дал ему несколько капель укрепляющего средства, рецепт которого был
известен  только  браминам;  прошло  несколько  минут - и негодяй очнулся от
довольно  продолжительного обморока. Он открыл глаза и, узнав браматму, чуть
снова  не  потерял  сознания.  Вид  верховного  вождя  общества  "Духов Вод"
подтвердил   его   уверенность,  что  его  спасли  для  того  только,  чтобы
посмеяться над ним и затем подвергнуть ужаснейшим пыткам.
     - Пощади!  Пощади!  -  воскликнул он, складывая руки. - Клянусь служить
вперед с верностью собаки.
     - О!  О!  -  подумал  Арджуна. - Что за преступление совершил он, чтобы
так  молить  о пощаде? Будем осторожны, если хотим все узнать... Он, видимо,
уверен, что мне известны все его злодеяния.
     Затем  он  с  необыкновенной  проницательностью продолжал делать разные
выводы, которые дали ему возможность видеть часть истины.
     "Не  меня  просит он о пощаде, а браматму, и, обещая верно служить мне,
он  в моем лице обращается также к обществу "Духов Вод"; а обещание, которое
он  дает  на  будущее время, указывает на то, что он не был верен в прошлом.
Так  как  я никогда не пользовался услугами этого простого субедара, значит,
он имел дело с Советом Трех".
     Точно  молния,  осветила  радость лицо Арджуны при мысли о том, что он,
быть  может, узнает важную тайну трибунала. Но для этого ему необходимо было
сделать  вид,  что  он все знает и заставит падиала признаться во всем, что,
по  мнению  последнего,  уже  известно браматме. Одно только затрудняло его:
если  Совет  Трех  знал  виновность  этого  человека,  как  мог он не только
отпустить  его  на  свободу,  но  еще приказать браматме доверить ему важное
поручение   относительно  Нана-Сагиба?  Он  решил  вести  допрос  с  большой
осторожностью.
     - Видишь  ли, - сказал он Дислад-Хамеду, который с невыразимой тревогой
ждал  его  ответа,  -  я  ничего  лучшего  не желаю, как дать тебе пощаду, о
которой  ты  просишь;  но кто поручится мне, что ты снова не изменишь своему
слову?
     - Ты   знаешь,  о  браматма,  что  это  невозможно  теперь...  Общество
предупреждено,  и  при малейшем проступке с моей стороны наказание будет еще
ужаснее.
     - Но  одного  моего  согласия  мало,  -  продолжал  Арджуна,  -  я могу
действовать  только  с согласия Трех. А я получил очень строгие приказания и
не смею противиться им.
     - Увы!  Что же ты сделаешь со мною? - воскликнул несчастный, который не
мог  понять,  по  какому  стечению  обстоятельств  он очутился у браматмы, и
думал,  что  его  арестовали по выходе из собрания. - Зачем было внушать мне
надежду, чтобы потом разбить ее?
     Арджуна  молча покачал головой; он чувствовал, что малейшее неосторожно
сказанное слово может показать падиалу, что тайна его еще не раскрыта.
     - Сжалься,  господин!  Сжалься!  Я  презренный  негодяй, я это знаю, но
когда  я понял, что обвинитель мой пал под ударом кинжала правосудия, мог ли
я   не   подумать,  что  Совет  Трех  хочет  простить  меня...  А  свидание,
назначенное  мне  сегодня  вечером  у  Башни  Мертвых  между  одиннадцатью и
двенадцатью часами ночи?.. Неужели все это пустые хитрости?..
     Услышав  эти  слова,  сразу освещавшие положение вещей, Арджуна едва не
вскрикнул  от  радости.  Одаренный тонким умом, он сразу понял, какую выгоду
мог извлечь из этого открытия.
     Итак,   изменник,  имя  которого  хотел  ему  открыть  англичанин,  был
Дислад-Хамед,  и  знаменитый  трибунал,  такой  точный  и суровый, удалявший
браматму   за   малейшую  ошибку,  -  этот  трибунал  не  остановился  перед
убийством,  чтобы  спасти  изменника,  благодаря  доносам которого англичане
совершили избиение более тысячи пятисот единомышленников общества!..
