зера и на  синие  полоски  лесов,  окаймляющих
обширные поля. И все было бы  ничего,  все  подходило  для  того,  чтобы
наслаждаться  красотами  закатного  пейзажа  и  предаваться  возвышенным
мыслям и чувствам. Вот только солнечный диск подернулся  темной  каймой,
будто какой-то эллинский титан пытался заковать его в железный обруч.  А
потом солнце пошло черными полосами, как экран  барахлящего  телевизора.
Пассажиры удивленно загалдели.
   -  Отпад,  -  восторженно  затараторила  Аля,  притиснувшись  ко  мне
вплотную, чтобы быть поближе к окну. - Здорово! У меня  друзья  есть  из
городского уфологического клуба. Сережка Воинов и компания. Они говорят,
у нас в окрестностях всегда много чего происходило.  Вспомнить  хотя  бы
Глуховский "колпак". Не слышали об этом, Виктор? Как так, все слышали, а
вы не слышали? Даже центральные газеты  писали.  Над  деревней  Глухово,
недалеко отсюда, три года назад на  целый  час  будто  колпак  опустили.
Среди бела дня. Ни солнца, ни неба не было видно.
   - Бред,  -  с  трудом  произнес  я,  пытаясь  восстановить  сбившееся
дыхание.
   - Это тоже бред? - Она кивнула  на  окно.  -  А  взять  дорогу  через
"Зазеркалье". Муж и жена возвращались поздно вечером домой на  машине  и
вдруг въехали в какой-то городок со странными, похожими на немецкие  или
итальянские, зданиями, с непонятными людьми,  молчаливыми,  -  в  темных
одеждах. И все там было как-то не так. Фальшиво. Не говоря уж о том, что
никакого города там вообще быть не  должно.  Супруги  были  рады  унести
оттуда ноги. Утром они поехали туда снова. Естественно, никакого  города
там и в помине не было. Мираж. Иллюзии. Не верите?
   - Нет, - прошептал я.
   Солнце на миг раскололось на несколько частей и вспыхнуло  фиолетовым
светом, что никак не отразилось на цветовой гамме пейзажа.
   - Зря не верите. У нас тут аномальная зона. Чертовщина творится - это
уже тыщу лет всем известно. Ученые из Москвы приезжали,  их  Сережка  от
своего   клуба   приглашал.   Мерили   что-то    приборами,    проводили
биолокационные исследования.
   Голос Али становился глуше и глуше, терялся где-то вдали,  его  будто
уносило  в  иные  миры.  Точнее,  уносило  меня,  я  терял   контакт   с
действительностью. Мне становилось  совсем  худо.  Из  последних  сил  я
выдавил:
   - Аля, осторожно!
   - Что?
   - Вожмись в кресло!
   Она, удивленно расширив глаза, откинулась на спинке кресла и  впилась
пальцами в  подлокотники.  В  этот  миг  и  она  поняла:  сейчас  что-то
случится.
   Время, будто увязнув в клейкой массе, замедлило свой ход.  Я  слышал,
как шофер заорал: "Вот черт!"
   Медленно-медленно автобус начал забирать вправо, будто у него лопнули
шины. Шофер матерился на чем свет стоит, не в  силах  выровнять  тяжелую
машину с  двадцатью  пятью  пассажирами.  Еще  медленнее  "икарус"  стал
клониться в бок, его правые колеса оторвались от  земли.  Небо  и  земля
неторопливо поплыли  за  окнами,  меняясь  местами.  Вязкую  материю,  в
которую превратился окружающий  эфир,  вспарывал  резкий,  пронзительный
звук. Когда он оборвался, я понял, что это был женский крик...
   Время не  сразу  опять  вошло  в  свою  колею.  Не  знаю,  сколько  я
провалялся без движения  в  лежащем  на  боку  "икарусе",  ощущая  боком
какие-то углы. Как я потом понял: это были подлокотники и детали кресел.
