змеи, поползли трещины. По полу побежали волны,  как  рябь
по воде. Удивительно, но плиты пола не крошились. Будто камни  перестали
быть камнями, а стали какой-то  вязкой  субстанцией.  Дохнуло  сыростью.
Гасли свечи и факелы, зал погружался во тьму. В криках боли  и  отчаяния
метались слуги Темного Ордена, и угроза быть погребенным  под  обломками
вовсе  не  казалась  умозрительной.  -  Шар.  Злосчастный  Цинкург.  Ну,
конечно, это  непотребное  буйство  вызвано  разрушением  Камня  Золотой
Звезды. У меня появился шанс.
   В  поднявшейся  суматохе,  безжалостно  орудуя  древком   и   острием
алебарды, отталкивая обезумевших от ужаса и рвущихся наверх детей  Тьмы,
я сумел пробиться к выходу.  Стиснутый  стонущей,  пыхтящей,  ругающейся
толпой, я вскарабкался  по  ступенькам.  Я  был  свободен  от  опасности
оказаться замурованным, и я был жив, а не растерзан  на  клочки  слугами
Ордена. Я бежал по наполненным шумом и страхом  коридорам  до  тех  пор,
пока не выскочил в тесный дворик. В тот самый, с клетками для сторожевых
псов.
   Собаки обезумели... Они исходились даже не лаем, а каким-то стоном, в
которых перемешались ужас и злоба.  Самый  большой  пес  тщетно  пытался
перегрызть железный прут, ломая  зубы,  на  землю  падала  его  слюна  с
кровью.
   Надежда окрыляла меня, прибавляла сил.  Я  сделал  все,  что  мог,  и
теперь появилась возможность того, о чем я  и  не  мечтал,  -  спастись.
Помогите мне, светлые силы! Я ведь заслужил это!
   Набрав побольше воздуха, я прикрыл накидкой лицо и со страхом  шагнул
на булыжник двора. В  сумраке  и  суматохе  я  вполне  мог  остаться  не
узнанным и попытаться покинуть монастырь, если повезет. Но нет...
   - Хаункас! Держите, убейте его! Убейте!
   Орзак! Я столкнулся с ним чуть ли не лицом к лицу. Он  был  из  числа
немногих, кто не потерял самообладания. Несколько  братьев  откликнулись
на его призыв, хватая палки и камни,  они  кинулись  мне  наперерез.  Из
коридора выбежало  еще  человек  пять,  отрезая  мне  выход  из  тесного
дворика. Все, пути к спасению не было. Мне все-таки не уйти  от  смерти,
которая уже готова насытиться мной.
   Первое время меня выручало то, что  враги  растеряли  свое  оружие  и
мешали друг другу. Я уклонился от удара палкой, и по инерции она  сшибла
стоявшего рядом монаха. Я разрубил руку одному из черных братьев, сшиб с
ног другого. Но долго так продолжаться не могло, и меня все же прижали к
каменной холодной стене.
   - Не толпитесь, болваны! - орал Орзак. -  Постройтесь  в  ряд,  а  не
прите вперед, будто свиньи на помои!
   Слова его  возымели  действие,  среди  нападавших  возникло  какое-то
подобие боевого порядка, тут еще подоспели двое с  саблями.  На  секунду
враги замерли, и я понял, что  сейчас  они  бросятся  на  меня.  Я  убью
одного, может, двух, а потом буду растерзан. Смерть моя не  будет  очень
тяжелой. Они не смогут сдержать ярость и быстро расправятся со  мной.  А
рвать на части станут уже мертвое тело. Но  тогда  мне  станет  уже  все
равно - душа моя начнет большой круг.
   И  они  кинулись!  К   этому   времени   подземные   толчки   стихли.
Землетрясение, рожденное энергией гибнущего Цинкурга, почти закончилось.
   - На! - я срубил первого нападавшего.
   И тут послышалось хищное утробное урчание и крики ужаса...
