Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Наука. Техника. Медицина
   Политика
      Дудинцев Владимир. Белые одежды -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  -
у дядика Борика. Они молча постояли, глядя друг другу в глаза и чуть заметно кивая, подтверждая общие мысли. -- У меня есть просьба, -- сказал Федор Иванович. -- Не сможет ли дядик Борик принести мне из моей картошки штук сорок. Ровненьких, с яйцо. Когда хорошо стемнеет... -- В десять? -- Можно и в одиннадцать. В это время у входа в ректорский корпус студенческий духовой оркестр заиграл медленный траурный марш. Послышались медленные, как скрип сапог, шаги баса, взвилось занозистое сопрано трубы, и на крыльце показалась процессия. Деканы и профессора, обнажив белые и лысые головы, несли гроб. Процессия влилась в толпу, и красный гроб поплыл над головами сквозь ранние сумерки к ближайшему автобусу. На его пути оказался все тот же несчастный Вонлярлярский. Стефан Игнатьевич боялся смерти, а тут она сама надвигалась на него. Ему в третий раз пришлось удариться в бегство, и его синяя бекеша, замелькав, влетела в последний -- третий -- автобус. -- Давай и мы туда, -- сказал Борис Николаевич. Они поднялись в полупустой автобус, и за ними в дверь хлынула, начала тесниться толпа. -- Давайте сюда, -- сказал дядик Борик. -- Учитель, давайте вы к окну. Федор Иванович подвинулся на клеенчатом сиденье, давая место Борису Николаевичу. Но дядика Борика вдруг оттеснили, и более ловкий человек в черном пальто, извернувшись, упал на сиденье, слегка придавив Федора Ивановича. Толкаясь, усаживался, недовольно отдувался. Это был полковник Свешников. Округлив щеки, выдул длинный звук: "ф-ф-ф" -- и, глядя только вперед, чуть заметно, рассеянно кивнул Федору Ивановичу. И тот почувствовал, что ему за спину затолкали твердый предмет величиной в кулак. Сунув туда руку, вытащил нечто в тряпичном мешочке. Понял: "Оно!" -- и затискал в карман полушубка. Это были клубни "Контумакса" из трех горшков. Напустив на себя рассеянный вид, открыл было рот, чтобы спросить о ягодах. -- Там, там все, -- так же рассеянно прогудел Свешников. И Федор Иванович, слабо кивнув, стал смотреть в окно. -- Ваше положение незавидное, -- обронил около него Свешников. Федор Иванович опять слабо кивнул. -- Есть просьба, -- сказал он, помолчав. Свешников не двигался, все так же глядел вперед. -- Нужен адрес бабушки Лены Блажко. -- Ясно, -- пробубнил Свешников. Потом после паузы: -- Невозможно. Этого адреса не было. Автобус тронулся. Они долго ехали -- сначала полем, потом через город, затем пошли переулки, автобус стало трясти. -- К вам едет датчанин, вы знаете? -- негромко буркнул Свешников. -- Знаю, -- проговорил Федор Иванович. -- У вас есть время, -- сказал полковник. -- Вам еще надо будет датчанина встречать. Показывать ему все. -- Почему мне? -- Узнаете. Больше некому, решили поручить вам. А вот когда уедет датчанин... Федор Иванович прислушался. Полковник говорил очень тихо. -- Пока не встретите, все время ваше. И с ним пока будете -- тоже. А потом... -- Он умолк. Автобус ехал уже по лесной дороге. -- Что, потом? -- спросил Федор Иванович. -- По-моему, ясно... За окнами автобуса в синих сумерках бежал длинный жиденький забор из планок, а за ним виднелись бесчисленные памятники, бетонные пирамидки с жестяными звездами на концах, поставленные стоймя черные каменные плиты и кресты. -- Приехали, -- сказал Свешников, -- У вас есть время подумать о наследстве Ивана Ильича. Вы, конечно, не из тех, кого надо в спину толкать... Но и спешить не надо. Датчанин пробудет дней пять. Автобус остановился. Стукнула, открываясь, дверь. -- У меня повестка, -- негромко заметил Федор Иванович. -- На