а на одной из улиц, расположенных неподалеку
от здания суда, произошел бой между людьми Брегера и людьми Лагриматти.
  Между этими двумя солидными организациями издавна существовала глухая
вражда, время от времени прорывавшаяся на поверхность подобными
вулканическими извержениями. Это было не только враждой, но (как это ни
странно в нашем веке!) чем-то вроде кровной мести. Широкая публика не
понимала, что лежит в основе этой борьбы. Было ясно лишь, что где-то пути
обеих мощных организаций пересекались. Общество Брегера имело
универсальный характер, организация же Лагриматти, - как показывало само
ее название: "Общество содействия и охраны торговли", - была более
специализированной. Она обслуживала мелкую и среднюю торговлю.
Предприниматели этих отраслей все поголовно состояли членами общества и с
большой похвалой отзывались об организаторских способностях Лагриматти. С
его появлением навсегда отошли в прошлое те мрачные времена, когда
владельцу магазина приходилось платить двадцати мелким организациям,
охраняющим торговлю, и когда, несмотря на это, витрины то и дело вылетали
и товар выбрасывался на улицу, потому что не было заплачено двадцать
первой конкурирующей организации. Лагриматти сумел объединить все эти
враждующие мелкие силы в мощный синдикат, убрал и отправил к праотцам
непокорных, превратил сговорчивых в своих помощников, контролеров, агентов
и ввел твердую таксу. После этого в торговле воцарились порядок и
благоденствие: каждый хозяин, вступая в "Общество содействия и охраны
торговли" и аккуратно внося причитающиеся взносы, был действительно уверен
в безопасности своего предприятия.
  Но Брегер, организация которого, понятно, была еще более мощной, хотел во
что бы то ни стало проделать с обществом Лагриматти то же самое, что тот
сделал со своими мелкими конкурентами. Однако орешек оказался не по зубам.
Лагриматти хотел оставаться полноправным хозяином в своем деле и не шел в
синдикат Брегера. Это и породило смертельную вражду между двумя достойными
свободными предпринимателями.
  В последнее время она как будто заглохла. Поэтому новая вспышка застигла
врасплох и публику, и прессу. Тем оглушительней была сенсация!
  Через полчаса "Горячие новости", "Рекорд сенсаций" и все другие газеты
вышли с аншлагами через всю полосу:
  БОЛЬШОЕ СРАЖЕНИЕ БРЕГЕР - ЛАГРИМАТТИ
  Полагают, что потери обеих сторон велики. На поле сражения остались два
подбитых и сгоревших броневика.
  Из посторонней публики убито четверо, ранено десять. Можно ожидать новых
столкновений.
  Ниже располагалось два больших портрета: господин Брегер, пожилой человек
в темном костюме, с острым, худым, аскетическим лицом средневекового
монаха, и господин Лагриматти, молодой красавец южного типа с
ослепительной улыбкой, с черными вьющимися волосами, в светлом клетчатом
спортивном костюме, за рулем своего автомобиля.
  Газеты сообщали, что стычка возникла совершенно неожиданно. Оба броневика
обстреляли друг друга из пулемета, а пехота залегла на тротуарах и вела
перестрелку из пистолетов-автоматов. Среди публики возникла паника.
Броневики были вскоре подбиты и загорелись. Исход сражения остался неясен,
так как, отступая, противники, как обычно, увезли своих раненых и убитых.
Подоспевшие на поле сражения полицейские бронированные автомобили уже не
застали сражавшихся. Улица была безлюдна, только раненые из случайной
публики стонали в лужах крови Санитарными машинами они были развезены по
госпиталям. Четверо убитых доставлены в центральный морг. Личность двух
убитых мужчин устанавливается. Личность женщин установлена - это известная
по недавнему процессу Люсинда Оллис и старуха, именуемая ее дочерью Эльгой
Оллис. По-видимому, обе они ехали на заседание суда. Мимоходом сообщалось,
что суд за неявкой истицы дело слушанием отложил.