   С изумлением я видел, как обезумевшая от  страха  пес  все-таки  снес
один из прутьев, выскользнул наружу  и  бросился  в  самую  гущу  людей,
работая челюстями. Ему было все равно, кого грызть. Ему хотелось крови!
   Нападавшие на мгновение смешались. Именно  это  мгновение  мне  нужно
было прожить. Потому что потом всем стало не до меня.
   Напоследок, будто на прощание, из последних сил Камень Золотой Звезды
нанес чудовищный удар. Земля ушла из-под моих  ног,  и  я  упал.  Шум  и
грохот, вопли и треск  оглушили  меня.  Рядом  сыпались  камни,  столбом
стояли клубы пыли, забивая нос и глаза...
   Когда я пришел в себя, то увидел рядом груду  камней.  От  последнего
толчка часть стены, у которой я стоял, обвалилась и погребла  под  собой
немало моих врагов и взбесившегося пса. Уцелевшие  меньше  всего  думали
обо мне.
   Спотыкаясь о камни, из-под которых виднелась чья-то рука, я  бросился
вперед. Обрушившаяся стена открыла проход  в  соседний  двор,  а  дальше
лежал путь к воротам. Около них тоже никого не оказалось. Страх разметал
всех. Монахи старались держаться подальше от  стен.  Часть  из  них  уже
рухнула, и люди старались быть на открытых местах...
   Хитроумный механизм моста работал прекрасно, и с ним  мог  справиться
один человек. Я крутанул мягко пошедшее колесо, и тяжелый  мост  сначала
неторопливо, а потом все быстрее и быстрее начал опускаться... Ну вот  и
все - я спасен!
   Тьма  уже  почти  скрыла  поля,  дальше   черной   массой   выделялся
принадлежащий монастырю лес. Я быстро окинул окрестности взором и шагнул
на мост. Вот и все, цитадель дьявола  осталась  позади.  Погоня  в  ночи
обречена на неудачу. И теперь я могу надеяться на помощь Адепта.
   Дорогу я нашел без труда. Правда, добраться до заброшенной охотничьей
хижины оказалось  не  так-то  просто.  Лесные  обитатели,  потревоженные
вырвавшейся рядом силой, не  могли  успокоиться.  Выл  в  голос  вдалеке
одинокий волк. Уродливым голосом кричала ночная  птица.  Кто-то  ломился
через заросли. Но ночные лесные страхи были просто смешны по сравнению с
тем ужасом, который я оставил позади.
   Как хорошо выбраться на волю! Как хорошо просто жить и не думать ни о
чем! Больше никогда я не ввяжусь ни в какую подобную историю. Хватит! На
пятом десятке я заслужил наконец спокойную жизнь. Впрочем, в  душе  моей
вряд ли воцарятся мир и спокойствие после того, что я пережил.
   Убранство вросшей по окна в землю старой, покрытой  тесом  хижины  не
отличалось богатством - лавки,  грубый  стол,  изрезанный  ножом,  печь,
охапка  хвороста  в  углу.  Мебель  была  почерневшая  от  времени,   но
хворост-сухой, заботливо припасенный именно на тот случай,  если  лекарю
Фрицу Эрлиху удастся вырваться из ловушки и  составить  врага  с  носом.
Здесь были и съестные припасы, спрятанные под  полом,  но  я  сейчас  не
хотел есть...
   Я растопил очаг и немного согрелся.
   Сидя на скамье, я прикрыл слипающиеся  глаза.  Но  заснуть  никак  не
удавалось. Сон наваливался на меня, но будто  опасался  принять  меня  в
свои сладкие объятия, которых я ждал сейчас  куда  больше,  чем  объятий
самой распрекрасной в мире красавицы. Мне нужен был сон, чтобы  события,
произошедшие со мной, хотя бы  немножко  стерлись,  перешли  из  разряда
настоящего в прошлое... Но сон никак не шел. Картины того,  что  недавно
произошло со мной, будто наяву стояли перед глазами.
