что искал в жизни совсем не то, что нужно.
Почему он никогда не видел этой луны, этого лунного света? Теперь он жалел
не о миллионе, который потерял, прежде чем скопил, а о потерянной навсегда
луне. Оказывается, в жизни все было совсем не так, как он себе представлял.
  Все не так и все не то... Но что же было в ней на самом деле?
  Петер метался в поисках этого самого главного. У его постели собрались
врачи и сиделки, но он уже не видел их, а они не понимали, что он ищет
самое главное в жизни.
  На мгновение что-то ослепило его - яркое, золотое... Что это? Миллиарды
Докпуллера?.. Волосы Эммы?.. Он уже не мог ни увидеть, ни понять этого.



  28. Канонизация героя

  - А правда, сударь, будто вороны едят мертвецов?
  - ...Они - как все на свете, - едят что найдут. Разве мы-то не живем
мертвецами?


  О. Бальзак. "Евгения Гранде"


  Все тридцать пять лет, прожитые Петером Гудом, протекли в полной
неизвестности. Лишь последние три дня его жизни были осенены крылом славы.
Он, который мечтал хорошо жить в этом мире, а не в загробном, занял
прочное положение только в гробу. Холодный, равнодушный, лежал он в
цветах, а газеты склоняли его имя, печатали прочувствованные некрологи,
портреты в траурной кайме. Иначе как страдальцем и героем его теперь не
называли.
  "Конечно, изобретение Чьюза благородно, - писала солидная газета "Честь",
- но часто самые благородные побуждения и поступки порождают совершенно
неожиданные, противоположные последствия. Ужасный биржевой крах последних
дней, последовавшее за ним разорение, горе, слезы тысяч людей и, как яркая
трагическая иллюстрация, самоубийство Петера Гуда показывают, что "лучи
жизни" таят в себе такие угрозы для жизни общества, каких вначале нельзя
было предвидеть. Полная трагизма фигура бедного безвременно погибшего
юноши, всю жизнь отказывавшего себе во всем, ценой тяжелых лишений
скопившего небольшую сумму и вдруг из-за изобретения Чьюза все
потерявшего, - эта фигура не может не возбуждать глубокой симпатии,
искренней жалости и сочувствия. Петер Гуд - не единственная жертва: многие
несчастные также покончили с собой в эти дни. Но Петер Гуд сделал это на
глазах того, кто оказался виновником его несчастья. И мы все, все общество
в целом, обязаны прислушаться к этому протесту героического
юноши-страдальца. В первую очередь должен это сделать президент "Лиги
спасения" г.Докпуллер, великий покровитель цивилизации и науки".
  Газета "Честь" высказалась в наиболее академическом тоне. Другие органы
печати были настроены более решительно. Больше всех неистовствовали
"Горячие новости". "Преступление Чьюза" сразу оттеснило на второй план все
уголовные преступления, которым эта газета систематически посвящала свои
страницы. "Горячие новости" не называли Чьюза иначе, как убийцей. Только
"Свобода" ограничилась тем, что выразила сожаление по поводу трагической
гибели Петера Гуда. И все-таки Уиппль был взбешен: даже "Свобода" не
проронила ни слова ни о "займе" из хозяйской кассы, ни о выстреле в Чьюза.
  "Общество ограбленных Чьюзом" выпустило декларацию, в которой заявляло,
что "кровь несчастного юноши - героя Петера Гуда вопиет к небу и обязывает
нас добиться от Чьюза возмещения всех потерь разоренным им людям. Только
тогда мы можем быть уверены, что дух страдальца обретет за гробом
спокойствие и удовлетворение. Мы даем торжественную клятву добиться этого,
в знак чего наше общество принимает славное имя многострадального и
героического Петера Гуда".
  Похороны Петера Гуда были совершены по всем обрядам религии, ибо церковь
простила героя еще при жизни. На похоронах, которые вылились в большую
демонстрацию, присутствовали не то сто, не то пятьсот, не то тысяча
(газеты сообщали разные сведения) членов "Общества имени Петера Гуда лиц,
ограбленных Чьюзом". Над открытой могилой своего шефа они поклялись
отомстить за него, истребовав с Чьюза все убытки. На деньги, причитающиеся
Гуду, было решено воздвигнуть бронзовый памятник незабвенному страдальцу.
Пока же на могиле Гуда был поставлен скромный деревянный крест с
приличествующей случаю евангельской цитатой.



