а дуги. Здесь она, эта точка. Точно  здесь!  При  таком
раскладе сил может повернуться ось.
   - Что?..
   - Нет времени объяснять. Пошли. Мы должны остановить его во что бы то
ни стало.
   Он пошатывался, а я помогал ему идти. Властность, исходившая от этого
человека, подавляла меня, и  я  верил  ему.  Хотя,  казалось,  имел  все
основания сомневаться в  правильности  моих  поступков.  Я  не  понимал,
почему лже-Никитин хочет помешать кривоногому барону, но подумал о  том,
что все беды мои, моих друзей и русской армии происходили до сих пор  по
вине этого барона. И я готов был заключить временный союз с кем  угодно,
лишь бы остановить главного врага. А еще лучше -  отомстить  и  за  свои
мучения, и за смерть Терехина, покарать за многие и  многие  его  грехи,
даже те, о которых мне ничего не известно. Мы шли по подземному ходу. По
мере продвижения тьма сгущалась.
   - Я ничего не вижу. Как мы найдем его? - прошептал я.
   - Массаус думает, что не найдем.
   Казалось, Магистр видит в темноте,  поскольку  он  уверенно  двигался
вперед, и я уже почти его не поддерживал.
   - Почему же вы не обезвредили взрывное устройство, если  знаете,  где
оно?
   - Я не знаю, где оно. Но я чувствую, куда пошел  Массаус.  Только  бы
успеть. Он приведет в действие адскую машину такой мощности, о какой  вы
и не подозреваете, и это произойдет,  когда  солнце  на  часах  Великого
Смракха коснется серебряного шеста. Не раньше, но и не позже.
   Какая-то иная  действительность,  чье  присутствие  смутно  ощущалось
мной, о которой судить я мог только из обрывков подслушанных разговоров,
теперь прочно входила в  мою  жизнь.  Точка  дуги,  вторые  врата,  часы
Смракха, Мудрые... Господи! Что же все это значит?
   Насколько  я  понял,  подземный  ход  давно  кончился,  и  теперь  мы
углубились в какие-то естественные пещеры и пустоты, о которых ничего не
знают и местные жители. Во всяком случае, я о них ни от кого не слышал.
   - А как он сам надеется выбраться?
   - Разрушение займет примерно полчаса. Есть несколько мест  в  округе,
которые останутся нетронутыми, он там и отсидится. Жертвовать собой не в
его правилах.
   Несколько метров пришлось пройти по колено в воде,  а  потом  впереди
замигал свет. Мы осторожно выглянули из-за  угла  и  смогли  рассмотреть
большую  пещеру  примерно  метров  тридцати  в  поперечнике.  Она   была
заставлена бочонками, в каких обычно хранился порох. От  одного  из  них
тянулся длинный шнур, заканчивавшийся возле  металлического  устройства,
напоминающего самовар. Мне - специалисту по взрывному  делу  -  подобная
адская машина была неизвестна.
   Барон стоял посреди пещеры, в одной руке он держал факел, в другой  -
часы. Огонь озарял его лицо  и  отбрасывал  фантастические  отблески  на
сталактиты.
   - Все, пора! - пробормотал он, отбрасывая в сторону часы.
   Следующим движением он подсунул горящий факел под  днище  "самовара",
который тут же довольно заурчал и заухал, как это бывает у  всамделишных
самоваров, когда в них закипает вода. По-видимому, Магистр имел какие-то
другие представления о чести. Не говоря ни слова,  он  выдернул  у  меня
из-за пояса заряженный пистолет и,  не  теряя  ни  мгновения,  выстрелил
барону в спину. И хотя лично я в этот момент больше всего жаждал  смерти
коварному Массаусу, но стрелять в спину - нет уж, увольте!
   В последний миг, будто что-то почувствовав, барон отпрянул. По пещере
прокатился гром, который здесь казался многократно сильнее, чем если  бы
выстрел был произведен в чистом поле. Пуля едва царапнула щеку  негодяя.
Он обернулся и, обнажая ятаган, ринулся на противника.
   Вновь ударилось железо  о  железо  так,  что  полетели  искры,  вновь
посыпались страшные удары.  На  этот  раз  дрались  они  безмолвно,  без
обычных криков ярости и боли, без ругательств. Будто две  нечеловеческие
силы сошлись в смертельном вихре. Плавным движением Магистр выбил ятаган
из рук противника, но и тот в последний миг каким-то хитрым ударом  ноги
обезоружил лже-Никитина. Выхватив кинжал, барон бросился вперед.
