х о природе вещей
и людей, а также в неверии в Господа нашего Иисуса Христа  и  в  светлые
деяния его.
   Хаункас, подобно мне, объездил Север и Юг, Восток и Запад. Он был и в
странах Америки, и в Китае, и повсюду за ним тянулся  шлейф  сатанинских
деяний.
   Темный Орден строится на основе строгой иерархии,  и,  хотя  по  миру
рассеяны тысячи его слуг, держат все нити в руках  несколько  Магистров,
сами не знающие друг друга, и трое Мудрых, высших посвященных - число их
и суть - кривое зеркало, отрицание Святой Троицы  и  издевательство  над
подлинной верой.
   В лицо Хаункаса знали единицы. Но  в  его  руках  были  списки  самой
разветвленной тайной структуры  в  подлунном  мире,  тысячи  ключиков  к
власти над людьми и событиями.
   Магистр Хаункас хорошо усвоил уроки Ордена и с годами превзошел  всех
своих собратьев. Его злоба и  коварство  переросли  даже  широкие  рамки
Ордена. А кроме того, он не раз нарушал дисциплину, ослушивался приказов
Мудрых, что является тягчайшим преступлением. За это ему и  был  вынесен
приговор. Но суд забыл, с кем имеет дело. Хаункас  убил  пятерых  членов
Ордена, знавших его в лицо, в том числе и одного их  трех  Мудрых.  Двое
других умерли вскоре после этого, но тому были несколько иные причины, к
которым Хаункас не имел никакого отношения. Сам он сбежал.
   Через несколько лет странствий  Хаункас  прочно  обосновался  в  этом
городе. Случай или судьба, но именно здесь  он  встретил  прибывшего  по
серьезному заданию одного из людей Ордена, кстати, последнего,  знавшего
его в лицо. О чем и была немедленно отправлена весть новым Мудрым.
   Приговор был вынесен, и в город прибыли Носители  Возмездия,  готовые
привести его в исполнение.
   Однако не только Орден желал кончины Хаункаса, но  и  противоположная
сторона.
   Что это за сторона? Равновесие добра и  зла  возможно  только  тогда,
когда сила  противостоит  силе.  Темному  Ордену  противостоит  Братство
светлого начала. Оно исповедует светлую Христову мысль, но не стесненную
узкими оковами церковных догматов. Братство противостоит дьяволу во всех
его проявлениях. И  Братство  тоже  вынесло  приговор  Хаункасу  за  его
бесчисленные злодеяния.
   Случайно удалось узнать, что Орден напал на его след. И был направлен
Посланец. Да, им был Доктор Винер.  Его  задача  была  -  разделаться  с
убийцей, если этого не смогут сделать Носители Возмездия.
   Последний свидетель, знавший Магистра в лицо, скончался в мучительных
судорогах. Скорее всего он был отравлен.  Потому-то  прибывшие  Носители
Возмездия не смогли сразу напасть на след Хаункаса. Они  искали  его  по
нескольким приметам: возрасту и броши,  с  которой  никто  из  Магистров
никогда не расстается.
   Убийцам нужны были союзники, хорошо знавшие город.  Каким-то  образом
они сумели привлечь на свою сторону Бауэра. Увидев меня с брошью,  Бауэр
сразу же сообщил им об этом. На следующий день при выходе  из  его  дома
меня уже ждали. Только  я  оказался  крепким  орешком.  Сам  Магистр  не
отличался особой сноровкой в рукопашном бою, поэтому Носители  Возмездия
не  предполагали,  что  разделаться  с  ним  будет  так  трудно.  Я   же
продемонстрировали прекрасное искусство боя...
   Они и представить не могли, что доктор Фриц Эрлих - не  Хаункас!  Кто
бы мог подумать, что  Хаункас  подбросил  брошь  мне.  Ни  один  Магистр
никогда даже на миг не  согласился  бы  расстаться  с  ней.  Но  Хаункас
презрел все правила. Даже правила Тьмы.
   Я попал в лапы страшного, беспощадного, хладнокровного врага.  И  для
меня это могло кончиться  только  одним  -  верной  гибелью.  Хаункас  в
совершенстве овладел тайными снадобьями, которые помогают расширить круг
зрения человека, дают возможность ему проникнуть взором в окружающей нас
мир тонких духовных энергий и устремлений, живущий по своим законам. Эти
снадобья высасывают из человека силы и бросают его в водоворот стихий, в
мир низших духов. Несчастному кажется, что он овладевает духами, что они
подчиняются его воле и готовы выполнять  его  приказания.  Но  это  лишь
жалкий  самообман.  Духи  только  морочат  голову  одурманенной   жертве
всевозможными видениями.