     "Ага,  мои  милые,  - подумал Арджуна, - на этот раз я поймал вас... Вы
забыли,  что  в случае измены устав "Духов Вод" дает браматме право призвать
четырех  членов  Совета  Семи  и  выдать им весь тайный трибунал... Но что я
говорю?  -  остановил он себя сейчас же. - И наивен же я! Как будто бы Три и
Четыре  не составляют одно в Совете Семи... Нет, нет! Затронуть часть значит
затронуть  все...  А этим путем мне не осуществить своей мести. Людей этих я
должен  предать общему суду жемедаров - и тогда увидим, имеет ли право Совет
Семи спасать от нашего правосудия поставщика английских виселиц!
     Арджуна  видел исполнение давно лелеянных им мечтаний: добиться реформы
всего  устава  общества,  доказав  всем  опасность,  связанную  с  тайной  и
бесконтрольной  властью,  и  уничтожить  Комитет  Трех  и  Семи, заменив его
советом  из  двенадцати  сменяемых  членов во главе с ним, как с президентом
этого  совета, которым он будет управлять по своему усмотрению. Власть будет
тогда  в  его  руках,  а  с  тем  вместе и все средства для ведения будущего
восстания,  которое  навсегда  освободит  его родину, Индию, от гнусного ига
Англии...
     Надо  только действовать быстро и с величайшей осторожностью, ибо ввиду
положения,  занимаемого  им  теперь  по  отношению к Совету Семи, достаточно
малейшего  подозрения,  чтобы  он  присоединился  к своему предшественнику в
Башне  Мертвых.  Но  прежде чем начать борьбу, необходимо быть в курсе всего
дела и дальнейших проектов своих врагов.
     Падиал   только  и  ждал,  чтобы  ему  позволили  говорить.  Спрошенный
осторожно  Арджуной,  он  рассказал все, что знал, - между прочим, и то, как
во  время  собрания  незнакомый  ему  голос обещал ему спасти его и приказал
явиться  на  свидание вечером у Башни Мертвых, угрожая самой ужасной местью,
если он не сдержит своего слова.
     Браматма  сразу  понял,  что  вся  разгадка  дела  кроется в этом; надо
полагать,  древний  из  Трех  нуждался  в  очень  большой  услуге со стороны
падиала,   если   приказал   Утами   убить  англичанина;  он  не  сомневался
относительно  роли,  которую  играл  факир  после поспешного ухода своего из
зала:  по  слуге он дошел до господина и увидел во всем этом руку президента
Совета Трех и Семи, самого жестокого врага своего.
     Необходимо  было  поэтому  прежде  всего  узнать результат предстоящего
разговора  между  членом  Совета  и  падиалом;  а  до  тех  пор  он  не  мог
остановиться  на  каком  бы  то  ни  было  плане.  Для этой цели он заставил
ночного  сторожа  дать  страшную  клятву,  что  он  передаст  ему  все,  что
произойдет  во  время  этого  свидания.  Он  потребовал  от  него под той же
клятвой,  чтобы он не открывал ни единой душе того, что решено между ними, и
пригрозил  ему - он заметил, что негодяй, как и все подлые люди, был трус, -
в  противном  случае  привязать  его  заживо  подле гнезда красных муравьев,
которые  так  мелки, что мучения несчастных, отданных им на съедение, длятся
несколько дней.
     Падиал,  счастливый тем, что так дешево отделался, рассыпался перед ним
в  уверениях безграничной преданности. Он так близко видел смерть, что решил
воспользоваться   первым  благоприятным  случаем  и  бежать  в  какую-нибудь
отдаленную  провинцию,  где  месть  не  в  состоянии  будет  настичь его; он
понимал,  что служа англичанам и Духам Вод, он при такой двойной игре кончит
рано  или  поздно веревкой или кинжалом. В ожидании же благоприятного случая
к  побегу  он  давал  все  обещания  и  все  клятвы,  какие  только  от него
требовали. Когда он вышел из дворца браматмы, последний сказал Утсаре:
     - Отправляйся  за  этим  человеком и следи за ним, мне необходимо знать
все,  что  он делает. Не забудь присутствовать сегодня вечером при разговоре
с  древним  из  Трех.  Свидание  назначено  среди  развалин:  постарайся  же
спрятаться поближе к ним, чтобы слышать все, что они будут говорить.
     - Повеление  твое будет исполнено, господин, - просто отвечал ему факир
и поспешил по следам ночного сторожа.
