ыл  уверен,  что  слова
эти не исходят от  человека  или  какой-либо  тонкой  сущности.  С  нами
говорила машина - страж пирамиды. Смысл этих слов ускользал.  Я  понятия
не имел, о чем именно здесь  говорилось,  и  вместе  с  тем  слова  эти,
являвшиеся  полной  абракадаброй,  вызывали  во  мне  какие-то   забытые
ощущения и воспоминания. Мне  казалось,  что  когда-то  я  владел  этими
загадочными понятиями. Когда и где это было? Или только еще будет?
   - Доступ объектам открыт. Вероятностная линия равна единице.
   Тьфу на тебя, сатана!
   Внезапно на нас обрушился поток света. Я прикрыл  глаза.  Открыв  их,
снова зажмурился. И  сердце  мое  екнуло.  Мы  стояли  на  синей  ленте,
уходящей серпантином вверх. Внизу чернела только  что  оставленная  нами
площадка. Лента висела в воздухе без единой опоры.
   - Святые угодники, я был не  прав,  когда  пренебрегал  молитвами,  -
вздохнул Генри.
   - Нам наверх, - произнес Адепт.
   Первые шаги я делал с величайшей  осторожностью.  Мне  казалось,  что
лента не выдержит нашего веса и рухнет вниз. Я понимал, что пустота  под
ногами всего лишь иллюзия, но все мое существо восставало против этого.
   Мы прошли до конца ленты и остановились.
   - Что теперь? - спросил Генри. - Ух ты...
   У меня тоже упало сердце, когда Адепт сделал шаг в пустоту. Потом еще
один. Святые ходили по воде. Винер спокойно шел по воздуху.
   - Идите за мной.
   - Не хотелось бы, чтобы мне сейчас  понадобились  крылья,  которых  у
меня, к сожалению, нет, - сказал Генри и сделал шаг вперед. - Прекрасно.
Моим старым костям не понравится, если хозяин сбросит их с такой высоты.
   Я тоже двинулся вперед и очутился на твердом полу. Послышался режущий
уши вой. Я в испуге  отступил  обратно  на  казавшуюся  теперь  твердой,
надежной, устойчивой  дорожку,  однако  наткнулся  спиной  на  невидимую
стену. Дорожка исчезла.
   Голос  в  моем  сознании  снова   заскрежетал,   произнося   какие-то
малопонятные слова:
   - Объекты в пространственной ловушке. Повторная идентификация.
   Я дернулся от боли, пронзившей все мое тело. Невидимый доселе пол под
нашими ногами начал проявляться сеткой пересекающихся желтых  и  красных
полупрозрачных струй. Боль со  всего  тела  сошлась  в  висках  и  стала
совершенно невыносимой. А потом вдруг она исчезла.  Голова  была  ясная,
мысли четкие. Окружающее  воспринималось  обостренно,  казалось,  я  мог
ощутить взмах крыльев мухи в трех метрах от себя.
   - Идентификация произведена. Доступ открыт... Доступ открыт... Доступ
открыт...
   Голос замолк. В нескольких  метрах  от  нас  возник  дымчатый  столб,
внутри которого пылал небольшой, размером с ладонь, предмет.
   Адепт шагнул вперед и протянул руку. Предмет этот мягко опустился ему
на ладонь Дымчатый столб исчез.
   - Это ключ к Абраккару!
   Это был... Нет, трудно найти слова для описания этого предмета.  Если
в целом очертить его  форму,  то  она  была  бы  близка  к  разрезанному
наискосок кубу. На самом деле это было невероятным переплетением  углов,
вписанных  друг  в  друга  геометрических   форм,   светящихся   узоров,
просвечивающих  через  полупрозрачный  материал.  Глаз  терялся  в  этих
линиях, они завораживали. Казалось, если разгадать эти узоры, постигнешь
нечто  важное,  необходимое  человеку,  и  сознание  твое  проникнет   в
непостижимые и недоступные глубины бытия. Но разобраться в  этих  узорах
человеческому разуму  не  под  силу...  Эта  вещь  поражала  воображение
гораздо  больше,  чем  пирамида  и  все  чудеса,  которые  мне  довелось
повидать. Это был не только ключ к Абраккару. Это  был  ключ  от  других
миров.
   - Здесь только половина ключа? - спросил я.
   - По-моему, да, - ответил Адепт.
   - Где же вторая половина? Здесь?
   - Нет... Я не знаю, где она. Но узнаю.  Главное,  одна  его  часть  в
наших руках.