   С помощью своих снадобий Хаункас  получил  власть  над  моим  умом  и
помыслами, внушал низкие желания, а послушные ему низшие духи все  более
совращали меня. Хаункас - не маг, люди, способные  получать  власть  над
духами, встречаются довольно редко, но кое-что он все-таки умел.
   По вечерам вместе с вином Хаункас подсыпал мне  дьявольский  порошок,
бросая вас на потеху низшим духам.  Я  искренне  считал,  что  отдаю  им
приказы об убийстве. Вместо этого сам Хаункас  пробирался  к  жертвам  и
собственноручно  убивал  их.  Меня  же   поутру   мучили   раскаяние   и
опустошенность. Мое недомогание можно объяснить истощением нервов  из-за
болезнетворного влияния сатанинского порошка.
   Зачем Хаункасу нужна была эта игра? Почему ему просто не скрыться  от
убийц в другом городе или стране? Думаю,  дело  в  том,  что  он  просто
обосновался здесь, сплел обширную сеть, в которую  попались  влиятельные
особы, купцы, государственные деятели.  Он  преумножал  свои  богатства,
наращивал влияние и усиливал воздействие на жизнь России. Он плодил  зло
и играл судьбами людей, переставляя их подобно фигурам в старинной игре,
именуемой гшахматами. У него были далеко идущие планы.  Какие?  Об  этом
можно только гадать
   Но ясно, он рассчитывал на Москву,  которая  должна  была  стать  его
плацдармом для гораздо более обширных устремлений. Жить же  и  воплощать
свои дьявольские замыслы в городе, зная, что тебя  ищут  и  когда-нибудь
непременно найдут, - это вряд ли возможно. Поэтому он  решил  подставить
меня вместо себя.
   Когда же я вышел победителем в схватке с убийцами,
   Хаункас рассчитал и повел еще более  тонкую  игру,  которая  во  всей
полноте показала его изощренный, коварный и холодный, словно у змеи.
   Я оказался в полной его власти. Искусством внушения,  которое  хорошо
известно в Индиях, в сочетании с порошком он взвалил на мою совесть вину
за свои убийства, а я терзался из-за них. Он с упоением следил за  моими
страданиями. Ему нравилось безраздельно владеть моими  мыслями,  толкать
меня в пропасть.
   Он рассчитывал на  то,  что  Носители  Возмездия  прикончат  меня  и,
вернувшись в Орден, доложат, что Магистр мертв.  Он  же  получит  полную
свободу для дальнейших грязных дел. Ну а если победителем  выйду  я,  он
внушит мне мысль прийти с повинной в колдовстве и убийствах в  Разбойный
приказ. И в этом случае слух о казни Магистра разнесется и докатится  до
Ордена.
   А тем временем в городе искал Магистра и  Винер.  Постепенно  у  него
появилась уверенность, что Магистр не кто  иной,  как  лекарь  Эрлих.  И
неважно, что лекарь только прибыл в Москву.  Это  могла  быть  очередная
игра... Нужно было все хорошенько проверить. Ошибиться было нельзя.  Вот
Эрлих и подослал ко мне своего слугу, а сам  следил  за  мной  во  время
ночного  свидания  у  монастырских  стен.  Видимо,  это  было   ошибкой,
поскольку Хаункас слишком хорошо владеет собой, чтобы раскрыться. Но  на
Жезл Мудрых, как думал Винер, он должен был польститься
   Очередной жертвой Хаункас  избрал  доктора  Винера.  Эта  фигура  ему
казалась  подозрительной,  особенно  после  моего  рассказа.  И  по  уже
отработанному пути Магистр  напоил  меня  зельем,  а  сам  отправился  к
Винеру... Однако тот был начеку  и  отбил  нападение,  но  при  этом  не
разглядел покушавшегося на него и был уверен, что это я.
   После ночного нападения Винер пришел ко мне, чтобы покончить со  всем
этим. Но, выслушав мой рассказ, стал сомневаться в  правильности  такого
решения.  Усугубили  его  подозрения  крупинки   сатанинского   порошка,
вызывающего кошмары. Они были рассыпаны на столе.
   Окончательно Винер все понял, когда появился Кессель-Хаункас.  Убегая
из дома Винера, он зацепился за гвоздь у двери, оставив клочок  ткани  и
бисеринку-украшение. У меня Винер такой одежды не  нашел,  хотя  перерыл
все мои вещи, пока я лежал и смотрел на то, как он  хозяйничает  у  меня
дома. Зато Кессель был одет именно так.
