ь молчание. Подойдя к столу, он сделал, по принятому
обычаю, три поклона перед молчаливой группой.
     - Высокие  и могущественные вельможи, - начал он с видимым волнением, -
простите,  что  я прерываю ваши мудрые размышления, но часы проходят быстро,
скоро  начнется  день  и обязанности, лежащие на мне, заставят меня покинуть
вас.
     - Надо  думать,  сын  мой, - сказал самый старый из Трех, - у тебя есть
какая-нибудь   важная   причина,  раз  ты  осмелился  попрать  ногами  самую
священную  твою  обязанность  - повиновение нашим правилам. Мы слушаем тебя,
уверенные,  что  должны будем простить тебе это нарушение... Но почему голос
твой дрожит, когда ты говоришь?
     Председательское  место Семи принадлежало по праву тому, кто был раньше
всех  избран  в  члены  тайного  трибунала.  Вот  почему его называли "самый
древний  из  Трех"; он носил также титул Адития, или сына Адити, т.е. земли.
Второй  получал название Двиты, т.е. второго, а последний название Пайя, или
младшего  сына.  Каждый  член тайного трибунала проходил во время исполнения
своих   служебных  обязанностей  все  три  степени  по  очереди  и  исполнял
обязанности,   связанные  с  ними.  Пайя  передавал  приказания,  декреты  и
инструкции  браматме  и  факирам.  Двита управлял пятой провинцией, а именно
Беджапуром,   и   руководил   администраторами   остальных  четырех.  Адития
председательствовал в трибунале Трех и Совете Семи, когда они собирались.
     - Да!  -  продолжал  древний  из  Трех, - мы желаем знать причины твоей
тревоги.
     - Я  буду  говорить,  о  Адития,  - отвечал Арджуна, - и, сильный твоим
разрешением,  открою  сердце  свое  Трем  и  Семи  и  скажу им причины своей
грусти.
     - Пусть  истина  без  страха  выльется  из  твоей души; если слова твои
верны, ты получишь удовлетворение.
     - Возведенный  вами  в достоинство браматмы, чтобы передавать вашу волю
народам  и  королям,  я  всегда старался исполнять ваши предписания на славу
общества   и  на  торжество  правосудия,  и  вы  всегда  выражали  мне  свое
удовольствие.  Почему  же,  высокие и могущественные вельможи и высокочтимые
отцы,  потерял  я сегодня ваше доверие?.. Вот почему я нарушил установленное
правило и не ждал вашего зова, чтобы излить перед вами свое горе.
     - Объяснись лучше, о Арджуна: никто из нас не понял твоей мысли.
     - Не   по  вашему  ли  приказанию,  о  светила  истины,  осквернился  я
прикосновением  к  нечистому  белати - иностранцу, который предложил открыть
нам измену одного из наших?
     - Ты говоришь правду.
     - Когда  я  передал  вам  о  цене,  которую он требовал за оказанную им
будто  бы услугу, не вы ли решили, что предложение это должно быть принято и
виновный будет наказан в присутствии всех жемедаров?
     - Совершенно верно, Арджуна!
     - Почему  же,  о  Адития,  скрыли  вы от меня ваши настоящие намерения?
Почему  же,  если донос его был ложный, вы допустили, чтобы я обвинил одного
из  наших,  и  наказали клеветника помимо меня, как бы опасаясь, что я спасу
его?  Так  ли  поступили  бы  вы, не потеряй я, по неизвестным мне причинам,
вашего доверия?
     - Ты  произнес  слова,  полные  горечи,  о Арджуна, забыв при этом, что
решение  Трех не подлежит твоему суждению... К чему было бы скрывать от тебя
наши  имена,  скрывать  наши  лица  и  не  позволять  тебе присутствовать на
совещаниях,  если  мы  обязаны  сообщать  тебе о наших действиях и объявлять
причины  наших  решений?  Нас  Три,  а  не  четыре,  нас  Семь, а не восемь,
Арджуна,  и помни, если ты дорожишь жизнью, что есть тайны, которые убивают.
Та,  в  которой  ты упрекаешь нас, принадлежит к числу таких... Достаточно и
того,   что  ты  заметил  ее!  Браматма  не  голова,  это  -  рука,  которая
повинуется,  так же не сознающая того, что она делает, как дождь не сознает,
почему  он  падает,  гром  -  почему  он  гремит,  ветер - почему он волнует
море...  В  своей  гордости ты дошел мало-помалу до того, что вообразил себя
настоящим  вождем  общества "Духов Вод", тогда как ты старший слуга его... Я
скажу  больше  - раб! Благодари Шиву, что он разрешил тебе спросить древнего
из Трех и ты остался жив! Я сказал. Убирайся! Вон отсюда, собака!
