Столица приняла необычный вид. Люди заполнили
не только тротуары, но и проезды улиц. Изредка сквозь толпу, неистово
гудя, медленно пробирался грузовик с плакатом: "С разрешения стачечного
комитета".
  Биржа ответила на события катастрофическим падением акций.
  Президент Бурман выступил по радио с речью, в которой призывал к
спокойствию, к разумной уступчивости, взаимопониманию и подчинению своих
мелких эгоистических интересов общим интересам Великании. Проникнувшись
сознанием новой для себя миссии примирителя враждующих социальных сил,
господин президент мобилизовал все свое красноречие. Перед мысленным
взором его колыхалось море голов - у репродукторов и лес рук,
приветствующих своего президента-примирителя. Он чувствовал, как его шансы
снова повышаются...
  На самом патетическом месте в кабинет вошел личный секретарь президента.
Он почтительно стал в стороне и, как показалось президенту, с умилением
слушал. Это еще более вдохновило господина Бурмана.
  Терпеливо дождавшись паузы, секретарь осторожно сказал:
  - Простите, господин президент, вы можете передохнуть... Вышло
недоразумение... Дело в том, что радиостанции уже полчаса бездействуют...


  23. Феникс из пепла


  Он родился в мире, где царил бизнес, превращенный в азартную игру; в этой
игре выигрышем была нажива, а ставкой - человеческая жизнь.


  Айра Уолферт. "Банда Тэккера"