  29. Последняя попытка примирения


  Признаюсь, что слово "цивилизация" имеет подозрительный привкус. Оно
звучит в моих ушах как звон фальшивой монеты.


  Т. Драйзер. "Заря на Востоке"


  Газетная шумиха вокруг Петера Гуда мало интересовала Чьюза. Хотя и не
искушенный в политике, он уже достаточно знал дух "демократической печати"
своей страны. Его обеспокоило лишь замечание Уиппля, что даже
коммунистический "Рабочий" выступает против него. Почему же и коммунисты
против него? Он достал номер "Рабочего". "Позорная травля ученого" -
называлась статья, посвященная последним событиям.
  "Великое изобретение, - писала газета, - которое в нормальном человеческом
обществе принесло бы счастье и изобилие, в нашем обществе, искалеченном
капитализмом, вызвало только взрыв ненависти со стороны финансовых и
промышленных монополистов. Нет ничего удивительного в том, что они травят
изобретение и изобретателя: счастье и изобилие не в их интересах, они
живут лишь на несчастье и голоде народа. Но удивительно то, что сам
изобретатель профессор Чьюз не понимает этого. Каким же наивным нужно
быть, чтобы всерьез поверить, будто "Лига спасения" во главе с...
Докпуллером может спасти народ от болезней и голода! Если такая лига
кого-нибудь и может спасти, то только Докпуллера и подобных ему
монополистов от опасности осуществления изобретения".
  Чьюза глубоко взволновали эти строки: газета писала так, как будто знала о
"заговоре учредителей"!
  "Мы далеки от того, чтобы обольщать себя надеждой, - продолжала газета, -
будто в обществе, где господствуют Докпуллеры, возможно искоренить болезни
и создать изобилие. Такое открытие, как "лучи жизни", в интересах
трудового народа, в интересах рабочих, и поэтому оно может быть полностью
осуществлено лишь тогда, когда власть будет в руках рабочих, в руках
трудового народа".
  - Пропаганда! - насмешливо сказал Уиппль, читавший статью из-за плеча
профессора. - Обычная коммунистическая пропаганда!
  Профессор с удивлением посмотрел на него. Пропаганда? Но разве в этом
дело? Верно это или нет - вот в чем вопрос! Докпуллеры не хотят
осуществить изобретение, - это-то он теперь понял, - следовательно...
вывод мог быть только один... Пропаганда! Но разве нельзя пропагандировать
правду?
  Ко всем выпадам со стороны "Горячих новостей" и им подобных газет
профессор отнесся с презрительным равнодушием. Но к смерти Гуда Чьюз не
мог остаться равнодушным.
  Декларация общества имени Петера Гуда утверждала, что дух покойного героя
был лишен спокойствия и "бродил", невидимый, среди живых. В таком случае
он, вероятно, узнал много неожиданного. Он понял, что был неправ, когда
еще при жизни, размышляя на бульваре, думал, что его раздавят и никто
этого не заметит. Нет, его раздавили с большим почетом. Но ему пришлось бы
с грустью признать, что его действительно никто не пожалел. Никому не было
решительно никакого дела до живого Петера Гуда, он нужен был только
мертвый.
  Дух Петера узнал бы, что во всей стране только один человек его
действительно жалел. И это был как раз тот, в кого Гуд стрелял и кого
теперь называли убийцей Гуда.
  Смерть Гуда потрясла Чьюза. Всю жизнь боровшийся со смертью, он не
понимал, как мог человек лишить себя жизни из-за таких пустяков!
  Он был потрясен и тем, что "лучи жизни" стали хотя бы косвенной причиной
чьей-то смерти. Он укорял себя за то, что недостаточно внимательно отнесся
к незнакомцу.
  На другой же день после смерти Гуда Чьюзу пришлось вести беседу по поводу
него. Роберт доложил о приезде Регуара. Чьюз не хотел верить: как, после
такого оскорбления?
  Принять или отказать? Но все-таки... Докпуллер - это Докпуллер.
  Регуар вошел в кабинет Чьюза как ни в чем не бывало. Он выразил
глубочайшее сожаление от имени господина Докпуллера и от себя лично по
поводу злодейского выстрела. Господин Докпуллер и он, Регуар, верят, что
само провидение отвело руку преступника и спасло уважаемого профессора.
Господин Докпуллер и он, Регуар, высоко ценят благородство профессора