   - Ты думаешь, так просто уйти безнаказанным после всего того, что  ты
наделал, Хаункас? - услышал я незнакомый голос, прозвучавший неожиданно,
как гром среди ясного неба...

***

   Как вошел этот демон? Через дверь? Через окно? Прошмыгнул в  дымоход?
Кто же разберет, как он это сделал, чертово отродье! Во  всяком  случае,
дверь была заперта, окна заколочены.
   Он не стал привлекательней, но уже не был жалок. Его движения  больше
не страдали неуклюжестью, наоборот, в них  ощущались  необычная  сила  и
ловкость. Мне, повидавшему на своем веку немало бойцов, показалось,  что
этот не из тех противников, с кем мне хотелось  бы  скрестить  сабли.  И
главное - он говорил! Я думал, что мне почудился его вопль  в  тот  миг,
когда мой кинжал вошел в грудь Мудрого. Но нет,  не  почудилось.  Горбун
изъяснялся так же свободно, как может это  делать  человек,  никогда  не
страдавший немотой.
   Робгур держал в руке длинную шпагу. Он пришел за моей жизнью.
   - Ты удивлен, Хаункас? - насмешливо спросил он.
   - Я удивлен, Робгур.
   - Я тоже. Меня  всегда  удивляет  рабство  человеческого  духа...  Ты
предпочел жалкую участь быть  убитым  и  опозоренным,  а  не  власть,  о
которой никто из приходивших на эту землю не  смел  мечтать.  Почему?  Я
хочу понять.
   - Ты, дьяволов помет,  вообще  вряд  ли  что  сможешь  понять!  Тебе,
выросшему в темноте, полной пыли и тараканов, не понять, что такое  свет
солнца и настоящей, а не вашей убогой и мерзкой истины!
   - С каких пор Магистр Хаункас заговорил о Свете? Может быть,  Магистр
Хаункас посвящен в слуги Света? - Голос  его  был  спокоен,  но  за  ним
ощущалось зло в самом  отвратительном  виде.  -  Не  поверю.  Мне  легче
поверить, что ты - не Хаункас.
   - Какое это имеет значение после того, как я  исполнил  все  то,  что
должен был? Ты пришел за моей жизнью? Так бери ее. Если только сможешь -
Я потянулся к алебарде, ощущая, как сковывают меня оцепенение  и  холод.
Эти ощущения  были  хорошо  знакомы  мне  Ощущение  присутствия  чего-то
потустороннего, склизкого и мерзкого.
   - Всему свой час, - оскалился Робгур. - Неужели ты не хочешь  узнать,
какие еще тайны скрывает Орден?  Неужели  нет  в  тебе  любопытства?  Не
слишком отрадно уходить  в  мир  иной,  когда  на  столько  вопросов  не
получены ответы
   - Я выслушаю тебя. - Конечно, я был не против  того,  чтобы  потянуть
время, хотя и ощущал в его речах  какой-то  подвох.  Меня  действительно
жгло любопытство.
   - Больше всего ты удивлен, что немой заговорил. Это была  всего  лишь
маска, скрывающая истинное лицо. Я - Хранитель, верный слуга Тьмы.
   - Кто?
   - Ты был совершенно  прав,  когда  утверждал,  что  Орден  переполнен
противоречиями, что его из века в век лихорадят распри. Сколько  раз  он
был на краю пропасти, и, казалось, вся мощь Тьмы,  направленная  на  ваш
мир, не сможет его спасти. Скрепить распадающуюся  ткань,  наполнить  ее
новой жизнью - этому призваны  служить  Хранители,  принадлежащие  сразу
двум мирам. Колдовство, скрытые силы и энергии - чем только  не  владеем
мы. О нас мало что известно. Гордись, что узнал тайну. Далеко не  каждый
Мудрый знает, что такое Хранитель.
   - Почему же тебе просто не занять место Мудрого?
