видимо тоже
инструктированные Фрейлингтоном. Зато резко выступил Том. Он доказывал,
что согласиться на тридцать процентов - значит предать интересы рабочих.
  - И это в то время, когда Прукстер загреб из казны миллионы! - воскликнул
он.
  - А ты видел эти миллионы? - рассердился Джон. - Толкуешь о субсидии. А
почему мы тебе верить должны? Известно, коммунист! - Джон постарался
вложить в это слово все свое презрение. - Ты мне докажи насчет субсидии,
я, может, первый пойду за тобой.
  Дело кончилось скандалом: Том не выдержал и назвал Джона хозяйским
прихвостнем. Джон полез с кулаками, его оттащили, и председатель закрыл
собрание. Никакого решения так и не приняли.
  Первая неудача не обескуражила Джона. Он собрал у себя дома делегатов,
поддержавших его предложение. Было решено убеждать рабочих согласиться на
тридцать процентов.
  - Что ж, ребята, неужели уступим коммунистам? - подбодряя товарищей,
спросил Джон.
  - Ни в коем случае! - воскликнул старый Херойд. - Он, Прукстер, хоть и
подлец, а все ж таки кормит. А коммунистической забастовкой сыт не будешь!
  Вскоре Джон и думать забыл о президенте. Из-за него он чуть в беду не
угодил, хорошо - Фрейлингтон вызвал. Нет, видно, прежде чем большой
политикой заниматься, надо свои личные дела обеспечить. Он не какой-нибудь
голяк Том, которому нечего терять! Бейлу что? Закроют завод - он махнет
зайцем в товарном поезде на другой конец света, только его и видели! А
другие тут оставайся, расхлебывай кашу, которую заварил этот коммунист.
Нет, слава богу, Джон Джерард - не бездомный бродяга, ему есть за что
постоять!



  5. "Небесная черепаха" в заливе Невинности



  ...В настоящее время нет события, которое показалось бы нашему читателю
необыкновенным...


  Дж.Свифт. "Путешествие Гулливера"



