ты. Я даже разглядел рисунок на одной из них. Это были карты
Таро, известные еще древним египтянам, предки  обычных  игральных  карт.
Ими  до  сих  пор  пользуются  предсказатели  всех   видов   и   рангов,
популярность которых в последнее время так быстро растет. Их даже теперь
используют цыгане,  потому  как  с  такой  экзотической  штукой  клиенты
облапошиваются гораздо легче, чем при гадании на обычных картах. У  меня
в столе в кабинете лежали две колоды, которые мы изъяли у цыган во время
одного рейда. Карты Таро были новенькими и ложились на стол со стуком.
   - Ты бессловесный чурбан, - скрипучим голосом  вещал  "картежник".  -
Искра жизни еще  тлеет  в  тебе  благодаря  моему  вмешательству,  моему
вниманию. Ты не согласен с этим? Молчишь? Твоя душа,  тот  неуничтожимый
сгусток Абсолюта, делающий человека человеком, находится у меня в плену,
и только у меня есть ключи от этой темницы. Ты  мой  раб.  Моя  вещь.  Я
что-то сказал не так?
   Он начал быстрее раскладывать карты на  столе,  пальцы  у  него  были
тонкие, длинные и ловкие. - Ты  обижен,  зол  на  меня?  Вряд  ли.  Твоя
ослабшая, томящаяся в склепе душонка не способна ни на какие чувства. Ты
лишь мое орудие, бессловесное, бездумное. Я  причиняю  тебе  зло,  творю
насилие над тобой? Да? Ты сказал бы это, ничтожный червь, если бы к тебе
вернулась способность говорить? Не так ли?.. Твоя  слабость  -  вот  моя
сила.  Слабость,  проистекающая  из  мелких   пакостей,   которые   тебе
приходилось совершать, из маленьких и больших предательств, из алчности,
себялюбия, любви к насилию, из зла, жившего в тебе... Ты глупец  На  эти
чувства имеют право лишь сильные. Слабого же  они  лишают  права  самому
распоряжаться собственной душой. Слабого  они  замуровывают  в  темницы,
ключи от которых хранятся у таких, как я. И  слабые  могут  рассчитывать
лишь на везение. Ты слышишь  меня,  бесчувственная  деревяшка?  Тебе  не
повезло. Ведь везение тоже выпадает сильным.
   "Картежник" вновь перетасовал и разложил карты.
   - "Арканы"... "Шут"... "Висельник"...  "Жонглер"...  Глупцы  пытаются
узнать по этим картам судьбу. Ничтожествам нужны предсказания судьбы.  Я
держу судьбу в своих руках. Я держу судьбы многих людей!
   Он смахнул со стола карты.
   Неожиданно он застыл как изваяние. Я понял, что он  каким-то  образом
ощутил мое присутствие. Сейчас он  подойдет  к  окну  и  увидит  меня...
Дожидаться этого я не стал, спрыгнул вниз и бегом припустился прочь.

***

   В этот вечер Аля не пришла, зато притащился Дима и начал ныть, что мы
обязаны согласиться на дальнейшие эксперименты, что после ухода  жены  у
него осталось единственное - работа, и мы обязаны ему помочь хотя бы  из
гуманных соображений. Он побрился, наодеколонился, глаза его лихорадочно
горели. Вчерашние события, похоже, его просто  потрясли.  Я  ему  что-то
туманно наобещал. Потом неожиданно спросил:
   -  Дим,   а   действительно   могут   существовать   какие-то   миры,
энергетические  сущности?  Или  это  дурацкие  выдумки  оккультистов?  -
Естественно, существуют.
   - И они могут влиять на наш мир?
   - А как же.
   - И добро, и зло могут жить как самостоятельные силы,  находящиеся  в
борьбе и борющиеся за наши души?
   - Так оно и есть.
   Дима тут же соглашался с любой ересью.  Он  сейчас  напоминал  чем-то
Ноздрева. ("А Чичиков - не Наполеон?" - "Конечно, Наполеон".)