  Через час вышли новые экстренные выпуски:
  БРЕГЕР ЗАЯВИЛ, ЧТО ОН ЗАСТАВИТ ЛАГРИМАТТИ ПОДЧИНИТЬСЯ
  ЛАГРИМАТТИ ЗАЯВИЛ, ЧТО ОН НЕ УСТУПИТ
  ОБОСТРЕНИЕ БОРЬБЫ НЕИЗБЕЖНО
  Репортеры, явившиеся за интервью на загородную виллу Брегера, застали
предпринимателя в его домашней церкви. Шла заупокойная месса по погибшим в
столкновении брегеровцам. Журналисты были допущены в небольшую уютную
церковь, отделанную черным деревом. Это позволило им сделать интереснейший
снимок: коленопреклоненный господин Брегер молит об упокоении невинных
душ, погибших за правое дело. Господин Брегер очень религиозен: в его
церкви ежедневно совершаются службы, на которых он присутствует со своей
семьей (снимок: молодая пышная дама, рядом очаровательные мальчик и
девочка). Господин Брегер жертвует крупные суммы церковной организации
"Христовы овечки", членом которой он состоит.
  После вступления следовало интервью. Господин Брегер заявил, что в наш век
прогресса все стремится принять монументальные формы предприятия, города,
небоскребы... Всякий, препятствующий этому историческому движению,
является жалким реакционером, который будет безжалостно сметен с дороги.
Такие мелкие организации, как "Общество содействия и охраны торговли",
просто смешны. Но войдя в мощный синдикат Брегера, они приобретают
настоящую силу. И он, Брегер, заставит Лагриматти понять это.
  В заключение репортеры спросили господина Брегера: какую марку бритв он
предпочитает, что думает о международном положении, какую проблему
внутренней политики считает наиболее назревшей, какие женщины ему больше
нравятся, блондинки или брюнетки, какие книжные новинки этого - года он
считает наиболее интересными и полезными?
  Господин Брегер ответил, что он предпочитает электрические бритвы Конрой и
Конрой; о международном положении он думает, что оно стало бы значительно
приятнее, если бы Великания наконец раздавила Коммунистическую державу,
которая готовится напасть на Великанию, и что если бы он, Брегер, был
президентом и главнокомандующим, он уже давно и без особых усилий раздавил
бы ее; по поводу внутреннего положения он сказал, что наиболее назрела
проблема запрещения коммунистической партии, ибо коммунисты угрожают
существованию цивилизованного общества, и добавил, что если бы он, Брегер,
был парламентом и Верховным судом, то уже давно и без особого груда
запретил бы ее, а коммунистов повесил; на вопрос о блондинках и брюнетках
господин Брегер с чисто великанским юмором заметил, что он человек женатый
и религиозный, а потому всем женщинам предпочитает жену: когда он женился,
она была брюнеткой, и он предпочитал брюнеток, а теперь она блондинка -
следовательно, он предпочитает блондинок; на вопрос о книжных новинках
этого года господин Брегер заметил, что наиболее интересными и полезными
он считает трактат доктора философии Сэмсама "О природе человека", учебник
Эфери "Как безнаказанно совершить убийство" и телефонную книжку.
  Интервью господина Брегера заняло полполосы и доставило читателям много
удовольствия. Соседнюю половину полосы заняло интервью господина
Лагриматти. Его удалось поймать в тот момент, когда, выйдя из загородной
виллы, он садился в свой легкий, почти гоночный автомобиль, чтобы вместе с
женой и любовницей отправиться в кабаре "Изысканные наслаждения"
(фотоснимок: у машины один красавец и две красавицы). Господин Лагриматти
- большой поклонник характерного балета и неаполитанских песенок. В ранней
молодости он даже сам сочинил неаполитанскую песенку, но сейчас ее забыл.
Несомненно, он был бы богатейшим человеком, если бы стал композитором и
переложил на ноты все те чудные мелодии, какие приходят ему в голову,
особенно во сне, но, просыпаясь, он их забывает. Он считает все
домогательства Брегера смешными и беспочвенными. "Общество содействия и
охраны торговли" стойко защищает интересы мелкие и средних торговцев, и
господину Брегеру нечего сюда совать свой нос, если он не хочет, чтобы его
прищемили! До каких пор эти наглые монополисты будут ущемлять интересы
средних великанцев? На них, средних великанцах, держится вся страна, и он,
Лагриматти, будет свято блюсти их интересы против жадных монополий. Нет,
он не уступит Брегеру!