  В холодный осенний вечер к небольшому пустынному острову, затерявшемуся в
архипелаге подобных же клочков суши, подошел военный катер. Погода была
пасмурная, тучи сплошь затянули небо, но океан был спокоен: катер лишь
слегка покачивало. Суденышко приблизилось почти вплотную к скалистому
берегу - здесь было глубоко, и по сброшенным мосткам на берег сошли двое:
довольно плотный мужчина в широком военном кожаном пальто, без погон, с
полевой сумкой на ремне; другой - тщедушный, невысокий, в штатском.
Маленький морщился, кашлял и проявлял все признаки неудовольствия морским
путешествием. Военный держался бодро.
  - Лейтенант, через час мы вернемся! - крикнул он, обращаясь к моряку на
катере.
  Моряк козырнул. Двое поднялись по крутому берегу и вскоре скрылись из глаз.
  "Какого черта им тут надо?" - подумал лейтенант Патерсон, молодой моряк,
неожиданно для себя попавший в эту таинственную экспедицию. Он не знал ни
цели ее, ни ее странного названия: операция "Небесная черепаха".
Начальством было только сказано, что он удостаивается чести сопровождать
двух весьма высоких особ и ему представляется прекрасный шанс сделать
карьеру, если он сумеет им понравиться, а главное, держать язык за зубами,
что бы ни довелось увидеть. И вот теперь с командой из двух матросов он
стоит со своей скорлупкой у неприветливого островка, напоминающего
изогнутую спину ныряющего в океан гигантского зверя. По одну сторону -
бескрайняя даль океана, по другую - цепь таких же диких островов, за ними
теряющаяся в сумерках полоска безлюдного берега. Черт бы все побрал, в
экспедиции пока нет ничего интересного... Да и чего ждать от этого
неуютного океанского уголка, который некие восторженные поэты от географии
осчастливили романтическим наименованием залива Невинности! Как ее ни
поэтизируйте, а невинность - одна из самых скучных разновидностей
добродетели. Так философствовал про себя лейтенант Патерсон. А уж если
лейтенант философствует, это верный признак меланхолии! По крайней мере, в
нормальном состоянии лейтенант Патерсон до философии не снисходил...
  Через час оба спутника вернулись. Военный был, видимо, доволен, мурлыкал
себе под нос, штатский неистово кашлял и обиженно ворчал. Лейтенант помог
обоим взойти на катер и распорядился убрать мостки. Судно развернулось и
пошло к соседнему острову, милях в двух. Здесь у берега было приказано
стать на якорь.
  Прошло часа полтора. На океан спустился мрак, в котором растаяли силуэты
островов. Вдруг со стороны суши раздался шум самолета. Вскоре показались и
его сигнальные огни. Самолет сделал несколько кругов над тем местом, где,
по расчетам лейтенанта Патерсона, находился недавно оставленный ими
остров. Самолет был тихоходным: он очень медленно кружил над островом.
Двое, вооружась биноклями, внимательно следили за маневрами машины.
Патерсон было поднял свой бинокль, но военный коротко заметил:
  - Не думаю, лейтенант, чтобы бинокль был вам нужен. И вообще считайте, что
не видите ничего.
  Лейтенант мысленно выругался и опустил бинокль. Впрочем, огни самолета
были отчетливо видны. Он сделал еще несколько кругов над островом и...
остановился. Стало ясно: это геликоптер. Аппарат неподвижно висел над
невидимым островом. Вдруг голубоватый луч прожектора прорезал темноту. Он
выходил из невидимого геликоптера и шарил по острову. Выхватываемые из
темноты, возникали причудливые скелеты деревьев, и вдруг лейтенант
Патерсон увидел, как там и тут голые деревья охватывает пламя.
  Вот оно что! Так это те самые "лучи смерти", о которых кричат газеты! Ему,
Патерсону, первому посчастливилось увидеть их действие!
  Маленький остров пылал в нескольких местах, а невидимый поджигатель все
висел над ним, все шарил голубым лучом, и все новые костры возникали в
темноте. Наконец они слились в одно сплошное пламя. Геликоптер погасил
луч, погасил сигнальные огни, и вскоре рокот его затих вдали.
  Лес на острове догорал.
  Военный опустил бинокль и посмотрел на штатского. Штатский улыбнулся.
  - Что ж, очень хорошо, - сказал военный. И, повернувшись к Патерсону,
добавил: - Внушите вашим людям, лейтенант, что они так же ничего не
видели, как и вы. Вы меня поняли?
  - Так точно, господин министр! - бодро ответил Патерсон.
  - Не выставляйте напоказ свою догадливость, лейтенант, - недовольно
буркнул военный.


6. Слава "Святому Маврикию"!


  "Все новости, достойные напечатания".


  Девиз газеты "Нью-Йорк Таймс"