   - Ну а как быть, если зло ОТТУДА вдруг прорывает барьер и врывается в
наш мир? - настаивал я.
   - Куда это - в наш мир?
   - Например, в наш город. Чисто теоретический вопрос.
   Дима посмотрел на меня внимательно:
   - Тогда каждый человек должен выбрать между добром и злом. Или уйти в
сторону и привыкать к роли растения.
   - Можно изменить предначертанное?
   - Например?
   - Например, тебе говорят, что вскоре, через энное количество дней, ты
протянешь ноги. И что тогда?
   -  Если  это  настоящее  предсказание,   а   не   обалдуйство   вроде
телевизионных астрологических прогнозов,  тогда  действительно  остается
протянуть ноги. С вероятностью в восемьдесят процентов.
   - А двадцать процентов?
   - Двадцать процентов - это  свобода  твоего  выбора.  Это  твой  шанс
что-то изменить.
   - Перевести стрелки.
   - Какие стрелки?.. Слушай, Витя, ты не перегрелся на солнце?
   - Который день солнца нет.
   - Меньше всего я ожидал услышать подобные вопросы от тебя.  Это  что,
обращение скептика в веру?
   - Как же, жди.  Не  думай,  что  меня  так  потрясли  твои  вчерашние
антинаучные изыскания. Просто интересно...  Ладно,  я  устал.  Спокойной
ночи.
   - Спокойной. - Дима поднялся.
   У дверей он внимательно,  с  ног  до  головы,  осмотрел  меня,  будто
какое-то  диковинное  существо,  покачал  головой  и  вышел...  Ну  все,
докатился  ты,  сыщик.  Скоро  тоже   в   левитанты   подашься.   Будешь
столоверчением заниматься и астрологические прогнозы высчитывать. А куда
денешься, если в последние дни  одни  левитанты  вокруг?  Да  еще  когда
происходят события, мягко говоря, странные.
   До Али я дозвониться так и не смог. Старушечий голос сообщил, что  ее
не будет. Меня кольнуло беспокойство.
   Придя утром на работу, я дал  задание  установить,  кто  проживает  в
семнадцатом доме по улице Клары Цеткин, в квартире, где  я  видел  вчера
странную компанию. Только я успел уйти с головой  в  бумажную  работу  и
разнести  по  телефону  начальника  Тимофеевского  РОВД   как   началась
настоящая работа. Мои ребята из отдела по "тяжким" взяли сопливого щенка
восемнадцати лет от роду Сергея Ракушкина, Он  с  приятелями  грабил  на
Западной трассе водителей-дальнобойщиков. На них только в наших местах -
два трупа. В соседней области на них висит убийство работника милиции. К
сожалению, Ракушкин пока единственный, кого  мы  знаем  из  всей  банды.
Сейчас с лим в кабинете работали начальник "тяжкого"  отдела  Городников
со старшим опером Володей  Алимовым.  Я  отправился  посмотреть  на  эту
сцену.
   Ракушкин, прыщавый, плюгавенький мальчишка с короткой  стрижкой  "под
крутого", совершенно неуместной для его тощей шеи  и  маленькой  головы,
скрючился на стуле и бросал злобные взгляды  на  моих  сотрудников.  Две
недели назад банда взяла питерскую фуру. Один водитель чудом остался жив
- умудрился вырваться и убежать в лес. Но  перед  этим  он  увидел,  как
зверски избили его товарища, а потом  этот  прыщавый  гаденыш  долго,  с
остервенением тыкал стальным метровым  штырем  в  распростертое  тело  и
размазывал по лицу чужую кровь.
   - Хочу адвоката, - упрямо долдонил Ракушкин.  -  Меня  арестовали  не
правильно. Я на вас буду жаловаться...