Чьюза, который отказался от обвинения преступника, ранившего себя и
обреченного на смерть.
  - Откуда вы взяли, что в меня стреляли? - недовольно спросил Чьюз.
  - Неужели вы в этом сомневаетесь, любезный профессор? - высоко поднял
брови Регуар. - Вы настолько благородны, что не можете допустить мысли о
существовании такого преступника, который посмел бы поднять руку на
изобретателя "лучей жизни". К сожалению, это так. Ваш шофер, любезный
профессор, прав! Если вы даже не слыхали выстрела, то посудите сами: зачем
этот Гуд бросился бежать? Ведь он мог застрелиться и около вас. Зачем за
ним погнался шофер? Ведь все происходило так, не правда ли? Мы достаточно
осведомлены (профессор Регуар говорил правду: не использовав отчет Уиппля
для газеты, Керри передал его Регуару).
  Чьюз удивился простоте и логичности этих доказательств.
  - Однако газеты пишут другое... - сказал он с горечью.
  - В том-то и дело, - подхватил Регуар, - те люди, ради которых вы
трудились, которых хотите спасти, против вас. Едва вы задели их интересы,
все сразу изменилось: они уже не рукоплещут вам, а стреляют в вас. Разве
Гуд думал о том, что ваше изобретение может спасти тысячи жизней? Что ему
эти жизни перед его маленькими интересами? Он пошел стрелять в вас. Это
грубая чернь! Разве она способна оценить ваши изобретения? Я вас
предупреждал, профессор. Вы думали, что это недоброжелательство к вам...
Теперь вы убедились... Только одни слухи о вашем изобретении вызвали
кризис. А что же будет с самим изобретением? Какие потрясения! Чернь
обрушится на вас, на вашу лабораторию и уничтожит ее. Ни мы, ни власти -
никто не в состоянии будет вас защитить.
  Регуар впился глазами в лицо Чьюза и с удовольствием заметил, что его
слова произвели впечатление.
  - Что же делать? - после долгого молчания растерянно спросил Чьюз.
  - Я уже указал вам выход, - вкрадчиво сказал Регуар. - Предложение
господина Докпуллера остается в силе. Вам уже сегодня нужна защита от
черни. Господин Докпуллер готов...
  - Ах, вы опять об этом... - махнул рукой Чьюз. - А я уже было вам
поверил...
  Регуар мысленно выругался: здание, возведенное с таким трудом, мигом
рухнуло.
  Несколько мгновений гость и хозяин молчали, сидя друг против друга.
Наконец Чьюз сказал:
  - Если бы вам когда-нибудь и удалось убедить меня, то мне достаточно было
бы на несколько секунд закрыть глаза и вспомнить все смерти, какие я
видел... - Чьюз действительно закрыл глаза. Лицо его сразу постарело и
приняло усталый вид. - Вот они проходят передо мной... - медленно произнес
он, точно рассказывая сон, который сейчас видел. - Сотни, тысячи детей,
подростков, только что начавших жить и уже задушенных болезнями... И когда
я вижу их, от всех ваших слов, доказательств, угроз, льстивых обещаний, от
всех ваших экономических теорий не остается решительно ничего!
  - Вам все равно не дадут спасти этих детей! - воскликнул Регуар. - Не все
Гуды так плохо стреляют...
  - Да, Гуды и... Докпуллеры... - согласился Чьюз. - Пусть... Все же я
обязан... я должен попробовать...
  - Конечно, если вам надоела жизнь... - сухо сказал Регуар. - Каждый сам
выбирает способ самоубийства. Это ваше личное дело. Но наука - наше общее
дело. А чернь уничтожит ее.
  - Наука, которая может, но не смеет спасти детей, потому что это не угодно
Докпуллерам и Гудам... - покачав головой, с горечью сказал Чьюз.
  - Вам уже, кажется, не дорога и наука? - язвительно усмехнулся Регуар. -
Варвары сметут все, слышите, все! Культуру, цивилизацию, общество...
  - Цивилизацию? - все еще не открывая глаз и так же медленно сказал Чьюз. -
Но зачем цивилизация, если нельзя спасти детей?
  - Значит, пусть чернь уничтожает ее? - вскочил Регуар.
  - Пусть... - миролюбиво согласился Чьюз.
  - Вы... вы... - Регуар не мог найти нужное слово. - Вы - разрушитель
общества... анархист... вы... вы - коммунист!
  - Нет, я политикой не занимаюсь, - сказал Чьюз вдогонку выбежавшему из
комнаты Регуару.



