идной дамой.
   На краю площади сплошной толпой  сгрудился  народ.  Слышались  свист,
улюлюканье, одобрительные крики. Я счастливо улыбнулся и прошептал:
   - Театр!
   Люди  обожают  глазеть  на  скоморохов  и  жонглеров,  гистрионов   и
акробатов. Они любят комедии масок и театры  теней,  кукол,  марионеток.
Они в восторге, когда артисты смелы и отчаянны на сцене,  они  совершают
отчаянные и благородные поступки, которые сами обыватели совершить не  в
состоянии.  Театр  распахивает  большой,  грустный   или   смешной   мир
крестьянину и ремесленнику, сапожнику и аристократу. Он дает возможность
вдоволь посмеяться, посмотреть на все со стороны, отвлечься  от  голода,
нищеты и горестей или праздной тоски,  а  если  зерна  падут  на  добрую
почву, даже немного приблизиться к Господу. Каким бы примитивным сюжетом
не потчевал автор зрителей и какими бы надуманными ни  были  кипящие  на
сцене страсти, они все равно найдут отклик в душах людей,  приподняв  их
немного над серой массой будней.
   Я втерся в толпу, и,  получая  тычки  под  ребра,  начал  продираться
вперед, при этом выслушав  немало  ругательств  и  пожеланий  немедленно
провалиться прямо в ад. Наконец, я увидел красный занавес,  над  которым
метались тряпичные куклы. Одна изображала толстенного и противного графа
Барбарасса, державшего молодую жену чуть ли не на хлебе и воде.  Молодой
пылкий любовник Франк пытался проникнуть в будуар графини то  под  видом
заезжего монаха, то под видом служанки, переодевшись в  женское  платье.
Сейчас  была  сцена,  когда,  зажав  новую  служанку  в  углу  и   гладя
матерчатыми руками тряпичную  кожу,  Барбарасса  обещал  припасть  к  ее
прелестным  ногам.  Незадачливый  любовник  в  женском  платье   пытался
отбиться от старого ловеласа, но этим только еще больше распалял графа.
   Молодая графиня наблюдала за всем этим со стороны, а  потом  возопила
высоким голосом:
   - Ох, если бы он только был так же  страстен  со  мной,  как  с  этим
Франком, зачем бы, спрашивается, тогда нужен  мне  был  этот  худосочный
любовник? О, как мой муж напорист, как он хорош!
   Эти слова неизменно вызывали у зрителей восторг.
   Когда вожделение графа перевалило через  край  и  он  уже  готов  был
овладеть жертвой, молодой ловелас воскликнул грубым голосом:
   - Как смеешь ты, негодяй, посягать на мою честь?!
   - Такой милый и изящный бюст и  такой  грубый  голос,  подобный  реву
раненого кабана! - обратился граф к публике и с новой  силой  набросился
на лже-служанку. - О, милая, за твой  нежный  голос  я  люблю  тебя  еще
сильнее! Раскройся передо мной, цветок моей страсти!
   Франк схватил дубину и ударил  наивного  рогоносца  по  голове.  Тот,
охнув, без памяти повалился на землю. Тут резво выскочила графиня.
   - Дорогая, хоть несколько мгновений мы сможем побыть  вместе.  Я  так
ждал этого часа! - Любовник бросился к графине, а та стала отбиваться
   - Раскройся предо мной,  алый  цветок  моей  любви...  -  пробормотал
Франк.
   Теперь уже графиня схватила дубину и ударила любовника по  голове  со
словами:
   - Прочь, негодяй, мне не нужны твои лобзания. Что ты  стоишь,  тощий,
как щепка, против моего пухленького муженька, против его страсти!
   - Ох! - Любовник повалился на землю, вызвав бурю смеха и восторга.
   - Приди, приди ко мне, любимый. - Графиня кинулась на пол и принялась
жарко ласкать и целовать графа, сжимая его все сильнее в своих объятиях.
- Нет лучше тебя, слаще твоей страсти, которую я только  что  подглядела
тайком. Приди ко мне, и пусть расцветет для нас дерево любви!
   - Не хочу! - Теперь яростно отбивался граф. - Оставь  меня  в  покое,
нет сил таких, чтоб ублажить тебя!
   - О нет! Тебя я вновь желаю!
   В конце концов граф, не выдержав домогательств  собственной  супруги,
схватил все ту же дубину и ударил жену по голове.
   - Ох! - Теперь она упала  на  землю,  вызвав  новые  крики  восторга.
Зрители наслаждались этим неприхотливым зрелищем.
   - Приди, приди ко мне, любимая моя! - бросился  граф  к  застонавшему
любовнику его жены...