   -  Пожалуешься?  -  спросил  я,  заходя  в  кабинет.  -  Я  начальник
уголовного розыска. С удовольствием выслушаю твои жалобы.
   - Ну, эта... - Ракушкин приосанился. - Все не  правильно.  Арестовали
зазря. Я ничего не делал. Адвоката не дают. Когда забирали, чуть руку не
вывихнули. А этот, - он указал на  начальника  отдела,  -  меня  толстой
книгой по голове ударил... Больно, блин!
   Я смотрел в его мутные глаза  и  думал:  где  тот  механизм,  который
превращает  человека  в  чудовище?  Что  служит  толчком,   заставляющим
убивать, насиловать? Может, Дима и Аля правы,  действительно  зло  живет
само по себе и собирает свою кровавую жатву?
   -  Ты,  Ракушкин,  задержан  по  подозрению  в  совершении  разбойных
нападений и умышленных убийств.
   - Это вранье! Все вранье! Ничего такого я не делал. Честное слово...
   - Адвокат тебе будет. Уже вызвали. Чуть позже будет.
   - Я без адвоката говорить не стану... Я свои права знаю!
   - Будет тебе и следователь, и адвокат. Будет тебе и кофе, и  какао  с
чаем.
   Я взял стул и уселся напротив Ракушкина. Судя  по  всему,  уперся  он
основательно, кто-то ему насоветовал, как вести себя в милиции. Колоться
он не собирался. А расколоть его надо было во что бы то ни стало. Прошла
информация, что  банда  завтра  обещала  /строить  еще  одну  "мокруху".
Значит, опять труп, опять слезы и похороны.
   - Вот ответишь, где твои подельники, и все тебе будет...
   - Ничего не знаю! - обиженно засопел Ракушкин, понял, что в моем лице
вряд ли найдет защиту своим "законным интересам". -  Не  буду  говорить!
Адвоката!
   Таким голосом обычно кричат: "Доктора!"
   - Будешь ты говорить, животина. Еще как будешь. - Я взял его за шею и
притянул к себе. - Ты думаешь, волчина позорная, что тут с тобой  кто-то
сюсюкаться будет? Нет. Ты убийца. И никуда  тебе  от  этого  не  деться.
Будешь отвечать... Тебе сейчас за жизнь свою надо бороться. Признаешься,
изобразишь в  суде  на  своей  поганой  роже  чистосердечное  раскаяние,
глядишь, от стенки отмажешься. Получишь каких-нибудь  лет  пятнадцать...
Сейчас общественность наша такую мразь, как ты, обожает. Вам и  гуманизм
судебный, и помилования, и амнистии. Глядишь, и выживешь. Я отпустил его
и отбросил на спинку стула.
   - На понт берете, менты!
   - Ух ты, какие они слова знают.
   - Ничего не скажу! - визгливо завопил Ракушкин.
   - Правда? Заложишь ты своих корешей,  как  миленький,  деваться  тебе
некуда.
   - Нет!
   - Ты что, боишься их? Что за стукача сочтут, отомстят? Не отомстят  и
за стукача не сочтут, потому как скоро вы будете  наперебой  друг  друга
закладывать, чтобы свою вину на других свалить.
   - Нет!
   - Тебе не их надо бояться. У водителя, в которого  ты  штырем  тыкал,
трое детей осталось, притом одна из дочек больна церебральным параличом,
прикована к коляске. А Гейдар Абдуллаев, тот милиционер,  его  вы  месяц
назад "сделали". Он через Афган и Чернобыль  прошел.  А  вы  его,  сучьи
дети, бензином облили и еще живого сожгли.
   - Это не я. Я ничего не  скажу,  -  долдонил  Ракушкин.  -  Я  требую
адвоката.
   - До адвоката еще дожить надо... Слушай, Сергей, а ты летать умеешь?
   - Как это?
