е оружие алебардами и окованными железом жезлами. Рядом
с ними вытянулись итальянцы  в  панцирях  и  со  шпагами.  Тут  же  были
свирепые турки, вооруженные кривыми саблями - ятаганами.  И  как  только
добрался  сюда,  в  центр  христианского  мира,  этот  отряд?  Все   это
телохранители Мудрых. Здесь никто никому  не  доверял  до  конца,  никто
никогда не расставался с кинжалом, никто  не  спешил  отведать  вина  из
поднесенного чужими руками кубка.
   Но главным здесь были даже не люди.  Сколько  их  восседало  на  этих
тронах за столетия. И сколько еще людей пройдет через этот зал.  Главным
здесь была вещь, история которой уходит в темную  пучину  лет.  Цинкург!
Одно это  слово  может  заставить  знающего  человека  содрогнуться  или
почувствовать  сладостную  истому.  Вещь-легенда,  о  которой   немногие
посвященные говорили шепотом и в  существование  которой  не  слишком  и
верили. Но Цинкург здесь! Передо мной!
   Это был идеально круглый, около полуметра в диаметре, шар.  Он  сразу
приковывал взгляд. Невозможно было определить, какого он цвета, что  там
внутри, какие рисунки переплетаются в его глубине. Он лежал на массивной
подставке из золота и платины, изображавшей свернутую в кольцо змею.
   Цинкург был самой большой драгоценностью ордена, и каждый сын Тьмы, в
случае необходимости ни на секунду не  задумываясь,  должен  был  отдать
жизнь, чтобы сохранить не только его, но и тайну его существования.
   - Знаешь ли ты, презренный Хаункас, пред  кем  судьба  даровала  тебе
счастье предстать в сей миг? - глухой негромкий голос Карвена был так же
бесстрастен, как и его лицо.
   - Еще бы мне не знать этого, брат! Я перевидал на своем  веку  немало
Мудрых, -  развел  я  руками  и  увидел,  как  нахмурился  турок  и  как
ухмыльнулся в густую бороду Долкмен.
   - Суд Мудрых будет разумен и справедлив,  -  просипел  или  прокашлял
Лагут, - а смерть твоя заслужена.
   - Что это за суд и насколько он справедлив, если еще до того, как  он
начался, меня называют мертвецом?
   - Замкни свои уста, Магистр, - медленно приподнял руку Карвен.  -  Мы
начинаем. Ты виновен в смерти Мудрого. Ты виновен  в  неповиновении.  Ты
виновен в крушении планов Ордена при  дворе  шведского  короля  Карла  и
султана Селима Великолепного... Ты виновен... виновен... виновен...
   Он довольно долго излагал  прегрешения  Магистра  Хаункаса,  и,  могу
уверить, они были велики, а глубина его падения неизмерима.
   - Что ты можешь сказать? Какие найдешь  слова  оправдания,  способные
хоть немного умалить вред, который ты причинил нашему делу? -  пропыхтел
Лагут, и темные пятна на его смуглой коже стали отчетливее.
   - Я пришел  сам,  надеясь  на  ваш  разум  и  справедливость,  или  я
ошибаюсь? Разве это вы поймали меня? Вам бы никогда  не  найти  Магистра
Хаункаса! Это удавалось немногим, а те, кто  сумел  совершить  подобное,
теперь вряд ли могут поведать о своем успехе. Хочу уверить вас - имеющие
уши да услышат, - все, что я делал, всегда было направлено  на  служение
Делу! На служение трижды проклятому и трижды вознесенному  Люциферу.  На
служение Ордену. Если бы Князь Тьмы взвесил дела  мои  на  весах  своих,
бесстрастно и честно, то весы склонились бы в мою пользу.
   Я перевел дыхание. А потом с новым напором продолжил:
   - Где ваша мудрость, о, Мудрые? Вы готовы отправить в пекло  Магистра
Хаункаса, который так много сделал во  имя  Тьмы  и  готов  сделать  еще
больше! Вы готовы бросить в бездну того, кого надлежало  бы  вознести  к
вершинам! Вы же знаете, как  нужен  Магистр  Хаункас  Ордену  и  как  не
хватало его все эти годы. Я призываю к вашему холодному разуму, ибо, идя
по дороге чувств, вы удаляетесь от нашего Дела.
   - Твой язык так же длинен, как список твоих негодных деяний, Хаункас.
-  Турок  потер  свои  шершавые  руки,  звук  был  такой,  будто  трется
пергамент,  мотнул  головой,  словно   бык.   -   И   это   лишний   раз
свидетельствует о том, что ты заслуживаешь самого сурового приговора.  Я
за смерть... За серую смерть. - Он ударил жезлом, который держал в руке,
о рукоятку кресла.