   В этот момент мне стало не до представления. Кто-то  шарил  рукой  по
моему  поясу.  Тут  же  мой  кошелек,   срезанный   каким-то   умельцем,
перекочевал в чужой карман. Действовал этот негодяй настолько виртуозно,
что я едва почувствовал его пальцы. Другой, не знакомый с навыками  этой
публики, вообще не обратил бы на это никакого внимания Я ухватил вора за
тонкую, почти детскую  руку  В  моих  пальцах,  довольно  крепких  -  на
недостаток силы я никогда не  жаловался  -  его  рука  оказалась  как  в
стальных тисках.
   - Попался, прохиндей, - прошипел я.
   Но он  неожиданно  мощным  рывком  вырвался  и  ринулся  в  толпу.  Я
устремился за ним. Не то чтобы я слишком жалел о потерянных деньгах -  в
последнее время уж чего-чего,  а  денег  было  вдосталь,  -  но  мне  не
нравилось чувствовать себя жертвой какого-то нахального воришки.
   Работая локтями, извиваясь так, что  трещали  кости,  я  лез  вперед.
Мешала длинная шпага, которую я в последнее  время  постоянно  таскал  с
собой, но все же меня разбирало такое зло, что я ни на шаг  не  отставал
от ловкого мошенника в зеленой рубахе и шляпе с  опущенными  полями.  Он
явно не рассчитывал на то, что я проявлю столь завидную  прыть.  Воришка
все время оглядывался и наконец  отчаянным  рывком  выбрался  из  толпы.
Напоследок его наградили пинком, он пролетел несколько шагов,  плюхнулся
на землю, но тут же вскочил и побежал легко  и  быстро,  как  вспуганный
охотником заяц.
   - Держи карманника! - крикнул я.
   Никто, естественно, задерживать вора не  собирался.  Местная  публика
привыкла к таким историям, происходящим изо дня в день, и все на  личном
опыте убедились, что лучше не вмешиваться в подобные дела.
   Вор перевернул  лоток  с  фруктами,  перепрыгнул  через  гору  гнилых
помидоров. Он был очень ловок  и  подвижен.  Но  и  я  был  тоже  ловок,
несмотря на свой возраст, и в беге мог дать фору  любому  молокососу.  Я
отшвырнул путающегося под ногами мальчишку (возможно, даже сообщника)  и
перемахнул через забор, за которым только что исчез вор.
   Он петлял меж рядов, но я не упускал его из виду и  не  отставал.  Он
вновь перемахнул через дощатый стол с горой глиняных горшков, пролез под
телегой, опрокинул стол с орехами.
   - Будь проклята  твоя  мамаша  -  портовая  шлюха!  -  заорал  хозяин
горшков, которого недавно обокрал шустрый мальчишка и который уже сорвал
голос от ругани.
   Мы вырвались с рынка на улицу. Карманник не успел увернуться от  дамы
с крошечной болонкой в руках и сшиб ее с ног.
   Я сумел сократить расстояние, но из  последних  сил.  И  тут  воришка
сделал ошибку. Он свернул в узкую улицу с кирпичными  домами  без  окон,
заканчивающуюся высоким каменным забором. Попытался  перепрыгнуть  через
неожиданную преграду,  но  пальцы  его  соскользнули.  Он  упал,  сильно
ударившись коленом и обхватив его руками.
   - Ну что, негодяй?! - воскликнул я, переводя дыхание. Отдышавшись,  я
выхватил шпагу и со свистом рассек ею воздух.
   - Вы ошибаетесь, мой господин.  Я  вовсе  не  негодяй.  Просто  рамки
нашего циничного общества настолько узки, что в  них  нельзя  сделать  и
шагу, не рискуя прослыть негодяем. - Он  начал  приподниматься,  потирая
ушибленное колено. В его голосе звучали  неприкрытые  грусть  и  печаль,
вызванные несовершенством современного общества.
   - Сейчас я укорочу твой длинный язык! - воскликнул я. - Выбирай, тебя
убить сразу или ты желаешь побеседовать с местным судьей?
   Убивать я его, конечно, не собирался, но попугать его  в  компенсацию
за потраченные усилия и нервы следовало.
   - И то и другое, господин, было бы непростительной ошибкой Я один  из
немногих оставшихся в мире противников насилия и сторонник  того,  чтобы
над душами людей не висел тяжкий груз собственности, тянущий их прямиком
в адское пекло. Я человек,  угодный  Богу,  и  тот  вряд  ли  вам  будет
благодарен за мое убийство, хотя я и сяду в результате рядом  с  ним  за
один стол.