   - У нас на допросах всякое бывает. Иногда клиенты нервные попадаются,
из окон выпрыгивают. А тут шестой этаж, внизу двор УВД, плиты навалены -
гараж  строим.  Самое  главное,  это  окно  ниоткуда   со   стороны   не
просматривается. Улавливаешь?
   - На понт берете! Ментам это нельзя... Я взял его за шкирку,  сдернул
со стула и потащил к открытому окну.
   - А!... - начал было орать Ракушкин, но я так сдавил ему ладонью рот,
что теперь вырывалось только мычание. Я прижал мерзавца  к  подоконнику.
Он смотрел на меня, выпучив глаза. Не знаю, что  он  такого  прочитал  в
моем лице, но только начал бледнеть. Я подтолкнул его вперед.  Еще  одно
усилие - и он полетит вниз.
   - Даю тебе три секунды на размышление.
   Я прижал его так, что только косточки хрустнули.
   - Скажу... Все скажу!...
   Он  рассказал  все.  Клык  -  Виктор  Клычков:  "у  своей   бабы   на
Челюскинской";  Балбес  -  Матвей  Шипунов:  "наверняка  дома   чалится,
очкарик":  Гоги  Паркадзе,  кличка  Гога:  "в  спортзале  на  Купеческой
железяки тягает". Из оружия у  банды  два  пистолета  и  обрез.  Клык  с
пистолетом не расстается, любит его больше родной мамы...
   - Семеныч, - сказал я в телефонную трубку. - Поднимай своих  ребят  в
ружье. Три группы по  три-четыре  бойца.  "Рафик"  и  "Жигули"  -  твои,
остальной транспорт - мой.
   - Кого берем? - уточнил командир спецназа.
   - Банду по ОПД "Дальнобойщики". Три  бандюка.  Вооруженные,  так  что
экипируй своих по тяжелому варианту.
   - Отлично. А то мои хлопцы без дела размякли.
   - Через двадцать минут жду вас в моем кабинете та инструктаж.
   Через сорок минут три группы на семи машинах разъехались по городу.
   - А здорово вы Ракушкина "расплющили", Виктор Иванович, - уважительно
сказал Володька Алимов. - Он даже поверил, что вы его в окно выкинете.
   - А ты не поверил?
   Алимов только усмехнулся.
   "Выкинул бы. Не сомневайся. Такая гнида права не имеет небо коптить",
- сказал я, но не в слух, а про себя.
   Вложил всех Ракушкин со страху тютелька в тютельку.  В  указанной  им
квартире на Челюскинской действительно  кто-то  находился.  Мы  пошли  к
соседке сверху. Она пожаловалась, что "Натаха со  своим  мужиком  совсем
достали": шум, музыка, пьяные вопли - и так уже три  дня.  По  описаниям
"Натахин хахаль" явно  походил  на  Клыка,  равно  как  и  на  словесный
портрет, составленный нами ранее со слов потерпевших. Мы нарисовали план
квартиры, а потом взялись задело.
   - Пошли, - сказал Семеныч.
   Спецназовец размахнулся  и  с  одного  удара  "ключом"  -  тяжеленной
квадратной кувалдой - высадил дверь. Трое бойцов в бронежилетах  влетели
в квартиру. Шум, звон разбиваемого стекла, звуки ударов, мужской  вопль,
женский  визг,  буханье  какой-то   перевертываемой   мебели.   "Лежать,
сука!..."
   Все. Сделано! Теперь можно входить без риска помять костюм.
   Голый, как Адам, красавчик лет двадцати пяти лежал  в  наручниках  на
полу. Его голливудскую физиономию слегка портил расквашенный нос. Голая,
как Ева, девица  сидела  на  мятой  кровати,  прижав  ладонь  ко  рту  и
всхлипывала. На полу валялся пистолет "Макарова".
   - Под подушкой прятал, супермен хренов, - сказал Семеныч.