   Опять послышался скрежещущий голос. Он сотрясал меня:
   - Внимание! Вероятностные линии  трех  однородных  объектов  и  ключа
совмещены. Хранилище переводится на длительную консервацию...  Внимание,
подготовка к консервации начата.  До  начала  консервации  остается  три
минуты.
   - Что сие означает, друзья  мои?  -  спросил  Генри.  -  У  пропитого
палача, который с топором в руке пришел  пожелать  тебе  вечного  покоя,
голос милее и приятнее.
   - Это значит, что нам надо убираться отсюда и побыстрей,  -  произнес
Адепт, опуская ключ в карман.
   - Убираться? Куда?
   - До начала консервации... - не успокаивался голос.
   Что это за слово такое,  какое  оно  имеет  к  нам  отношение?  Опять
какой-то оттенок воспоминания коснулся меня.
   Сеть из огненных струй под ногами исчезла. Но не было и синей  ленты.
По скалам вокруг пирамиды прокатилась волна. Трещина прошла  по  большой
глыбе, и  она  рухнула  с  высоты  на  черную  площадку.  Вслед  за  ней
посыпались и другие. Кусок скалы летел прямо на  нас,  но  в  нескольких
метрах раскололся и заскользил по невидимому склону пирамиды.
   - Они погребут нас! - воскликнул Генри. - Наши родственники сэкономят
на рытье могил. Эти скалы будут нам памятником. Ух!
   Еще один кусок обрушился в нашем направлении и заскользил вниз.
   Мы заметались, пытаясь найти выход, но везде натыкались на  невидимые
стены.
   - Пирамида проваливается в ад! - закричал Генри.
   Действительно, пирамида  проваливалась  под  землю.  Ее  основание  -
черная площадка - на глазах вдавливалась в грунт.
   - Нам не выбраться! - воскликнул я с отчаянием, которое может быть  у
человека, одолевшего длинный путь и погибающего на последнем метре.
   - Будь ты проклята, чертова махина! - крикнул Генри.
   Перед  нами  взметнулся  столб  огня,  такой  яркий,   что   пришлось
сощуриться и заслонить ладонью глаза.  В  таком  пламени  самый  стойкий
металл должен потечь, как весенний ручеек.
   - А вот и геенна огненная, - усмехнулся Генри.
   - Дайте мне руки! - крикнул Адепт. - Делайте то, что я говорю!
   Мы послушно протянули ему руки. Адепт изо всей силы сжал их, вздохнул
поглубже и произнес:
   - Вперед!
   Он шагнул в огонь, увлекая нас за собой. Последнее,  что  я  услышал,
был леденящий душу вой. Это выл Робгур, упускающий свою добычу...

***

   На  землю,  кружась,  опадали   бронзовые   листья.   Осень   надежно
обосновалась  здесь.  Дул  прохладный  ветер.  Вскоре   ветки   деревьев
оголятся, придет время снега, холодов, скуки. Настанет зима.
   Желтый осенний лист - откуда ему быть в сельве? Неоткуда.  Мы  больше
не в Америке. Мы стояли на поляне, которая, судя по всему, находилась  в
Европе или Азии.
   - Где мы? - осведомился я.
   - Не знаю, - ответил Адепт.
   - Что за дьявольская рука забросила нас сюда? - воскликнул Генри.
   - Понятия не имею.
   - Как нам отсюда выбираться?
   - Мне известно столько же, сколько и вам, - отрезал Адепт.
   - А все-таки где мы? - упорствовал я.
   - Есть несколько предположений, но они  нуждаются  в  проверке.  Пока
ясно одно: нас зашвырнул сюда таинственный  механизм  иглинов.  Если  бы
сейчас  мы  не  были  здесь,  то  отдыхали  бы  в  пирамиде,  покоящейся
неизвестно на какой глубине под землей. Вряд ли мы смогли  бы  выбраться
оттуда.
   Нет, к чудесам невозможно полностью привыкнуть! Только миг  назад  мы
были в одном месте и вдруг сразу очутились за тысячи миль от него.  Одно
дело знать, что такие вещи возможны, и совсем другое - испытать  это  на
себе. Генри же вообще не имел  представления  о  подобных  вещах  -  тут
вполне можно лишиться рассудка.  Но  он  держался  прекрасно,  только  в
глазах его горел какой-то бешеный огонек.
   - Думаю, нам не  стоит  здесь  задерживаться,  -  произнес  Адепт.  -
Необходимо найти людей и разузнать, куда нас забросило.
   - Люди сами найдут нас! - произнес Генри, прислушиваясь к  отдаленным
звукам - топоту копыт и лаю собак. Вот тонко пропел рожок. Звуки  быстро
приближались...