  Предстоящее свидание с Чьюзом не радовало Ношевского. Он ехал к профессору
с тяжелым чувством. Его не покидало сознание того, что он сделал нечто
непоправимое и Чьюз не может быть им доволен.
  Старик поджидал его вдвоем с сыном. Как Ношевский и ожидал, после взаимных
приветствий и поздравлений Чьюз сразу же заговорил о соглашении. Где оно,
что с ним, почему оно не опубликовано? Его необходимо сейчас же
опубликовать, чтобы разоблачить новую фальшивку Докпуллера.
  - Соглашение уничтожено, - с трудом выговорил Ношевский.
  - Кто его уничтожил?
  - Я.
  - Вы?
  Ношевский сказал Чьюзу все те слова, которые столько раз говорил себе.
Чьюз напряженно слушал, лицо его темнело.
  Сын, подойдя к креслу, осторожно доложил руку на плечо старика.
  - Спокойно, отец, спокойно.
  - Как вы смели? - едва сдерживая себя, спросил старик. - Разве для этого я
его у вас оставил?..
  - Позвольте, профессор, - возразил адвокат, - если уж на то пошло, вы его
мне не оставляли. Правильней сказать, что вы его потеряли. Я подобрал его
и спрятал, когда вы упали в обморок. Если бы не я, оно непременно попало
бы в лапы Докпуллеру. Этого не случилось - первый выигрыш. Второй выигрыш
- я добился вашего освобождения.
  - Я вернусь сию же минуту в тюрьму. Дайте договор! - воскликнул старик,
вскакивая с кресла, как будто и впрямь порываясь бежать в тюрьму.
  Сын удержал его за руку.
  - Успокойся, отец! Возвращаться в тюрьму незачем. Хотя бы уже потому, что
Ношевский здесь ни при чем. Неужели вы, господин Ношевский, в самом деле
думаете, что это вы освободили отца? Неужели вы не понимаете, что они не
стали бы долго держать его в тюрьме? Ведь это значило бы погубить секрет!
Пустить же фальшивку против коммунистов вы им действительно помогли. Еще
бы! Вы уничтожили документ, изобличающий Докпуллера!
  Ношевский молчал. Молодой ученый говорил именно то, о чем он уже сам
догадывался, но в чем не смел сознаться даже самому себе.
  - Я не понимаю, почему вы вообще не выполнили моего поручения? -
раздраженно спросил Чьюз. - Почему вы не передали договор в редакцию
"Рабочего"?
  - Очевидно, господин Ношевский постеснялся иметь дело с коммунистами, -
сказал Чьюз-младший.
  Ношевский вздрогнул, как от пощечины.
  - Ничего удивительного, - спокойно продолжал Чьюз-младший. - Эта болезнь
сильно распространена среди нашей интеллигенции. Но как бы там ни было,
господа докпуллеровцы добились своего: они уничтожили компрометирующий
документ и соорудили фальшивку против коммунистов.
  - Положим, они добивались другого, - сказал Ношевский, чтобы хоть отчасти
оправдаться. - Они вовсе не хотели уничтожить документ. Они хотели
завладеть им. Не забывайте, что он подписан профессором Чьюзом. Мне
предлагали за него миллион.
  "Зачем я это сказал?" - сейчас же пожалел он.
  - Миллион? - переспросил Чьюз и прищурился. - Хорошая цена. Почему же вы
не согласились?
  Он повернулся к сыну:
  - А впрочем, может быть, и согласились. Откуда мы знаем?..
  У Ношевского задрожали губы. Он не мог произнести ни слова.
  - Это ты уж напрасно, отец, - укоризненно сказал Чьюз-младший.
  - Не знаю, не знаю... - недовольно проворчал старик. Видимо, он уже
пожалел о сказанном. - Может быть, ошибаюсь. Прошу извинить. Но господин
Ношевский огорчил меня не меньше.
  Обида была так глубока, что Ношевский даже не стал оправдываться. Так и не
сказав ни слова, он откланялся и ушел.
  Дома он долго не мог прийти в себя. Как могло случиться, что его
заподозрили в такой подлости?
  Немного успокоившись, Ношевский стал вспоминать все свои поступки один за
другим. Вдруг он со всех ног бросился в ванную. Перевернув все вверх дном,
он нашел наконец конверт, в нетерпении разорвал его и извлек оттуда пачку
старых фотопленок. Он быстро перебрал их, и лицо его осветилось радостной
улыбкой. Он нашел то, что искал.
  Это была фотокопия договора, которую Ношевский носил в редакцию "Свободы".
Какое счастье, что сыщики не наткнулись на нее!
