ем самым сосудом, в который Иосиф
Аримафейский, снявший с креста Иисуса Христа, собрал его кровь.
   - Эта чаша была здесь задолго до Христа. И задолго  до  появления  на
земле человека.
   - Святой Грааль, - покачал я головой.
   Хранитель с  усмешкой  разглядывал  нас,  как  разглядывают  занятных
насекомых. Мне хотелось броситься на него,  но  я  знал,  что  невидимая
преграда защищает его от нас и  преодолеть  разделявшее  нас  расстояние
нелегко.  Но  и  он  тоже  не  доберется  до  нас  просто  так,  ему  не
воспользоваться своими мистическими силами - они здесь не  действуют.  А
если и действуют  какие-то  силы,  то  те,  которыми  не  овладеть  даже
Робгуру.
   - Что-то вы разговорились, - издевательским тоном произнес Хранитель.
- А ведь вам самое время подумать о смерти. Подумать о ваших  несчастных
душах, которые вскоре обрушатся в огненную и холодную  пропасть,  и  вам
вряд ли удастся выбраться из нее.
   - Ты еще не победил нас, Робгур. И тебе никогда нас  не  победить!  -
воскликнул Адепт.
   -  "Вас"?  Кто  говорит  это?  Неужели  Адепт  Ахрона?   Ничтожество,
славящееся только беспрецедентной наглостью  и  непроходимой  глупостью,
которые  толкнули  его  на  то,  чтобы  бросить  вызов  мне,  Хранителю!
Ха-ха-ха. Мне не одолеть его! А может,  мне  не  одолеть  этого  мелкого
воришку и мошенника, волею судьбы втянутого как щепка в селевой поток  и
ждущего теперь расплаты за то, что он занялся не своим  делом?  Расплата
не заставит себя долго ждать. Она будет страшна.
   - Тебе не победить меня! - вдруг воскликнул я. В моем  мозгу  в  этот
миг  складывалась  мозаика,  раньше  я  мог  видеть  лишь  отдельные  ее
фрагменты. Возникала картина, я начал понимать многое, прежде скрытое от
меня.
   - Ты? Убогий лекаришка, бродяга и глупец идеалист. - Улыбка  сошла  с
губ Хранителя. - Да, с тобой будет труднее. Ты считаешь, что до сих  пор
жив благодаря дешевому деревенскому колдовству и жалким  крохам  знания,
которыми  обладает  этот  шут  Винер.  Оно  и  неудивительно  Ты  туп  и
невежествен, в тебе слишком мало достоинств, которые могли  бы  выделить
тебя из серого болота, именуемого человечеством. И все же... И все же ты
- тайна. Даже для меня.
   Для себя я тоже был тайной.
   - Ты владеешь чем-то, что превосходит мое понимание. Ты  балансируешь
между Светом и Тьмой, твой корабль может пристать к любому  берегу.  Эти
две мокрицы - Винер и  Генри  Джордан  живы  благодаря  тебе.  Благодаря
какому-то пламени, пылающему в твоей  груди.  Тебе  суждено  было  стать
Кармагором, что опять же не  твоя  заслуга,  не  свидетельство  каких-то
выдающихся  качеств,  которых  в  тебе  никогда  не  было,  -  это  лишь
переплетение миллиардов струн судьбы. И ты... Ты, червь, сумел задержать
и даже повернуть колесо судьбы.
   - Сумею еще и не то.
   - Посмотрим. А знаешь, какая мысль согревает меня?
   - Какая-нибудь  мерзость,  с  трудом  укладывающаяся  в  человеческом
понятии.
   - Ты груб. Но я все равно скажу тебе  это.  Я  надеюсь,  что  в  тебе
продолжает, да, продолжает жить дух Кармагора. Если не его дух,  не  его
желания и не его стремления, то хотя бы линия его судьбы,  которую  даже
тебе не по силам было окончательно отвернуть от себя.
   - Что ты хочешь сказать этим?