   Тут-то и наступил мой черед. Очертя голову я кинулся на барона  сзади
и, ухватившись обеими руками за его кисть, рванул его вниз.  Однако  это
мало к чему привело. Какая-то неведомая сила отшвырнула  меня  к  стене,
когда же я очнулся и смог различить, что происходит, барон уже лежал  на
земле, а из его живота торчала рукоятка  его  собственного  кинжала.  Он
что-то прошептал и испустил дух.
   Магистр, пошатываясь от слабости, стоял над поверженным врагом. Потом
он нагнулся, поднял ятаган и... Я только успел зажмурить глаза. Со  всей
силы он вонзил кривую саблю в грудь барону.
   - Этого ему, надо полагать,  хватит.  Теперь  это  отродье  сатаны  в
ближайшее время не будет портить  мои  планы.  Говорят,  он  уже  трижды
объявлялся после собственных похорон...
   - Этого не может быть, - не очень уверенно возразил я. -  Значит,  то
были не его похороны.
   - Как знать...
   - Господин Никитин, сегодня я уже вторично спасаю вашу жизнь.
   - Ничего не поделаешь, - равнодушно пожал  он  плечами.  -  Это  ваша
обязанность.
   - Что?!
   - Точнее будет сказать, одна из ваших обязанностей. И не смотрите  на
меня так, будто я привидение. Нам  надо  спешить,  а  то  мы  не  успеем
принять участие в славном сражении.
   Он обрубил продолжавший дымиться шнур,  и  мы  углубились  в  пещеры.
Меня, конечно, поразило нахальство и самоуверенность этого человека,  но
я почему-то не мог противиться ему и послушно шел за ним.
   Из тайника в подземном  ходе  Магистр  извлек  свой  мундир  поручика
гусарского полка. Я отыскал свою одежду. Теперь мы могли предстать перед
глазами наших товарищей.
   - Может, мы еще успеем доложить командующему о подземном ходе  и  это
изменит ход битвы? - подумал я вслух.
   - Во-первых, поздно, во-вторых, я же сказал вам -  наступает  верхняя
точка дуги. Все, что могли, мы совершили.  Теперь  пусть  все  идет  как
идет. Вмешиваться мы не имеем права. - Он отодвинул камень,  и  в  глаза
мне ударил яркий солнечный свет.
   Вскоре мы с лже-Никитиным оказались в самой гуще  событий.  Сжимая  в
руках саблю и пистолет,  я  шагал  в  неизвестность  в  колонне  русских
солдат. Передо мной возвышались стены неприступного  Измаила,  и  трудно
было  поверить,  что  еще  недавно  я  был  по  другую  сторону,   видел
наполненный ужасом и разрушением город. Но все это было, хотя  теперь  и
казалось невозможным...
   Я заметил рядом с собой генерал-майора и кавалера Лассия, около  него
-  моего  знакомого  секунд-майора   Неклюдова,   а   рядом   прапорщика
лейб-гвардии  Измайловского  полка  князя  Гагарина.  Последний   теперь
возглавлял   отряд   егерей,   потерявших   командира.   Егеря    тащили
приготовленные штурмовые лестницы.  С  этим  отрядом  мне  и  предстояло
сейчас биться бок о бок. Штурм Измаила  входил  в  свою  кульминационную
фазу.
   Что было потом  я  помню  какими-то  чрезвычайно  яркими  картинками,
обрывками, оставшимися в  памяти,  зато  запечатлевшимися  там  на  веки
вечные. Более-менее четкое представление о происшедшем я  составил  лишь
спустя несколько дней, приведя в порядок свои мысли и чувства,  а  также
выслушав множество рассказов участников сражения. В тот миг  я  забыл  о
своей недавней ненависти к войне. Нет, я  не  проникся  к  ней  каким-то
уважением и, не дай Бог, любовью. Но я стал частью  этой  войны,  каплей
могучего потока, движимого всеобщим воодушевлением и желанием во что  бы
то ни стало победить, взять верх, покорить  эту  крепость!  Страх  перед
смертью, мысли о прошлом и будущем - все это осталось где-то в  стороне.
Теперь же я шел вперед, и это сейчас было единственно важным.
   Я карабкался по скользкой от крови лестнице, не обращая  внимания  на
свист пуль, крики и стоны раненых, шел по трупам, стрелял из пистолета и
отбрасывал его, уже разряженным, прочь. Потом  махал  направо  и  налево
тяжелой офицерской саблей.