     Удалившись  в  комнату,  служившую ему рабочим кабинетом, Арджуна долго
думал  о  борьбе,  которую  он  решил  начать.  Браматма  этот  был  человек
выдающийся,  и  способности  его  равнялись  его  гордости. Чувство гордости
явилось  у  него  следствием сознания собственных достоинств, которые до сих
пор  настолько  признавались  всеми,  что  Совет Семи и даже тайный трибунал
ничего  не предпринимали, не посоветовавшись с ним. Положение его изменилось
всего  несколько  месяцев  тому  назад  -  и  странная,  необъяснимая  вещь:
несмотря   на   ежемесячные   выборы,  изменившие  состав  комитета  Трех  и
назначившие  нового президента, каждый новый член наследовал ту же ненависть
и обращался к нему с тем же оскорбительным пренебрежением.
     Устав,  удалявший  верховного  вождя  из  заседаний  тайного  Совета, в
действительности  никогда  не  был применяем к нему; можно даже сказать, что
он  существовал  лишь  для того, чтобы Совет мог заседать без браматмы в том
случае,  если  последний  будет заподозрен в измене. Эта исключительная мера
никогда  не  применялась  против  Арджуны  -  и  вот  в один прекрасный день
древний  из  Трех, воспользовавшись ежемесячными выборами, уведомил его, что
Совет  Семи  решил по-прежнему строго применять все правила устава, а потому
с  этого времени ему не только запрещается присутствовать на совещаниях Трех
и  Семи,  но,  кроме  того,  он не имеет права принимать сам по себе никаких
мер,  так  как  Верховный  Совет  решил  принять  исключительно  на себя все
решения и всякую ответственность за них.
     С   этого   времени   Арджуна  очутился  в  роли  простого  исполнителя
приказаний  этих  двух советов, члены которого не вступали ни в какие личные
отношения   с   ним,  передавая  ему  свою  волю  через  находившихся  в  их
распоряжении факиров.
     Он  думал  сначала, что в Совете Семи у него должен быть враг, которому
удалось  мало-помалу передать свою ненависть к нему всем своим товарищам. Но
Совет  этот,  который  выбирался  на  трехлетие,  возобновился  в предыдущий
месяц,  -  он думал, по крайней мере, что закон соблюдается точно, - а между
тем  поведение  новых  членов  по  отношению  к нему было копией с поведения
прежних;    мало    того,    -    они,   по-видимому,   усилили   еще   свое
недоброжелательство,  которое  вылилось,  наконец, в острую форму, вызвавшую
разрыв,  свидетелями  которого мы были. Смутные подозрения зародились в душе
его;  подозрения его еще усилились после непонятной снисходительности Совета
к падиалу.
     В  прошлом  столетии  все семь членов Совета, избираемые обыкновенно на
три  года,  устроили  по единодушному соглашению, чтобы власть оставалась за
ними  в  течение  пятнадцати лет. Устав этого Совета, требовавший, чтобы все
решения   его   оставались   втайне,  способствовали  тому,  что  Совет  сам
производил  собственные  выборы,  облегчая  таким образом подлог. Каждые три
года  они  составляли протокол новых выборов и оставались на прежних местах,
но  под новыми именами. Неосторожность открыла этот обман во время одного из
заседаний жемедаров, и все семеро были повешены.
     Несмотря   на   такое   примерное  наказание,  Арджуна  подозревал,  не
происходит   ли   то  же  самое  и  в  настоящее  время;  и  чем  больше  он
присматривался  ко всему, что делалось в эти пять, шесть месяцев, тем больше
согласовалось  это с его подозрением. Если же предположение такого рода было
верно,  то  тайна, которою эти лица окружали себя, усиливая строгость устава
и   удаляя   браматму  из  своих  собраний,  объяснялась  сама  собою;  было
совершенно  ясно,  что узурпаторы не могли считать себя в безопасности, пока
не возведут в достоинство верховного вождя браматму собственного выбора.
     Арджуна  не  мог  поверить  подобной дерзости. Но став на этот путь, он
решил  дойти  до  конца,  каковы бы ни были последствия начатой им борьбы. И
чем  больше он размышлял, тем упорнее становилось принятое им решение. Среди
этих   размышлений   в   уме  его  то  и  дело  возникал  вопрос  о  падиале
Дислад-Хамеде.  Зачем было спасать изменника, заслуживавшего смертную казнь,
и  убивать  человека,  принесшего  доказательства  его измены? Он чувствовал
инстинктивно, что в этом, собственно, и кроется ключ всей тайны.