   - С чертями ты будешь сидеть за столом!
   - Кстати, если вы отдадите меня в руки правосудия, то на вас будет  в
обиде и сам король?
   - Почему? - с усмешкой спросил я.
   - Потому что на галерах я вряд ли сумею работать  достаточно  хорошо,
что наверняка ослабит флот его Величества. Не так ли?
   - Не так. - Я остыл, и  злость  моя  куда-то  улетучилась.  Мошеннику
удалось своими наглыми бесшабашными разговорами развеять мою  ярость.  -
Там есть такой учитель, как плетка, и ее уроки обычно усваиваются всеми.
   - Вы не выглядите злым человеком Если все проблему только в кошельке,
то, пожалуйста, берите его обратно, хотя лишний  груз  вряд  ли  сделает
более легким ваш путь. -  Вор  вынул  из  своих  карманов  кошелек  и  с
сожалением взвесил его на своей ладони.
   Я снял шляпу и начал обмахиваться ею, решая, что предпринять.
   - О! - воскликнул вор, рассмотрев мое лицо. - Это оказывается вы, мой
друг! Если бы вы знали, как приятно  встретить  в  этом  суетном  городе
знакомое лицо.
   Он в свою очередь тоже стянул шляпу, открывая для  полного  обозрения
хитрую физиономию с кривой улыбкой, обнажающей прекрасные белые зубы.
   - А, так это ты, воришка!
   - Да, это я - сэр Генри. Правда, вы выразились по  поводу  рода  моих
занятий чересчур прямолинейно, что меня немножко коробит... Ох, если  бы
я знал, что это вы, поверьте...
   - Не верю!
   - Напрасно. Вы с вашим другом мне сразу  понравились,  -  ухмыльнулся
вор - Надеюсь, вы не отдадите старого знакомого в грубые руки городского
палача.
   - У меня есть желание сделать это.
   - Тогда наступите этому желанию на горло.  Поверьте,  это  не  лучшая
мысль. Вас будет мучить совесть, а ее уколы порой довольно болезненны.
   - Черт с тобой, негодяй, я прощаю тебе мой  кошель!  Но  как  быть  с
драгоценностями графини?
   - Почему вас так волнует их судьба? Вы так печетесь о благе  графини,
чье любимое занятие запарывать слуг до полусмерти. Слава о порядках в ее
владениях облетела, наверное, уже весь свет.
   - Разве это служит тебе  оправданием?  -  возразил  я,  зная,  что  в
отношения графини он прав.
   - Или вам по душе ее любовник, который сам наверняка зарился  на  эти
драгоценности и стащил бы их, если бы я его не опередил?
   - А, ладно! Я знаю,  что  поступаю  не  правильно,  ибо  вряд  ли  ты
оставишь столь грязное занятие и найдешь  дело,  достойное  дворянина  и
честного человека...
   - Все в руках Господа.
   - Проваливай, мерзавец.  И  пусть  тебя  самого  начнет  когда-нибудь
грызть совесть. Когда-нибудь ты все равно будешь наказан -  такая  жизнь
еще никого не доводила до добра.
   - Так же говорит и мой исповедник. Он протянул мне мой кошелек.
   - Сейчас, когда это легкое недоразумение рас  сеялось,  как  утренний
туман, не согласитесь ли вы посидеть со мной и  выпить  немного  доброго
вина?
   Денег у меня не особенно много, но я найду, чем рас платиться.
   - Боже упаси. Я буду пить вино с вором?..
   - Будете, мой друг. Я должен сообщить вам весьма важную вещь.
   И тут я ощутил какое-то легкое притяжение. Я понял, что должен  пойти
с ним, что наши пути сегодня пересеклись не напрасно и что в  этом  есть
какой-то скрытый смысл. Я  не  должен  упускать  свой  шанс.  В  чем  он
заключается я пока не понимал. Но я научился за последнее время серьезно
относиться к подобным чувствам.
   - Хорошо, идем.

***

   Мы  нашли  столик  в  прокопченном  углу  ближайшей  харчевни.   Надо
заметить, что там собрался отпетый сброд, но я привык к таким местам, да
и Генри чувствовал себя здесь так же легко и непринужденно, как  главная
фрейлина на балу у короля.
   - Не беспокойтесь, здесь проводят время не только  воры,  но  и  люди
более почтенных занятий, - заверил меня Генри.
   - Кто еще? - полюбопытствовал я оглядываясь. - Наемные убийцы?
   - И они тоже, что порой весьма полезно. И вы в  этом,  возможно,  еще
убедитесь. Давайте выпьем.