  - Ну что, как "Небесная черепаха"? - спросил Бедлер своего патрона, когда
после трехдневной отлучки тот снова появился в министерстве. Секретарь с
нетерпением ожидал результатов этой втайне подготовленной генеральной
репетиции.
  - Отлично! - засмеялся Реминдол, усаживаясь за свой стол и радостно хлопая
по плечу своего секретаря и друга. - Можно ставить спектакль, с публикой,
с журналистами и прочими онерами. - Вдруг генерал расхохотался. - Но видел
бы ты Ундрича! Бедняга боится моря, как кошка. Чихает, кашляет... Его и в
штиль укачает. Мы, знаешь, предварительно облазили этот островишко, так я
думал, из него дух вон!
  Часа через полтора взволнованный Бедлер снова вбежал в кабинет министра.
  - Послушай, все открыто! - крикнул он с порога и бросил на стол газету.
  В самом деле: в газетных описаниях не хватало только фотографий. Впрочем,
одна фотография была: с газетного листа обворожительно улыбался бравый
морской волк, широколицый, бритый, со шрамом над левым глазом и с носом,
чуть свернутым набок. Под фото размещалось интервью капитана дальнего
плавания Гарри Крейчи:
  "По морям и океанам плаваю не один десяток лет. Всякое бывало... В морских
кругах человек известный. Спросите любого моряка, знает ли он Гарри
Крейчи. Кто не знает, не моряк - мокрая курица! Но для сухопутной публики
действительно капитан Крейчи - ничтожный ноль. Да, так вот я и говорю,
всякое случалось. Кто в море не бывал, тот чудес не видал. Но такого чуда,
нет, еще не видывал. Позвольте, я по порядку. Плаваю я теперь на "Святом
Маврикии". Ничего посуда, но в возрасте. И вот в пути наш старичок
"Маврикий" замешкался: сдала одна машина. Даю приказ: к берегу. Становимся
на якорь. Починились. Можно ложиться на свой курс. А нужно сказать вам,
кругом - острова, дикие, пустые. Долготы и широты - не сообщу: а вдруг это
государственная тайна? Стемнело. Только собираюсь поднять якорь, и,
представьте себе, из тучи молния не молния, стрела не стрела, а луч,
голубой, пронзительный, воткнулся в островок, тот, как пучок соломы,
вспыхнул - и нет его! Ну, на "Маврикии", конечно, волнение: женщины, дети,
плач, рыдания... Вы спрашиваете, не подходил ли потом к острову? Нет,
зачем же? Может быть, там радиоизлучения... а у меня люди, я за них
отвечаю. Нет, я с якоря да подальше.
  Спрашиваете, что оно такое? Чего не знаю, того не знаю. Только нет, не
атмосфера! Сколько плаваю, атмосфера так не шалила. Человеческих рук дело!
Вы спрашиваете, не с самолета ли были лучи? Нет, утверждаю, самолета не
было! Луч падал прямо с неба. Да, да, прямо с неба. Самолет я заметил бы.
Как вы говорите? Лучи с Марса? Не знаю, на Марс не плавал, не
доводилось..."
  Генерал отбросил газету и посмотрел на секретаря.
  - Черт дернул этого "Маврикия" затесаться! - сказал он с досадой. - Уж,
кажется, самое глухое место выбрал, вдалеке от пароходных трасс. Недаром
же заливом Невинности величается. Ирония судьбы: какой-то старикашка
"Маврикий" смеет нарушать невинность! - Бедлер сделал вид, что усмехнулся
генеральскому каламбуру. - Бывает так, что шутка, не всегда и удачная,
подымает дух, - оживился и генерал Реминдол. - А впрочем, не беда! -
воскликнул он. - Объявим, в чем дело, а потом и за спектакль. Конечно,
исчезла неожиданность, так сказать, невинность... не тот эффект, но что
поделать!
  Через полчаса Бедлер доложил, что журналисты желают видеть министра, чтобы
получить объяснения по поводу странного явления.
  - Ну, вот и пресс-конференция, - сказал Реминдол, усаживаясь за стол и
принимая соответственно величественную позу. - Зови! Сейчас все объясним...
  Журналисты вошли гурьбой и расселись вокруг. Как старший по возрасту,
открыл конференцию редактор "Свободы" господин Керри:
  - Известны ли господину министру те события, о которых сообщил капитан
дальнего плавания Гарри Крейчи?
  - Конечно... очень хорошо известны, - ответил министр. Секретарь и
журналисты записали.
  - Не считает ли господин министр, что в данном случае мы имеем дело с
агрессивными действиями Коммунистической державы?
  Бедлер дернулся на стуле и уставился на патрона. Тот на мгновение
смутился. Но только на мгновение: сейчас же лицо его просияло.
  - Отдаю должное вашей проницательности, господин Керри, - сказал министр
любезно. - Я именно так и полагал.
  - Не означает ли это, что господин министр располагает соответствующими
фактическими данными?
  - Безусловно. На месте уже произведены расследования.
  - Любопытны результаты...
  - Интересы государства не всегда позволяют удовлетворить любопытство
публики...
  - А все-таки как полагает господин министр: в данном случае имел место
воздушный налет с "лучами смерти" или лучи были направлены к нам
непосредственно из-за океана?
  - Повторяю, я хотел бы пока воздержаться от заключения, - возразил министр.
  - Но все же господин министр считает возможным, что лучи направлялись
непосредственно через океан? - настойчиво спросил один из журналистов.
  - Я не считаю это исключенным, - важно ответил министр.
  - В таком случае океан не может больше служить для нас надежной защитой? -
тревожно спросил другой журналист.
  - Как видите... Но мы спокойны: теперь мы владеем средствами защиты более
надежными, чем океан... Придет время - публика все узнает. А сейчас я
вынужден ограничиться сказанным...
  Господин Керри закончил пресс-конференцию традиционной формулой
благодарности:
  - От имени прессы прошу вас, господин министр, принять признательность за
столь любезно предоставленную информацию.
  Когда журналисты вышли, Бедлер несколько остолбенело посмотрел на
генерала. Все вышло неожиданно, почти само собой, и, кажется, неплохо
вышло. Реминдол понял немой вопрос друга.
  - Каковы наши господа журналисты? - восторженно воскликнул генерал. - Надо
отдать им справедливость: спрашивать умеют! И всегда выудят именно то, что
и нужно напечатать! Да, настоящий журналист - это прежде всего творец! Я
всегда был того мнения, что сырые факты - лишь глина в руках мастера. Ну,
Бедлер, спектакль побоку! То, что мы сейчас сделали, поважнее! Слава
"Святому Маврикию" - старичок нам здорово помог!