Видимо, прошли секунды. Или минуты... Нет, скорее, секунды.
   Каким-то чудом я остался  практически  невредимым,  если  не  считать
ушибленного плеча да  расцарапанной  левой  руки,  из  которой  сочилась
кровь. Потом  я  вытаскивал  из  автобуса  людей,  потерявших  сознание,
истерзанных стеклами с неестественно вывернутыми конечностями. Некоторые
пострадали незначительно, но находились в состоянии шока,  и  пользы  от
них не было никакой. Другие мне  помогали.  Я  накладывал  жгуты,  делал
искусственное дыхание. При этом какая-то часть моего существа взирала на
все со стороны, холодно фиксируя детали. Эмоции мои были  приглушены,  и
это было к лучшему.
   Моя спутница Аля пострадала не очень сильно.  У  нее  было  несколько
глубоких порезов и обильное кровотечение, но мне удалось его остановить.
Она держалась молодцом и даже попыталась помогать мне, но  от  ее  услуг
пришлось отказаться, поскольку все-таки  состояние  ее  было  далеко  от
идеального...
   Стемнело.  Суетились  какие-то  люди.  Синий  вечер  озаряли  мигалки
"скорой" и  автомобилей  ГИБДД.  Я  окончательно  пришел  в  себя  после
катастрофы. Снова в боевой форме, готов к труду и обороне.
   - Слава те Господи, трупов нет. - Долговязый старший  лейтенант  снял
фуражку и провел рукавом по вспотевшему лбу.  -  Повезло.  Летели  вы  в
канаву круто. Вон почти все  стекла  у  "икаруса"  повылетали  и  колесо
отвалилось.
   - Вы здорово помогли нам, - сказал подошедший врач  в  белом  халате,
протягивая мне руку. - Без вас два человека  точно  истекли  бы  кровью.
Спасибо.
   - Не за что.
   - Я вас подброшу до города, -  сказал  старший  лейтенант  и  вытащил
блокнот. - Извините, можно вашу  фамилию  и  адрес,  вы  понадобитесь  в
качестве свидетеля.
   - Вы меня найдете без труда. - Я вытащил удостоверение.
   - Начальник уголовного розыска майор Аргунов...

***

   Владимир Пиль внешне весьма подходил для своей должности. Именно  так
в сознании людей и  должен  выглядеть  начальник  городского  управления
внутренних  дел  в  звании  полковника  милиции.  Он   очень   напоминал
полицейского  бульдога  из  мультфильма  "Полицейская  академия".   Что,
впрочем, не мешало  ему  быть  достаточно  интеллигентным,  образованным
человеком,  болезненно  любящим   русскую   историю,   изучившим   всего
Костомарова,  Ключевского.  Пиль  перекопал  городские  архивы  и  порой
развлекался написанием исторических очерков, которые печатали не  только
местные, но и московские газеты. Он собирал старые книги, и это влечение
у нас с ним было обоюдным. Правда, если надо, Пиль мог быть и  тем,  кем
выглядел, - цепким полицейским бульдогом, который,  несмотря  на  пинки,
угрозы, телефонные звонки сверху, ни за что не выпустит добычу.
   - Майор Аргунов из отпуска прибыл, - щелкнул я  каблуками  на  пороге
кабинета начальника УВД.
   - Присаживайся. Рассказывай, как съездил, что видел...
   - Съездил хорошо. Видел много чего.
   - Сжато и по делу. Так и должен излагать мысли начальник  розыска,  -
засмеялся Пиль. - Как там Москва? Не провалилась еще?
   - Скоро провалится, если  так  дальше  пойдет.  Душа  моя  от  такого
зрелища страданиями уязвлена стала.
   - Ну да?
   -  Везде  грязь,  всюду  всяка  мразь.   Бомжи,   "черные",   цыгане,
проститутки, пьянь болотная - и это буквально на каждом шагу, Рожи сытые
на "мерсах", тринадцатилетние шлюхи. Содом и Гоморра.