   В комнате царил беспорядок. В  углу  стояли  ряды  бутылок.  Мартини,
виски - да, тут самогоном баловаться брезговали. На полу были  раскиданы
какие-то очистки, тряпье.  На  подоконнике  лежал  здоровенный  пакет  с
анашой и валялись обугленные самокрутки.
   -  Бог  ты  мой,  чем  вы  тут  занимались?  -  покачал  я   головой,
осматриваясь.
   - Чем, чем?! -Девица распрямилась, стыдливость не относилась к  числу
ее достоинств. - Пили и трахались три дня! И никуда не выходили!
   - Ну да, после последнего дела расслабиться надо  было,  Не  так  ли,
Клык?
   - Ох, - застонал он.
   Балбеса  взяли  прямо  в  его  собственной  квартире.  Он  сидел   за
компьютером. Гогу также задержали в том месте, которое назвал  Ракушкин.
Последний при задержании  что-то  недопонял  и  даже  попытался  принять
боевую  стойку,  чтобы  продемонстрировать  свою   завидную   физическую
подготовку. Но после удара прикладом автомата по голове весь его  боевой
пыл куда-то испарился.
   К пяти часам вечера  вся  компания  успела  расколоться.  Они  начали
писать признательные показания. Клык поведал нам о семи убийствах.
   - Так бы дальше и убивали? - спросил я его. Клык нахально  улыбнулся.
Он уже успел освоиться у нас и теперь сидел, закинув ногу на ногу.
   - А что? И убивали бы.
   - Зачем?
   - Бабки нужны были. Ну и нравилось. Это как наркота затягивает, Стоит
только раз попробовать.
   - Как будто приоткрываешь дверь  в  иную  действительность,  где  все
по-другому, где чужая боль разливается  жгучим  удовольствием  по  всему
телу, где вырываешься из тоскливой обыденности и скучищи...
   - Похоже... Откуда  ты  знаешь,  начальник?..  -  Клык  даже  в  лице
изменился.
   - От верблюда...
   Вечером  я  вспомнил  о  своих  делах.  О  том,  что  надо   все-таки
разобраться с квартирой номер семнадцать, что  в  доме  на  улице  Клары
Цеткин. Я вызвал Володю Алимова.
   - Мне надо кое-какую установку сделать. Подстрахуешь?
   - Нет вопросов,
   У  оперов  не  принято  проявлять  излишнее  любопытство  в  подобных
случаях.
   И вот я опять на улице Цеткин перед почти что выселенным домом. Как и
вчера, здесь было пустынно. Мы направились к интересующей нас  квартире.
К  моему  удивлению,  дверь  была  опечатана   ремонтно-эксплуатационным
управлением. Я начал названивать в соседние квартиры. В двух  никого  не
было. В третьей теплилась жизнь.
   - Кто там? - послышался приглушенный дверью женский голос.
   - Милиция.
   - А откуда я знаю, что вы из милиции? Может, грабители.
   - Да какой грабитель в ваши трущобы полезет?
   Этот довод почему-то показался  убедительным.  Дверь  открыла  полная
женщина лет сорока на вид, в синем спортивном  костюме.  Она  пропустила
нас в тесную комнату, предложила чай, от которого мы отказались,
   - Вы соседа из четырнадцатой квартиры знаете?
   - Карнаухова?
   - Да. Владимира Шамилевича.
   - Конечно, знала.
   - А где он? Почему дверь опечатана?
   - Так он же умер на днях.
   - А кто в его квартире живет?
   - Никого. У него ни родственников, ни постоянной женщины не было. Его
позавчера кремировали.
   - Вы не замечали, никто не  пытался  вскрыть  его  квартиру?  Никакие
странные люди здесь не появлялись?
   - Нет. Никого не видела.
   - Подумайте получше.  -  Я  описал  парочку,  которая  вчера  была  в
квартире.
   - Нет, таких не видела...
   Аля появилась в моей квартире без пятнадцати одиннадцать.
   - Больше слежки за собой не замечала? - спросил я у нее.
   - Нет. Я бы почувствовала.