  7. Осложнения в Медиане


  Мы все, дельцы, рабочие и правительство, должны благосклонно смотреть на
увеличение прибылей. Рабочие должны гордиться успехами предприятия, на
котором они работают, потому что это предприятие дает прибыли.


  Гарольд Стассен. Речь в Национальной ассоциации промышленников США,
декабрь 1946 г.



  Генерал был прав: средство, неожиданно попавшее в его руки, оказалось
очень сильным. Целые страницы были заполнены беседами и сообщениями
очевидцев - пассажиров "Святого Маврикия". Тучи корреспондентов и
фоторепортеров облепили маленький безыменный остров. Фотографии
сожженного, опустошенного клочка земли с торчащими скелетами обгоревших,
изуродованных деревьев приводили в содрогание читателей.
  Министр позаботился о том, чтобы наружу не вылезло ничего лишнего. По его
поручению Бедлер вызвал и внушительно побеседовал с каждым участником
операции. Всем было объяснено, что политические и стратегические факторы
настоятельно требуют держать в секрете испытание "лучей смерти".
Естественно, что ни Реминдол, ни Бедлер на одни увещевания не полагались:
и лейтенант Патерсон и его два матроса, и летчик, и все другие лица, так
или иначе занятые в "Небесной черепахе", получили повышения и премии.
  Неожиданные события вполне благоприятно сказались на делах "Корпорации
Лучистой Энергии". Акции ее резко поднялись. Генерал Реминдол был очень
доволен. Тем большую досаду вызывала заминка в Медиане. Этот "старый
провинциал", как называл генерал Реминдол Прукстера, торговался о каких-то
процентах со своими рабочими: в чем там именно дело, генерал не знал и не
желал знать, эти мелочи не могли его интересовать. Черт возьми, его затея
на заброшенном острове подняла бум на весь мир, он наживает на повышении
акций сумму, которую все еще не может подсчитать, потому что она растет и
растет, и этот "старый провинциал", надо думать, тоже себя не обидел - что
ж, черт его побери, он там скупится из-за каких-то пустяков? "Жалкий,
мелкий торгаш - напрасно я его в дело взял, - сердился генерал. - Без
широких горизонтов! Все дело может испортить". И он телефонировал и
телеграфировал Прукстеру: "Забастовку отставить!" Пожалуй, он отставил бы
и самого Прукстера, да поздно было: субсидию тот получил; кроме того,
Прукстер узнал кое-какие вещи, которые постороннему, а тем более
обиженному, знать не полагалось. Наконец, жена Прукстера была кузиной жены
"мясного короля" Блэйка, у которого нынешний президент Бурман некогда был
юрисконсультом - значит, в нужном случае можно через всю эту
родственно-деловую цепочку щелкнуть по носу самого президента: в
государственных делах извилистый путь иной раз короче прямого.
  Реминдол был прав. Дополнительный "куш", который положил Прукстер в
карман, с избытком компенсировал бы его за уступку рабочим. Но, как уже
было сказано, господин Прукстер был необычайно принципиальный человек.
Есть такие принципиальные люди, что даже икают принципиально: для здоровья
полезно. Так вот господин Прукстер принципиально не уступал рабочим: для
здоровья вредно (то есть, конечно, для здоровья господина Прукстера).
  Но, кроме того, господин Прукстер из всей этой так кстати свалившейся
истории о "коммунистических лучах" сделал и тот вывод, что сейчас уступать
рабочим совсем уж глупо: отечество в опасности, коммунисты начали агрессию
- да разве рабочие военного завода посмеют бастовать в такой грозный
момент! Разве им позволят? Разве общественное мнение их не пристыдит? И
господин Прукстер прежде всего принялся за организацию общественного
мнения, что ему было не так уж трудно: "Медианский курьер" (орган партии
"раков") и "Медианский глашатай" (орган партии "крабов") были у него на
постоянных субсидиях (кстати сказать, всегда равных - еще одно из
