и во внутреннем
кармане пиджака и жгли грудь. Несколько раз он порывался вынуть их,
рассмотреть, но сдерживался... Итак, они украли... украли...
  Уайтхэч приехал к себе, отдал приказ секретарше не беспокоить его, никого
не принимать и заперся в кабинете. Он положил пачку на стол, но долго не
решался прикоснуться к ней. Ведь это же воровство, воровство! Он, Уайтхэч,
станет сейчас вором! Но если Чарли погиб, что ж, погибать и его
открытию?.. Однако Чарли не хотел отдавать его... Не хотел... А почему не
хотел? О, эти никчемные, сентиментальные мечты о науке, работающей только
для человечества, не имеющей права работать на войну!.. Неужели он,
Уайтхэч, не посмеет быть выше этого?..
  Уайтхэч склонился над столом и стал быстро перелистывать записи. Пока
старое, старое, вместе записывали... Дальше, дальше! Ага, вот...
Собственная запись Грехэма... Какое совпадение: Чарли двигался тем же
путем... А вот новое, совсем новое... Нет, Чарли выбрал другой путь...
Боже мой, как просто и оригинально!.. Почему же Чарли мог, а он, Уайтхэч,
не мог, не догадался, не понял? На мгновение от обиды на несправедливость
судьбы делается темно в глазах, буквы расплываются... Но вот он снова
хватает записи, вгрызается в них острым взглядом, рассматривает чертежи...
  Уайтхэч очнулся поздно ночью... Все прочитано... Секрет открыт... От
волнения у него дрожат руки, кружится голова... Он открывает дверь
кабинета. Секретарша ушла, никого нет... Он залпом выпил стакан воды...
  Весь следующий день он не выходил из кабинета. Ему казалось, что, едва он
покажется, по его лицу поймут, что именно случилось. Записками через
секретаршу он распорядился доставить ему нужные материалы, подготовить
приборы. Под вечер он прилег в кабинете на диване и заснул тревожным сном.
В полночь проснулся и бросился к часам. Пора! Все ушли, осталась только
охрана...
  Он прошел в лабораторию...
  Секретарша, как обычно, пришла первой, в десять часов утра. Затрещал
телефон. Требовали профессора. Да, сейчас же! От президента... Как,
профессор еще не пришел? Но дома его тоже нет. Хорошо, сообщить, как
только придет.
  К одиннадцати стали сходиться сотрудники лаборатории. Главный зал
лаборатории был заперт. Профессор работает! Один работает, всю ночь
работал...
  Около полудня Уайтхэч вышел. Глаза его запали, лицо похудело, черты стали
еще более резкими, острыми. Так измениться за одну ночь! Он ничего не
сказал, и никто не посмел беспокоить его вопросами.
  - Звонили от президента, - сообщила секретарша.
  - Соедините, - распорядился Уайтхэч.
  - Хорошо, сейчас приеду, - говорил он через минуту в трубку.
  Итак, секрет открыт... почти открыт. Уайтхэч сделал то же, что и Чьюз:
крысы и мыши под воздействием лучей моментально погибали. Конечно, этого
недостаточно для военного применения лучей. Но попытка усилить
эффективность их действия пока не удалась. Работа Чарли как-то странно
обрывается... Может быть, он дальше не пошел? Однако он сказал тогда, что
лучи открыл. Конечно, если ставить себе ту же цель, что Чьюз, она
достигнута: микробов лучи уничтожают. Но ведь в своей лаборатории они
искали лучей, которые уничтожают людей... Странно... Не мог же Чарли
считать это завершением работы...
  Что ж, придется еще поработать... Главное, уже можно кое-что
продемонстрировать... Придется пойти на эту уступку. Что поделать: его
положение и так пошатнулось, а если и теперь, когда ему передали чертежи
Грехэма, он будет тянуть, его смогут вообще отстранить. Поручат тому же
Ундричу - черт их знает, где они его скрыли. А фотокопию записей они,
конечно, оставили у себя.
  Словом, основательно поразмыслив, Уайтхэч решил, что теперь поздно идти на
попятный. Надо было раньше отказаться, не брать записи у Бурмана. Может
быть, через месяц-другой он сам бы достиг тех же результатов...
  Если бы они продолжали работать с Грехэмом вместе, они вместе достигли бы
тех же результатов: вероятно, Грехэм внес бы больше - что ж, надо
сознаться в этом перед самим собой, - но все-таки лучи они назвали бы
"лучами Уайтхэча-Грехэма", Грехэм сам настаивал бы на этом... Правда,
Чарли не хотел отдать их для войны. Но это предрассудки!.. А раз Чарли
нет, нечего с ним и считаться...
  Что случилось с Чарли? Бурман, вероятно, знает... Но как спросить так,
чтобы не показать, что их игра разгадана? Признать, что понимаешь эту
игру, значит, признаться перед ними в воровстве изобретения Грехэма!..
  И тут сознание Уайтхэча возмущается. Нет, он не вор. Это Чарли изменил,
ушел... Какое право имел он это сделать, когда Уайтхэч принял его, как
сына, подготовил его, вложил ему в руки эту работу? Что с того, что Чарли,
как более молодой, оказался сильней и талантливей? Без Уайтхэча он ничего
не мог бы. И уйти - ради чего? Ради наивных мечтаний! Нет, это ты, Чарли,
- изменник, вор, ты хотел украсть у Уайтхэча известность, славу!
  Несмотря на этот убедительный монолог, предстоящий разговор с Бурманом был
очень неприятен Уайтхэчу: себя легче убедить, что ты не мерзавец, чем
убедить в этом другого, особенно если понимаешь, что тот, другой, тоже
мерзавец и знает в этих делах толк!
  - Скоро? - прямо спросил Бурман, когда Уайтхэч вошел к нему в кабинет.
  - Потребуется еще работа, опыты... - осторожно сказал Уайтхэч.
  - Недели хватит?
  - Возможно...
  - Отлично...
  Уайтхэч откланялся, дошел до двери и, вдруг обернувшись, спросил:
  - Господин президент, о Грехэме сведений нет?
  - Нет. Очевидно, ему удалось ускользнуть.
  Раздражение охватывает Уайтхэча: какой же подлец Бурман! Ведь он отлично
знает, что Чарли не бежал, и все-таки клевещет!
  Внезапно решившись, Уайтхэч говорит:
  - Простите, но невероятно, что Грехэм, задумав бежать, оставил свои
записи. Свои обвинения газеты основывают именно на отсутствии записей в
квартире Грехэма. Но мы же знаем...
  - Не все ли равно: бежал, похитили... - с досадой перебил Бурман. - Важно,
что его нет. И, очевидно, надо расстаться с надеждой увидеть его.
  - Грустно... - сказал Уайтхэч. - Он был мой любимый ученик. И мне не
хотелось бы, чтобы его имя смешивали с грязью.
  Бурман с удивлением посмотрел на Уайтхэча.
  - Личные симпатии приходится подчинять более высоким гражданским чувствам,
- наставительно сказал он. - Вообще же я вам сочувствую, - господин Бурман
склонил голову. - Вы правы: это грустно. Ваш любимый ученик мог бы
избежать неприятностей. Он сделал большую оплошность, покинув столь
заботливого учителя.
  Уайтхэч ушел, раздумывая над смыслом последней фразы: в ней, несомненно,
заключалась злая ирония. Он кипел от негодования: Бурман толкнул его на
подлость, а теперь издевается! И все так устроил, что у него, в сущности,
и выбора не было.
  Но это же отчасти позволяло Уайтхэчу оправдывать себя. Зато для Бурмана он
не находил оправданий. О, он еще отомстит ему! И за подлость с чертежами
отомстит, и за то, что он посмел оклеветать Грехэма. Что ж, он официально
назовет изобретение "лучами У-Г" - кто посмеет помешать изобретателю дать
любое название своей работе! Но на первой же публичной демонстрации он
расшифрует эти буквы. Он расскажет, что Грехэм вовсе не бежал к
коммунистам, его оклеветали, расскажет, как много помог его ученик в его
изобретении, так много, что и изобретение он назвал не только своим именем
но и именем ученика: "лучи Уайтхэча-Грехэма". Это будет хорошая пощечина
Бурману!
  И вот через неделю появилась новая сенсация: было объявлено, что
лаборатория Уайтхэча нашла новый тип сверхмощного оружия: вскоре будет
произведена публичная демонстрация открытых лучей. Газеты, понятно,
напечатали воинственные статьи, бряцая новым оружием (да будет разрешено
это выражение по отношению к такому оружию, как лучи!). Ораторы атомного
красноречия, понятно, произнесли в палате и сенате соответствующие спичи,
и наконец сама штаб-квартира господина Докпуллера объявила, что
изобретателю присуждается Большая национальная премия имени Докпуллера.
Это было знаменательное исключение: до сих пор премия присуждалась за
открытия в области медицины и здравоохранения - в последний раз ее получил
профессор Чьюз за "лучи жизни". Но в постановлении о награждении
профессора Уайтхэча высказывалось твердое убеждение, что новое изобретение
"поможет оздоровить международную обстановку" - очевидно, это и позволило
зачислить новые лучи в рубрику медицинских открытий!



  12. Драгоценности индийского раджи


  Я чувствую сильную склонность начать эту главу самым нелепым образом и не
намерен ставить препятствия своей фантазии.


  Л. Стерн. "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена"


  Пожар завода Ундрича и гибель изобретателя, нападение на лабораторию
Уайтхэча, бегство Грехэма, изобретение Уайтхэча - как ни исключительны
были эти сенсации, их хватило ненадолго. Не им суждено было вскружить
голову великанской публике. Все эти военные изобретения, атомные и
водородные бомбы, "лучи смерти" уже не действовали на воображение уставших
от постоянной паники людей. А тут вдруг разразилось событие без всякой
примеси политики и при этом невероятно экзотическое и мистическое. И хотя
описание новых удивительных происшествий как будто и уводит повествование
в сторону, летописец этих беспокойных дней заслужил бы серьезный упрек,
если бы прошел мимо новых событий.
  Началось с того, что в газете "Время" появилось интригующее объявление:
"Индийский раджа Патарахчайя, проездом воспользовавшийся гостеприимством
прекрасной столицы, почтительно просит господина ночного посетителя
оставить себе на память о встрече захваченные драгоценности, за
исключением "Великого Голубого Льва" - раджа глубоко огорчен, что вынужден
почтительно просить возвратить этот бриллиант, как фамильную реликвию, за
каковую предъявителю немедленно будет выдан миллион наличными".
  Поседевший на своем посту начальник рекламного отдела газеты "Время",
привыкший к самым необычайным объявлениям, впервые почувствовал удивление.
Распорядившись принять объявление, он сделал неожиданную для самого себя
вещь: позвонил в отдел происшествий своей газеты, посоветовав немедленно
прислать толкового репортера. Такое действие со стороны директора рекламы
как нельзя лучше показывает, насколько вывело его из равновесия странное
объявление: ведь главными своими врагами директор рекламы почитал редакцию
своей газеты, ее корреспондентов, репортеров, обозревателей, передовиков и
вообще всех этих пустых журналистов, не понимающих, что газета прежде
всего для объявлений и что поэтому чем меньше они напишут и чем больше
оставят места для рекламы, тем более будут процветать прибыли газеты. Все
эти корреспонденции и статьи он болезненно ощущал, как занозы в здоровом
рекламном теле газеты. И вот такой человек сам вызвал... репортера!
  Объявителем оказался юноша, на которого толковый репортер и насел. Молодой
человек отрекомендовался племянником раджи Патарахчайя, однако от интервью
категорически отказался и даже не пожелал сообщить адрес своего
престарелого дяди, ссылаясь на то, что это привлечет в его дом репортеров,
а при таком большом стечении любопытного народа "господин ночной
посетитель" постесняется нанести дяде визит, чтобы вернуть "Великого
Льва". Репортер поспешил заверить иностранного гостя, что тот, не зная
обычаев их демократической страны, глубоко заблуждается: господин ночной
посетитель не только не постесняется, но будет польщен тем, что его
встретят с честью, интервьюируют, сфотографируют и в миллионных тиражах
разнесут его портреты и его славу по всей стране. Племянник индийского
раджи, несмотря на молодость, оказался тверд и не уступил. Но как ни
велика столица Великой демократической республики, как ни много в ней
разного люда, индийский ражда - не иголка, чтобы затеряться даже в
современном Вавилоне. Кроме того, репортерам, имеющим нюх, справки
адресного бюро нужны не больше, чем осам, издалека чующим сладкое. Словом,
вскоре у въезда во двор особняка, временно занятого старым раджой, стояли
вереницы автомобилей и толпы репортеров. Однако попасть во дворец раджи
никому не удалось.
  У решетчатых ворот особняка дежурили два внушительных стража в чалмах. Сам
дом помещался внутри глубокого двора. Напрасно репортеры, как голодные
собаки, рыскали у высокой решетчатой ограды: лазейки не было. Впрочем, это
нисколько не помешало "Горячим новостям" и "Рекорду сенсаций" поместить
пространные описания загадочной внешности престарелого раджи и
экзотической роскоши окружающей его обстановки.
  Неудача, понятно, не могла охладить рвения репортеров. Часы ожидания
все-таки не пропали даром: репортерам удалось перехватить приехавшего на
машине молодого племянника и узнать от него, что секретарь дяди был
свидетелем ночного нападения. Дядя после перенесенного потрясения слег в
постель. Как именно произошло нападение, неизвестно: дядя молчит и
приказал молчать секретарю. По этому поводу газеты высказывали самые
удивительные предположения. "Вечерний свет", например, утверждал, что
похититель явился в виде фосфоресцирующего скелета, чем и привел в
замешательство старого раджу и его бывалого секретаря. Газеты сообщали,
что драгоценностей похищено более чем на десять миллионов, но раджа готов
отказаться от них всех, лишь бы вернули "Великого Голубого Льва": этот
бриллиант обладает магической силой сохранять своему хозяину бессмертие!
  С каждым часом экстренные выпуски газет сообщали все новые подробности, и,
казалось, вся столица жила только мыслью о "Великом Голубом Льве".
  Большой интерес публики вызвало опубликованное в ряде газет письмо "Клуба
честных грабителей". Как известно, этот аристократический клуб был основан
несколько десятилетий назад знаменитым "королем бандитов" Бубрайксом. "Да,
мы - грабители, - гордо заявлял этот маститый бандит в декларации по
поводу основания клуба, - но мы честно в этом сознаемся и надеемся, что
этим выгодно отличаемся от тех наших коллег, которые выдают себя за
почтенных финансистов". И вот этот клуб, куда входили
высококвалифицированные мастера, опубликовал письмо, целью которого, как
заявляли его авторы, было снять тень, павшую на "Клуб честных грабителей"
в связи с похищением "Великого Голубого Льва".
  "Настоящим мы торжественно заявляем, - писало правление клуба, - что
"Великий Голубой Лев" похищен не членом нашей корпорации. Мы об этом очень
сожалеем, но раз мы уже вынуждены признаться в нашем промахе, мы заодно
хотим отвести от себя обвинение, которое, в форме тонкого намека,
содержится в словах раджи Патарахчайя, когда он говорит "о гостеприимстве
прекрасной столицы". Мы счастливы сообщить, что пятно на прославленное
гостеприимство нашей свободной страны бросила не корпорация честных
грабителей!"
  Письмо вызвало много толков. Конечно, говорили о благородстве и
патриотизме "честных грабителей". Но главное было не в этом: в "Клуб
честных грабителей" входили давно известные знаменитости, и если никто из
них не наложил руки на "Великого Льва", значит, на столичном небосклоне
взошла новая блистательная звезда! Вот что умиляло, ибо нет ничего
прекраснее, чем звезды, будь то кинозвезды или бандитозвезды!
  Во второй половине этого "львиного дня" к воротам особняка, ставшего
центром вселенной, подкатила шикарная машина, из которой вышел изысканно
одетый молодой человек. Он вступил в переговоры со стражами у ворот.
Потрясенные журналисты услышали, что посетитель привез "Голубого Льва".
Фотографы, кинооператоры произвели сотни, тысячи снимков, репортеры,
окружив счастливца плотной стеной, молили об интервью, но гордец,
раздвинув величественным движением руки кольцо обезумевших репортеров,
твердой поступью прошел в распахнувшуюся калитку за обещанным миллионом.
Через пятнадцать минут вышли экстренные иллюстрированные выпуски газет,
живописавшие эту потрясающую сцену. А через двадцать минут из особняка
вышла в сопровождении племянника раджи сама знаменитость, и многие
репортеры зажмурились, потому что им показалось, что знаменитость сияет,
как солнце. Да и как, в самом деле, могло быть иначе, если по карманам
знаменитости был рассован наличный миллион! Однако племянник, подняв руку,
утихомирил восторженный гул репортеров. Он объяснил, что произошло
небольшое недоразумение. Привезенный "Великий Голубой Лев" оказался
фальшивым бриллиантом, но раджа Патарахчайя очень ценит проявленное
незнакомцем рвение и желание помочь в поисках знаменитого камня и приносит
ему сердечную благодарность. "Этот факт, - сказал племянник, - лишний раз
подчеркивает отзывчивость жителей вашего прекрасного города!" Репортеры
зааплодировали, молодой человек с достоинством поклонился, его снова
сфотографировали, интервьюировали, и экстренные выпуски снова потрясли
воображение великанцев, в самых восторженных выражениях прославляя
находчивость и ловкость молодого авантюриста, впрочем, искренне сожалея,
что ему не удалось надуть раджу и получить миллион.
  "Великий Голубой Лев" продолжал безраздельно владеть умами. На следующее
утро тысячи молодых агентов по сбору объявлений, по страхованию жизни и
недвижимости проснулись с мыслью не о том, сколько они соберут объявлений
и скольким клиентам вручат страховые полисы, а о том, возвращен ли наконец
"Великий Голубой Лев", как будто бы он принадлежал не индийскому радже, а
каждому из них.
  События между тем развивались бурно. В середине следующего дня к воротам
осажденного репортерами особняка подошла машина, и шофер вступил в
переговоры с чалмоносными стражами, которые, впрочем, владели, видимо,
лишь своим родным языком и поэтому в объяснения не вступали. Один из них
отправился в особняк и вскоре явился вместе с племянником раджи, который
распорядился распахнуть ворота. И вдруг по взволнованной толпе репортеров
пробежало магическое слово "Деневен!". Да, это приехал сам господин
Деневен, знаменитый детектив из всемирно прославленного сыскного бюро
Вундертона. Репортеры не выдержали: толпа ворвалась во двор, смяла и
опрокинула стражей, бросилась за машиной и нагнала ее. Автомобиль поневоле
остановился, и в ту же секунду дверцы его были открыты, господин Деневен
вынесен восторженными репортерами на руках и поставлен в центре
сомкнувшегося круга. Так началось знаменитое интервью господина Деневена.
  Что может сказать господин Деневен по поводу таинственного дела "Великого
Голубого Льва" и давно ли господин Деневен принял участие в расследовании
этого дела?
  Господин Деневен ответил, что это, несомненно, самое таинственное
преступление XX столетия, перед коим меркнут удивительные аферы прошлых
столетий; что преступник, несомненно, гениальнейший аферист всех времен и
народов, которого вряд ли удалось бы разоблачить, если бы слава
знаменитого бюро Вундертона ("Ну, и моя лично", - скромно добавил Деневен)
не достигла даже далекого индийского княжества Патарахчайя, благодаря чему
раджа сразу же обратился за помощью в бюро Вундертона. Господин Деневен
сообщил, что он уже несколько дней занят делом "Голубого Льва", однако об
этом не публиковалось, и господин Деневен воздерживался появляться в
особняке, чтобы коварный похититель не был информирован об участии бюро
Вундертона в деле.
  Как оценивает господин Деневен перспективы разоблачения этого самого
таинственного преступления XX века?
  Господин Деневен вполне благоприятно оценивает перспективы разоблачения
этого самого таинственного преступления XX века и вполне удовлетворен
достигнутыми за короткое время успехами.
  Не может ли господин Деневен высказаться по этому поводу более конкретно и
подробно?
  Нет, господин Деневен не может высказаться более определенно и просит
господ журналистов некоторое время сохранять терпение, однако господин
Деневен уже сейчас может кое-что показать журналистам, которых он
приглашает последовать за собой.
  Засим господин Деневен в сопровождении племянника раджи и свиты
журналистов направился к особняку, поднялся по его мраморным ступеням и
вступил в вестибюль. Двое слуг в чалмах, протянув руки вперед и сложив их
ладонями вместе, как бы ныря