   Мы пригубили вино,  и  я,  решив  побыстрее  завершить  эту  встречу,
требовательно сказал:
   - Что такого важного ты хотел мне сообщить? Генри  отхлебнул  вина  и
проникновенно произнес:
   - Я страшно виноват  перед  вами.  Помните  наш  разговор,  когда  мы
виделись в первый раз?
   - Помню.
   - Я жестоко обманул вас.
   - В чем?
   - Я сказал, что дед мой был отъявленным негодяем. А  отец,  наоборот,
чуть ли не святым человеком.
   - Ну и что?
   - Это ложь. Это бессовестная ложь. Не только мой дед был негодяем, но
и  мой  родной  отец.  Он  служил  у  самых   кровожадных   флибустьеров
корабельным врачом и, надо сказать, пользовался у них уважением.  Притом
не только за свои способности лекаря.
   - Это все, что ты хотел мне сообщить?! - разозлившись, воскликнул я и
собрался встать и покинуть это место.
   - Это главное... Э, куда вы так заспешили? - замахал он руками.  -  У
меня есть еще кое-что для вас, правда, гораздо менее существенное.
   - Говори!
   - Тот любовник графини, чернобровый испанец, - он сейчас в Тулузе.
   - Не слишком приятное известие. Но и не слишком огорчительное.
   - Правда? - насмешливо спросил воришка.
   - Вся беда в том, что он почему-то увидел в нас  твоих  соучастников.
Думаю, на досуге он смог спокойно поразмыслить и прийти  к  выводу,  что
это не так. И вряд ли дурацкие мысли посетят его вновь,  если,  конечно,
он сейчас не увидит меня в твоей компании.
   - Это не совсем так. Приехал он сюда вовсе не из-за  меня.  И  не  по
каким-то своим личным делам. Он идет по вашим следам. Мной же он  вообще
не интересуется.
   Я внимательно посмотрел на собеседника, и как-то сразу, безоговорочно
поверил ему. Поверил душой. Что-то мне  говорило  -  вор  не  врет...  И
известие меня покоробило. Я ощутил, что за, всем этим скрывалось  что-то
мерзкое и опасное. Дело тут нечисто.
   - Он узнал, где вы  проживаете,  после  чего  заявился  с  визитом  к
братьям Ришар, - продолжил вор, и я видел, что он хочет, чтобы я верил в
его искренность.
   - Кто такие братья Ришар?
   - О, это удивительные  люди.  Лучшие  представители  местной  гильдии
наемных убийц.
   - Та-а-ак! - протянул я.
   - Они не любят работать за пределами Тулузы. Думаю, братья заявятся к
вам в гости, пока вы здесь.
   - Зачем?
   - Зачем наемные убийцы являются к жертвам? Конечно, чтобы  поговорить
с ними о спасении души!
   - Мне верится с трудом.
   - В конце концов, это ваше дело.
   - Как они выглядят?
   - Как обычные дикие звери, - Он описал их внешность. Два здоровенных,
белобрысых близнеца. Один из них без правого уха.
   - Учтите, они не любят работать с помощью ядов, пистолетов  и  прочих
недостойных инструментов. Кистень и стилет - вот оружие дипломированного
убийцы. Так они считают. И еще - хитрость, изобретательность,  подлость.
Они хорошо знают свое дело.
   - Мне не очень-то верится в это, - по инерции упрямился я,  хотя  уже
решил для себя сдать все позиции. -  У  испанца  нет  никаких  оснований
стремиться  к  нашей  погибели.  Мы  с  ним   встречались   всего   раз.
Недоразумение, небольшая ссора - и все. Для такой ненависти и для  таких
усилий нужна причина поважнее.
   - Значит, они у него есть.
   Я поднялся и полез в кошелек.
   - Нет, сегодня плачу я, - жестом остановил меня сэр Генри.
   - Ну что же. Прощай...
   - До свидания. Думаю, мы еще увидимся.
   - Надеюсь, не тогда, когда твоя рука будет шарить в моем кармане!

***

   Темнело. Я возвращался в  гостиницу,  под  впечатлением  разговора  с
вором, озираясь и ожидая удара ножом в спину.
   Обошлось. Время убийц приходит с заходом солнца.  Они  -  дети  Тьмы.
Свет им противопоказан, богомерзкие дела творятся по ночам.
   Я поднялся по скрипучей узкой лестнице на третий этаж. Там, под самой
крышей, находилась только одна наша комната.
   Адепт уже вернулся домой.
   - Завтра утром, - произнес  он,  -  как  только  откроются  городские
ворота нам надо снова двигаться в путь.
   - До завтра еще нужно дожить, - возразил я.