     Затем  с  мрачным  видом,  думая,  что  его  понимают  одни  только его
товарищи, прибавил:
     - Еще один браматма, который нуждается в покое!
     Браматмы  никогда не получали увольнения, они отдыхали только в могиле.
Слова  эти  были  сказаны древним из Трех, чтобы оскорбить гордость Арджуны;
браматмы  знали  слишком много тайн общества, чтобы им позволяли вернуться к
частной  жизни. Последние слова Адитии были ударом хлыста для браматмы, и он
страшно  побледнел.  Несмотря на это, он три раза преклонился перед тем, кто
нанес  смертельное  оскорбление  его  тщеславию,  и  вышел,  бросив  на него
украдкой  взгляд такой ненависти, который ясно указывал, что человек этот не
остановится теперь перед самой жестокой местью.
     Опустив  за  собою тяжелую кашемировую портьеру, закрывавшую вход в зал
заседания,  он прошептал еле слышно про себя, ибо даже стены этого странного
здания могли услышать его слова:
     - О!  Я докажу тебе, что гром иногда умеет сам выбирать голову, которую
он хочет поразить!
     И  с  горящим  от  волнения  лицом, обуреваемый невыразимым бешенством,
бросился  он  вон  из  дворца  Омра. Он повернул уже к развалинам, собираясь
идти  к себе домой, когда заметил, что его факир, Утсара, не следует за ним.
Он  остановился  и  громко  свистнул...  Спустя  несколько минут шум и треск
кустарников показал ему, что его услышали:
     - Это ты, Утсара? - спросил он.
     - Да, господин! - отвечал факир.
     Факир  этот всегда служил Арджуне. С тех пор, как браматма был возведен
в  достоинство,  мало  завидное  для человека честолюбивого, - лет пять тому
назад,  -  он  сам  избрал  себе  этого  факира  среди  послушников, которых
общество  держало в "аргхаре" Тривандерма. Человек этот, с которым он всегда
хорошо  обращался,  любил  его  и  был  ему безгранично предан, а так как он
самым  бесспорным  образом  доказал  это во многих весьма важных случаях, то
Арджуна,  забыв  всякую  осторожность под влиянием только что полученного им
смертельного оскорбления, решил открыть ему задуманный им план мести.
     - Утсара,   -   сказал   браматма,   -  могу  я  рассчитывать  на  твою
преданность?
     - До самой смерти, господин, - отвечал последний.
     - И  даже  если бы я захотел отомстить врагу, который вот уже несколько
времени осыпает меня оскорблениями и унижает меня?
     - Скажи слово, господин, и завтра же этого человека не будет.
     - Кто бы он ни был?
     - Будь это даже самый древний из Трех, - отвечал факир.
     Он  произнес  эти  слова  так  тихо,  что они как легкий шорох дошли до
браматмы; несмотря на это, последний невольно вздрогнул.
     - Тише!  - сказал он. - Есть имена, которые никогда не должны срываться
с  твоего  языка...  Если  тебя слышали... Видишь ты едва заметный беловатый
свет,  окаймляющий  горизонт на востоке? Это предвестник дня... Ну так знай:
мы не увидим восхода солнца...
     - Знаю, господин!.. Каждый куст кругом дворца...
     Он  не  докончил своей фразы и, выхватив кинжал, одним прыжком очутился
в чаще кустов, росших в нескольких шагах оттуда.
     Пронзительный  крик огласил воздух... Послышалось падение тела на землю
- и в ту же минуту Арджуна услышал Утсару, говорившего ему вполголоса:
     - Скорее,  за  мной!  Негодяй  успел крикнуть... через десять, двадцать
минут все сбегутся сюда.
     Браматма  поспешно  повиновался:  Утсара  с телом своей жертвы на спине
бежал  так  легко  впереди  него,  словно не нес с собой никакой тяжести. Он
делал  множество поворотов, стараясь запутать свои следы, и с необыкновенной
быстротой  находил  дорогу среди целой кучи развалин, где спутник его не мог
бы пройти даже днем.