   - И я убил Магистра! - с гордостью произнес  Винер.  -  Рука  моя  не
дрогнула. Не может дрогнуть рука, которой движет жажда справедливости  и
которую направляет сам Господь...
   Выслушав повествование, я  сидел  ошарашенный.  Самое  отвратительное
было в том, что я столько времени оказывался слепым, бездумным орудием в
руках негодяя. Он играл со мной, как с куклой, и, использовав, собирался
выбросить. И еще  неприятно  было  то,  что  я,  Фриц  Эрлих,  честность
которого угадывается даже из фамилии  (честный,  благородный.  -  нем.),
поддался  влиянию  дьявольских  сил  и  был  очарован  открывшимися  мне
бесстыдными  картинами  сатанинских  действ  настолько,  что  готов  был
принять их за истину и поставить себе на службу, тем самым связывая свою
жизнь с дьяволом! Как это могло случиться?
   И еще меня поразило, как разрослась по свету гидра, поставившая перед
собой цель  служение  Злу.  Я  всегда  считал,  что  несправедливость  и
жестокость в мире происходят из-за несовершенства  отдельного  человека,
не пришедшего к Богу, но чтобы была такая все проникающая могучая  сила,
поставившая целью Эрлих прочить и умножить зло на  всей  Земле,  это  не
укладывалось в моей голове.
   И душа моя загорелась благородной жаждой мщения, ненавистью к  черным
силам.
   - Они не могут так поступать с людьми! - воскликнул я.
   - Этот Орден не должен существовать!
   - Они сильны. Имя им  легион,  -  вздохнул  Винер.  -  Они  совершают
страшные обряды и приносят в жертву заживо  вырезанные  детские  сердца.
Они совокупляются на алтаре Господнем. Святые лики  висят  в  их  храмах
вверх ногами.  Они  мечтают  о  крови.  О  море  крови,  которое  зальет
когда-нибудь мир. О миллионах убитых и распятых, о разрушенных городах и
опустошенных землях.
   - С ними нужно бороться.
   - Нужно. Не на  жизнь,  а  на  смерть.  Забывая  боль,  стыд,  иногда
оставляя саму добродетель и  переступая  через  смерть.  И  вы  были  бы
согласны на это?
   - Я - да!
   - Тогда помогите нам.
   Жажда мщения и справедливости жгла мое  сердце.  Я  должен  помочь  в
борьбе с дьяволом. Может быть,  смысл  всех  моих  скитаний,  всей  моей
предыдущей жизни был лишь в том, чтобы состоялась эта встреча.  Чтобы  я
решил раз и навсегда, на  чьей  стороне  я  окажусь  -  добра,  зла  или
огромной людской массы, которой нет никакого дела  ни  до  того,  ни  до
другого.
   - Я согласен.
   - Тогда вам  предстоит  вновь  стать  Магистром.  Носители  Возмездия
уверены в том, что это именно вы. У  вас  брошь.  Я  подскажу,  как  вам
проникнуть в Черный Орден. Как укрепиться там. У меня есть Жезл  Мудрых,
некогда принадлежавший Темному Ордену, мы используем и его. И мы взорвем
сатанинский Орден изнутри!
   Мне на миг стало жутко, но я быстро овладел собой.  Это  мой  долг  -
пройти через все  испытания  и  светом  истины  развеять  отвратительную
гнусную тьму.
   - Я согласен.
   -  Ну,  тогда  налегайте  на  хлеб  и   сыр,   Магистр.   Вам   нужно
выздоравливать побыстрее...

Часть вторая
ПЕТЛЯ АСМОДЕЯ

   Я проснулся от чувствительного и болезненного  толчка  нехотя  открыл
глаза. В келье, где по воле судьбы мне  пришлось  ненадолго  вздремнуть,
все было пронизано сыростью и гниением: и  осклизлые,  местами  покрытые
мхом, изъеденные временем стены, и полусгнившая  скамья  -  единственная
здесь мебель, и охапка влажного сена, на которой я спал столь  сладко  и
беспечно.  Воистину,  не  стоило  и  просыпаться,  если  перед   глазами
предстала  столь  безрадостная  обстановка,   которая   даже   у   меня,
закаленного в бесчисленных дальних  странствиях  бродяги,  не  могла  не
вызвать тоски и уныния. Впрочем, как бы все ни сложилось - к худшему или
к лучшему, - вряд ли  этой  келье  суждено  стать  моим  пристанищем  на
сколько-нибудь продолжительный срок
   Неподалеку  от  своего  лица  я  увидел  башмак  весьма  значительных
размеров и понял, что  именно  он  явился  причиной  моего  болезненного
пробуждения. Я поднял голову, и взору моему предстал  хозяин  башмака  -
толстобрюхий, со сросшимися на переносице бровями  и  нахмуренным  челом
молодчик. Я уже знал, что его зовут брат Вампа,  что  он  совершенно  не
понимает шуток и к тому же дурно воспитан.  Рядом  с  ним  стоял  тощий,
костлявый, с  одним  плечом  выше  другого,  с  длинными,  жилистыми  и,
вероятно, очень сильными руками человек лет сорока  -  брат  Арден.  Оба
сжимали увесистые алебарды. Это мои  охранники,  конвоиры,  и  возможно,
вскоре им предстоит стать и моими палачами.