   - Ясно. Свежий, незамутненный взор провинциала  сразу  высветил  язвы
большого города. Как отдохнул?
   - Ничего, - пожал я плечами. Отдыхал я в  министерском  санатории  на
озере Долгом под  Москвой.  -  Сервис  не  особо  назойлив,  порой  даже
по-чекистски вообще незаметен. Но ребята свои  в  доску  собрались.  Вот
только в отпуске оторваться все любят, попарить в пространстве. Особенно
пожарники горазды за воротник залить.
   - Знакомая картина. В люксе жил?
   - Ага, как же!... В двухместном номере.
   - Правильно. Люкс по чину  не  положен.  Небось  в  номере  деваха  в
соседках была знойная?
   - К сожалению, слова ваши весьма далеки от истины.
   - Да неужто?
   - Что у нас здесь творится?
   - Здесь, как всегда, творится  кавардак.  Помнишь,  говаривал  гордый
римлянин Цицерон: "Нравами древними держится Рим и  доблестью  граждан".
Нравы
   Древние позабыты, вся доблесть уходит  на  рэкет,  грабежи  и  пьяные
потасовки... Как ты уехал, тут вообще черт-те что началось. Резкий  рост
тяжких, особенно насильственных. И  все  это  как  снежный  ком  растет.
Солнечная активность, что ли, на бандюков влияет?
   - Не знаю, Владимир Евгеньевич.
   - И я не знаю. Знаю лишь, что у нас впереди, если так дальше  пойдет,
будут неприятности. Опять комиссию из МВД  направляют,  будут  на  орехи
раздавать за рост преступности.
   - Ничего, эта проверка не первая и не последняя.
   - Я уже уставать начал. Сколько лет одно и то же -  кража,  убийство,
выезд на место происшествия, засада. Из года в год.
   - Ну, сейчас  легче  -  кабинет,  совещание,  селектор,  заседание  в
городской администрации.
   - Ха,  шутник...  Ты-то  как?  Говорят,  вчера  в  автобусе  пришлось
покувыркаться?
   - Было дело.
   - Не сильно зашибся?
   - Да вроде нет. Пригоден к эксплуатации.
   - Хорошо. - Пиль порылся в бумагах и протянул мне новый номер  газеты
"Щит и меч". - На десятой странице, посмотри, статья небезызвестного  В.
Пиля под названием "Городовые - это звучало  гордо".  Затронуты  вопросы
работы царской полиции в нашем городе.
   Статья занимала целую  полосу  и  была  проиллюстрирована  старинными
фотографиями.
   - Это пока негромкая слава, но уже известность, - улыбнулся я.
   - Третья статья моя за полгода. Уважают, а?
   - Уважают.
   - Я тут в наших архивах  копался.  Интересную  штуку  нашел.  -  Пиль
пододвинул  ко  мне  красную  папку  с  надписью:  "Участнику  областной
партконференции". - Дневник восемнадцатого века. К сожалению, без конца,
иначе цены бы ему не было.
   - А как дневник оказался в архивах управления?
   - Не знаю. Да мало ли что  там  можно  откопать,  там  документы  еще
времен царской охранки остались.
   - Дадите почитать?
   - Бери...
   Целый день я прилагал титанические  усилия,  чтобы  войти  в  рабочий
ритм, задвинуть подальше воспоминания об отпуске,  походах  за  грибами,
пустом времяпрепровождении, ну а также  менее  приятные  воспоминания  о
кувыркающемся автобусе, раненых, потерявших сознание людях.
   Посмотрев сводки происшествий, оперативные материалы, я убедился, что
Пиль не преувеличивал, когда жаловался на рост преступности. Каждый день
то убийство, то тяжкие телесные, повлекшие смерть, то изнасилование,  то
массовые драки. Все больше  и  больше.  Этот  чертов  город  никогда  не
отличался спокойствием, но сейчас начинало зашкаливать.