  Керри не согласился опубликовать копию без подлинника договора -
согласятся ли коммунисты? В случае надобности он даст показания о том, как
был уничтожен подлинник.
  Ношевский решил сейчас же ехать к Чьюзу. Но мысль о том, что ему снова
придется говорить со стариком, остановила его. Он позвонил по телефону,
попросил Эрнеста Чьюза немедленно приехать к нему и передал ему фотокопию.
  Коммунисты согласились опубликовать ее и без подлинника. Помещение
редакции и типографии "Рабочего" все еще было занято полицией, но газета
продолжала выходить нелегально. Газета поместила документ, разоблачающий
Докпуллера, и рассказ Чьюза о том, как Меллерт принудил его дать подпись.
Эти же материалы были напечатаны в Рабочем бюллетене стачечного комитета и
в газете "Голос людей".
  Ношевский с удовлетворением рассматривал номер "Голоса людей" с фотокопией
договора. Он чувствовал, что хоть отчасти искупил свою вину. За чтением
газеты и застал его Регуар. Вот уж кого Ношевский никак не рассчитывал
видеть у себя! Он жалел, что толком не расспросил горничную, прежде чем
согласился принять посетителя.
  - Что вам угодно? - неприязненно спросил Ношевский.
  - Вы не слишком гостеприимны, - усмехнулся Регуар и, не ожидая
приглашения, подсел к столу. - Я привел напомнить вам о честном слове. -
Он ткнул пальцем копию договора, воспроизведенную на газетном листе.
  - Честное слово? - рассердился Ношевский. - Я свое слово выполнил. К
сожалению, выполнил. И не вам, господин Регуар, говорить о чести.
  - У меня нет охоты спорить с вами, господин Ношевский. Вы нарушили условия
нашего соглашения. Надеюсь, вы понимаете, что это значит?
  Регуар в упор посмотрел на Ношевского.
  Тот понял.
  - Что ж, вызывайте Брегера, - сказал Ношевский.
  - Есть другой выход. Прочитайте.
  Регуар достал бумагу с текстом, напечатанным на машинке. Это было письмо
Чьюзу. Ношевский сообщал, что он передал договор Докпуллеру, и
рекомендовал Чьюзу признать его как бесспорный юридический документ.
Письмо заканчивалось сообщением об отъезде Ношевского за границу.
  - Что это? - спросил адвокат.
  - Перепишите и подпишите, - ответил Регуар.
  Ношевский догадался.
  - Вы подделали документ?
  - Ну что значит подделали? Наши подписи там настоящие, а подпись Чьюза не
хуже настоящей. Все это условности! Соглашение было подписано? Было. Вы
его сожгли. А мы восстановили. Вроде той мифической птицы Феникс, что,
сгорев, выходит из пепла возрожденной. Подумайте: ведь Чьюз не видел, как
вы уничтожили соглашение. Ему и в голову не придет, что это дубликат.
  - Фальшивомонетчики! - в ярости закричал Ношевский. - Секретная
коммунистическая директива тоже из вашей мастерской?
  - Слушайте, Ношевский, мы даем вам возможность исправить ошибку. За
подлинник я предлагал вам миллион, за дубликат вы получите полмиллиона...
  Не соображая, что он делает, Ношевский перегнулся через стол и ударил
Регуара по щеке.
  Регуар вскочил и испуганно оглянулся: не видел ли кто-нибудь? Затем он
вынул платок и вытер щеку.
  - Вы плохо воспитаны, Ношевский, - презрительно сказал он уходя. - Я
драками не занимаюсь. На вашу физиономию найдутся другие руки.
  Ношевскому стало ясно, что он обречен. Позвонить в полицию?
Бессмысленно... Что он скажет? Что Докпуллер хочет убить его за отказ от
подлога?.. Его поднимут на смех. Спрятаться? Куда от них спрячешься!..
Выбежать на улицу? Но едва он выйдет, его опять "случайно" собьют с ног. В
центре столицы, среди многих тысяч людей, он беспомощен, он обречен...
  По крайней мере, нужно позвонить Чьюзу. Но Ношевский вспомнил, что
служащие телефонной станции сегодня присоединились к забастовке.
  Ехать к Чьюзу! Предупредить его! Рассказать обо всем! Остаться у них! Там
безопаснее.
  Он послал горничную за машиной.
  В тот же момент к дому, где жил Ношевский, подъехал санитарный автомобиль.
Врач и два санитара в белых халатах с красными крестами поднялись на
лифте. Мальчик-лифтер высадил их на пятом этаже. Врач вынул из кармана