   И тут появились  они.  Зрелище  это  завораживало.  Их  было  человек
тридцать. Слуги в кожаных одеяниях, господа в дорогих камзолах, явно  не
приспособленных для дальних путешествий, солдаты в шлемах,  панцирях,  с
мечами на перевязи. Звенело оружие,  фыркали  лошади,  рвались  с  цепей
охотничьи поджарые псы. Пропела, выведя длинную трель, труба.
   - Неважные наши дела, - прошептал Генри.
   - Почему? - спросил я.
   - Не нравится мне этот петух. У таких птичек железные клювы и  острые
шпоры. - Генри глазами указал на главного в отряде.
   То, что это именно его отряд, было видно сразу. И не  только  потому,
что он был одет в роскошный камзол и закутан в  плащ,  отделанный  мехом
горностая, а пальцы его унизаны перстнями. И не только из-за  того,  что
его черный, с белой гривой конь  выделялся  среди  других  статностью  и
породой. И не только потому, что вокруг него вились льстецы с угодливыми
лицами, что-то нашептывающие ему на ухо. От него исходил  запах  власти.
Не величественной и справедливой, как от Королевы  Уллы,  с  которой  мы
расстались всего лишь несколько часов назад.  Это  был  запах  жестокой,
отвратительной власти над телами и душами подданных.
   - Опять браконьеры в моем лесу? - крикнул он. - Ну наконец-то, друзья
мои, у нас будет развлечение.
   Говорил он по-французски, но у него был немного странный выговор,  не
совсем обычное построение фраз - что-то знакомое, но я  не  мог  понять,
что именно.
   - Вы ошибаетесь, - возразил я. - Мы случайные путники.
   - Ха, путники! - Он махнул рукой, и один из слуг спустил собаку.
   Теперь я мог рассмотреть, что это были не просто охотничьи  псы.  Это
были злобные твари, по-моему, голодные. Ярости их могли бы  позавидовать
волки, у которых две недели не было ничего в желудке.
   Мерзкая зверюга мчалась на меня огромными прыжками. Я выхватил шпагу,
готовый пронзить ее насквозь или погибнуть, когда ее клыки сомкнутся  на
моей шее. Вот нас разделяет уже три шага. Два... Теперь не зевай, Эрлих,
коли и руби наверняка!
   Собака упала на землю. Это слуга натянул поводок, а  потом  с  криком
оттащил ее от меня.
   - Ха-ха-ха! - рассмеялся господин; в  его  глазах  плескалось  чем-то
знакомое  мне  злобное  безумие,  а  от  его  улыбки  веяло  могилой.  -
Испытанная шутка...Это большая удача, что вы здесь. Обычно  мы  охотимся
на оленей. Иногда на крестьян,  которые  по  скудоумию  своему  решаются
забрести на мои земли... Пошла! - Он махнул рукой,  и  следующая  собака
сорвалась с места.
   Я отступил на шаг, сжимая эфес шпаги. И опять,  не  добежав  до  меня
нескольких метров, свирепый пес растянулся на земле.
   - Вся занимательность сего занятия в том, что жертва не знает,  когда
поводок, наконец, будет отпущен.
   - Мы - мирные путешественники. Мы идем своей дорогой! крикнул  Адепт.
- Отпустите нас, господин.
   - Вы зашли в мой лес.
   - Но есть же какой-то закон! - возмутился Генри.
   - Здесь мой закон. И я решаю, кому жить, а кому умереть. Взять их!
   Всадники устремились к нам. Я поднял шпагу, готовый унести с собой  в
могилу пару негодяев. Но они не спешили биться с нами в рукопашной.  Они
окружили нас, и я увидел, что на нас нацелены стрелы луков и арбалетов.
   - Бросьте оружие! - приказал белобрысый франт на гнедой лошади.
   Нам ничего не оставалось, как подчиниться.
   Нас связали веревками и потащили за лошадьми, как пленных  сарацинов,
при этом награждая чувствительными тычками. Один  раз  я  упал,  и  меня
несколько метров протащило по земле. Изогнувшись, я  сумел  вскочить  на
ноги,  мне,  повезло,  поскольку  всадник  не  имел   никакого   желания
останавливаться и ждать, пока я поднимусь. Похоже, ему было  все  равно,
довезет ли он до места меня живым или всего лишь мое безжизненное тело.
   Лес расступился. Перед нами на холмах приютились жалкие  крестьянские
лачуги - обитель нищеты и голода. Желтели обширные  поля.  На  пастбищах
паслись тощие коровы. Меж лесов и полей струилась извилистая река. И над
всем этим пейзажем царил замок.