   - Глупец. Хорошо то государство, где каждый занят лишь отведенным ему
делом. Мы стоим в стороне, видя суть происходящего и способные влиять на
него.
   - Не всегда успешно.
   - Да, я проглядел тебя, и за это мне нет прощения. И тут я  вспомнил,
откуда мне знакомо ощущение давления и холода
   - Так это ты шпионил за мной, приходил в мои покои?
   - Я пытался понять, кто ты есть... Как бы тебя не звали, какое бы  ты
не носил имя, был ли ты другом или врагом Ордена, с какой  бы  целью  не
проник в него - это не  так  важно.  Важно,  что  ты  был  непроявленным
Кармагором. Был, но перестал им быть!
   - И это ты убил гонца. Зачем?
   - Мы встречались с ним  раньше.  Однажды  я  привел  в  западню  слуг
Ордена, среди них был и гонец.  Он  чудом  остался  жив  и  считал  меня
предателем.
   - Так это тебя, а не меня узнал он тогда в зале?! - Конечно! Он  опал
с лица, увидя именно меня...
   - Ты привел в западню слуг Ордена?
   - Так было надо...  Он  был  глупец!  Никому  не  дано  проникнуть  в
подоплеку событий так, как Хранителям. И все, что делается  нами,  -  во
благо Тьмы. Он не был до конца убежден, что  я  -  это  я.  Хотел  найти
доказательства. Эта суета в столь важный момент  была  совершенно  ни  к
чему, и ему надлежало умереть.
   - И ты свалил  его  смерть  на  загадочного  некто,  ушедшего  сквозь
стену... А побоище турок и итальянцев? Это ты прекратил его?
   - Я. Силы Цинкурга не подвластны Хранителю в той степени, как Мудрым.
Но вместе с тем Хранитель иногда может совершать с помощью Камня то, что
Мудрым делать не дано.
   - О Господи!
   - Мне нет прощения, - угрюмо произнес горбун, и мне  показалось,  что
глаза его вспыхнули, как глаза кошки. - Я ошибся. В тебе я видел  победу
Его. Не будь этой уверенности, ты давно был бы  мертв,  и  никакой  Жезл
Зари не помог бы тебе. В любой момент я мог прервать твою жизнь.
   - И ты не испугался бы ответного удара  Жезла?  Он  не  действует  на
Хранителей?
   Робгур вынул из кармана темный круглый камень и бросил его на пол.
   - Черный Образ был у меня...
   - Моя жизнь была в твоих руках.
   - Да... Никто не мог представить, что возможно подобное -  уничтожить
Камень Золотой Звезды! Такое под силу лишь тому, на ком печать Тьмы.  То
есть непроявленному Кармагору.
   - Я отверг это назначение.
   - Да. Немногим удается перечеркнуть назначение. Немногие властны  над
такими событиями, как пришествие иных времен... Но ты  ошибаешься,  если
думаешь, что окончательно предопределил исход великой битвы. Ты лишь  на
сотню или две сотни лет отодвинул триумф Князя Тьмы и Его восхождение на
престол этого жалкого мира. Что ж, тем слаще будет миг нашего торжества,
тем радостнее победа. Мы умеем ждать. А Цинкург? Неужели ты думаешь, что
простому смертному под силу закрыть Ему врата в  этот  мир,  разрываемый
злобой и ненавистью? Нет камня, но есть  другие  двери.  Хотя  бы  души,
наполненные  ненавистью.  Хотя  бы  умы,   переполненные   трусостью   и
предательством. Хотя бы невежество и мерзостность  толпы...  И  появится
вскоре новый Камень. И не тебе, смертному, изменить ход вещей.
   Он говорил  и  говорил,  а  голос  его,  вкрадчивый  и  тихий,  будто
железными путами оковывал меня.