   - Вставай, Магистр, пришел день суда над тобой!
   Голос брата Вампы был глух и торжествен. Молодчик просто из кожи  вон
лез, чтобы подчеркнуть собственную важность и значительность.
   Кряхтя, я поднялся. Сырость плохо отражается на  моих  суставах,  ибо
годы уже не те, и впереди ясно  видна  старость.  Вчера  мне  исполнился
сорок один год, и я встретил день рождения вовсе не за дружеским столом,
а в этом неуютном и, что греха таить, просто жутковатом месте.
   - Зачем, брат Вампа, ты так больно ударил меня, предававшегося сонным
грезам и пребывавшего в объятиях Морфея? - спросил я с укоризной.
   - Ты пес, Хаункас! И, как всякая презренная собака, заслуживаешь лишь
палки. Палки и виселицы!
   - Ты очень зол, брат Вампа. - Я потянулся, разминая мышцы.
   -  Вскоре  я  увижу  твои  последние  судороги.  Чувствуешь   ли   ты
приближение смерти, Хаункас?
   - О чем ты, брат? - удивился я.  -  Уж  не  намекаешь  ли  ты  на  то
смешное, балаганное представление, которое ожидает меня? О, не  принимай
это столь близко к сердцу  и  не  беспокойся.  Мне  даже  приятно  будет
немножко побеседовать с Мудрыми.
   - Еще приятнее тебе будет, когда тебя  поджарят  на  костре,  бешеный
пес!
   Он подтолкнул меня древком алебарды к выходу, и я  очутился  в  узком
коридоре, который, казалось, жал в плечах. Он был ярко  освещен  нещадно
коптящими факелами, которые держали в руках еще трое монахов.  Они  тоже
ждали меня. Брат Вампа вышел вслед за мной. Улучив момент, я обернулся и
прошептал ему:
   - Ты ошибаешься, мой нелюбезный брат. Не родился еще  тот,  чья  рука
подожжет мой костер. Я тоже умею быть злым. И память моя хранит все.  Не
забывай об этом.
   - Пойдем, Магистр, нас ждут, - тронул меня за плечо брат Арден.
   В нем я не чувствовал ненависти и  злости,  а  лишь  вполне  понятное
опасение и еще более понятное любопытство. Определенно  он  был  намного
умнее своего товарища, уже записавшего  меня  в  покойники.  Брат  Арден
понимал, что даже со стоящим на краю могилы Магистром Хаункасом не стоит
вести себя дерзко и вызывающе, поскольку он  опасен  и  изворотлив,  как
змея, и злопамятен, как иудейский ростовщик, которого  обманули  на  три
медяка.
   Я мечтал, чтобы меня провели через тесный,  зажатый  мрачными  серыми
строениями монастырский дворик. Ведь уверенности в том, что  я  переживу
сегодняшний день, у меня не было. И помирать в этом сыром подземелье, не
увидев напоследок солнца и синего неба, не глотнув полной грудью свежего
воздуха, когда последнее, что представало перед твоими  глазами,  -  это
узкие коридоры, туши монахов да чадящие  факелы,  -  нет,  это  было  бы
слишком грустно. Но вместо  того  чтобы  направиться  к  ведущей  наверх
лестнице, охранники, шаркающие башмаками и гремящие алебардами, потащили
меня вниз по таким  же  тесным,  узким  коридорам.  Местами  под  ногами
хлюпала вода.
   Я считал,  что  моя  келья  находится  на  самом  дне  подземелья.  Я
ошибался. Спускаясь по крутой лестнице  вниз,  ощущая  на  спине  острие
алебарды, я насчитал еще восемьдесят девять ступенек. Мы очутились перед
резными дубовыми дверьми с бронзовой  окантовкой.  И  я  понял,  что  от
развязки отделяет один шаг. И шаг этот - через эти самые тяжелые двери.