   Передо мной мелькали белые тюрбаны турок, перекошенные от ярости лица
врагов, разноцветные мундиры русских солдат, сверкали на солнце штыки. Я
поразил в живот толстого  губастого  янычара,  затем  увидел  над  своей
головой  занесенный  ятаган,  который  все  же  не  обрушился  на  меня,
поскольку  дравшийся  рядом  со  мной   секунд-майор   Неклюдов   сразил
нападавшего, но тут же пал сам. Я отомстил за  него,  проткнув  насквозь
его убийцу.
   Не прошло и десяти минут, как бастион  был  в  наших  руках.  Но  это
оказалось всего лишь началом, хотя  мы  и  дорого  заплатили  за  первое
взятое  нами  укрепление  противника.  Заплатили  своей  кровью.  Теперь
предстояло  одолеть  стены  самой  крепости.  Чуть  правее  моему  взору
открывались так называемые Бросские ворота.
   Рядом действовала еще одна колонна стрелков, которой командовал,  как
я потом узнал, генерал-майор и кавалер  Львов.  Его  воины,  атаковавшие
казематную батарею противника, дрались как львы. Это именно они  помогли
нам упрочить положение на захваченном участке. Тогда я еще не знал,  что
во время схватки у Бросских ворот отважный генерал  получил  смертельное
ранение вражьей пулей.
   Где-то вдалеке пошел в атаку Воронежский гусарский  полк,  чью  форму
носил и лже-Никитин, который до последней минуты был рядом со мной.
   Несколько раз мы яростно атаковали Бросские ворота, но  прорваться  к
ним  нам  никак  не  удавалось.  Но  вот  часам  к  одиннадцати  к   нам
присоединились  сто  восемьдесят  спешенных  казаков  и  три   эскадрона
Северского карабинерского полка. И мы вновь поднялись  во  весь  рост  и
ринулись на штурм. Когда мы взломали оборону  турок  на  нашем  участке,
пришло известие, что воронежскими гусарами взяты Бендерские ворота.
   Но и в самой крепости нам пришлось драться буквально за каждый клочок
земли. Я уже точно не помню, скольких врагов сразила  моя  рука.  Вокруг
меня то и дело слышались предсмертные хрипы, падали сраженные воины, а я
как ни в чем не бывало шел вперед и вперед, пока  не  очутился  в  самой
гуще  турок  и  буквально  нос  к  носу  не  столкнулся  с   начальником
измаильского   гарнизона   сераскиром   Айдос   Мегметом.   Тем    самым
трехбунчужным пашой, которого я уговаривал сдать крепость без боя.
   - Так вот кто ты таков! - воскликнул он,  едва  узнав  меня  в  новой
одежде. - Тебе удалось ускользнуть от  расплаты,  но  еще  не  поздно...
Взять его! - крикнул он, указывая на меня своим воинам.
   Меня окружала горстка егерей, оставшихся  со  мной  с  самого  начала
сражения. Они самоотверженно отбивались от турок, защищая меня. Но  силы
были уж слишком неравными. И вскоре нас осталось только  шестеро.  Когда
надежды уцелеть уже не было никакой, я услышал знакомый голос полковника
Золотухина:
   - Держись, друг! Идем на подмогу!
   И турок словно ветром сдуло - драться против  гренадеров-фанагорийцев
у них была кишка тонка. Я успел заметить,  как  большая  толпа  османов,
предводительствуемая все тем же сераскиром, успела заскочить в  какой-то
каменный дом и укрыться там.
   - А вот мы их сейчас выкурим! - крикнул полков-, ник и лично бросил в
проем окна зажигательную бомбу, которая разорвалась прямо в помещении...
   Тут что-то горячее ударило меня в правый бок, да гак, что я  не  смог
устоять на ногах и без памяти повалился на землю.
   ... Сознание возвращалось ко мне медленно. Сначала я услышал  громкий
голос, скороговоркой произноивший какие-то имена и цифры.  Я  напряженно
вслушивался и до моего сознания наконец дошло:
   - ... Побиты и переколоты тоже четыре двухбунчужных паши,  а  именно:
Хаджи  Магмут-паша,  Селим-паша  утфулла-паша,  Мегмет-паша   Килийский;
шестеро  гатарских  султанов,  а  именно:  Каплан-Гирей,  Казы  -  ирей,
Селим-Гирей, Батад-Гирей,  Ахмед-Гирей  и  Чегмет-Гирей.  В  плен  взяты
мухафиз измаильский фехбунчужный паша, султан татарский  Мехмед-Гиэей  и
прочие и прочие. С боем взято артиллерии двести шестьдесят пять  орудий,
пороха до трех тысяч пудов, ядер до двадцати тысяч. В  трофеи  взято  до
четырехсот знамен... Всего убитыми у турок насчитывается около  тридцати
одной тысячи... Взято в  плен  девять  тысяч...  Наши  потери  составили
тысячу восемьсот пятнадцать  человек  убитыми  и  две  тысячи  четыреста
ранеными...