  30. Заключительное слово ученых Докпуллера


  ...Предприятия имеют такое же право нанимать ученых, как и других людей.


  Г. Стриблинг. "Мегафон"


  Итак, дух Петера Гуда мог бы узнать много неожиданного. Он узнал бы, что
ближайший помощник Докпуллера причислил его к черни. Если бы он подумал,
что это сказано лишь для Чьюза, то, подслушав разговор во дворце самого
Докпуллера, узнал бы еще более удивительные вещи.
  Ему это было бы тем более интересно, что разговор вели оставшиеся
неизвестными авторы знаменитой книги "Как он стал Докпуллером".
  - Этот малый очень кстати выстрелил в себя, - сказал профессор Регуар.
  - Он и умер очень кстати, - добавил профессор Ферн.
  - Несомненно, - согласился Регуар. - Но, боже мой, нашелся идиот, который
хотел спасти его: хозяин Гуда Крэп. Сначала он готов был поднять шум из-за
несчастных грошей, украденных у него Гудом, и успокоился только после
того, как я перевел ему эту ничтожную сумму. Потом он, очевидно,
вообразил, что мы покровительствуем Гуду, и, решив заслужить благоволение
Докпуллера, выписал Вирма! Представьте себе, что было бы, если бы этот
чудотворец спас Гуда? Из погибшего героя-страдальца он превратился бы в
подсудимого. Шофер Чьюза удивительно упрямый парень: он продолжал твердить
свое даже после того, как мои люди предложили ему очень хорошие деньги.
Этакий негодяй! Не только отказался от денег, но и грозил рассказать обо
всем Чьюзу. А для Чьюза достаточно было бы нескольких слов. Я сам в одну
минуту убедил его в том, что Гуд стрелял в него.
  - Крэп - болван, - без всяких обиняков сказал Ферн.
  - Мне стоило больших трудов отправить Вирма назад.
  - Неужели он согласился?
  - Нет, с этими "спасителями человечества" так просто нельзя: когда они
рвутся спасти человека, их ничем не остановишь, даже... потерей гонорара.
  - То есть?
  - Вы знаете, кто все устроил? Этот молодчина Кенгей! Право же, надо
рекомендовать Олкрайту взять его к себе в помощники - это очень ценный
человек для нашей "Культурно-информационной службы". Дело в том, что
самолет, на котором летел Вирм, должен был иметь одну остановку. Кенгей
воспользовался этим и разыскал тяжелого больного, нуждавшегося в срочной
хирургической помощи. А тут как раз пришла телеграмма от Крэпа (вы
понимаете, я взял его в руки) о том, что Гуд безнадежен. Гонорар, понятно,
прилагался. Вирм остался, оперировал больного и, разумеется, спас его...
  - Вы, как всегда, предусмотрительны, Регуар, - одобрил своего помощника
главный советник Докпуллера. - Но сознайтесь, даже вы, разрабатывая план
биржевого краха, все же не предвидели этого выстрела.
  - Конечно, - согласился Регуар. - То есть я понимал, что без самоубийств
не обойдется, но такого театрального эффекта никак не ожидал.
Экзальтированные дураки иногда полезны...
  - Очень удачно, что он не попал в Чьюза. Старичок нам еще пригодится -
хочет он этого или нет, а своим секретом он должен будет поделиться.
Сейчас у нас много союзников: все это мелкие людишки, потерявшие свои
гроши. Им кажется, что эти гроши завтра сделали бы их Докпуллерами.
Идиоты! Но они нам помогут. Возмущение против Чьюза сейчас одинаково
велико и среди этой мелюзги и среди настоящих коммерсантов. Вы очень умело
провели всю операцию.
  - О, это было уже не трудно... - застенчиво улыбнулся Регуар. -
Изобретение Чьюза само по себе наделало так много шуму... Качнуть биржу
ничего не стоило, особенно после того, как мои люди пустили по городу
соответствующие слухи, а затем выбросили на рынок тучу акций...
  - Вы не менее удачно выбрали момент, чтобы скупить всю массу выброшенных
акций.
  - Этим я только помог бирже снова стать на ноги...
  - Да, конечно, - согласился Ферн. - И заодно сняли недурной урожай.
Господин Докпуллер просил передать вам благодарность.
  - Я счастлив, - благоговейно склонил голову Регуар. - Я счастлив, но... не
вполне. Этот фанатик Чьюз! Он, вероятно, единственный человек в стране, на
которого биржевой крах не произвел никакого впечатления. И я буду вполне
счастлив тогда лишь, когда удастся его сломить. Он упрям, ограничен,
больше того: он попросту не понимает, что такое деньги...
  - Тем хуже для него, - зло усмехнулся Ферн. - Мы предлагали ему очень
подходящие условия. Не хочет - пусть пеняет на себя. Ваш план был блестящ,
а не угодно ли познакомиться с моим?