     Вдруг  Арджуна  услыхал шум тела, падающего в воду. Утсара, не замедляя
шагов,  бросил  труп,  от  которого  нужно  было  во  что  бы  то  ни  стало
избавиться, в один из бесчисленных колодцев древнего Беджапура.
     - А  теперь,  -  сказал  он,  ускоряя  свой бег, - слушай, они бегут по
нашим следам.
     Крик  факира  - тот, которого Утсара поразил кинжалом, был тоже факир -
поднял  тревогу  среди  его  товарищей,  находившихся  по соседству; все они
бросились  по  следам  беглецов, - это было не трудно, так как последние уже
мало  думали  о  том, чтобы заглушить свои шаги... Факир браматмы, все время
внимательно    прислушивавшийся,   понял   скоро   по   раздающимся   кругом
восклицаниям,  что  они были окружены со всех сторон и неминуемо должны были
попасть в руки преследователей. Он остановился.
     - Круг  суживается,  - сказал он браматме, - через три минуты они будут
здесь... Надо спрятаться...
     - Куда?
     - О!  - отвечал факир, ударяя себя по лбу, - зачем я не подумал об этом
раньше!.. Еще одно усилие, и мы, быть может, добежим...
     Они  молча  продолжали бежать по направлению к могиле Адила-Шаха, среди
оглушительных   криков   преследователей,   которые   указывали  друг  другу
направление,  принятое беглецами... Они не пробежали и пятидесяти шагов, как
Утсара остановился.
     - Скорее!  -  сказал  он  своему  господину.  - Садись ко мне на плечи,
крепко держись за мою шею руками... и не мешай мне...
     Спрашивать   было   некогда,  преследователи  приближались...  Браматма
повиновался.  Одаренный  геркулесовой силой, Утсара вскочил на край колодца,
находившийся  на  высоте  двадцати  дюймов  от  земли,  и,  придерживаясь за
выступы  стены,  исчез  среди  ползучих  растений и лиан; последние росли из
расщелин  камней  в  таком  изобилии,  что  плотно  соединялись над головами
беглецов,  скрывая  внутренность  колодца.  Факир остановился, склонившись и
упершись  головой  в  стену,  чтобы  ни малейший шум не выдал их убежища. Он
встретил  широкий  каменный  выступ,  какие  бывают  в колодцах на известном
расстоянии  друг  от  друга  и  устраиваются  для облегчения работ. Браматма
сидел на нем, крепко держась за растения.
     В  ту  же  минуту  послышались  поспешные  шаги, приближавшиеся со всех
сторон;  к  ним  примешивались  голоса  преследователей,  которые спрашивали
указаний  друг у друга. Для беглецов наступила минута сильнейшей тревоги; их
ждала  неминуемая  гибель,  попади  только  их  колодец в круг исследований,
который  все  более и более суживался. Факиры, искавшие следов, должны были,
наверное,  прийти  к  тому  заключению,  что  нужно самым тщательным образом
осмотреть   все   предметы;   невозможно   было   допустить,  чтобы  колодцы
ускользнули от их внимания.
     Они,  конечно,  не  посмели  бы  поднять  руки  на браматму, но кто мог
помешать  им  донести  обо  всем  совету  Трех,  а  ввиду  вражды  Арджуны с
трибуналом  ему  нечего было ждать снисхождения: он должен был приготовиться
к участи своего предшественника, заживо замурованного в Башне Мертвых.
     Уже  многие  браматмы  кончили свою жизнь таким насильственным образом.
Пост  этот  могли  занимать  только  люди  вполне  почтенные,  но рабство, в
котором   их   держал   комитет   Трех,   ревниво  охранявший  свою  власть,
представляло  такой  контраст с роскошью их дворцов, многочисленной свитой и
атрибутами  могущества,  окружавшими  их,  что  они  редко  удерживались  от
искушения  посягнуть  на  власть  тайного  комитета.  Попытки  эти  были  их
смертным  приговором:  в один прекрасный день они исчезали бесследно, убитые
кинжалом  их  собственного  факира,  который  был  всегда  преданным орудием
комитета.  Утсара был редким исключением, и его давно отправили бы на другую
службу,  если бы только комитет подозревал, как беспредельна преданность его
своему господину.
     Тяжелые   опасения,   сжимавшие   сердце  двух  беглецов,  продолжалось
недолго.  Преследователи  их  двинулись  дальше,  не  замедляя  своих шагов;
беглецы  скоро  услышали  голоса  их,  кричавшие  кругом могилы Адила-Шаха -
огромного  здания,  которое  занимало  около мили в окружности и содержало в
себе  так  много  подвалов  и  подземелий, что браматме и спутнику его легко
было бы скрыться там от всяких преследований.