   Я приподнялся на локте и огляделся вокруг. Я  лежал  на  охапке  сена
прямо под крепостной стеной. Рана моя была промыта и перевязана, а рядом
хлопотала молодая турчанка, которая показалась мне хорошо знакомой. "Ба!
- сказал я самому себе. - Это же Лейла, красотка Лейла, делившая со мной
ложе в ту сумасшедшую ночь. Так вот кому я обязан своим спасением!"
   И словно отвечая на мой вопрос, раздался голос полковника Золотухина,
обходившего раненых гренадеров:
   - Все обошлось, господин инженер. Вы обязаны этой женщине за то,  что
она не убоялась ни людской молвы, ни запретов шариата и помогла вытащить
вас из горящего дома, куда вы  заползли  уже  будучи  в  бессознательном
состоянии.
   - Спасибо тебе,  Лейла!  Я  этого  никогда  не  забуду,  -  сказал  я
по-турецки, обращаясь к женщине.
   Она ласково положила на мой пылающий лоб свою прохладную ладонь.
   - А сейчас  я  расскажу  вам,  как  мы  "выкурили"  сераскира  и  его
приспешников из их последнего убежища...
   Однако выслушать полковника у меня не хватило сил, я  прикрыл  глаза.
Осмотревший меня лекарь успокоил, рана неопасна,  и,  если  не  начнется
заражение крови, вскоре буду на ногах.
   Двое суток я провел в каком-то сумеречном состоянии.  Укрытый  теплым
одеялом,  лежал  в  тесном  глинобитном  домишке.   Красавица   турчанка
самоотверженно ухаживала за мной, не отходя ни на шаг.
   Хоть раны и начали заживать, но общее состояние было  не  из  лучших.
Меня то бил озноб, то охватывал жар. Когда  я  забывался  во  сне,  меня
одолевали кошмары,  в  которых  участвовали  барон,  Магистр,  Потемкин,
Перебийнос. Они совершали дикие поступки, говорили  непонятные  слова  и
хотели одного: сжить меня со свету. Когда же я просыпался, то  частенько
не мог отличить яви от бреда. Так что, увидев однажды у своего изголовья
Магистра, я никак не мог понять, что это - сновидение или настоящий,  во
плоти лже-Никитин, он же отец Пафнутий. Он пощупал  мой  лоб,  и  только
тогда я уверовал в его подлинность.
   - Я вас долго разыскивал, - сказал он. - Среди раненых вас не было, и
у меня уже появились опасения, а не убили ли вас ненароком. Хотя  этого,
конечно же, никак не могло произойти.
   - Это почему же? - прошептал я.
   - Потому что вам не суждено умереть  в  этой  войне.  Вас  ждет  иная
судьба.
   - Вы-то откуда знаете?
   - Ох, брат мой, чего я только не знаю! Дайте-ка  я  погляжу  на  вашу
рану.
   Осматривал  он  меня  сноровисто,  как  настоящий   врач.   Закончив,
усмехнулся:
   - Никак не пойму, что это вы валяетесь с такой  царапиной?  Ведь  еще
столько дел осталось...
   - Вам бы такую царапину! - раздраженно  воскликнул  я.  Впрочем,  мне
только хотелось крикнуть, а на деле я лишь слабым голосом прохрипел  эти
слова.
   Магистр вытащил из кармана флягу с золотым колпачком и налил из нее в
походный стаканчик немного жидкости изумрудного цвета.
   - Пейте, - сказал он, протягивая мне стаканчик.
   - Не буду. Может, это яд! Вы же явно не в восторге от того, что я  не
умер. Вы боитесь моих разоблачений.
   Этого мне говорить не следовало, после таких речей  настоящему  врагу
следовало тут же покончить со мной.
   - Ничего я не боюсь. Разоблачений не будет. Потому что вы:  первое  -
ничего не знаете, второе - будете на моей стороне. И последнее - если бы
я хотел вас убить, вы уже давно были бы мертвы.
   - Значит, это лекарство, -  саркастически  хмыкнул  я.  -  Вы  хотите
отплатить мне за то, что я несколько раз спасал вашу жизнь?
   - Ни за что я не хочу отплачивать. Просто это моя обязанность.  Пейте
же!
   И я выпил. И провалился в черноту... Когда я очнулся, солнце  было  в
зените' У моей постели сидел Магистр. Я  потянулся,  встряхнул  головой.