   - А ты, Хаункас, умрешь. И напрасно ты рассчитываешь на легкую смерть
в поединке. Тебя ждет  иная  судьба.  И  погибель  твоя  будет  воистину
поучительна. Незавиден страшный круг, по которому устремится твоя  душа,
расставшись с телом, растерзанным немилосердным пыточным инструментом  и
огнем. У тебя будут тысячелетия терзаний на пути по серому кругу.  И  ты
будешь  иметь  время,  чтобы  пожалеть  о  многом.  О  том,  что  в  тот
единственный миг не туда направил свой нож Магистр, я позабочусь о тебе.
Я не буду жалеть ни времени, ни сил, для тебя я сумею постараться.
   Наконец я понял, как хитро провел он меня. Я не мог сделать ни одного
движения.  Он  парализовал  меня,  лишил   способности   сопротивляться,
заговорив  своим   вкрадчивым   голосом.   Я   был   лишен   возможности
сопротивляться и находился теперь полностью в его власти...

***

   Путы, которые стягивают мое тело - они  не  дают  мне  дышать  полной
грудью. Они давят мне на каждую частичку моего тела, наливающегося тупой
болью и тяжестью.
   Как это унизительно - быть беспомощным. И как  противно  всему  моему
существу находиться в чьей-то безраздельной власти...
   Он мог делать со мной что захочет, а сомневаться  в  искренности  его
слов и в том, что он исполнит обещанное, у меня не было оснований.  И  я
действительно еще прокляну тот час, когда появился на свет.
   Недвижимый,  как  деревянный  чурбан,  я  сидел,  прикованный   своей
беспомощностью к скамье. Моя голова клонилась к  подбородку,  мышцы  шеи
задеревенели... Единственно, что еще подчинялось мне, - глаза
   Зато чувства и мысли мои  были  ясны,  и  от  этого  было  еще  хуже,
поскольку я в полной мере мог проникнуться отчаянием при мысли о том,  в
какую западню попал. Судя по всему,  ни  пытать,  ни  убить  меня  здесь
Робгур  не  намерен.  Для  исполнения  его  планов  меня  нужно  сначала
доставить в монастырь. Как он намерен это сделать?
   Хранитель не спешил Он обошел хижину, сдвинул  ногой  топчан,  уселся
напротив и стал бесцеремонно и настырно разглядывать меня.  Это  был  не
равнодушный взор Карвена, не иронический - Долкмена, не  ожесточенный  -
Лагута. Я не мог понять, что кроется в нем. Я не ощущал ничего. С  таким
же успехом меня могла рассматривать римская статуя. Но все  же  за  этим
взглядом что-то было. Что-то непотребное и отвратительное.
   Прошло несколько минут. Мы сидели  неподвижно,  будто  заколдованные.
Горбун тоже окаменел. В его фигуре, глазах было что-то  неземное.  Можно
поверить в его слова, что он принадлежит двум мирам - духа и материи.  А
он все смотрел и смотрел, и теперь большую тревогу во  мне  вызывали  не
красочно нарисованные горбуном картины предстоящих  пыток,  а  вот  этот
взгляд.
   Мне на миг показалось, что Торк своей мертвой  рукой  опять  коснулся
меня...
   И тут дверь с треском вылетела, на пороге, в длинном  алом  плаще,  в
пропыленной богатой одежде, в шляпе со страусиным  пером  возник  Адепт.
Горбун, опрокинув чурбан, стремительно вскочил на ноги.
   - Сбрагво кузгаст, - на незнакомом языке прокаркал Хранитель.
   Они встали друг против друга, оценивая противника.
   - Оставь его мне, - прошипел как змея Робгур, сжимая эфес шпаги.
   - Уйди, порождение Тьмы, заклинаю  тебя  именем  Арбазга  и  Нугразга
Пламенного!
   - Оставь его мне!
   - Уходи, исчадие Трижды Проклятого  и  Трижды  Вознесенного,  или  ты
погибнешь  в  бесславии  и  муке!  -  Адепт  шагнул  навстречу  горбуну,
вытаскивая длинный кинжал, на лезвии которого плясали красные руны.