   Мурашки побежали по моему телу. Серая смерть. Что  это  такое,  я  не
знал достоверно, но  слышал,  что  это  нечто  настолько  страшное,  что
колесование  и  варка  в  кипящем  котле  по  сравнению  с  ней   просто
оздоровительные процедуры. Серая смерть  не  только  приносит  страдания
истерзанному  телу,  но  и  не  оставляет  душу  казненного   в   вечных
путешествиях по миру загробному.
   - Серая  смерть,  -  кивнул  Карвен,  и  его  жезл  тоже  ударился  о
подлокотник.
   - Хаункас, ты мне симпатичен, - улыбнулся во весь  рот  Долкмен,  при
этом весь его вид выражал доброжелательность и радушие. - Было бы просто
неуважением к тебе избавить  тебя  от  такого  забавного  приключения...
Серая смерть!
   Третий удар возвестил о том, что решение принято, и теперь  мне  даже
не позволят покончить жизнь самоубийством - ведь это было бы равносильно
бегству от настоящего наказания.
   - Завтра, в ночь полнолуния, ты Магистр  Хаункас,  будешь  подвергнут
обряду серой смерти и уйдешь по серому кругу во искупление вины своей  и
в  назидание  каждому,  в  чьей  душе  прорастают  зерна   своеволия   и
предательства, - возвестил Карвен, речь его текла медленно, монотонно, и
от этого сказанное им приобретало еще большую весомость. - Ты хочешь еще
что-нибудь сказать? Говори. Но не уверен, что ты будешь услышан.
   - Вы очень дурно поступаете со мной, - покачал  я  головой.  -  Я  не
заслужил серой смерти. Я хочу предложить нечто другое.
   - У тебя есть предложение? О мой  слух!  -  удивленно  развел  руками
турок. - Не изменяет ли он мне?  Верно  ли  я  понимаю  этот  варварский
европейский язык? У приговоренного к серой смерти есть предложение...
   Он пыхтел как самовар, которых я  немало  насмотрелся  в  заснеженной
России.
   - Да. Подумав, я все-таки решил  не  оставлять  службу  Ордену,  если
только меня проведут через первые врата и нарекут Мудрым.  Это  было  бы
честно,  поскольку,  по  принятым  правилам,  после   кончины   Судзбака
Ленивого, который, признаю, отошел в мир иной  не  без  моей  помощи,  я
должен был занять его место. Сожалею, что мне тогда не довелось выразить
свое согласие на это, так как срочные дела потребовали моего присутствия
в других  местах.  Но  сейчас  я  выражаю  свое  согласие  здесь,  перед
магическим камнем.
   - Он лишился ума, - участливо вздохнул итальянец и улыбнулся открытой
улыбкой. - Хаункас оказался слаб и не вынес мысли о серой смерти.
   - Уведите его! -  резко  махнул  рукой  турок,  будто  хотел  ладонью
срубить мою голову.
   - Стойте! - громко и властно крикнул я,  и  это  был  голос  Магистра
Хаункаса, привыкшего повелевать людьми и  обстоятельствами.  Я  выхватил
из-за пазухи тщательно скрываемый до сего момента предмет. Это был  Жезл
Мудрых, сделанный из серебра,  кости  и  бронзы.  Жезл,  столетия  назад
утраченный Орденом и возвращающийся  лишь  сейчас  моими  стараниями.  -
Посмотрите, какая красивая вещь. Вам очень недоставало ее, не правда ли?
Так кто же из вас, братья, готов обречь на серую смерть держателя  Жезла
Зари?
   Камень на конце Жезла величиной с большую медную монету  сиял  ровным
сиреневым светом, и невозможно было рассмотреть, что у него внутри, зато
легко понять, что он  и  магический  камень  Цинкург  -  одной  природы.
Монахи, бросившиеся ко мне по приказу турка, отшатнулись словно  увидели
привидение, Лицо итальянца удивленно вытянулось. Лагут,  казалось,  стал
расплываться на своем стуле.
   Карвен же, который не повел и бровью, кивнул слугам:
   - Оставьте его.
   - Ну вот, брат Карвен, ты начинаешь вести себя  разумнее,  -  вежливо
поклонился я аббату, приложив ладонь к  груди.  -  Вы  не  любите  меня,
Мудрые, а за что? Я раньше не был знаком ни с кем из вас. Я не  причинил
вам никакого вреда, лишь очистил место от тех, кто гордо  возвышался  на
этих креслах до вас. Я устал, мне хочется отдохнуть,  поспать  в  чистой
постели, насладиться хорошим ужином с добрым вином. А после мы  вернемся
к нашему непринужденному светскому разговору.