   - Вам, колдунам, легче... Ты не знаешь  такого  Владимира  Шамилевича
Карнаухова?
   - Не знаю... Хотя фамилия  кажется  мне  знакомой...  Хоть  убей,  не
вспомню, где я ее слышала.
   Мне следовало бы заняться им вплотную, этим "фениксом, возрождающимся
из пепла"... Эх, если бы знать, где поскользнешься...
   Аля уже давно спала, а я даже глаз не сомкнул. Тревога охватила меня.
Надо было вспомнить что-то очень важное. Но что? Машинально я взял папку
с рукописью и только начал читать продолжение, как забыл обо всем...

***

   "Я в растерянности отступил, понимая, что происходит  нечто  ужасное.
Мысли мои заметались. Совершенно не к месту пришло  в  голову,  что  для
зачуханного, нерадивого солдата, которым себя изображал  Прянишников,  у
него слишком правильный, прямо дворянский  выговор,  что  он  сжат,  как
пружина, и кажется сейчас сильным и опасным врагом. И что положение  мое
аховое.
   Опомнившись,  я  потянулся  к  пистолету,   с   которым   обычно   не
расставался. Я был довольно подвижен, ловок, страх придал мне  резвости,
но все равно я не успел. Мне  противостоял  слишком  опытный  противник,
движения которого были молниеносны и  смертельны,  как  выпад  азиатской
кобры. Миг - ив его руках мелькнул кинжал, еще миг - и  острие  с  силой
вонзилось мне в грудь.
   Взмахнув руками, я повалился на землю и покатился  с  холма  прямо  в
застоявшуюся воду пруда. Всплеск, ожог холодной воды.
   Когда  я  падал,  то  был  уверен,  что  душа  моя  сейчас   навсегда
расстанется с телом. Однако уже через  секунду  понял,  что  везение  не
оставило меня, и если суждено мне умереть  сегодня  вечером,  то  не  от
этого удара. Дело в том, что  я  всегда  носил  с  собой  в  специальном
кармашке на груди небольшую металлическую коробочку с  нехитрым  набором
инструментов,  необходимых  в   инженерном   ремесле.   Лезвие   кинжала
наткнулось на нее, скользнуло вдоль и лишь слегка рассекло кожу.
   Понимая,  что  теперь  моя  жизнь  зависит  от  сообразительности   и
ловкости, я постарался сбросить с себя верхнее платье и бесшумно проплыл
под водой до большого камня у  самого  основания  холма,  с  которого  я
скатился в пруд. Тут  я  высунулся  из  воды  и  позволил  себе  немного
отдышаться. Потянулись тягучие минуты, я здорово промерз, но  боялся  не
только покинуть пруд, но  даже  громко  дышать.  Никто  не  дал  бы  мне
гарантии, что убийца ушел, а  не  сторожит  меня  где-то  рядом.  Я  уже
собирался выбраться на берег, но тут чьи-то голоса заставили меня  вновь
окунуться в затхлую жижу. На берегу замаячили три фигуры.
   - Все в порядке, -  послышался  голос  Прянишникова.  -  Я  убил  его
наповал.
   - Молодец, Пангос. Твой знаменитый удар знают  во  многих  городах  и
странах.  Во  всяком  случае  графу  Эстербели  и  маркизу  Кондаку  они
помниться будут долго... На том свете.
   - Мой кинжал служил и служит нашему черному делу.
   - Но каков подлец, а? Мы все  думали,  кто  же  навел  на  нас  этого
Терехина, а это оказывается молокосос-инженеришка.  От  этакого  червяка
могло быть столько неприятностей! Мы еще легко отделались.
   - Зато ему отделаться легко не удалось, - послышался голос третьего.
   Я сперва не признал этот голос, хоть он и показался мне знакомым.  Но
тут меня как обухом по  голове  ударили  -  да  это  же  казачий  офицер
Перебийнос! Еще совсем не