завтра. -- Не уклоняйтесь. Наоборот, смелей беседуйте. Все станет яснее, -- полковник посмотрел серьезно и шепнул: -- Он словоохотлив. Слушайте и мотайте на ус. А датчанин пять дней пробудет. Пять дней... -- А меня не... -- Пока датчанин не уедет... -- И еще раз бросив тяжелый, серьезный взгляд, Свешников стал осторожно протискиваться к выходу. Хрустя сиреневым снегом, в молчании все долго шли, торопились куда-то вперед. Стройность шествия была забыта. Вдали зажелтел песок свежевырытой могилы. Предел всех мечтаний и греховных порывов. Торжество энтропии. Впрочем, торжество ли? Вот если бы Светозар Алексеевич не отклонился от согласованного текста, тогда -- да... Тогда было бы торжество... Гроб стоял на атом желтом холме. Тусклой искрой настойчиво светилось, кричало золотое кольцо на белой руке. Оглянувшись, Федор Иванович увидел сзади, за автобусами, светло-серую "Победу" с пестрым шахматным пояском, и там, около такси, держась за дверцу, стояла чья-то знакомая тень в широко распахнутой фиолетовой дубленке. "Кондаков! Значит, и она здесь", -- подумал Федор Иванович. -- Товарищи! -- послышался вдали глуховатый голос Варичева. -- Сегодня мы провожаем в последний путь... И Федор Иванович, попятившись, проваливаясь по колено в снег, вышел из толпы и остановился позади всех, опустил голову. "Значит, у меня, кроме пяти дней, есть еще два или три, -- думал он. -- Уйма времени. В чью пользу будет это время?" -- Разногласия, естественные противоречия, присущие всякой живой общности... -- донеслось издалека. -- Борьба мнений никогда не заслоняла от нас... И не сможет заслонить светлый образ ученого... "А зачем, собственно, мне дожидаться датчанина? -- этот поворот мыслей заставил Федора Ивановича еще ниже опустить голову, нахмуриться. -- Ведь он же приедет к Ивану Ильичу, а не ко мне..." И стал смотреть по сторонам, разглядывая растворенную в сумерках толпу, высматривая в ней черный каракулевый треух полковника. -- Здесь, здесь я, -- послышался негромкий голос за его плечом. Михаил Порфирьевич стоял вплотную сзади. -- Я забыл тебе сказать... Учти, за тобой наблюдение установлено. Серьезно к этому отнесись... -- Мне-то зачем эти пять дней? -- Некогда объяснять. Тебе поручат показывать датчанину всякие твои... Дождись, дождись... Касьян выпросил тебя на пяток дней. Узнаешь, зачем -- сам все решишь. Не показывай, что знаешь. На лыжах, на лыжах катайся... Федор Иванович кивнул. Слыша за спиной удаляющийся скрип снега, размышлял: "Послезавтра лыжная секция, пойдем опять на Большую Швейцарию. Пойду с ними, как н раньше. Как будто ничего не случилось. Наблюдателя этого попробую увидеть... Что он собой представляет..." Поздно вечером к нему в комнату для приезжающих постучались. Вошел Борис Николаевич, обсыпанный снегом. Принялся выкладывать на стол из карманов небольшие картофелины, каждая -- приятного цвета, как загар на женском лице. -- Снежок хороший валит, -- сказал дядик Борик. -- Вот вам картошка. Я не спрашиваю, зачем. Раз Учитель приказал... Раз он велел... А с остальной, что делать? Я имею в виду этот сорт... Дядик Борик может ее кушать? -- Остальная пусть лежит в вашей корзине. Может, весной пришлю письмо -- вышлете мне посылкой. А если до мая письма не будет -- все картофелины до единой -- в кипяток. В мундирах варить, не чистить. -- Когда нас покидаете? -- Дней через десять, у меня еще преемника нет. Мне еще преемнику дела надо сдать. Потом уже об отъезде... -- А то у дядика Борика мысль была... Проститься... У него как раз девятого, в следующее воскресенье, день рождения... Гусь будет... -- Обязательно приду, Борис Николаевич. Простимся. Назавтра, в десять часов, он шел по дугообразному коридору на втором этаже шестьдесят