   Это было мощное сооружение  с  толстыми  стенами,  высокими  башнями,
выдержавшими, наверное, не один натиск завоевателей. Как и  его  хозяин.
(а пленивший нас господин, похоже, был здесь хозяином), замок производил
зловещее  впечатление.  Но  в  нем  была  дикая,  как   у   обветренного
безжизненного утеса, нависшего над волнами, первозданная красота.
   Мост был опущен, и отряд въехал в высокие  ворота.  Мы  очутились  на
тесном  дворике,  зажатом  между  сложенных  из  грубых  каменных   глыб
строений. Двор тут же  заполнился  челядью,  которая  помогала  господам
спешиваться, уводила лошадей и создавала суету.
   Из распахнутых  тяжелых  дверей  вышел  полноватый,  рыхлый  человек,
одетый в черный с белыми  блестками  и  алым  подбоем  плащ.  Внешне  он
являлся  противоположностью  высокого,   поджарого,   стремительного   в
движениях и словах хозяина замка. Но было между  ними  и  что-то  общее.
Безумие в глубине глаз. Не раз виденное мной раньше. От этого мне  стало
совсем худо.
   - Кого вы привели, граф? - спросил с ленцой полноватый мужчина.
   - Сегодня плохой улов, Джакометти. Всего лишь трое бродяг, одетых как
приличные в прошлом люди. Судя по выговору, это проклятые годоны.
   - Виселица? Колесование?
   - Пока не решил.
   - Значит, жертвы?
   Граф пожал плечами и небрежно махнул рукой. Охрана  потащила  нас  по
затхлым коридорам замка.
   Нас провели по ступенькам вниз.
   Темницы везде одинаковы, мне пришлось насмотреться на  них  в  разных
концах земли. В тесном сыром помещении нас  обыскали.  У  меня  невольно
вырвался стон, когда ключ в Абраккар скрылся в бездонном кармане  одного
из стражников. Напоследок меня ударили с размаху кулаком в лицо так, что
я едва удержался на ногах. Досталось и моим  друзьям.  Откуда-то  сверху
слабо сочился свет. Несколько  охапок  почти  сгнившего  сена,  крысиный
писк, влажные стены - все было так, как обычно бывает в  темницах.  Судя
по всему, бежать отсюда  невозможно.  Если  граф  решил  забыть  о  нас,
отдыхать нам тут до тех пор, пока кто-нибудь через тысячу лет не  отыщет
наши белые косточки.
   - Мне не нравится эти люди, - сказал я. - В них  есть  что-то  такое,
отличающее их от обычных французов.
   - Возможно, я знаю ответ на этот вопрос, - отозвался Адепт.
   - Так в чем же дело? - воскликнул Генри. -  Даже  для  французов  эти
мерзавцы слишком чокнутые. И одеты, как артисты в бродячем балагане.
   - Мои предположения по этому поводу вряд ли успокоят вас.
   - Ив чем же они заключаются? -  спросил  я.  Мне  не  понравился  тон
Адепта, хотя, казалось, мы и так  в  ужасном  положении,  но,  возможно,
Винер знал что-то такое, в связи с чем наше положение окажется еще менее
привлекательным.
   - Пока я вам ничего не скажу, поскольку сам ничего не знаю наверняка.
Если все так, это верная погибель... Или спасение...
   Через час за нами пришли.
   - Вставайте, крысиные выродки, вас ждет граф де Брисак.
   Около массивных дубовых  дверей  стояли  солдаты  с  алебардами.  Они
распахнули двери, и я получил такой толчок в спину, что не удержался  на
ногах и полетел на каменный пол.
   Стены сводчатого мрачного зала были обшиты  деревом,  на  них  висели
щиты со змеей и цветком, насколько можно было понять, родовым гербом  де
Брисаков. Вдоль стен стояли доспехи.  Большой  гобелен,  метров  пять  в
длину, изображал соколиную охоту.
   Де Брисак сидел в кресле с низкой спинкой, рядом с ним  восседал  его
пухленький и  вялый  приятель  Джакометти.  Перед  ним  стояло  блюдо  с
фруктами. Граф хрустел яблоком, а семечки шумно сплевывал на пол.
   - Вот и годоны! - обрадованно возопил граф, хлопая увесистой  ладонью
по мягкой спине Джакометти.
   - Вы ошиблись, - сказал я. -  Мы  не  подданные  английского  короля.
Годонами некогда французы презрительно именовали англичан.
   - Но  я  подданный  французского  короля  и  вашу  волчью  кровь  чую
издалека!
   - Я из Германии.
   - Тоже дикая страна.
   - Один мой друг из Норвегии.
   - Еще более дикая страна.
   - А третий - из Португалии.