  Лагриматти в его поездке сопровождал специальный автомобиль с
телохранителями. Молодые люди воинственного вида и прекрасного
телосложения зажимали под мышками пистолеты-автоматы. Господин Лагриматти
просил репортеров не пугаться: его люди страшны только тем, кто строит
против него козни. "Улыбнитесь, ребята!" - крикнул он, и молодые люди
сверкнули жемчужными зубами.
  Репортеры пожелали знать мнение господина Лагриматти о международном
положении, о блондинках и брюнетках, о том, какие галстуки он
предпочитает, верит ли он в загробную жизнь и какая книжка ему больше
всего нравится.
  Господин Лагриматти ответил, что галстуки он предпочитает красивые; о
международном положении думает точно так же, как и газеты; хорошую
блондинку предпочитает плохой брюнетке и хорошую брюнетку - плохой
блондинке; насчет загробной жизни он заметил, что ему еще рано о ней
думать, что Брегер напрасно надеется его туда отправить, если же он туда и
попадет, то и там никогда не уступит Брегеру; насчет книжки он спросил:
неужели господа репортеры считают его таким дураком, чтоб всерьез верить,
будто он берет в руки какую-нибудь другую книжку, кроме чековой?
  Три дня со страниц газет не сходили имена Брегера и Лагриматти. О
несостоявшемся сенсационном процессе, о "лучах старости", о Чьюзе, об
убитой старухе, именуемой Эльгой Оллис, - газеты забыли.
  За три дня из Брегера и Лагриматти было выжато все. У сенсации есть свои
законы. Она подобна взрыву: так же неожиданна, оглушительна и
кратковременна. Продлить ее хотя бы на секунду так же невозможно, как хотя
бы на секунду воскресить мертвеца. Да это и не к чему. Отжившая сенсация
должна умереть, чтобы уступить свое место молодой. И если сенсация -
взрыв, то газета - мотор, работающий на непрерывных взрывах.
  На четвертый день газеты поспешили сообщить своим читателям потрясающую
новость: в стране появился "Человек-страус"!
  Дотоле никому не известный юноша Боб Хопкинс заявил, что он высидит живого
страуса! Предприимчивый молодой человек купил в зоопарке яйцо страуса, лег
с ним в постель и дал слово, что встанет только с живым страусенком.
  Сотрудники "Горячих новостей" и "Рекорда сенсаций" непрерывно дежурили у
постели естествоиспытателя, чтобы не пропустить торжественного момента,
когда из яйца вылупится первый страус, высиженный человеком. Солидная
"Честь" начала печатать серию научно-популярных статей о жизни и привычках
страусов. Газета находила, что опыт смелого экспериментатора может внести
крупный вклад в отечественную зоологию.
  Когда недели через две интерес к этому исключительному событию несколько
охладел (Боб Хопкинс все еще продолжал лежать в постели, и это становилось
однообразным), на экраны страны вышел поставленный в рекордно короткий
срок захватывающий боевик "Роковая любовь кровавого человекострауса". Он
затмил все фильмы, которые когда-либо выпускались на экран, и, уж
разумеется, заставил забыть о каких-то там "лучах старости".
  А профессор Чьюз почувствовал себя в положении человека, поднявшего руку
для удара и вдруг увидевшего, что противник исчез.
  - Что это значит? - спросил он у Ношевского, узнав об убийстве старухи.
  - На юридическом языке это называется ликвидацией corpus'a delicti, -
усмехаясь, ответил адвокат. - Уничтожение вещественного доказательства
преступления. Могу вас поздравить, профессор: "лучей старости" больше нет.
А я-то ломал голову, как они выйдут из положения. Чертовски просто!
  - Вы полагаете, что это не случайность?
  - Неужели вы так наивны, профессор?
  Чьюз ничего не ответил. Ему стало противно. Он вдруг ясно представил себе
все, что до сих пор было скрыто за кулисами: как купили старуху и как ее
убрали, когда она стала мешать... Да, сегодня они убивали тех, кого еще
вчера покупали...