второго дома. Шел и оглядывался -- не мог привыкнуть к плавным округлостям этих стен, поворачивающих то в одну сторону, то в другую. Хотя видел их уже не в первый раз. Был он строг и подтянут, "сэр Пэрси" был застегнут на одну пуговицу, новый темно-малиновый, почти черный галстук был куплен недавно в Москве, на его глубоком, ночном фоне мерцали редко разбросанные далекие кошачьи глаза. Галстук был не затянут, а полураспущен -- собственное изобретение его хозяина. Федор Иванович чувствовал, что генерал Ассикритов, в душе ревнивый модник, обязательно и не раз посмотрит на этот галстук и будет на всю жизнь задет свободной и независимой, демократической мягкостью его узла. Он страстно захочет знать секрет, но амбиция не позволит поинтересоваться. Таков он был, Федор Иванович. На этом случае с галстуком мы можем видеть, что душа его иногда шла впереди рассудка и могла заглядывать в такие места, которые не поддаются прямому исследованию ума. И по этому сверхтонкому ходу он слегка уже проник во внутренний конус генерала и даже немного хозяйничал там. На пропуске был указан номер двери -- 432. Федор Иванович нашел эту дверь, постучался и открыл. За дверью оказалась маленькая тусклая комната, отравленная сильным и кислым -- вчерашним -- табачным духом. Треть ее занимал грязновато-бледный письменный стол. Из-за него поднялся невысокий, немного грузный мужчина, с усталым, слегка отекшим лицом. На нем был заношенный коричневый костюм. Несвежий сизый галстук свернулся трубкой; -- Садитесь, пожалуйста... Дежкин, -- сказал он, взяв у Федора Ивановича пропуск и паспорт. Он долго листал дело в папке из коричневого с розовым прессованного картона. "Цвет женского загара! -- осенило Федора Ивановича. -- Цвет новой картошки!" Дело было толщиной в палец, несколько страниц были заложены длинными полосками бумаги. "Следователь", -- подумал Федор Иванович. Сняв трубку телефона, следователь сказал в нее несколько негромких слов. Федор Иванович не расслышал их, он сильно волновался. Вытащив из-под папки лист бумаги, следователь пробежал его глазами. "План допроса", -- сообразил Федор Иванович. Освежив в памяти продуманную схему и порядок постановки вопросов, следователь как бы ожил, стал бодрее. Положил лист под дело, соединил обе руки в один трубчатый кулак и стал дуть в эту трубу, при этом постукивая ногтем по зубам, обдумывая первый вопрос. -- Я вас вызвал, как вы, наверно, догадываетесь... Тут открылась дверь и молча вошла молодая женщина с большим блокнотом и горстью отточенных карандашей в кулачке. Молча села в углу, стала что-то писать. "Стенографистка", -- догадался Федор Иванович. -- Прошу последовательно и откровенно рассказать все, что вам известно о деятельности в вашем институте тайной группы вейсманистов-морганистов и о ее связях с представителями зарубежной реакции. -- Мне ничего об этом не известно. Следователь сделал знак стенографистке, и карандаш ее побежал по листу блокнота. Посмотрев на Федора Ивановича и увидев, что тот не собирается больше ничего добавить, следователь спросил: -- Каково было ваше участие в этой деятельности? -- Никакой группы я не знаю и, естественно, не участвовал ни в чьей деятельности. И опять стенографистка по данному ей знаку записала этот ответ. -- Хорошо, -- сказал следователь. -- Вам известно, что академик Посошков самовольно внес в свой доклад на конгрессе в Швеции сообщение о якобы имеющей место в СССР работе биолога Стригалева по скрещиванию дикого картофеля "Контумакс" с культурным? -- Мне это известно. Работа не якобы, а действительно имеет место. -- Это ваше мнение. А у меня другое. Отвечайте только на поставленный вопрос. -- Мне известно, со слов академика Посошкова, что академик сделал