     В  то  время,  как  он  ломал  себе  над этим голову, строя гипотезы за
гипотезами,  на  эспланаде,  окружавшей  его  жилище,  раздались вдруг звуки
браманской  трубы.  Правительство Индии не имело никаких официальных газет в
провинции  и  потому  давало  этим  способом  знать жителям каждого города и
деревни о распоряжениях вице-короля и провинциальных губернаторов.
     Сэр  Джон  Лауренс  приехал  в  Беджапур  несколько часов тому назад, и
Арджуна,   уверенный   в   том,  что  воззвание  это  относится  к  прибытию
генерал-губернатора,  вышел  на веранду, тянувшуюся с передней стороны дома,
против сквера.
     Спрятавшись  позади  соломенного  мата, он слушал с большим вниманием и
скоро  понял  всю  важность  этого  документа, объявляемого во всеуслышание.
Вице-король  хотел  ознаменовать  свой  приезд  в  Беджапур  смелым ударом и
объявлял  войну  обществу  "Духов  Вод".  Вот содержание указа, прочитанного
тотти, или общественным чтецом.
     "Всем  жителям  Бенгалии,  Бехара,  Бунделькунда,  Мейвара,  Пенджаба и
Декана;  всем  людям,  живущим  по  ту  и по сю сторону Ганга, которые будут
слушать здесь написанное, привет и благопожелание!
     Мы,  Вильям  Эдмунд  Джон  Лауренс,  генерал-губернатор  Индии, по воле
нашей  всемилостивейшей  государыни  Виктории, королевы Англии и Индии, и по
данной ею нам власти.
     Решили и решаем следующее:
     Согласно  с  нашим  верховным  совещательным  советом, ввиду постоянных
смут,  которые  с  незапамятных  времен производит в этом государстве тайное
общество   "Духов   Вод",   общество   это   считается   и  будет  считаться
упраздненным, через три дня после обнародования сего.
     По  прошествии  этого  срока  всякий,  считающий  еще себя членом этого
общества,  будет  призван  в заседание военного суда, устроенного специально
для этой цели, и судим по всей строгости законов.
     А  чтобы  всем это было ведомо, обнародование приказа будет повторяться
в течение трех дней, следующих за нынешним."
     Затем   следовало  чтение  подписей  вице-короля,  а  также  чиновников
министерства  внутренних  дел  и полиции, обязанных наблюдать за исполнением
этого указа.
     По  окончании  чтения  тотти  громко  протрубил несколько раз в трубу и
продолжал свой путь, чтобы несколько дальше повторить то же самое.
     Индусы,  собравшиеся  вокруг  тотти  и выслушавшие его чтение, медленно
разошлись  по  домам,  не  выражая  ни  одобрения,  ни  порицания и не делая
никаких  замечаний. Два полка артиллерии и один полк шотландцев сопровождали
вице-короля;  военные  силы  эти  должны были дать понять жителям Беджапура,
что  на  Декане  начнутся обычные репрессии. Только сурово нахмуренные брови
туземцев  указывали  на ненависть последних к своим притеснителям, но вместо
того   чтобы   предаваться   бесполезным  манифестациям,  они  с  терпением,
свойственным   жителям   востока,   ждали  дня,  назначенного  для  будущего
восстания.
     - О,  о! - воскликнул Арджуна после нескольких минут размышления, - вот
что   важно   и   требует  быстрого  решения.  Долг  повелевает  мне  забыть
собственные  оскорбления  и  просить свидания у Совета Семи, чтобы совместно
обсудить, как лучше действовать в подобном случае.
     И  не  теряя  ни минуты, он отправил посла, назначенного для исполнения
тайных  поручений,  и указал ему, как проникнуть во дворец Омра, чтобы никто
не  заметил  его.  Посол  вернулся  через  несколько минут и принес ответ на
пальмовом листе:
     "Пусть  браматма  не беспокоится: Верховный Совет бодрствует и уведомит
его, когда наступит время действовать".
     Та  же система! Его решили держать в стороне от всех дел общества, даже
в  самых  серьезных  обстоятельствах,  когда  он  с  минуту  на  минуту  мог
поплатиться своею жизнью.
     - Нет,  тут  настоящая  измена,  -  прошептал  он,  - прекрасно, я буду
действовать сам.