   Брат Вампа, закряхтев от напряжения,  медленно  отворил  обе  створки
двери и отступил назад.
   - Магистр Хаункас Он пришел за судом и  справедливостью!  -  произнес
его напарник, выступив вперед.
   После этого я получил очередной удар в ноющую  от  постоянных  тычков
спину и очутился в большом, освещенном десятками факелов сводчатом зале.
Вдоль стен шли каменные барельефы, потолки  были  исчерчены  незнакомыми
знаками, имеющими какой-то скрытый смыл. Здесь все должно иметь смысл  -
и число колонн, и изображения, и убранство.
   В центре зала на неудобных чугунных стульях  с  высокими  спинками  -
смесь безвкусного трона и трактирной скамейки - сидели они,  мои  судьи,
которым  в  скором  времени  суждено   вынести   единственно   возможное
заключение: виновен, смерть.
   Они тоже знали это и вряд ли собирались прислушиваться к моим  жалким
оправданиям. Знали они и то, что смерть моя будет долгой, мучительной и,
главное, поучительной, то есть именно такой, какой и должна быть кончина
вероломного отступника.
   Я внимательно, в тягучем молчании, рассмотрел всю троицу.
   В середине, сжав  подлокотник  длинными  тонкими  пальцами,  восседал
Карвен  Несгибаемый,  прямой,  статный,  с  седой  бородой,  на  которой
неуместной кляксой чернело пятно, в богатом церковном одеянии. Он  аббат
этого монастыря, самый старый, самый сильный, самый уважаемый из Мудрых.
Он сильно преуспел, изживая в себе все  человеческое,  и  мало  кто  мог
похвастаться,  что  видел  когда-нибудь  хоть   тень   чувств   на   его
благородном,  с  правильными,  несколько  удлиненными   чертами,   лице,
выражение которого было  всегда  холодно  и  надменно.  Никто  не  знал,
доставляют ли ему радость его деяния, сотрясающие державы и народы. Этот
человек умен, проницателен,  обладает  обширными  Познаниями,  и  многие
тайны бытия,  тревожащие  умы  мудрецов,  для  него  вовсе  не  являются
тайнами.
   У его ног на корточках съежился верной  собачонкой  Робгур.  Кто  он,
шут, слуга, телохранитель Карвена?  Немой,  ущербный  горбун,  фанатично
преданный хозяину и не отходящий от него ни на шаг.
   Справа  от  Карвена  расплылся  на  стуле,  подобно   студню,   Лагут
Безжалостный. От его гладко выбритой головы отражался свет  факелов.  Он
походил на откормленную хорошим  хозяином  к  празднику  свинью,  притом
измазанную в грязи, поскольку кожа его  была  смуглой,  притом  какой-то
нечисто-смуглой, будто в пятнах. Он тяжело,  с  присвистом  дышал  и,  в
отличие от аббата монастыря, никогда  не  имел  привычки  скрывать  свои
чувства. А главным из этих чувств была ненависть,  жгучая,  испепеляющая
все на своем пути В ней была и его сила, и его слабость,  ибо  ненависть
способна сметать преграды, но может и сама стать непреодолимой стеной на
твоем  пути  к  цели.  Ненависть  многолика  -  холодная,   расчетливая,
безудержная. Он тоже, понятно, был совсем не глуп, иначе  не  достиг  бы
звания Мудрого. Лагут, по происхождению турок, принадлежал к знатному  и
сказочно богатому роду.  Как  его  звали  на  родине,  не  столь  важно.
Приходящий в Орден получал новое имя,  которое  было  предначертано  ему
судьбой, и для братьев только это новое имя имело значение.
   Слева от Карвена возвышалась статная,  атлетическая  фигура  Долкмена
Веселого. Его возраст не отличался  от  моего.  В  миру  его  знали  как
преуспевающего купца, с безупречным вкусом  к  прекрасному,  покровителя
изящных  искусств.  Жители  родного  города   Генуи,   конечно,   и   не
подозревавшие скрытой сущности Мудрого, любили его за веселый и, как они
считали, незлобивый нрав. Думаю, что это отношение сильно изменилось бы,
если бы стала известна хотя бы часть, пусть даже самая  безобидная,  его
дел во славу Ордена.
   Вдоль стен, застыв,  как  статуи  и  боясь  потревожить  тишину  даже
дыханием, выстроилось пятнадцать посвященных воинов  Ордена,  Среди  них
были монахи с тяжелыми, больше похожими на сельскохозяйственные  орудия,
чем на благородно