такое сообщение на конгрессе. -- Хорошо. Было ли в действительности произведено такое скрещивание? Как следует подумайте и дайте правильный ответ. Этот следователь не был расположен пускаться в беседы, как генерал Ассикритов. Он помнил свой план и вел какую-то линию, у которой на конце могло быть опасное острие. Он не видел Федора Ивановича, его задумчивый взгляд следил только за этой линией. -- Скрещивание было произведено. Об этом... -- Не надо лишнего. Вы уже ответили, -- следователь посмотрел на стенографистку. -- Теперь скажите, откуда вы знаете, что такое скрещивание имело место. -- Об этом я слышал от академика Посошкова и от Стригалева. -- И на этом основании написали статью для научного журнала? -- На этом основании. -- Вы лично ее писали? -- Я лично. -- Не считаете ли вы, что названных вами данных мало для научной статьи? -- Нет, не считаю. Я проверял данные. Я видел растение в разных стадиях развития и ухаживал за ним, делал цитологические исследования. Ци-то-логичес-кие, -- повторил Федор Иванович для стенографистки. -- Ничего, наши стенографистки привыкли к таким словам, -- сказал следователь. -- Где вы видели это растение, где ухаживали за ним и где делали исследования? -- Дома у академика Посошкова. -- Много ли лиц было посвящено в эту работу? -- Только мы трое. -- Стригалев присутствовал? -- Да, присутствовал, -- на ходу напряженно сочинял Федор Иванович. -- Он-то и делал все. Он автор. -- Об авторстве я не спрашивал. Кто делал фотографии? -- Академик Посошков показывал мне готовые. Видимо, заказывал кому-то. -- Кто автор растения, о котором Посошков сообщил на конгрессе? -- Иван Ильич Стригалев, -- сказал Федор Иванович, пожав плечами. -- Что это значит? -- Это значит... -- Федора Ивановича удивил вопрос, ЕЮ он взял себя в руки. -- Это значит, что Иван Ильич задумал и выполнил это скрещивание. -- Посмотрите, пожалуйста, сюда, -- следователь, отогнув закладку, развернул дело и, закрыв чистым листом бумаги половину страницы, придвинул папку к Федору Ивановичу. -- Узнаете подпись? Под машинописным текстом стояла подпись: "И. Стригалев". -- Я никогда не видел подписи Ивана Ильича, -- сказал Федор Иванович. -- Читайте, -- тихо предложил следователь. -- Читайте вслух. -- "Я давно работаю над диким видом "Контумакс", -- прочитал Федор Иванович. -- Если бы мне удалось скрестить этот вид с культурным картофелем, это открыло бы широчайшие возможности для селекции. Но до сих пор мне сделать это не удалось". Последние слова были подчеркнуты красным карандашом. -- Эти показания Стригалев дал, находясь под стражей. Естественно, после этих показаний, будучи в камере, он не работал над своими растениями. Так кто прав -- Посошков, сделавший свое сообщение, Дежкин, написавший статью для журнала, или тот, на кого вы ссылаетесь, как на автора? Федор Иванович молчал. Это была неожиданность, и он уже видел всю версию следователя целиком, как она стояла в его плане. Следователь устроил ему "вилку", как говорят шахматисты. То есть создал такое положение, когда под боем оказываются твои две фигуры, обе сразу, и остается лишь выбирать между двумя потерями. Сказать, что гибрид есть -- значит, надо предъявить ягоды, они будут тут же приобщены к делу, и завтра генерал преподнесет Касьяну приятный сюрприз, поручив ему экспертизу этих ягод. Если же заявить, что гибрид -- выдумка, становится очень мрачной цель, и статьи для журнала, и сообщения академика на конгрессе. Зачем писали и сообщали всему миру о том, чего нет? Следователь был не дурак. И никакого сходства с генералом. Совсем другой человек. -- Повторить вам вопрос? -- прозвучал его спокойный голос, и он вздохнул от усталости. -- Нет, не надо повторять. Академик Посошков