ключ и открыл дверь.
  Услышав стук входной двери, Ношевский удивился: неужели уже вернулась
горничная? Он вышел в переднюю. К нему шли санитары в белых халатах. Он
все понял и бросился в кабинет за оружием... Сильные руки схватили его
сзади. Что-то мягкое окутало его лицо, резкий запах ударил в нос. Он
потерял сознание.
  Санитары положили Ношевского на носилки и бережно внесли в лифт.
Мальчик-лифтер посмотрел: а, этот адвокат...
  - Что с ним? - тихо спросил он.
  - Ничего, скоро пройдет, - сказал доктор.
  Больной спал, мерно дыша.
  Когда горничная возвратилась, лифтер рассказал ей, что адвоката увезли в
больницу. Несколько дней она искала хозяина по всем городским больницам,
но так и не нашла.
  В тот же день, когда Ношевский исчез, профессор Чьюз получил письмо.
Прочитав его, он возмущенно воскликнул:
  - Мерзавец! А ты защищал его, - и он протянул письмо сыну.
  Ношевский сообщал Чьюзу о том, что он передал соглашение Докпуллеру, и
рекомендовал признать его. Он также извещал профессора о сво„м отъезде за
границу.
  - Он так искренне обиделся, - удивленно сказал Чьюз-младший. - Он
утверждал, что соглашение уничтожено. А зачем он передал нам фотокопию?
Все-таки это очень странно...
  - О, подобным господам ничего не стоит прикинуться искренними.
  И старик рассказал сыну о предательстве Уиппля. Впрочем, этот Уиппль
кончил все-таки самоубийством. Вероятно, его замучила совесть. Может быть,
и Ношевский, продав договор, почувствовал угрызения совести и вернул, по
крайней мере, фотокопию.
  Эрни молча слушал. Больше о Ношевском они не вспоминали.
  Вечером, когда сын уехал, Роберт доложил о посетителе, Чьюз вышел в
переднюю и обомлел: Регуар!
  - Как вы посмели? - воскликнул Чьюз.
  - Может быть, вы все-таки пригласите меня в кабинет? - спросил Регуар,
заметив, что хозяин не трогается с места.
  - Нет! - резко ответил Чьюз. - Роберт, останься!
  - Здесь не совсем удобно, - сказал Регуар, оглядывая переднюю. - Впрочем,
если хотите...
  Так они и стояли друг против друга в передней, старый ученый и советник
Докпуллера, а несколько поодаль выжидательно поглядывал на них Роберт.
  Видя, что ему не предлагают даже сесть, Регуар сказал:
  - Профессор, надо кончать. Вы дали свою подпись и не можете не уважать ее.
  - Этой подписи я не уважаю, - ответил Чьюз. - И я не уважал бы себя, если
бы мне не удалось благодаря этой подписи спасти лучи от вас.
  - Но любой суд признает законность этого документа, - и Регуар вынул из
портфеля соглашение.
  - Да, суд признает, - согласился ученый. - А что дальше? Суд постановит
распилить профессору Чьюзу череп, вынуть оттуда секрет и преподнести его
на атласной подушечке господину Докпуллеру - так, что ли? Напрасно
заплатили миллион за эту бумажку!
  Регуар с удовлетворением отметил эти слова - очевидно, Ношевский что-то
рассказывал. Это было очень кстати. Но упорство Чьюза раздражало Регуара.
  - Профессор, соглашение опубликовали вы. Мы готовы были забыть о нем, вы
сами его воскресили.
  - Я опубликовал его, чтобы опровергнуть вашу фальшивку о коммунистах.
  - Вы ничего не опровергли. Каждому ясно: раз профессора Чьюза не
наказывают за убийство, значит, он убил коммуниста. Нет, профессор, теперь
нам с вами по пути.
  Но тут произошло то, чего уж никак нельзя было ожидать от старого
профессора. Он как-то боком, по-воробьиному, подскочил к гостю и неловко
размахнулся. Сухой треск пощечины разбудил старого Роберта, успевшего
вздремнуть, прислонясь к стене. Верный слуга бросился на помощь хозяину.
Но оскорбленный гость остолбенел от изумления. Несколько придя в себя, он
принялся тереть платком щеку (опять левая!).
  - Ну, знаете... знаете... - только и повторял он, не находя слов.
  - Ничего, ничего, господин, - приговаривал Роберт, осторожно подталкивая
его к выходу. - У профессора рука легкая...
  - Ну, знаете... знаете... - как заведенный, повторял Регуар, пока Роберт
не усадил его в машину.



  24. Голубь с оливковой ветвью


  ...сделать лица масками сердец...


  В. Шекспир. "Макбет"


  Всеобщая забастовка приобрела такой размах, что даже сам Докпуллер встал
со своего кресла и, заботливо поддерживаемый сыном, расхаживал по комнате,
стараясь понять, как могли произойти такие невероятные вещи.
  В эти дни многие почтенные люди нервно шагали по своим кабинетам, стараясь
собраться с мыслями. К этим людям принадлежал и президент республики
Бурман. Он чувствовал, что на его президентские плечи свалилась непомерная
тяжесть. Его, Бурмана, обвиняют в покровительстве коммунистам! Теперь уже
ясно, что на президентских выборах он провалится. Ну и черт с ним! У
Блэйка было и спокойней и доходней. Вряд ли Блэйк будет против его
возвращения! Надо будет позондировать почву...
  Все эти частные соображения нисколько не помешали господину президенту
выступить на созванном в тот же день заседании кабинета с большой речью о
всеобщей забастовке, о национальном кризисе, о высоком долге, о трудных
проблемах, поставленных историей, о высоких идеалах, о необходимости
героических решений...
  В тот же день личный представитель президента господин Фреди Джофаредж,
неотразимый красавец неопределенного возраста (молодой в женском обществе
и пожилой в кругу сановников), подъехал на своей сверкающей машине к
загородному особняку профессора Чьюза.
  Фреди Джофаредж вручил ученому письмо президента. Президент сообщал, что
он уже давно со все возрастающим вниманием и интересом следит за научной
работой профессора Чьюза. Он считает, что пришло время поставить вопрос на
чисто практическую почву.
  "Следует признать справедливость вековых чаяний народных масс, создавших
своим трудом нашу прекрасную страну, - писал президент. - Наш великий
народ заслуживает того, чтобы навсегда избавиться от призрака голода и от
болезней. История возложила на меня, как на президента великой нации,
почетную задачу преодолеть все трудности и привести наш славный народ к
великому изобилию, процветанию, здоровью и счастью. Я прошу вас,
высокоуважаемый профессор, по мере ваших сил помочь мне в выполнении этой
славной миссии. Не сомневаюсь, что высокое сознание гражданского долга
подскажет вам, господин профессор, правильный ответ на мое предложение, от
которого, как вам, конечно, понятно, зависит судьба не только нынешнего,
но и будущих поколений..."
  Перевернув страницу, Чьюз добрался наконец до дела. Президент спрашивал
высокоуважаемого профессора, на каких условиях он согласился бы передать в
собственность государства открытые им лучи. В том случае, если условия
окажутся приемлемыми, он, президент, внесет в палаты законопроект об
учреждении "Государственной комиссии по изучению и исследованию
практических возможностей к использованию в мирных целях лучистой
энергии", каковую комиссию, естественно, должен будет возглавить достойный
изобретатель...
  Чьюз молчал, стараясь собраться с мыслями. Наконец победа! Лучи признаны!
Вот когда он добился признания! Не ученые помогли ему, а рабочие, их
требования, их забастовки. Испуганное правительство вынуждено уступить...
  Но Чьюз уже привык к хитростям и уловкам противника. Может быть, письмо
президента - тоже маневр, смысл которого ему пока неясен?..
  - Я должен быть уверен, что не возникнет вопрос об использовании лучей как
военного оружия, - сказал Чьюз.
  - Вчитайтесь в письмо господина президента, - любезно ответил Джофаредж. -
Речь идет о борьбе с голодом и болезнями. Да и самое название комиссий
достаточно определенно: комиссия для использования в мирных целях, -
подчеркиваю: мирных...
  - А как же с фальшивкой против коммунистов?
  - Профессор, это не имеет никакого отношения к делу. Следствие идет своим
чередом. Можете не сомневаться, что правосудие восторжествует.
  - Когда правосудие восторжествует, я и передам вам лучи.
  - Почему же народ должен ждать? - воскликнул Фреди, и его лицо - тончайший
инструмент для выражения тех чувств, каких он не испытывал, - моментально
изобразило огорчение. - Народ уже сегодня просит: дайте нам лучи, дайте
дешевую пищу! Что мы ответим народу?.. Скажем, что профессор Чьюз просит
немного подождать?..
  - Я передам лучи государству только в том случае, если коммунисты будут
оправданы, - сказал он.
  - Профессор, вы хотите оказать недопустимое давление на суд... По
конституции наш суд независим.
  - С нашим судом я знаком по личному опыту, - раздраженно перебил Чьюз. - Я
должен написать президенту...
  - Как вам угодно, профессор. Все же я не советовал бы вам связывать эти
два вопроса. Я рекомендовал бы написать президенту два письма: одно -
чисто деловой ответ на его предложение, другое - ваши пожелания
относительно суда над коммунистами.
  Чьюз снова задумался. Чиновник рассуждал логично. Профессор решил
последовать его совету. Он написал президенту два письма. В одном,
довольно пространном письме, он резко протестовал против той грубой
инсценировки, которая была состряпана вокруг попытки похищения лучей.
Другое письмо было кратким: профессор соглашался безвозмездно передать
лучи государству. При этом он подчеркивал, что речь может идти только об
использовании их для мирного строительства - никакой другой работы он
вести не будет.
  Фреди Джофаредж прочитал письмо и медленно встал, всем своим видом
показывая торжественность минуты.
  - Господин профессор Чьюз! Я безмерно счастлив, что судьба отвела мне
скромную роль голубя, который принесет истомленному ожиданием человечеству
благостную оливковую ветвь мира.
  Он долго говорил о своем преклонении перед бескорыстным подвигом
благородного ученого.
  Чьюз с облегчением вздохнул, когда гость был, наконец, сдан на руки
Роберту.



  25. Большой день "Национального единения"


  Надеюсь, что моя деятельность в течение минувшей сессии удовлетворила вашу
фирму - не столько в отношении вновь принятых законов, сколько вследствие
того факта, что мы смогли еще в руководимом мной комитете похоронить много
внесенных в сенат вредных законопроектов.


  Из письма сенатора Уоррена Т. Тейера вице-президенту "Ассошиэйтед гэз энд
электрик компани" С.Дж. Мак-Ги. Дж. Дэвис. "Капитализм и его культура"


  Ввиду напряженности положения президент созвал объединенное заседание
обеих палат и обратился к нему со специальным посланием. Президент
призывал депутатов вывести страну из кризиса.
  Десять страниц послания были посвящены рассуждениям о свободе, демократии,
прогрессе, процветании, счастье, идеалах и о многом другом. К сожалению,
большинство депутатов ничего этого не слышало. Дело в том, что в
парламенте давно установился обычай д