   - Судьба Кармагора,  как  орудия  Тьмы,  которому  суждено  подчинить
Землю. Ты прервал инициацию. Но  предназначение  твое  осталось.  И  оно
осуществилось сейчас.
   - Каким образом?
   - Тем, что ты привел меня сюда, ха-ха! Неужели ты  не  представляешь,
что будет после того, как я овладею Чашей Тирантоса.
   - Представляю. - По моей спине побежали мурашки.
   - Ты, Эрлих, открыл мне дорогу сюда. Ты шел, сам не  желая  этого,  к
исполнению своего предначертания.
   - Но ведь это Верхние Адепты вложили в наши руки ключ. Они же  знали,
что делают! - возразил я, чувствуя, что холодный пот струится  по  моему
лицу.
   - Верхние Адепты, ха! Если бы в них был хоть гран  мудрости.  Но  они
просто подчинились исходящей от тебя силе. И даже не подозревали этого.
   - Ты лжешь!
   Он не лгал. Так оно все и было.
   - Ты еще не проявленный, а может, уже начавший проявляться  Кармагор.
Ты им будешь. Оставь их - этих двух ничтожеств, этот Орден  Ахрона,  где
собрались несчастные недоумки, не способные видеть  то,  что  происходит
перед их  носом.  Протяни  мне  руку.  Мы  вдвоем  будем  владеть  Чашей
Тирантоса. Вдвоем будем владеть Землей. Нет, не вдвоем. Я уйду, выполнив
свое назначение, ибо Хранители рождаются только для выполнения  великого
долга. Ты слишком много  сделал  для  нашего  дела,  чтобы  остановиться
сейчас, на самом пороге.
   Во мне  бушевала  буря  противоречивых  чувств.  Хуже  всего,  что  я
склонялся к мысли: Робгур прав.
   - Ну что, ты согласен прийти ко мне, брат мой?
   Удивительно, но глаза Робгура сейчас  лучились  добром.  Он  нравился
мне. От него исходила аура доброжелательности и спокойствия. Меня тянуло
к нему.  Он  действительно  казался  мне  сейчас  братом.  Мне  хотелось
прижаться к его груди и покаяться в том, что я  натворил,  что  доставил
ему столько беспокойства. С каждой секундой это желание становилось  все
сильнее. Действительно, от предначертания не уйти.  Я  -  Кармагор.  Как
можно было надеяться, разбив Цинкург, переломить свою судьбу?  Это  было
лишь временное отступление. Да и  отступление  ли?  Может,  кто-то,  чье
могущество неизмеримо, и кто дергает  за  все  ниточки  в  мире,  так  и
задумал, и я временно отступил от своих братьев лишь  ради  того,  чтобы
потом  заполучить  Чашу  Тирантоса.  Что  такое  Цинкург  перед   чашей,
созданной руками иглинов и уничтожившей легионы курусманутов!
   - Мы одной крови, - сердечно  улыбался  Хранитель.  -  Наши  споры  и
расхождения были  следствием  твоей  неопытности  и  незнания.  И  моего
непонимания. Подумать только, я  хотел,  чтобы  ты  погиб.  Я  тоже  был
безумен, прости меня за это, брат мой. Мы должны не бороться, а помогать
друг другу, бок о бок заниматься великим делом созидания новой  красоты,
нового мира. Винер и его друзья считают, что мы несем миру  гибель!  Это
чушь! Мы несем ему очищение. И новую радость. Это будет наш мир.
   - Брат, - прошептал я, чувствуя, что слезы готовы брызнуть у меня  из
глаз. Со мной что-то происходило. Я поддался его очарованию. Я знал, что
сейчас Хранитель не вел со мной игру, он был честен и искренен. Меня  не
столько убеждали его слова - что они, как не сотрясение  воздуха.  Между
нами установилась внутренняя связь, наши души слились в  едином  порыве.