был прав, и прав был Стригалев. Потому что... -- Не надо дробить. Это мы выясним отдельно. Заметьте себе. Значит, правы были оба, -- следователь посмотрел на стенографистку. -- А что же Дежкин? Не прав? -- И Дежкин был прав. Следователь впервые глубоко посмотрел на Федора Ивановича. Его главная версия ломалась. Там что-то не было учтено. Нет, он не растерялся, не кинулся расспрашивать. Облизнув губы, он уставился на лист бумаги и что-то рисовал там. Он все понимал. -- Такой еще вопрос. Был ли предварительный разговор между вами и Посошковым... -- Какой разговор? О чем? -- Не торопитесь. Спешить нам некуда. Я сформулирую вопрос полностью. Был ли у вас с Посошковым предварительный разговор о том, что он сделает свое сообщение на конгрессе? -- О том, что Посошков уехал на конгресс, мне сказал Варичев седьмого ноября во время демонстрации. Впервые. -- На вопрос, на вопрос отвечайте. Варичев мог вам это сказать. А разговор с Посошковым мог, тем не менее, иметь место. Одно другому не мешает. -- Не было такого разговора с Посошковым. -- Откуда же он взял фото? -- Я же говорил: не знаю. Он мне показывал готовые. -- Все четыре? -- Да, все четыре, -- Федора Ивановича опять удивила ненужность вопроса. -- Вы все валите на Посошкова, -- сказал следователь равнодушно. -- Не учитываете того, что мы умеем допрашивать и мертвых. Вот прочитайте... -- Он отогнул еще одну закладку и развернул папку. Наложив на страницу белый лист, приоткрыл несколько строк. -- Узнаете подпись? Поверьте, это подпись вашего академика. Читайте вслух... Федор Иванович прочитал: -- "Вопрос: откуда вы взяли фото, которые демонстрировали на конгрессе? Ответ: они были, как заведено, приложены к статье ее автором. Вопрос: фотографии, которые были приложены к статье, вот они, в деле, я их показываю вам. Вы увезли в Швецию вторые экземпляры. Где вы их взяли? Ответ: у автора статьи Дежкина Федора Ивановича. Вопрос: все четыре? Ответ: все четыре. Вопрос: говорили ли вы Дежкину, для чего вам нужны эти..." Тут следователь быстро закрыл папку. -- Дальше можно не читать. Отвечайте: откуда вы взяли фото? -- У академика Посошкова. Я могу это сказать вашему мертвецу на очной ставке. -- Хороший ответ, -- следователь наклонил голову и задумался. Потом сделал знак стенографистке и заговорил, как бы диктуя: -- Академик Посошков предвидел... даже планировал свою... добровольную кончину. Что видно из его высказываний, которые с определенного времени стали смелыми и даже вызывающими. У меня здесь составлена диаграмма... Раньше он хотел жить, заботился о своем благополучии и высказывался осторожнее. Что из этого вытекает для нас с вами? Что Посошкову не было смысла лгать для того, чтобы облегчить свою участь... "Ого! -- удивился Федор Иванович. -- Он тоже подходит к тезису о Гамлете, оцарапанном отравленным оружием. Но совсем с другой стороны!" И следователь, подумав, подтвердил это: -- Свое уже не интересовало вашего академика. Лгать он мог только для того, чтобы помочь другим. Например, вам. Значит, о фотографиях он говорил правду. Если бы он предвидел вопросы, которые я ставлю вам, он взял бы это на себя, утащил бы с собой в могилу. Но он этих вопросов не предвидел. После сказанного настаиваете ли вы на том, что фотографии он получил не от вас? -- Настаиваю, -- сказал Федор Иванович, чувствуя, что его здесь поймали. -- Та-ак, -- сказал следователь, закуривая. Он был доволен ходом допроса, удовлетворен. Выпустил облако дыма и задумался, глядя в окно, забранное железной решеткой. Потом, взяв двумя пальцами, вытащил из-под папки свой план, прочитал в нем какой-то пункт, еще одну свою версию. -- Скажите, Дежкин... Что

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору