянии,
чтобы  не  обратить  на  себя их внимания. Дорога делала постоянные повороты
среди  развалин,  и  он  иногда терял индусов из виду на несколько минут. Но
затем  снова  показывались их силуэты, казавшиеся еще более мрачными на фоне
ночного темного неба.
     Индусы  шли  прямо  к  дворцу  Адила-Шаха.  У  Кемпуэлла