   - Покормите его и дайте ему все, что он  просит,  -  приказал  Карвен
монахам.
   Я направился к выходу. Теперь я уже не был пленником,  обреченным  на
мучительную смерть. Правда, не был еще и хозяином, но начало положено.
   Я делал все, чтобы сдержать дрожь в руках, и  потому  сжал  пальцы  в
кулаки. У меня все получилось! До последнего момента  я  не  верил,  что
получится! Но получилось!
   Грудь мою переполняли радость и гордость. Мне удалось сделать  то,  о
чем я мечтал. И пусть это лишь первый шаг по опасной дороге, на  которой
поджидают ловушки, но я сделал его. И шаг этот приблизил меня к цели.
   - А ты беспокоился за меня, брат, - остановившись у выхода из зала, я
ласково потрепал по щеке моего охранника Вампу. - Ты был суров со  мной.
От твоих тычков у меня болят кости...
   - Я... - Он задрожал, будто осенний  лист  под  безжалостным  ветром,
растерянный, беспомощный, потом начал опускаться на колени.
   - Нет,  Вампа,  ты  опоздал.  Теперь  немало  времени  придется  тебе
провести в безрадостных мыслях о том, помню  ли  я  о  твоем  поведении,
суровый мой брат.
   Я уже собирался шагнуть за порог, когда сзади  донеслось  яростное  и
возбужденное сипение - речь Лагута:
   - Для того чтобы овладеть Жезлом Зари, нужны знания, которыми  ты  не
владеешь, Магистр!
   - О! разумеется, - я обернулся и  насмешливо  посмотрел  на  него.  -
Поэтому я отдам Жезл тебе и обреку себя на серую смерть...
   Сипение турка перешло в шипение очковой змеи:
   - Думаешь, что теперь ты в безопасности? Но ведь есть  еще  и  Черный
Образ, не забывай.
   - Не забуду. Равно как не смогу забыть и то, что Черного  Образа  нет
ни у тебя, ни у остальных Мудрых.
   Эти слова произносил я с наигранным воодушевлением. Как мне хотелось,
чтобы в моих словах была правда, а не бравада и тщетная надежда...

***

   Предоставленные мне покои по роскоши вполне  могли  бы  удовлетворить
самые изысканные светские вкусы. Кровать с  невесомой  пуховой  периной,
удобная, созданная лучшими мастерами  мебель  из  ценных  пород  дерева;
тяжелые бархатные портьеры. То же самое  относилось  к  яствам  -  дичь,
паштеты, соусы. Повар знал свое дело,  отсюда  напрашивался  вывод,  что
подобные излишества были скорее правилом, и те, кто жил в обители, и те,
кто бывал здесь в гостях, не отличались воздержанием. Вряд  ли  подобный
образ жизни слуг святой католической  церкви  был  бы  одобрен  высокими
духовными особами. Хотя, поговаривают, сам папа Климент  Двенадцатый  не
чужд не только излишествам в еде и питье,  но,  несмотря  на  преклонный
возраст, не чурается и слабого пола. Да, к  сожалению,  Ватикан  нередко
становится ареной бесчестных игр,  преступлений  и  порока,  не  зря  же
именно там были порождены такие чудовища, как Борджиа. Но  у  любого  из
них, у самого последнего святоши, погрязшего в распутстве  и  воровстве,
волосы встали бы дыбом, если бы он узнал, кто свил гнездо в этом  адском
вертепе, таком тихом и пристойном с виду.
   Я отодвинул от себя поднос с яствами, сбросил  рубашку  и  подошел  к
огромному, в полтора человеческих роста зеркалу. Из глубин его  на  меня
пристально  взирал  высокий  мужчина  с   длинными   черными   волосами,
подвязанными на  лбу  шнурком,  острым  крупным  носом,  проницательными
глазами и телом изборожденным шрамами. Не буду говорить, привлекательный
или нет, - не мое дело оценивать свою внешность, но не могу не сказать с
гордостью,  что  воля  и  уверенность  в  лице  и   фигуре   определенно
угадывались. Из зеркала на меня смотрел Магистр  Хаункас  -  гордость  и
гроза Ордена, принесший ему немало побед и несчастий. Впрочем,  нет.  Из
зеркала на меня смотрел Фриц Эрлих, странствующий лекарь и лихой рубака,
авантюрист и путешественник, любитель хорошего пива и теплого очага,  но
еще больший любитель дальних дорог...