Меня пронзило острое сострадание и жалость к нему, я ощутил  лежащий  на
его плечах груз ответственности, который мне хотелось разделить  с  ним,
меня переполняли радость и ликование перед грядущим великим  созиданием.
Я любил его, как брата. И готов был отдать ему все. Я знал, что он  тоже
готов поделиться со мной  всем,  что  мы  две  половины.  Он  пришел  из
неведомой глубины в наш мир, чтобы возвести меня на трон этого мира.
   - Я - Кармагор, - чуть громче выдавил я.
   - Да. Несмотря ни на что, ты - Кармагор.  И  это  одно  из  важнейших
событий с тех пор, как существуют люди на Земле.
   - Люди, - повторил я и медленно, растягивая слова, протянул:
   - Я люблю тебя, брат.
   - Так пусть руки наши встретятся в пожатии, которое навсегда  скрепит
наш союз.
   - Пусть.
   Он протянул руку. Теперь на моем пути не будет невидимой стены.  Наши
ладони сойдутся над золотой чашей, и мы сумеем вдвоем овладеть пламенем,
которое заключено в ней. И отныне не будет нам преград.
   Мы спустимся на землю огненным смерчем, сжигая и перестраивая все  по
своему разумению. Не пройдет и года, как народы падут перед нами ниц. Не
злоба и ненависть будут владеть их сердцами, а любовь. С  любовью  будут
они принимать мой огненный карающий меч и со словами благодарности  идти
на казнь. Люди станут воском в наших  руках.  Под  нашим  напором  падут
державы и не останется следа от Ордена Ахрона. Да и  от  Черного  Ордена
тоже - он выполнил свою задачу, вызвал Кармагора, вызвал меня!
   - Мы будем драться с тобой, - выдохнул  я.  -  Мне  не  хочется  быть
Кармагором.
   - Ты разбил мое сердце, безумец.
   - Мы будем биться насмерть.
   - И не на одну смерть.
   Он шагнул вперед, и какая-то сила толкнула меня. Я  СТУПИЛ  НА  БЕЛУЮ
КЛЕТКУ...

***

   Это  был  третий  поединок.  Не  припомню,  чтобы   такое   случалось
когда-либо. Мне вряд ли выдержать его.
   "Соберись", - сказал я себе. Ты должен выдержать. С детства нас  учат
не бояться смерти, но ее  невозможно  не  бояться.  Особенно  когда  она
близка. Но зато смерть можно презирать...
   Сто одиннадцатый день Года Великой Лавины притягивал в горах Трех Рек
десятки, если не сотни, тысяч людей: узколицых бесбаров в  сопровождении
их рабов,  которым,  по  обычаю,  обрезали  уши;  белобородых  азадов  в
повозках с  высокими  балдахинами,  украшенных  деревянными  черепами  и
запряженных громадными волами; равнинных азлакуров в  носилках,  которые
тащили члены их семей. Здесь были купцы, хозяева  земельных  владений  и
ремесленных поселков, владетельные Холмы, отвечавшие за жизни  и  судьбы
многих подданных, и бедные крестьяне, боровшиеся  с  судьбой  за  каждый
колос. Утром, шипя паром, прибыл  украшенный  драконами  поезд  старшего
сына владетеля великих равнин Бахбадин Дегхата Смари Ла.
   Обычно размеренная,  скучная  жизнь  города  Трех  Рек  протекала  по
жестоким правилам, царившим  здесь  не  одно  столетие.  Здесь  не  было
красочных представлений, на которых звучала бы красивая музыка. Сюда  не
приходили печатные листки с  новостями  из  других  стран.  Двери  здесь
закрывались перед заходом солнца, поскольку по устоявшейся традиции клан
горных барсов имел право на ночи в этом городе. Лишь  казни  на  колесе,
смертельные бои рабов да общие  пения  в  храмах  Звезды  Угара  служили
развлечением местным жителям.