     - Они  рассчитывают,  что  мы  в  мавзолее  набоба,  господин, - сказал
Утсара.  -  Воспользуемся  еще  несколькими  минутами  темноты,  чтобы  уйти
отсюда, скоро будет поздно...
     - Ты думаешь, нас отыщут здесь?
     - Факиры  думают,  вероятно,  что это ложная тревога, поднятая одним из
шпионов  английской  полиции:  ведь  мне  удалось скрыть труп. Но днем следы
крови  и  отсутствие  одного  из их товарищей откроет им истину, и тогда они
обыщут  все колодцы... Нам тогда не убежать. Но я не об этой опасности хотел
говорить с тобой.
     - Что же случилось еще?
     - Ты  ничего  не  чувствуешь  особенного,  господин,  с тех пор, как мы
здесь?
     - Из трав, окружающих нас, исходит какой-то неприятный запах.
     - И ты не знаешь, чему приписать его?
     - Нет...
     - Мы  находимся  над  убежищем  змей-кроталей;  они  любят  заброшенные
колодцы, на дне которых находится приятная для них сырая и тенистая земля.
     - Кротали!  - воскликнул Арджуна, вздрогнув всем телом. - Малейший укус
этих животных влечет за собой верную смерть... Что если они нападут на вас?
     - Пока  ночь,  мы ничем не рискуем: животные эти не видят в темноте, но
при  первых  лучах  дня  они  нападут на нас, - а никто не знает, сколько их
здесь.  В  заброшенных  колодцах  бывает  много  галерей,  вырытых  крысами;
галереи  выходят  на землю в разных направлениях, и в них встречаются сотни,
тысячи  змей,  которые  легко  поднимаются  по  неровным  стенам, наполовину
разрушенным.
     В  эту  минуту,  как  бы  спеша  подтвердить  слова  факира, под ногами
беглецов послышался целый концерт пронзительных свистков.
     - Скорее!  -  крикнул  Утсара.  -  Ужасны  животные проснулись от звука
наших  голосов...  Иди  первый,  я  поддержу  тебя... Один ложный шаг - и мы
упадем  к  ним...  Мы  раздавим несколько, но их еще достаточно останется на
нашу долю...
     - Тише!  -  приказал  ему  Арджуна,  выглядывая  поверх края колодца. -
Слушай, шаги... факиры возвращаются...
     - Склонись, высокая трава скроет тебя, - отвечал шепотом Утсара.
     - Следуй  за  мной,  напротив,  -  сказал  ему  браматма, выскакивая из
колодца. - Нам некого больше бояться.
     Факир  подумал  сначала,  что господин его, испуганный змеями, не знает
сам,  что  делает;  удивление  его  удвоилось, когда он повиновался и увидел
вдруг,  что  тот  совершенно  спокойно  и  улыбаясь  направляется  к  могиле
великого  властителя,  высокий  купол которой был уже освещен первыми лучами
восходящего солнца.
     Преследователи  их  возвращались  обратно, не считая, вероятно, нужным,
продолжать  дальнейшие  поиски.  И несчастный Утсара, отличавшийся простым и
ограниченным  умом, приготовился уже пожертвовать жизнью, не понимая ловкого
маневра   своего  господина.  Браматма  сначала  бежал,  видя  невозможность
объяснить  убийство,  совершенное  его слугой; но теперь, когда труп исчез и
следы  их  были  потеряны,  нечего  было  бояться...  Кто осмелился обвинить
верховного  вождя  в  убийстве факира, служившего обществу? Это было одно из
самых  логичных  рассуждений, сделанное Арджуной, и дальнейшее подтверждало,
по-видимому,    его   предусмотрительность.   Заметив   своего   начальника,
высокочтимого  браматму,  факиры  все  сразу  пали  ниц перед ним и три раза
коснулись лбом земли.
     - В  чем  дело,  друзья  мои,  -  спросил  Арджуна,  - что случилось? Я
возвращался  домой, после заседания Верховного Совета, когда услышал крики и
увидел, что все бросились к развалинам... Кого это вы преследовали?
     Факиры  рассказали ему, что они услышали крик о помощи, когда стояли на
страже  кругом  дворца Омра, но, несмотря на самые тщательные поиски, ничего
не  могли  найти  и заключили поэтому, что были жертвой шутки кого-нибудь из
своих товарищей.