   Как вы помните, мой спаситель доктор Винер - Адепт  Ахрона,  Светлого
Ордена, который тысячелетия ведет беспощадную войну с Орденом Тьмы, чуть
больше года назад предложил  мне  нечто  немыслимое  -  стать  на  время
Магистром Хаункасом. Он сказал, что на мне - печать  избранного.  Какими
бы путями ни шел такой человек, в назначенный миг станет ясно,  кому  он
принадлежит - Тьме или Свету. Все, что происходит в мире,  не  случайно.
Не случайно и Хаункас остановил свой выбор  именно  на  мне.  И  еще  он
сказал, что я должен проникнуть в самое сердце Черного Ордена и  изнутри
нанести сокрушительный удар по силам сатаны. Я согласился, хотя понимал,
как трудно будет мне осуществить то, чего от меня ждут. Впрочем, мне  не
впервой было смотреть в лицо смерти.
   О Черном Ордене Адепт знал  много,  хотя,  конечно,  далеко  не  все.
Немало знал он и о Магистре Хаункасе. Преследуя его долгие  годы,  Винер
изучил привычки, повадки этого исчадия ада. Адепт считал Хаункаса  одним
из самых страшных  порождений  Ордена  и,  будучи  способным  читать  по
светилам и приподнимать завесу  будущего,  знал,  что  рано  или  поздно
Хаункас мог возвратиться в Орден, и этот час был бы страшным  для  всего
рода людского.
   Почти год в отдаленном замке на юге Франции  я  познавал  сокровенные
тайны Черного Ордена, знакомился с историей его злодеяний. Я учился тому
же, чему был обучен Хаункас, я пытался  вникнуть  в  ход  его  мыслей  и
поступков.  Я  должен  был   стать   им.   Любые   колебания,   малейшая
неуверенность могут стоить мне жизни.
   Адепт задавал мне вопросы, и я отвечал на них так, как ответил на них
бы он, Хаункас. Адепт нарочито ставил меня  в  тупик,  и  я  обязан  был
искать выход так же, как сделал бы это Хаункас. Я должен был  обращаться
с людьми так же, как обращался с ними Хаункас. Мне следовало  приобрести
хоть  долю  хитрости  и  изворотливости,  которыми  владел  Хаункас.   И
необходимо было забыть обо всем, кроме того, что  у  меня  есть  цель  -
нанести удар по Черному Ордену в самый переломный для него момент.
   Я оказался способным учеником. Мне удалось довольно быстро  влезть  в
шкуру Магистра. Настолько быстро,  что  меня  это  даже  начало  немного
пугать, ибо то, что мне  приходилось  делать  и  говорить,  должно  быть
глубоко противно натуре порядочного христианина.  Я  проникался  образом
его мыслей и поведения, и порой с ужасом ловил себя на ощущении, что все
это не вызывает у меня омерзения и становится чуть ли не второй натурой.
Тогда на меня находили раскаяние и страх, и я" мог часами бить  челом  у
образа Божьего и просить прощения за  грешные  мысли,  которые  посещали
меня.
   Год  пролетел  быстро.  Я  сильно  изменился.  Приобретенные   знания
тяготили и вместе с тем окрыляли. Мне открылось, как  сложен  этот  мир.
Покидая  замок,  я,  с  одной  стороны,  был  угнетен  ощущением  своего
возможного скорого бесславного конца, поскольку даже Адепт, несмотря  на
внешний оптимизм, по-моему, вовсе не склонен был переоценивать мои шансы
на успешное завершение безумного предприятия.  С  другой  стороны,  меня
жгло любопытство, ведь я скоро узнаю глубинные тайны бытия,  ибо  Черный
Орден не только кладезь порока и зла, но и хранитель древней Мудрости.
   Оставив  коня  и  нехитрый  скарб  на  постоялом  дворе  в  небольшой
деревеньке, не без основания полагая, что в ближайшее время они  мне  не
понадобятся, я отправился к древнему католическому монастырю в предгорье
на севере Франции со  странным  названием  Лоджское  аббатство,  который
пользовался в округе недоброй славой. "Ладно, - говорили местные жители,
- блудили бы или подворовывали монахи - эка невидаль! Так  ведь  нет  же
этого. И в деревню особо  братья  не  шастают,  и  долю  монастырскую  -
десятину - не слишком дерут. Странно все, хоть и жаловаться грех.  Да  и
сами монахи какие-то высокомерные, угрюмые,  рослые,  больше  на  воинов
похожи. И гости  у  них  странные  бывают.  Вон  недавно  отряд  османов
прибыл... А еще в округе люди пропадать стали - все сплошь  дети  малые.