  Через две недели Верховный суд объявил об отказе запретить научную
деятельность профессора Чьюза. "Первоначальное решение суда низшей
инстанции было отменено, - говорилось в определении Верховного суда. -
Новое рассмотрение не может состояться в силу непредвиденных
обстоятельств. Тем самым, нет никаких доказательств вредности лучей
изобретенных профессором Чьюзом. Согласно великим принципам
демократических свобод, господствующим в Великой Демократической
республике, каждый ученый может свободно вести свою законную научную
деятельность при полном сочувствии и поддержке государства и общества".
  Не только "Свобода" и "Честь", но и "Горячие новости" и "Руки по швам!"
назвали решение Верховного суда лучшим ответом на пропаганду
коммунистических ученых. "Оно доказало бессмысленность и наглость клеветы,
- писали "Горячие новости", - будто в нашей стране могут преследовать
ученого". "Оно показало, - вторили "Руки по швам!", - что в Великой
Демократической республике ученому предоставлены все гарантии свободы".
  О "лучах старости" больше не было сказано ни слова. Ношевский оказался
прав, эпопея "лучей старости" кончилась.




                                  Часть III

  ЛУЧИ СМЕРТИ


  1. Обеими ногами на земле


  Там, где... начинается пустыня, царит старый хитрый лев... Он пожил... в
республиках слонов, тигров, бушменов и троглодитов, налагая на них
контрибуцию... Неизменно любезное его обхождение дало ему прозвище
космополит, то есть друг всего мира... Он пожелал оправдать львиное
правосудие следующей дивной аксиомой: хватать - значит изучать.


  О. Бальзак. "Сцены частной и общественной жизни животных"


  После решения Верховного суда Чьюз как будто вернулся к той исходной
точке, с которой начинал борьбу за "лучи жизни". Но вместе с тем он
сознавал, что положение сейчас уже не то, каким было в начале борьбы.
Несмотря на то, что "первый тур" кончился вничью, профессор чувствовал
себя победителем. Правда, он не добился своей цели, но и враг, уже
предвкушавший радость победы, в последний момент дрогнул и трусливо
отступил. Чьюз понимал, что это произошло потому, что его поддержали
тысячи людей - ученых, рабочих, студентов - внутри страны и за ее
пределами. И теперь он по-настоящему поверил, что, опираясь на эти силы,
можно победить.
  Профессор готовился к выступлению на собрании, назначенном "Ассоциацией
прогрессивных ученых". Из предосторожности он переселился в лабораторию,
под защиту металлических стен, дверей и ставен. В эту крепость были
перенесены кровать, книги, даже ненавистный телефон. А снаружи ее охраняли
студенты. Вокруг дома день и ночь расхаживали патрули. В городе дежурил
специальный штаб, готовый по первому требованию выслать резервные отряды.
"Пожалуй, если так пойдет дальше, - с горечью думал Чьюз, - придется
нацепить на себя кобуру с револьвером, саблю, за пояс - гранату... Самый
подходящий вид для мирного ученого в демократической стране!"
  Уединение Чьюза нарушил телефонный звонок. Профессор Уайтхэч, крупный
специалист по электротехнике, просил разрешения навестить знаменитого
изобретателя. Это удивило Чьюза. Когда-то они работали в одном
университете. Со времени ухода из университета Чьюз почти не встречал его.
В последние годы имя Уайтхэча не появлялось на страницах специальных
журналов.
  Чьюз принял гостя в кабинете. Уайтхэч сильно изменился. Это был высокий
худой старик, совершенно лысый, с острым, пронизывающим взглядом. Говорил
он медленно, резким, скрипучим голосом.
  Уайтхэч прежде всего выразил возмущение кампанией, которая велась против
"лучей жизни", и удовлетворение решением Верховного суда.
  Такое вступление не понравилось Чьюзу - ведь было совершенно очевидно, что
решение суда вынужденное. Однако он промолчал, ожидая, что будет дальше:
не для выражения же своих чувств приехал Уайтхэч.
  - Профессор, - продолжал гость после некоторого молчания, - наша беседа,
независимо от ее исхода, должна остаться тайной. Впрочем, вы сами это
поймете: я возглавляю секретную государственную лабораторию, работающую
над теми же проблемами лучистой энергии, что и вы.
  Чьюз был поражен. До сих пор ему не приходило в голову, что "лучи жизни"
может искать кто-то другой. Теперь ему было странно, что он никогда не
думал об этом.