     - Наверное,  Утами сыграл с нами такую штуку, - сказал Варуна, - одного
только его не достает между нами... Теперь он боится показаться нам.
     Арджуна  вздрогнул  при  этих  словах.  Утсара  убил Утами, доверенного
факира  древнего из Трех!.. Президент тайного судилища перевернет вверх дном
и небо и землю, чтобы отыскать убийцу и отомстить ему!
     - Спешите   домой,   -  приказал  факирам  браматма,  желая  прекратить
неприятный  разговор.  -  Вы знаете, что вице-король Индии приезжает сегодня
во дворец Омра, а вы не должны попадаться на глаза ни одному англичанину.
     Факиры  снова  преклонились  перед  своим  начальником  и направились в
сторону  таинственного  здания;  дойдя до седьмой стороны семиугольника, они
подали  особенный  сигнал.  Одна  из гранитных плит в стене повернулась, как
дверь,  и  над  рвом  тотчас  же  опустился подъемный мост, по которому весь
отряд двинулся к отверстию, ведущему к верхним этажам.
     Браматма  удалился  довольный собой; за ним следовал Утсара, до сих пор
еще  не  пришедший в себя от удивления. Верховный вождь общества "Духов Вод"
был  бы  далеко  не  так  спокоен, знай он только, что факир Варуна заметил,
уходя  от  него,  несколько  мелких  капелек  крови, осквернявших непорочную
белизну его кашемировой туники.


V

          Встреча  падиала. - Показания изменника. - Нить найдена.
          -   Декрет   об  уничтожении  общества  "Духов  Вод".  -
          Переодевание. - Старый пандаром.

     Продолжая  идти  к  своему  дворцу - древняя столица Декана была всегда
резиденцией  браматмы,  -  Арджуна  придумывал  самые мрачные проекты мести,
вспоминая  разыгравшуюся  ночью  сцену  с древним из Трех. Он слишком хорошо
знал   освященные  веками  обычаи  таинственного  совета,  чтобы  не  понять
значения  презрительных  слов:  "Вон  отсюда,  собака!",  которые были ничем
иным,  как  кратким  приговором  к смерти; никакое соглашение не было больше
возможно с людьми, нанесшими такое оскорбление.
     - Дней  через  восемь,  быть может, - говорил он себе, - Утсара получит
приказание  заколоть  меня  кинжалом,  -  разве  только  поручат сделать это
кому-нибудь  другому.  С сегодняшнего дня я должен во всяком случае смотреть
на  себя  как  на  человека,  имеющего законное право принимать все меры для
своей защиты.
     Браматма  и  факир  подходили  уже к концу необитаемой части развалин и
приближались  к  старой  пагоде,  когда  вдруг,  проходя  через  густую рощу
тамариндов,  куда  еле  проникал  дневной  свет, Арджуна споткнулся о чье-то
тело  и  едва  не  упал  в  высокую  траву.  Он  наклонился,  ожидая увидеть
какого-нибудь  бездомного  нищего,  который спал под открытым небом, и вдруг
вскрикнул от удивления.
     - Дислад-Хамед, падиал!
     - Не  случилось  ли  и  с ним какого-нибудь несчастья? - сказал Утсара,
подходя ближе.
     - Он  не  ранен,  -  отвечал  Арджуна,  внимательно осмотрев падиала. -
Странно!  Совсем  не  слышно  биения  сердца, а между тем он дышит... Нельзя
оставлять его умирать здесь без всякой помощи.
     Роскошное  жилище  браматмы находилось всего в нескольких шагах оттуда.
Арджуна  сделал  знак  факиру,  который взвалил падиала себе на плечи, и оба
направились  в  Жахара-Ранг,  или  дворец  святых,  -  название, присвоенное
жилищу браматмы.
     Отдавая  приказание перенести к себе немного сторожа Беджапура, Арджуна
действовал   не  только  под  влиянием  человеколюбия,  но  и  под  влиянием
какого-то  инстинктивного  любопытства; тайное чувство подсказывало ему, что
здесь  кроется  что-то  особенное и в высшей степени важное и интересное для
него.  Вместо  того  чтобы  войти  через  главный вход, охраняемый постоянно
дюжиной  серкаров,  он  обошел сад, открыл маленькую дверь и провел Утсару с
его ношей в свои частные апартаменты.
     Падиала  положили на кровать, и, пока факир смачивал ему виски уксусом,
Арджуна