   В сто одиннадцатый день Года Великой Лавины город Трех Рек разительно
менялся. Даже последний батрак имел право попасть  на  трибуну  Каменной
подковы. В этот  день  делались  огромные  ставки,  сколачивались  целые
состояния, карманные воры и мошенники благословляли Белый Огонь и Богиню
Луны, поскольку в такой толчее зеваке было легче расстаться с кошельком,
чем лысому с последним волосом.
   Двенадцать лет назад я сидел, утопая в шелковых подушках, на одной из
лучших трибун и, раскрыв рот, глядел на происходящее. Сегодня я стоял на
арене Каменной подковы, сжимал в пальцах  скользкую  от  крови  рукоятку
меча, и сотня тысяч глаз смотрела на меня. Это был единственный  день  в
двенадцать лет, когда любой из Холмов мог бросить вызов  другому  Холму.
Многие ждали этот  день,  чтобы  дать  выплеснуться  давно  накопившейся
ненависти, зависти, злобе или благородному негодованию. Другие - мстили.
   Третьи - хотели убрать сильного  соперника,  мешающего  в  делах.  Но
почти не было случая, чтобы кто-нибудь  из  больших  или  мелких  Холмов
отказался прийти сюда, испугавшись смерти. Это считалось бесчестьем, все
отвернулись бы от такого человека, и власти его пришел бы конец.
   Я не боялся этого дня. Мой род был силен, мы жили мирно  с  соседями,
ни на кого не держали зла. И вряд ли кто мог желать  моей  смерти,.  Так
думал я. Но я ошибался. И бился я сегодня уже в третий раз.
   Впервые  в  истории  города,  аристократа  в  звании  Великого  Холма
вызывали три раза. Причем  двое  из  бросивших  вызов  -  мелкие  Холмы,
которых я никогда в жизни не видел. Все знают,  что  для  вызова  должна
быть серьезная причина, и мало кто осмелится пренебречь  этим  правилом.
Мои противники были преисполнены ярости и жаждали одного - убить меня.
   С первым я бился на кривых саблях. Я неплохо владел этим оружием,  но
и он был хорош. Он рассек мне щеку, я же ударил его с размаху саблей  по
голове. Но ударил плашмя - я ничего не имел против этого человека  и  не
хотел его убивать. Слуги унесли его прочь.
   Со вторым мы дрались на хлыстах  со  стальными  наконечниками.  Я  не
хотел убивать и этого, но у меня не было  другого  выхода  -  мой  хлыст
рассек ему горло. Дрожащими руками я потирал плечи, по которым  пришлись
удары хлыста. Я был уверен, что на этом мои испытания закончились. И тут
грянул гром - последовал третий вызов.
   Этого человека я знал хорошо. Это был один  из  средних  Холмов,  чьи
владения раскинулись за большой грядой на севере.
   - Почему, Гара Нат? Разве в чем-то я или мой род обидели тебя?
   - Обидели! - крикнул он. - Ты порождение свиньи и горного шакала!
   - Твоим языком руководит злоба, и мне непонятны ее причины.
   - Причина в том, что я хочу драться  с  тобой!  Я  хочу  убить  тебя,
Великий Холм Рякс Нат!
   В руке я сжимал метровый меч. По правилам, мой противник  должен  был
пользоваться цепью с ядром, усеянным острыми шипами.
   В умелых руках ядро на цепи  -  смертоносное  оружие,  гораздо  более
опасное, чем меч.
   Тара Нат сразу обрушился на  меня.  Цепь  вращалась  в  его  руках  с
огромной   скоростью.   Я   едва   успевал   отскакивать,   пригибаться,
подпрыгивать, ощущая, как ядро пролетает в сантиметре от меня. Тара  Нат
сыпал  богохульными  ругательствами  в  мой  адрес  -  в  поединке   это
разрешалось, - кровь прилила к его лицу,  и  казалось,  оно  слилось  по
цвету с красной рубахой, на которой были закреплены стальные пластинки.