проявлений принципиальности господина Прукстера: он считал, что оба органа
свободной печати, несмотря на разницу в партийных взглядах, имеют равные
возможности принести ему пользу, а потому по всей справедливости они и
получали поровну). Итак, в "Медианском курьере" и "Медианском глашатае"
появились грозные статьи о том, что патриотически настроенных медианских
рабочих мутят коммунисты, подбивая их предъявлять невыполнимые требования;
что делается это со злонамеренной целью сорвать оборонные усилия
государства в грозный момент нависшей над страной опасности, когда
Коммунистическая держава "своими таинственными лучами уже щупает ближайшие
подступы к нашим твердыням", и так далее, и так далее - по всем правилам
хорошо оплаченного гражданского негодования. Писали и о том, что одним из
главных вожаков медианских коммунистов является открытый эмиссар
Коммунистической державы, не так давно оттуда приехавший. Вопли медианских
газет вскоре разнесли по всей стране столичные "Горячие новости", "Рекорд
сенсаций" и прочие тузы "великой свободной печати".
  Такая же тщательная подготовка велась и внутри. Тут уж действовал столь же
принципиальный господин Фрейлингтон, председатель рабочего союза. Однако,
несмотря на все свои старания, он был менее уверен в успехе, и выражение
унылой безнадежности так и не сходила с его вытянутого лица. Впрочем,
рабочие не очень-то часто видели своего руководителя: он предпочитал
оставаться в тени. Зато Джон Джерард вскоре увидел себя признанным главой
лояльных рабочих. А набралось таких не так уж мало. Прежде всего, тут были
наиболее квалифицированные рабочие, которые во всяком случае оставались на
переоборудовании завода с полной ставкой, а потому не так уж волновались
по поводу размера ставки своих менее счастливых товарищей. Наконец, и
среди этих последних было немало таких, которые двадцать процентов ставки
предпочитали неопределенным перспективам голодной борьбы. Джон чувствовал,
что число его сторонников растет. Правда, неприятное чувство зашевелилось
в его сердце, когда он прочел в газетах о засланном из Коммунистической
державы специальном эмиссаре - кто же из медианских рабочих не понимал,
что речь идет о Томе Бейле? "Это, конечно, бесчестно, - подумал Джон, но
тут же успокоил себя: - Что ж, Том сам виноват: зачем он дал повод?"
Впрочем, Джон точнее не определил для себя, в чем же заключался этот
повод: в том ли, что Бейл поехал добровольцем на фронт, был ранен и попал
в Коммунистическую державу, или в том, что он добивался лучших условий для
рабочих? Что поделать: недостаток многих людей не в том, что они не
думают, а в том, что боятся додумывать до конца; впрочем, они делают это
для самозащиты...
  И вот наступил момент, когда волновавший всех вопрос должен был
разрешиться на общем собрании рабочих. Господин Прукстер любезно отвел для
собрания главный корпус завода. Ожидался большой день. На Медианском
аэродроме сел хорошенький, аккуратный самолет, откуда на землю сошла
довольно грузная фигура господина Пумферца. Да, сам председатель
великанской Федерации Труда пожаловал на собрание медианских рабочих. Как
почетному гостю, ему и было предоставлено первое слово.
  Кругленькая фигурка господина Пумферца, его лоснящееся лицо, сигара,
непрерывно кочующая из одного угла рта в другой, - все это было встречено
рабочими с некоторым недоумением, что, впрочем, не помешало приветствовать
его аплодисментами, правда, не совсем уверенными, как бы выжидающими.
Господин Пумферц приложил руку к сердцу и раскланялся на манер оперного
артиста. Затем он произнес речь. Если бы слушатели были более сведущи в
истории и менее провинциальны, они, несомненно, должны были бы
чувствовать, что в этом пылком ораторе слились воедино по меньшей мере
Демосфен и Цицерон. Он воздвигал горы аргументо