крестьянин сказал, нет. Это мой отец когда-то целую
горсть  земли  в   рот   положил   и   съел.   Чтоб   землемера
интеллигентного  удивить. Не-е, я с другим значением. Черный же
хлеб создан судьбой. А омар -- простая животина. Черный хлеб --
родной брат русского человека. Он -- свидетель истории. Горя  и
счастья.  А  не  омар.  Кто воевал и голодал, знает, что черный
хлеб вкуснее всего.  В  нем  есть  такие  оттенки...  Тончайшая
гармония...    Берешь   кусок   черствого...   Понюхаешь...   И
вспоминаешь чьи-то глаза. Чью-то остывающую руку.  И  счастлив,
что  эта травма сидит в тебе. Что ты ее вместил. Ну что бы была
у меня за жизнь  без  этой  травмы?  А  Спартак  рожу  скорчил,
посмотрел  --  и  я сразу тогда понял: этот человек гладкий, он
осужден, чтоб гнаться за  счастьем.  Браздя  юдольный  свет.  И
никогда не догнать. Не человек, а вещь. Как и Касьян.
     Василий  Степанович  затих.  Взвесил  на руке белый теплый
шар.
     -- Картошка... Гибрид! Пища! Это  же  не  минута  простого
насыщения.  Концентрат  это. Концентрат пережитого. Вкус мечты.
Даже есть не решаешься, как все вспомнишь, что было вокруг нее.
И начинаешь понимать слова... Что вложено в это выражение: "Сие
есть плоть моя". И никогда это сияние вокруг нее, этот смысл не
исчезнет... Какое тут резюме? Вот какое.  Мир  нам  дан  такой,
какой  он  есть. Ни прибавить, ни убавить. А счастья в нем нет.
Не заблуждайся и не колеси зря в поисках.  И  не  думай,  и  не
мысли.  Счастье  --  в  тебе.  Когда  положишь свою плоть, чтоб
напитать   ближних...   Прольешь   кровь,   переплывешь    моря
страданий...  Вылезешь  на  берег еле живой... Тут счастье само
тебя найдет, не  помышляющего  о  нем.  Будет  стелиться  перед
тобой. И никогда не надоест.
     Речь  Василия Степановича иссякла. Видно было: во всех его
словах есть тонкая связь с теми, кто сидел за столом. Я  и  сам
хотел  сказать  что-то похожее, только у меня не было фактов, и
речь получилась бы туманнее. Василий  Степанович  высказал  все
наилучшим   образом,   Одного   только   я  боялся:  что  Цвях,
закругляясь,  сыпанет  разъясняющими  торжественными   словами,
укажет точный адрес и будет убита живая тайна, которая не любит
аплодисментов и даже намеков на официальные почести.
     Но мудрый Василий Степанович не выпустил этих, просившихся
наружу, но лишних слов. Он только одно добавил:
     -- Не  всю  природу  мы  покорили!  Счастье  еще  свободно
выбирает достойного! Поймать его не пробуй. А то бы ловцы давно
заперли его в сейф, еще тысячу лет назад. И наш Касьян  выдавал
бы  его  по своим запискам Ведь как хорошо, как хорошо устроила
великая природа!
     Он, ликуя, воздел руки и потряс ими, Потом сел и  принялся
за картошку. А мы все -- за ним. И тазик быстро опустел. Потому
что у этой картошки действительно вкус был необыкновенный.