Странно, но я чувствовал себя не только вполне  здоровым,  но  и  хорошо
отдохнувшим.
   - Вы проспали двадцать часов кряду. Кстати, снимите ваши повязки, они
вам больше не понадобятся.
   К своему изумлению, на месте бывшей раны я увидел лишь бледный  рубец
шрама.
   - Что это вы дали мне выпить?
   - Все равно не поймете. Что дал, то дал. Сейчас мы перекусим, а потом
я расскажу вам историю, которая вас наверняка заинтересует. Лейла!
   Турчанка принесла нам  еду.  Магистр  жестом  отослал  женщину,  а  я
набросился на вареное мясо. Аппетит у меня проснулся волчий.  Магистр  к
еде почти не притронулся, а только с усмешкой  глядел  на  меня,  словно
говоря, что видит меня насквозь  и  все  про  меня  знает.  Мне  это  не
нравилось...
   - Так что же вы хотели мне рассказать? - спросил я, покончив с едой и
ополоснув руки.
   - Сначала ответьте, что вы знаете о странных людях,  с  которыми  вам
довелось столкнуться? Хотя бы о Массаусе?
   - Он мне сам говорил, что служит дьяволу и все его помыслы направлены
на то, чтобы приблизить наступление конца света.
   - А что вы думаете обо мне?
   - Что вы из той же компании ненормальных сатанистов, которые  молятся
иконам, висящим вверх ногами, совокупляются на алтарях  и  изготавливают
преглупейшие амулеты, помогающие якобы им общаться со злыми духами.  Еще
поговаривают, что они приносят в жертву людей, так  что  они  не  просто
больны душой, но и опасны для других больных. Для меня  откровение,  что
вы пытаетесь участвовать в играх высоких властителей и  даже  влиять  на
судьбы войн, целых народов. Мне кажется, это детская  забава,  поскольку
достижение столь обширных целей не под силу горстке жестоких,  продавших
душу дьяволу властолюбцев.
   - Все гораздо сложнее. И страшнее. Барон  Массаус  вовсе  не  страдал
душевной болезнью, если, конечно, не считать, что  душа  его  черна  как
сажа. Давным-давно, с тех времен, о которых большинству людей ничего  не
известно, идет  великая  война.  Война  тех,  кто  строит,  и  тех,  кто
разрушает. Тех, кто множит свет  и  истину,  и  тех,  кто  плодит  гадов
земных, мрак и невежество. Идет война Орденов - Ордена Великого Агрзбана
и Ордена Светлого Лика. Она продолжается сто шестьдесят веков!
   - В Библии сказано, что сам мир гораздо моложе!
   - Мир стар и дряхл, как любил говорить Массаус.
   Так я узнал о существовании Орденов и их вековечной  борьбе.  И  если
сначала рассказ вызывал у меня лишь недоверие и усмешки, то постепенно я
начинал верить в него. Еще бы - он объяснял все, что произошло со мной в
последнее время.
   - Мы прочитали вашу судьбу, брат. Вы - наш. Вы принадлежите нам душой
и телом.
   - Я принадлежу душой и телом сатане? - В свои слова я пытался вложить
как можно больше сарказма, но вышло все довольно жалко.  Внутри  у  меня
было пусто и холодно.
   - Вы так ничего и не поняли. Я не Магистр Агрзбана. Я - Адепт  Белого
Ордена. Наречен я в нем  Доргменом-провидцем.  Да,  я  один  из  братьев
Светлого Лика. Один из тех, кто вынужден нести на  себе  тяжелый  камень
этой войны. Один из тех, для кого надолго закрыт  вход  в  высшие  сферы
бытия, поскольку судьбой нашей стала борьба. Ради  света  мы  сгораем  в
ней. Наши умы озабочены и отягчены  сражениями,  схватками.  Вокруг  нас
льется кровь. И мы льем кровь, служа Свету не христианской  любовью,  но
оружием. Наши библиотеки, скрытые в толщах гор, хранят бесценные знания.
Мы приветствовали приход на землю Кришны и  Будды  Гаутамы,  Магомета  и
самого Христа. Мы храним тайны погибших континентов  и  цивилизаций.  Мы
умеем вызывать силы, которым даже нет названия.
   - Как же вы нацепили на себя личину Магистра?
   - Магистр Раханц-смуглый был направлен в Измаил для  оказания  помощи
посвященному барону Массаусу. Не спрашивай, как я узнал  об  этом,  твой
разум пока не готов для принятия наших  секретов...  Я  шел  за  ним  по
пятам. И на постоялом дворе я настиг его. Я взял его и