   В юности меня учили не только разным наукам. У меня  были  и  хорошие
учителя, обучавшие владению оружием, тактике и стратегии  войн.  Великий
Холм должен знать и уметь все. В том  числе  и  владеть  акробатическими
трюками. Сейчас акробатика и быстрая реакция спасали мне жизнь. От  ядра
можно  только  уворачиваться,  уходить  и  ждать  нужного  момента   для
решающего удара.
   Когда шар со свистом пролетел  над  моей  головой,  задев  волосы,  я
бросился Гара Нату под ноги, целя мечом ему в  живот.  Однако  он  успел
среагировать и уклониться, в результате чего острие  лишь  царапнуло  по
металлическим пластинам. Я же получил удар сапогом в живот  и  покатился
по земле. Потом я увидел летящий мне в лицо шар.
   Бах! В голове у  меня  загудело.  Но  это  не  был  удар  шаром.  Это
вздрогнула земля, в которую влепился тяжеленный шар. Сантиметра  ему  не
хватило. Я успел отклониться... А Гара Нат вновь взмахнул рукой...
   Это был последний рывок. Я в отчаянии метнулся навстречу  противнику,
зная, что больше случая мне не представится. Мой меч вошел в его  живот,
пробив  металлическую  пластину.  Это  был  клинок  из  хорошей   стали,
выкованный лучшими кузнецами бесбаров, закаленный в крови горного козла.
Ему не смогла противостоять даже стальная защита Гара  Ната.  На  излете
шар еще задел мое плечо, после  чего  упал  на  землю  вместе  с  цепью,
выскользнувшей из разжавшихся рук. Гара Нат  постоял,  потом  рухнул  на
колени.
   - Добей его! - послышались крики с трибун. Сейчас это дозволялось.
   Я склонился над Гаром Натом.
   - Зачем ты сделал это?
   - Я ненавижу тебя.
   И он умер. А я остался жив.
   Вокруг меня суетились слуги. Мой друг и лекарь Тара Дзан колдовал над
моими ранами, смазывая их целебными мазями. Запал боя прошел, и теперь у
меня тряслись руки  и  бил  мелкий  озноб.  Пришел  запоздалый  страх  -
чувство, недостойное Великого  Холма.  Нельзя  поддаваться  ему.  Дурные
мысли надо  гнать  прочь.  Да  и  кроме  этого,  у  меня  есть  над  чем
поразмыслить. Кто жаждет моей смерти? Три вызова -  это  не  могло  быть
случайностью. По-моему, я начинал догадываться, кому это надо. Хотя и не
понимал зачем.
   - Еще один Холм хочет вызвать  на  состязание  чести  другого  Холма,
чтобы в поединке  найти  правду!  -  крикнул  в  хитрую  трубу,  которая
многократно усиливает голос, распорядитель Ангр Насват.
   Все замерли. Еще один поединок...
   - На  поединок  вызывается...  Насват  запнулся,  потом  с  отчаянием
крикнул:
   - Великий Холм Рякс Нат!
   Прокатился  ропот.  Это  было  что-то  невиданное.  Я  закусил  губу.
Праздник состязаний кто-то пытался превратить в  обычное  убийство.  Мне
хотелось отказаться, но это немыслимо. Я просто не мог этого сделать.  Я
не мог вернуться трусом и покрыть позором весь мой род.
   В четвертый раз за сегодня я, покачиваясь, вышел на арену.
   - Спорить с Рякс Натом желает мелкий Холм...
   - Стой! - Я поднял руку. - Я сам хочу назвать противника. Обычай дает
мне такое право.
   Один Холм может выстоять четыре боя. И в  последнем  из  них  он  сам
имеет право выбрать того, с кем будет сражаться.
   - Ты имеешь на это право. Называй имя.
   - Мой противник... -  я  запнулся,  ибо  мой  язык  не  поворачивался
произнести это имя. Я оглядел трибуны и  встретился  с  ним  глазами.  И
понял, что был прав в своих умозаключениях.