                                  Часть II
  ЛУЧИ СТАРОСТИ



  1. "Чем опасны лучи жизни?"


  ...Любая напечатанная ложь, вышедшая из-под пера любого отъявленного
негодяя, тотчас... принимается за чистую монету, хотя бы она прямо
противоречила характеру и всему образу поведения человека, о котором идет
речь.


  Ч. Диккенс. "Американские заметки"


  Чьюз понимал, что дело всей его жизни зашло в тупик. В своей мирной
лаборатории он чувствовал себя как в осажденной крепости. Что делать? Как
собрать лигу? Все средства борьбы - аппарат лиги, печать, радио - были в
руках врагов.
  Однажды к нему прибежал запыхавшийся Уиппль.
  - Вот их план, вот их удар! - закричал он еще с порога и сунул Чьюзу
длинные полоски бумаги, на которых было что-то напечатано.
  "Чем опасны лучи жизни проф. Чьюза?" - гласил заголовок. "Интересно, чем
они опасны?" - спросил себя профессор, принимаясь за чтение.
  Сначала шел сплошной панегирик. Автор с большой похвалой отзывался о
многолетней и многополезной научной деятельности профессора Чьюза.
  "Венцом ее явилось сенсационное изобретение "лучей жизни". В этом
изобретении все поистине замечательно: начиная от природы новых лучей,
оказывающих удивительное действие на животные организмы, и кончая
благородным стремлением изобретателя совершенно искоренить болезни на
земле. К сожалению, ни изобретатель, ни его последователи не обратили
внимания на одно немаловажное свойство лучей. Сам профессор Чьюз доказал,
что под воздействием его лучей развитие животных организмов убыстряется.
Произведенные им опыты показали, что облученные крысы, кролики, телята,
поросята вдвое или даже втрое быстрей обычного превращаются во вполне
взрослых особей. Таким образом, Y-лучи ускоряют все жизненные процессы,
ускоряют самую жизнь.
  Конечно, для скотоводства это имеет колоссальное положительное значение.
  Однако лучи, призванные уничтожить микробов и инфекционные болезни, может
быть, и достигнув этой цели, вместе с тем окажут убыстряющее действие на
жизнь людей. Человеческая жизнь сократится вдвое-втрое - вместо прежних
семидесяти-восьмидесяти лет человек будет жить в среднем двадцать пять,
максимум сорок лет.
  Дело, однако, не только в том, что будут умирать двадцатипятилетние
девушки и юноши (против чего, кстати сказать, как будто бы и борется
профессор Чьюз), дело еще и в том, что эти двадцатипятилетние будут вовсе
не юноши, а старики - лысые, со сморщенной кожей, выпадающими зубами,
слезящимися глазами, короче говоря, со всеми болезнями старости, не менее
ужасными, чем уничтоженные инфекционные болезни.
  Подобно телятам и поросятам, над которыми профессор Чьюз проделал свои
знаменитые опыты, человеческие дети в семь-десять лет будут уже не детьми,
а зрелыми мужчинами и женщинами и начнут давать потомство.
Пятнадцатилетние мальчики станут стареющими мужчинами с брюшком, мешками
под глазами и явной лысиной. Прекрасные двадцатилетние девушки, пленяющие
молодым румянцем, жемчужным блеском крепких зубов и чудесным отливом
каштановых и золотых волос, превратятся в седых и беззубых старух. Не
слишком ли дорого заплатит человечество за уничтожение инфекционных
болезней?"
  - Какая чушь! - изумился Чьюз. - Где вы это взяли, Уиппль?
  - Это статья, профессор. Она появится завтра в "Свободе".
  - Не может быть! - презрительно сказал Чьюз. - Это просто невозможно...
  - Скажите лучше, профессор, что это невозможно предотвратить! Так же, как
невозможн