   Робгур нахмурился, взор его был прикован  к  лезвию,  которое  сильно
смущало его. Но горбун был упрям.
   - Он не нужен тебе, - вкрадчиво произнес он, глядя в глаза Адепту.  -
Оставь его мне. Мой...
   - Уходи! - воскликнул Адепт. Клинок светился все  ярче,  и  теперь  я
понимал, что имеют в виду, когда говорят  об  огненном  мече,  бьющем  в
сердце зла. - Или разящее без промаха оружие отца Света пронзит тебя!
   Робгур отступил на несколько шагов. Он не был напуган, а  был  как-то
озадачен. Он прижался к стене, не отводя взгляда от кинжала.
   - Хорошо, я уйду, - кивнул он. - Но я вернусь. Я приду за ним,  -  он
обратил на меня свой взор бездонных глаз. - Помни, Хаункас, где бы ты ни
был, кем бы ты ни был, куда бы ты ни попытался исчезнуть - на  дно  моря
или вершине самой высокой горы, - я всегда буду твоей тенью.
   Робгур взмахнул рукой.
   Он не ушел. Он попросту исчез, будто  сквозь  землю  провалился.  Без
вспышек, гари и запаха серы. Просто бил - и нет. Да, из тайн Ордена  мне
стала известна лишь небольшая их часть.
   Обессилено вытирая пот со лба, Адепт  пытался  отдышаться.  Казалось,
что он пробежал не одну милю  или  выдержал  бой  на  рапирах  с  сотней
противников.
   - Встань! - Он шагнул ко мне, провел кончиком пальцев по  моему  лбу,
оцепенение оставило меня.
   Вскоре я разогрел затекшие мышцы, унял дрожь в руках и коленях.  И  с
некоторой обидой, "совершенно неуместной, произнес:
   - Ты чуть не опоздал.
   - Я успел вовремя.
   - Что он хотел сделать со мной, когда смотрел мне в глаза?
   - Не знаю. Это же Хранитель. - Адепт сморщился от  боли  и  кончиками
пальцев провел по своей  голове,  глубоко  вздохнул,  переводя  дыхание,
непроизвольно вздрогнул, подумав о чем-то.  -  Признаться,  я  не  очень
верил в их существование. Одна из легенд Ордена, одна из загадок великой
битвы. Появляются они в переломные  моменты,  когда  сгущается  Тьма,  и
стараются  ничем  не  проявить  себя...  Кстати,  смею  заметить,  здесь
оставаться опасно.
   - Я уже в порядке. И могу идти...
   Мы покинули хижину и вышли к  протоптанной  в  лесу  узкой  тропинке.
Около нее к дереву были привязаны две лошади.
   Я вскочил в седло и с удовольствием наддал коня шпорами.  Тот  рванул
вперед. Подальше, подальше отсюда!...
   От этих проклятых мест  мы  скакали  покуда  хватило  сил.  Мы  почти
загнали лошадей, и когда стало понятно, что скакать дальше  уже  нельзя,
на  наше  счастье  леса  расступились,  холмы   будто   сдулись,   пошли
обработанные поля, и впереди замаячил небольшой городок.
   В этом небольшом городишке, славящемся соляными промыслами, мы  нашли
отдых на чистом и  аккуратном  постоялом  дворе.  Там  ко  мне  вернулся
аппетит, и, за добрым ужином и бокалом пива, я рассказал обо  всем,  что
произошло в монастыре. Повесть моя не слишком удивила Адепта.
   - Что-то подобное я и ожидал.
   - Ты знал, что мне суждено стать Кармагором, и,  вместо  того,  чтобы
убить меня, направил прямо в логово, где мне  предстояло  стать  великим
порождением врага человеческого? - изумился я.
   - Нет, о Кармагоре я слышал лишь вскользь. Но я чувствовал, что Тьмой
тебе предопределено назначение. Но и