   - Мой противник... Сияющий Утес Рахнут Ка Лик, владетель сотни  долин
и хребтов, тысячи лесов и озер!
   Трибуны ахнули. Это было невозможно.
   По закону один из восьми Великих Холмов может бросить вызов  Сияющему
Утесу. Но этот же закон оберегал жизнь верховного владетеля, чтобы никто
не мог воспользоваться сто одиннадцатым днем  Года  Великой  Лавины  для
своего воцарения на его престоле. Тот, кто вызвал Сияющего на  поединок,
в случае победы изгонялся из своего рода. Но я был готов и на это.
   Сияющий Утес спустился с трибуны и встал передо мной. Прищурив правый
глаз, он удивленно рассматривал меня.
   - Ясен ли твой разум? - спросил  он.  -  Не  болен  ли  ты?  Я  готов
простить тебя.
   - Нет.
   Рахнут Ка Лик мог отказаться. Но это означало навсегда уронить себя в
глазах подданных.
   - Понимаешь ли ты, на что покушаешься?
   - Не кажется ли тебе, Сияющий Утес, что  посылать  ко  мне  убийц  на
арену - не самый лучший выход. Это наша борьба, и каждый должен вести ее
сам.
   - Что же, ты прав. Это наш бой. Не надо было вмешивать в него других.
Рапиру мне!
   Лязгнул металл. Мы сошлись...
   Вскоре все было кончено. Моя рапира пронзила сердце Рахнута Ка  Лика.
Теперь меня ожидали скитания и нищета. Но не такое уж  большое  значение
имело это сейчас для меня. Я ощущал, что сегодня совершил нечто  главное
в этой жизни, а  все  остальное  -  мелочи,  не  заслуживающие  большого
внимания...
   ... ЧЕРНАЯ КЛЕТКА. Я СДЕЛАЛ ШАГ ВПЕРЕД.

***

   - Тебе звонил Шершень. С полчаса назад. - Голос в динамике рации  был
равнодушным и сонным. - Мы никак не могли связаться с тобой.
   - Меня не было в машине. Что ему нужно?
   - Сказал, что ждет тебя в "Сонном кроте",
   - Давно звонил?
   - С полчаса назад. Говорит, информация по индексу единица.
   - Единица! Ты должен был послать еще кого-нибудь, Ранк!
   - Должен. - В динамике послышался какой-то звук, похожий на зевок.  -
Но он заявил, что будет говорить только с тобой.
   - Приводи группу в готовность.
   - У нас сейчас только три человека. Ты же знаешь, остальные на взрыве
в зоне "С".
   - Плохо. Я к Шершню.
   Единица означала, что  произошло  что-то  очень  важное  и  предстоит
серьезная работа.
   "Сонный крот" - грязная  забегаловка  в  окраинных  жилых  кварталах,
неподалеку от красного забора,  огораживающего  зараженную  зону.  Здесь
кучкуется всякий сброд, многим из завсегдатаев место в тюрьме или камере
смертников. Впрочем, и Шершень, в миру Тонг Шухани, тоже не  пример  для
подражания у подрастающего поколения. Его давно ждал кабинет ликвидации,
если бы он не был моим лучшим агентом.
   Дым, гам. Парень в  форменной  безрукавке  с  эмблемой  бара  затирал
тряпкой кровь на полу. Наверное, опять был мордобой или  ткнули  кого-то
ножом. А чего удивляться? Это тут случается через день.
   Шершень прилично натрескался. Он держал в волосатой здоровенной  лапе
грязный стакан, по его щеке катилась слеза. Он задумчиво  слушал  песню,
которую горланила полуголая певичка.
   - Привет, инспектор, - пробурчал Шершень.
   - Тише ты, идиот!  -  Я  сжал  пальцами  его  лапу  так,  что  что-то
хрустнуло. - Тебе жить надо