   - Ну, это совсем дикарь.
   - Мы давно не живем в своих странах. Мы бродим по свету.
   - Бродягам место на виселицах.  Их  любимое  занятие  -  воровство  и
попрошайничество.
   - Мы не ищем чужого добра. Мы ищем знания.
   - И где же вы были в поисках знаний?
   - В Европе. В Африке. В Новом Свете.
   - Ха-ха-ха, вы развеселили меня.
   - Почему?
   - Новый Свет... Тот свет, что ли? Такты, приятель, мертвец?
   -  Новый  Свет  -  это  Америка  или  Вест-Индия,  как   вам   больше
понравится...
   - Индия одна-единственная. Об Америке я  ничего  не  слышал,  хотя  и
хорошо осведомлен в географической науке. Как,  говоришь,  называют  эту
страну у вас?
   - Так и называют.
   -  Если  я  не  знаю  этой  страны,  то  никто  из  подданных  нашего
милостивейшего короля Карла Седьмого не знает этого.
   - Какого Карла? - удивленно переспросил я. - Какой сейчас год?
   - Ты что, олух, издеваешься надо мной?  -  Граф  стукнул  кулаком  по
столу. - Сейчас одна тысяча четыреста сорок четвертый год  от  Рождества
Христова!

***

   То, что мы заброшены в прошлое, я  принял  сразу  как  факт,  который
бессмысленно отрицать.  О  том,  что  подобное  возможно,  я  слышал  от
мудрецов обоих Орденов, но, конечно же, не очень верил в это. Адепт тоже
знал это не хуже меня. А Генри решил безропотно принимать  все,  что  ни
преподнесет ему судьба, и лишь горячо молился о том, чтобы  это  безумие
быстрее кончилось.
   Дни текли за днями, и об их смене можно было судить лишь по тому, что
возникал и угасал падающий  сверху  свет,  да  еще  по  порциям  воды  и
похлебки, которую нам приносили два раза в сутки.
   Однажды графу что-то взбрело в голову, и нас притащили на  господский
пир, усадив за стол вместе с толпой обедневших  дворян,  которых  обычно
тянет к таким роскошным дворам.
   Во главе стола на возвышении восседал сам граф, рядом - его ближайшие
соратники. По правую руку от него сидел унылый Джакометти. Барон был зол
и весел.
   Гуляли с размахом. На буфетных столах стояли тазы с ирговой и розовой
водой, предназначенной для омовения рук. На огромных блюдах  возвышались
искусно  приготовленные   жареные   аисты   и   журавли,   производившие
впечатления живых. Скалилась  клыками  голова  кабана.  На  сладкое  шли
печенья и торты с начинкой  из  бузины.  Рекой  лились  настойки,  пиво,
ликеры, старые вина.
   Дымились и трещали факелы. Звенели кубки. Музыканты  играли  длинную,
заунывную, казалось, бесконечную мелодию, но иногда, напуганные ревом де
Брисака,  начинали  наяривать  жизнерадостную  музыку,  при  этом  часто
немилосердно фальшивя. И все пили, ели. Потом опять пили. И опять ели.
   - Арбалет мне! - неожиданно заорал граф де Брисак.
   Тут в его руку сунули арбалет. Бледный  как  смерть  слуга  пристроил
блюдо с фазаном себе на голову и встал к стене, придерживая его  руками.
Барон  прицелился.  Слуга  зажмурился  и  вздрогнул.  Пропела  стрела  и
воткнулась прямо в фазана.
   - Подойди! - крикнул де Брисак. Слуга приблизился к столу и склонился
в глубоком поклоне.
   Граф бросил на пол несколько монет.
   - Это тебе за службу!
   Слуга упал на колени и, бормоча слова благодарности, кинулся собирать
деньги.
   - А это за то, что испугался. - Граф ударом ноги повалил  несчастного
и приказал:
   - Двадцать плетей!
   Чем больше лилось вина, тем безудержнее разгуливались  гости.  Кто-то
пытался залезть головой под юбку служанке,  кто-то  ругался  с  соседом,
пока не послышался звук пощечины и не звякнули ножи. Брызнула кровь,  но
до смертоубийства не дошло. Какого-то гостя граф заставил осушить  такой
кубок вина, что бедняга  замертво  упал  на  пол  и  слуги  унесли  его.
Покончив с этим занятием, де Брисак обратил внимание  на  нас,  сидевших
поодаль.
   - О, мои гости-путешественники! - заорал  он.  -  Как  вам  мой  пир?
Наслаждайтесь. И думайте, не последняя ли это милость для  приговоренных
к смерти. Ха-ха-ха...
   Чем з