     Вернувшись  обратно  в  свои  апартаменты,  он  открыл  потайную дверь,
скрытую  за  его  кроватью, и вошел в комнату, наполненную множеством разных
туземных  костюмов,  начиная от простого костюма судьи до роскошного одеяния
раджи.
     Он  быстро разделся, натер все тело раствором nux indica, чтобы придать
коже  коричневый  цвет,  надел на голову парик из длинных волос, заплетенных
шнурочками,  и  вымазал  лицо белыми и красными полосами. Надев затем вместо
всякой  одежды пояс, составленный из трех полос бумажной материи, он накинул
лангуту,  взял  бамбуковую  палку  с  семью  узлами,  длинные четки из зерен
сандала  и  тыкву,  -  превратившись  таким  образом  в  пандарома,  то есть
пилигрима,  продающего  множество  мелких вещиц, смоченных в священных водах
Ганга. Выйдя через потайную дверь, он побежал по улице, громко восклицая:
     - Сиваи! Сивайя! Аппа! Аппа! Вот, вот слуга Шивы, сын Шивы!
     Потрясая затем четками, он прибавлял гнусавым голосом:
     - Кто  хочет,  кто  хочет  зерен  сандала,  омоченных в священных водах
Ганга?
     И  толпа  теснилась  кругом  него;  одни  из  них покупали зерна четок,
другие,  еще  более  благочестивые,  целовали  следы  ног пилигрима. Молодые
матери приносили ему своих младенцев и просили его благословить их.
     А он направлялся все дальше и дальше к Дворцу семи этажей.


VI

          Сэр Джон Лауренс во дворце Омра. - Джемс Ватсон и Эдуард
          Кемпуэлл.  -  Рассказ начальника полиции. - Повешенный и
          воскресший Кишная. - Договор.

     Ночь  снова  опустила  свой  покров  над древним городом, взволнованным
ненавистью,  злобой  и  местью. Сэр Джон Лауренс, который провел весь день в
приемах,  заявил  по  окончании  обеда,  что  он  чувствует себя усталым: он
отослал  от  себя  всех  своих  секретарей,  адъютантов  и посетителей и под
предлогом отдыха приказал строго-настрого никого не пускать к нему.
     С  ним  остался  один  только  Ватсон  -  главный начальник полиции - и
молодой  офицер,  говоривший на трех или четырех местных диалектах, - Эдуард
Кемпуэлл,  сын полковника Кемпуэлла, защитника Гоурдвар-Сикри, а в настоящее
время  командир  4-го  шотландского  полка  в Беджапуре. Молодой поручик был
личным  переводчиком губернатора во всех делах, которые его милость разбирал
сам, без участия администрации и официальных переводчиков.
     - Так  как  же,  Ватсон,  -  спросил благородный лорд, - какое действие
произвел наш декрет на туземное население?
     - Мне кажется, сэр, мера эта должна была прежде всего ужаснуть его...
     - Неужели вы сомневались, Ватсон?
     - Я  выражаюсь  так,  сэр,  на том простом основании, что мы никогда не
можем  знать  настоящих  чувств  индусов;  касты,  предрассудки, религия так
разделяют  нас  с ними, что они нам гораздо более чужды, несмотря на то, что
подвластны  нам,  чем  какой  бы  то  ни было народ в мире. Лукавые, хитрые,
способные  многие  годы  хранить  тайны заговора, они искусно умеют скрывать
свои  чувства,  -  и тем скорее нужно ждать взрыва, чем более спокойными они
кажутся.  Я  проехал  весь  Декан  по вашему приказанию и ужаснулся при виде
тишины, встреченной мною повсюду.
     - Вы  большой  пессимист,  Ватсон!  Мы,  напротив, убеждены, что нашего
приезда  в  Беджапур и водворения военного суда достаточно, чтобы внушить им
спасительный   страх;   наказав   несколько  безумных  голов  за  преступный
нейтралитет  во время восстания на севере, мы надолго водворим спокойствие в
этой стране.
     - Да  услышит  вас  Бог,  сэр! Но вы знаете, что я всегда говорю с вами
откровенно...
     - Продолжайте, Ватсон! Мы потому и расположены так к вам.
     - На  вашем  месте  я  ограничился  бы  лишь  энергичным преследованием
Сагиба.  Он  мусульманин  и  принадлежит  к  расе,  не любимой индусами; это
происхождение  вождя  восстания  помешало  всему  Декану  -  то  есть  более
восьмидесяти  миллионам людей - присоединиться к повстанцам