  - Я приехал к вам с предложением, - неторопливо продолжал Уайтхэч. -
Объединим наши усилия.
  Чьюз молчал.
  - Я имел удовольствие присутствовать на вашем докладе и демонстрациях.
Теперь я буду иметь честь продемонстрировать вам действие целой серии
лучей, открытых моей лабораторией. Воздерживаюсь от предварительных
описаний - вам интересней будет видеть их в действии. К сожалению, в наших
работах есть пробел. Это как раз тот тип лучистой энергии, который так
блестяще разработан вами. Здесь мы отстали, а это имеет очень большое
значение для наших целей.
  Страшное подозрение с внезапной силой охватило Чьюза.
  - Каких целей? - спросил он.
  Уайтхэч несколько мгновений молчал, пристально глядя на Чьюза.
  - Вы правильно поняли меня, - сказал он наконец. - Я имею в виду
использование лучистой энергии как высокоэффективного оружия.
  - "Лучи жизни" для этого не годятся! - резко возразил Чьюз.
  Вот оно то самое, чего он больше всего боялся, о чем не хотел и думать,
что скрывал не только от других, но и от себя. "Лучи жизни" - как новое,
страшное оружие войны!
  - Почему не годятся? - спокойно спросил Уайтхэч. - Я сам видел, как вы
убили мышонка вашими лучами.
  - Вы хотите убивать людей! - воскликнул Чьюз.
  - Принципиальной разницы нет. Конечно, убить мышонка на расстоянии
одного-двух метров проще, чем уничтожать скопления людей на расстоянии
десятков километров. Но все дело, очевидно, в энергии лучей, а это в свою
очередь зависит от тока и мощности питающей электростанции. Понятно, в
военных условиях не всегда можно пользоваться постоянными станциями. Моей
лабораторией разработаны проекты передвижных мощных станций - как
сухопутных, так и воздушных. Современный самолет поднимет весьма сложный
агрегат из двигателя, генератора, трансформатора и прожектора.
  - Энергия моих лучей не может быть доведена до такой степени, - сказал
Чьюз. - Вы это легко поняли бы, если бы знали их сущность.
  - Что ж, давайте посмотрим, в чем дело. Уверен, что вместе мы найдем
выход, - лучи пригодятся.
  - Я не пригожусь!
  - Не торопитесь с решением, профессор.
  - Мы говорим на разных языках. Я - научный работник, и для меня наука -
только то, что служит благу человечества.
  - Никто иначе и не думает, - спокойно сказал Уайтхэч. - Но научный
работник прежде всего реалист. Ему не пристало витать в облаках мечтаний,
он должен стоять обеими ногами на твердой почве фактов. К благу
человечества надо двигаться, используя исторически сложившиеся институты.
Вы сами прекрасно доказали это, профессор, в полемике с вашим уважаемым
сыном. Я с удовольствием читал вашу статью.
  Чьюзу стало мучительно стыдно от этого напоминания.
  - Если я даже тогда и заблуждался, - сказал он, - то никогда не одобрял
такой "институт", как война.
  - Я понимаю вас, профессор, - продолжал Уайтхэч. - Ученые всегда
пацифисты. Я тоже пацифист. Но нельзя же просто декларировать пацифизм,
надо создать для него условия. Мы, ученые Великании, в исключительно
благоприятном положении: мы и патриоты и космополиты. Только под
руководством Великании может быть создано мировое сверхгосударство,
мировое правительство. Вот единственный практический путь к благу
человечества. И на этом пути лишь одно препятствие: агрессивная
Коммунистическая держава. Мы, ученые, должны создать средства защиты от
нее...
  - Знаете, профессор Уайтхэч, я не специалист в политике, но для того,
чтобы верить в угрозу со стороны Коммунистической державы, надо быть
просто глупцом. Впрочем, для того чтобы говорить об этом, достаточно быть
недобросовестным человеком.
  - Я не говорю о непосредственном нападении. Посмотрите, как коммунисты
обеспечивают себе господство во всех новых государствах.
  - А вы хотели бы навязать этим государствам наш строй? Откровенно говоря,
я так хорошо познакомился с ним на собственном опыте, что не возьму