   Я  погрузился  в  привычную  суету.  Подписывал  рапорты,  заявки  на
проведение разведывательно-поисковых мероприятий, вызывал сотрудников  с
делами оперативного учета, распекал за недостаточное рвение,  знакомился
с тем, как идет работа по нераскрытым преступлениям. Ближе к  вечеру  до
хрипоты полаялся с районным прокурором, решившим выпустить из-под стражи
шайку квартирных воров, на которой, по  оперативным  данным,  висят  два
трупа. К девятнадцати часам я выдохся и  решил  уйти  с  работы  не  как
обычно, в девять, а  на  два  часа  раньше.  На  вечер  у  меня  имелись
кое-какие  планы.  Я  хотел  навестить  в  больнице  мою   спутницу   по
несчастному автобусу - Алю. Зачем? Ну,  не  то  чтобы  я  хотел  затеять
интрижку и соблазнить невинное дитя. Просто мне захотелось  еще  раз  ее
увидеть. Почему? Видимо, потому, что мне пришелся по душе  наивный  взор
ее лучистых глаз и то, как она хлопает ресницами  при  разговоре...  Эх,
Виктор, старый перечник, ты минимум на десять лет старше ее...  Впрочем,
о чем это я? Ведь речь идет всего лишь о том, чтобы  навестить  лежащего
на больничной койке человека, принести связку бананов... Если утром меня
еще мучили сомнения, то к вечеру я вполне созрел для такого поступка.
   Аля лежала в городской больнице "Скорой помощи". Точнее не лежала,  а
вполне  свободно  передвигалась,  несмотря  на  перебинтованную  руку  и
пластырь на щеке. Моему  появлению  она  не  удивилась.  Возможно,  даже
обрадовалась. Мне, во всяком случае, хотелось, чтобы  она  обрадовалась,
это польстило бы моему мужскому самолюбию. Неуклюже  пробормотав  что-то
насчет подарка из  Африки,  я  протянул  ей  бананы.  Неловкость  вскоре
прошла. Мы сидели в креслах в  полутемном  холле  рядом  с  неработающим
телевизором.
   - Виктор, вы теперь за меня отвечаете. Вы мой должник,  -  неожиданно
сказала она.
   - Почему? - удивился я,
   - Вы меня спасли. Несмотря  на  то  что  у  меня  не  было  серьезных
повреждений и через денек-другой я выйду  отсюда,  тогда,  на  шоссе,  я
истекла бы кровью, если бы не ваша помощь. Врач так и сказал.  Душа  моя
металась  бы  сейчас  в  астрале,  ища  пристанища.  Интересно,  правда?
хмыкнула Аля.
   - Не нахожу ничего интересного. Мне пришлось бы разоряться на цветы к
похоронам.
   - Вы теперь мой спаситель, и,  по  идее,  должны  нести  всю  полноту
ответственности за спасенную. Так что вы мой должник.
   - Да? -  Я  озадаченно  посмотрел  на  нее.  Ход  ее  рассуждений  не
показался мне убедительным.
   - Вас это сильно тяготит?
   - Да не сказал бы.
   С Алей было легко - Обычно в разговоре то и дело  возникают  моменты,
когда беседа выдыхается, чувствуется, что и ты,  и  собеседник  зашли  в
тупик,  становится  скучно,  повисает  напряжение,  и  тогда  приходится
предпринимать усилия, толкать этот разговор вперед, разгонять его, будто
заглохшую машину. С Алей таких моментов  не  было,  равно  как  и  я  не
замечал искусственности,  не  испытывал  напряжения.  Мы  проговорили  с
полчаса. Я намеренно избегал тем, связанных с  автокатастрофой,  но  Аля
сама снова вспомнила о ней.