   - Ты это сказал так, как будто знаешь что-то  такое,  что  неизвестно
мне.
   - Знаю.
   Я подробно рассказал о нашем разговоре с Генри.
   - Ты прав, с этим испанцем что-то  неладно,  -  Адепт  воспринял  сей
рассказ очень серьезно и поверил  сразу.  -  Братья  Ришар...  Если  они
придут, то сегодня ночью. Вряд ли они  будут  дожидаться  утра.  Я  знаю
таких  субъектов.  У  них  весьма  своеобразные  представления  о  чести
гильдии.  Если  они  подрядились  кого-то  убить,  то  сделают  это,  не
откладывая в долгий ящик.
   - Тогда подготовимся.
   Мы засыпали порох на зарядные полки своих пистолетов,  взвели  курки,
чтобы щелчки не насторожили  убийц  раньше  времени,  положила  на  стол
кинжалы и шпаги и погасили свечу. Теперь главное было не заснуть, ожидая
зловещих визитеров.
   Глаза привыкли к темноте, и у окна в  свете  луны  можно  было  далее
различить стрелки швейцарских часов  с  голубым  циферблатом.  Наступила
полночь. Потом час ночи. Неужели не придут? Может, они решили  приняться
за нас в другое время? Или я настолько  доверчив,  что  верю  во  всякий
вздор, которые несут люди,  которым  нельзя  верить  даже  тогда,  когда
спрашиваешь - день на дворе или ночь.
   Без четверти два послышался осторожный стук в дверь...
   - Кого это несет ночью? - сонно пробурчал Адепт, мягко  приподнимаясь
со стула.
   - Это я, Бертранда,  дочь  хозяина  гостиницы,  -  послышался  тонкий
девичий голосок.
   - Почему ты не даешь нам спать, красотка?
   - Вы говорили, что один из вас - врач, - прощебетала Бертранда,  и  в
ее голосе ощущались волнение и испуг.
   - Ну и что?
   - Нашей постоялице, благородной госпоже де  Парэ,  стало  дурно.  Она
задыхается. Отец послал к Жану Дюрэ -  нашему  местному  врачу,  но  тот
стар, медлителен и может опоздать. Она заплатит. Только поспешите!
   - Подожди минутку, мы оденемся! - произнес я, а Адепт начал разжигать
свечу в фонаре. Свет ее показался нам,  привыкшим  к  темноте,  довольно
ярким.
   Я взял пистолет, шпагу, подошел к  двери,  ногой  отодвинул  засов  и
отскочил в сторону
   Дверь с треском распахнулась,  и  в  комнату,  как  разъяренный  бык,
которого только что  заклеймили  горячим  металлом,  влетел  здоровенный
молодчик, сжимавший в руке длинный, устрашающих  размеров  тесак,  конец
рукоятки которого представлял собой тяжелый металлический шар с  острыми
шипами. Он еще на входе широко взмахнул ножом, рассчитывая,  что  острие
найдет мягкое человеческое тело. Но там никого не оказалось. По  инерции
он сделал два шага вперед, за ним в проеме двери выросла вторая фигура -
копия первой. Второй гость держал в руке большой топор.
   Они  сначала  не  поняли,  что  происходит.  В  тишине  рыкнули   два
пистолетных выстрела. Одна пуля пробила первому  убийце  шею,  вторая  -
грудь. Он по инерции пробежал еще три шага и тяжело рухнул на  пол,  как
падает африканский слон.
   Второй убийца с нечеловеческим ревом взмахнул топором и  бросился  на
меня. На  открытом  месте,  в  больших  залах  шпага  имеет  несомненные
преимущества перед топором, но в ограниченном помещении, пожалуй, шансов
на успех у нее поменьше. Я успел увернуться от рубящего удара и отскочил
в сторону. Адепт хотел кинуться в свару со своим клинком, но я  приказал
ему:
   - Назад! Не лезь!
   Это был мой бой. В одиночку больше вероятности выйти невредимым. Если
же все трое сцепятся в тесной комнате, в  суматохе  кому-нибудь  из  нас
обязательно достанется топором. К тому же  Адепт  обращался  с  холодным
оружием гораздо хуже меня.
   Винер тоже правильно оценил ситуацию и отскочил в дальний угол.
   Убийца снова взмахнул топором, который, по его  задумке,  должен  был
рассечь меня от плеча до пояса, но  лишь  со  свистом  рассек  воздух  и
обрушился на крышку стола, отрубив от нее приличный кусок. Я ударил  его
клинком шпаги по руке, но взмах получился слабый,  поэтому  лезвие  лишь
оцарапало кожу и толь ко