Если бы звери задрали - так хоть бы следы остались, а тут  ничего.  Нет,
конечно, на монахов грех думать, но чем черт не шутит. Да  и  на  гиблом
месте этот монастырь стоит. Испокон веков там что-то не так было. Раньше
храм языческий там был. А  лет  триста-четыреста  назад  на  этом  месте
часовня стояла, так поговаривают, сам дьявол туда  наведывался,  до  сих
пор старики об это рассказывают".
   В общем, немало  пришлось  мне  наслушаться  этих  историй,  иные  из
которых-крестьянские сказки, а другие - истинная правда.
   Опираясь на посох,  как  и  положено  страннику,  по  пыльной  дороге
направился я к монастырю. Идти мне было несколько миль, и решимость  моя
таяла с каждым шагом. В какой-то миг я даже хотел повернуть  обратно,  и
лишь страх бесчестия и обвинения в трусости удержал меня.
   Внешне монастырь больше напоминал крепость,  в  которой  можно  долго
продержаться,   поливая   неприятеля   горячей   смолой   и   забрасывая
булыжниками. На  высоких  и  толстых,  из  грубого  камня,  зубчатых,  с
башенками стенах, которые не под силу самым мощным стенобитным  орудиям,
остались раны от ядер. Широкий ров был заполнен  водой.  Тесно  прижатые
строения внутри образовывали извилистые улочки, в которых один воин  мог
сдерживать сотню, при  этом  окна  напоминали  бойницы,  и  каждый  метр
пространства простреливался из них. Высокая центральная  башня,  которые
называются донжонами, возвышалась высоко  над  окрестностями,  и  с  нее
можно было видеть холмистый пейзаж и синие горы  вдали  -  Черный  Орден
укрепился здесь лет сто пятьдесят назад. Тогдашними Мудрыми было решено,
что для хранения священного  Цинкурга  это  место  вполне  подходит.  Не
знакомый с Орденом и его силой мог бы  возразить:  а  стоит  ли  хранить
столь ценный предмет  в  монастыре,  находящемся  в  центре  раздираемой
войнами и кровавыми бунтами Европы, не лучше ли найти  где-нибудь  место
более спокойное. Но личность  сведущая  возразила  бы,  что  камень  сей
похитить, а тем более взять силой невозможно, и, покуда он здесь, стоять
монастырю и быть стенам его неприступными. И в  самые  жаркие  битвы,  в
самые  тяжелые  времена  оберегает  Цинкург  от  всяких  напастей   слуг
дьяволовых, и вершатся с его помощью темные дела.
   В монастырь я попал без труда. Тяжелый подъемный мост был  опущен,  и
один из угрюмых монахов, карауливших его, недружелюбно осведомился:
   - Что тебе надо, путник?
   - Передай, брат,  что  Хаункас  вернулся  и  желает  предстать  перед
Мудрыми.
   На этого монаха слова мои не произвели никакого  впечатления,  и  мне
даже стало обидно, что моя... тьфу, Хаункаса, слава увяла так быстро. Но
стоило взглянуть на второго монаха, чтобы понять,  сколь  преждевременны
были подобные выводы. Его  лицо  вытянулось,  и  он,  сбросив  секундное
оцепенение,  сломя  голову   куда-то   унесся.   Вскоре   он   вернулся,
сопровождаемый высоким собратом, в котором я узнал одного из  нападавших
на меня в Москве. Это был Арден.
   - Магистр Хаункас! - подтвердил он.
   Вслед за этим монахи схватили меня, отобрали у меня нож, висевший  на
поясе, и затолкали в сырой  подвал,  в  котором  мне  пришлось  провести
несколько пренеприятнейших часов. И перед тем  как  провалиться  в  сон,
немало я был терзаем  мыслью:  не  ошибся  ли  Адепт,  действительно  ли
сохранившийся у меня за пазухой Жезл Зари обладает такой силой,  которая
ему приписывается.
   Если  верить  легендам,  то  выходило,  что  давным-давно,  в   такой
древности, которую и представить себе трудно, великими магами (тогда еще
не было различия между черной и белой силой на земле) были  созданы  три
камня, воплотившие в себе власть над душою мира.  Эти  камни  вобрали  в
себя силу Золотой Звезды, на три дня  вспыхнувшей  наземном  небосклоне,
озарившей полнеба и ушедшей в небытие. Искусство  магов  придало  камням
разли