   - Мне не дает покоя вопрос: что  же  с  нами  произошло  на  Северном
шоссе?
   - Я еще не видел заключения специалистов. Автотранспортные экспертизы
не проводятся за день. Наверное, что-то случилось с системой управления.
Я видел, как шофер пытался удержать "икарус" на дороге, но у него ничего
не получалось.
   - По-моему, это как-то связано с той ерундовиной, которая произошла с
солнцем.
   - Нет, вряд ли, - покачал я головой. - Совпадение.  Это  был  обычный
оптический эффект, как гало или ложные Солнца.
   - Виктор, тут что-то  другое.  Я  знаю,  здесь  нечто  гораздо  более
серьезное.
   - С чего вы взяли?
   - Да есть кое-какие основания так думать... Виктор,  хотите  расскажу
жуткую и интересную историю. Из моей  жизни.  Свидетельство  очевидца  -
любая газета напечатала бы.
   - С удовольствием послушаю жуткую историю.,
   - Семейка у нас была еще та. Нет, папа и мама вполне приличные  люди,
я их люблю. Чего не скажешь о моей  бабке.  Она  с  самого  начала  была
против брака моих родителей. Не знаю почему, но она  с  первого  взгляда
возненавидела маму. Потом ненависть перешла на меня. Впрочем, эта старая
карга ненавидела весь свет. За что меня было ненавидеть? Я росла  тихим,
унылым, скучным ребенком. В семь лет на меня набросилась дикая  хворь  и
начала методично поедать. Я слабела изо дня  в  день,  чахла,  таяла  на
глазах, как снегурочка под  лучами  солнца...  Неплохое  сравнение,  да?
Родители утомились водить меня по врачам, добывать направления к ведущим
специалистам, кандидатам, докторам наук. Дошли до академика  Мокрецкого.
С таким же успехом можно было дойти до папы  римского  или  председателя
Всемирной лиги охраны насекомых. Никто не мог ничего мне сказать,  ничем
помочь. Это жутко утомительно и  противно  для  шестилетнего  ребенка  -
диагностические машины, провода, кровь из вены. Бр-р...
   - Все знакомо. Был в таком же положении. И тоже никто ничего  не  мог
поделать.
   - Значит, мы с вами два сапога пара. Потом, после академика,  настала
очередь шарлатанов. О  практикующих  экстрасенсах  тогда  в  газетах  не
писали, но кое-кто уже начинал зашибать деньги. Толку от них было как  и
от академика Мокрецкого. Но однажды добрались мы до северной глуши,  где
жила знахарка. Жила она не в избе, а во вполне приличном кирпичном доме,
денег за лечение не брала, внешне ничем не напоминала колдунью. Высокая,
белокурая, полная женщина лет пятидесяти. Ребенком я была спокойным,  но
когда меня тащили в этот дом, ревела как оглашенная -  собаки  окрестные
даже подвывать  стали.  А  потом  как  поглядела  ей  в  глаза  -  сразу
замолчала. Страха как не бывало.  Поняла,  что  женщина  эта  хочет  мне
добра. Если бы академики с  кандидатами  слышали,  что  она  наговорила,
сразу бы от кондратия загнулись. А  говорила  она,  что  во  всех  бедах
виновата моя бабка и что покоя  ни  мне,  ни  семье  теперь  не  видать.
Понадавала каких-то  трав,  оберегов,  сказала,  что  будет  молиться  и
бороться за меня. И я сразу поверила в нее. Она  посоветовала  тщательно
обыскать дом и сжечь все не принадлежащие нам  предметы,  предварительно
побрызгав их настоем (какая-то мутная  жижа  в  бутылке).  Под  матрасом
детской  кроватки  мама  нашла  маленькую  тряпичную  куклу,  одетую   в
платьице, сшитое из  лоскутков  моей  старой  одежды.  Тесемочками  были
перевязаны лоб и живот - как раз в тех местах у меня были самые  сильные
боли. Мама сделала все по инструкции. Я выздоровела...  В  общем,  бабка
моя колдуньей оказалась. Как куклу сожгли, через две  недели  ее  ногами
вперед из квартиры вынесли... Страшно она умирала. Не  принимал  Бог  ее
душу. Соседи ее по коммуналке рассказывали, что у  них  в  квартире  все
лампочки полопались и по входной двери трещина прошла, будто кувалдой по
ней жахнули.
   - Колдуны не могут умереть, не передав дар. Знаем. Читали.
   - Мне она, во всяком случае, ничего не передала. Ох, как вспомню,  до
сих пор дурно делается... Не верите? - воскликнула Аля, увидев, что  мое
лицо вовсе не выражает доверия к ее словам.
   - Да как сказать, - протянул я.
   - Было все это. Почти восемнадцать лет прошло, а для  меня  как  один
день. Переживания эти со мной. И  главное,  что  осталось  в  памяти,  -
ощущение какой-то чуждой, злой мощи. Тебя окутывают кольца змеи,  удава,
с каждым днем они стягиваются все крепче...
   - М-да, бывает...
   - Никогда я больше не ощущала  ничего  подобного...  Никогда  до  той
минуты, когда началась та чертовщина в "икарусе".
   - Вы слишком впечатлительны, Аля.
   - Хуже всего, что после катастрофы кольца удава  не  отпустили  меня.
Они стягиваются все сильнее. Что-то случится. И ждать недолго...
   - Поищите дома еще одну тряпичную куклу, - улыбнулся я.
   - Ох, заморочила вам голову, Виктор. Вы  подумаете,  что  у  девчонки
совсем чердак снесло.
   - Не подумаю.
   - Не подумаете? Тогда  ладно...  Кстати,  водитель  автобуса  сегодня
умер. Врачи думали, что выживет, но с утра ему стало хуже. Умер.
   - Жаль.
   Я не знал этого человека, но известие о смерти неприятно задело меня.
   - Посещение давно закончено, - заворчала  санитарка,  появившаяся  со
шваброй в руке и начавшая с какой-то остервенелостью тереть  полы.  -  И
сидять, и сидять. И целуются. Ох, молодежь...
   Мы засмеялись.
   - Ладно, пойду, - сказал я, поднимаясь с кресла.
   - Приятно было повидаться.
   - Можно подумать, что вы не против увидеть меня еще раз.
   - Можно подумать, вы не против прийти еще раз.
   - Приду.
   - Если вдруг меня выпишут, вот мой телефон...
   Дома я просидел с полчаса в полной  тьме,  не  включая  света.  Потом
зажег лампу,  представляющую  собой  наполненный  глицерином  стеклянный
цилиндр,  в  нем  плавали  кусочки  фольги,   освещаемые   разноцветными
лампочками,  казалось,  что  в  банке  пляшут  синие,  желтые,   красные
светлячки. Обожаю вот  так  сидеть  перед  этой  лампой  в  разноцветной
полутьме и предаваться "медитации",  отдаваться  во  власть  неторопливо
текущих мыслей о том и о сем. Сейчас  предметом  моих  размышлений  была
Аля. То, что она мне нравится  и  пробуждает  во  мне  грешные  мысли  и
чувства, я уже  принял  как  должное.  Теперь  я  обдумывал  наш  с  ней
разговор. Из него получалось, что она человек открытый и слегка чокнутый
на всякой "потусторонщине".
   Собственно, ничего плохого я в этом не видел.  Насмотрелся  на  своем
веку немало и на экзальтированных уфологов, рыскающих по городам и селам
в поисках мест посадок  НЛО,  и  на  "контактеров",  и  на  "рерихнутых"
интеллигентов, занятых освоением трудов Рерихов, раскрытием тайн Шамбалы
и Великих Учителей, и на экстрасе