й и злой. Рядом с ним громоздился  небольшой  Эверест  из  клеенчатых
баулов, от которых несло салом и копчениями.  Дашуня,  до  сих  пор  успешно
противостоявшая этим ароматам,  из-за  неожиданного  удара  в  спину  слегка
расслабилась, и ее рот тут же наполнился слюной. Последний раз она ела вчера
вечером. Дашуня сердито сглотнула слюну и задержала дыхание.  Впереди  гулко
лязгнуло: это проводница  распахнула  дверь  и  откинула  ступеньку.  Народ,
толпившийся в проходе, заволновался и двинулся вперед.
   На перроне было людно, а вагоны поезда продолжали извергать из  себя  все
новые и новые потоки  людей.  В  плотной  толпе  медленно,  будто  ледоколы,
двигались носильщики, несуетливо  толкая  перед  собой  громоздкие  тележки.
Дашуня двигалась вместе со всеми,  отчаянно  вертя  головой  и  пытаясь  как
следует разглядеть все вокруг, а сердечко отчаянно колотилось,  и  в  голове
гремел восторженный вопль: "Я  уже  в  Москве!"  Сзади  послышался  знакомый
голос. Дашуня обернулась. Давешний мужик, обливаясь потом  и  поливая  матом
весь белый свет, волок на  себе  свои  сумки,  а  рядом  степенно  шествовал
носильщик с полупустой тележкой.  В  ленивом  взгляде  носильщика  светилась
легкая ирония, и он время от времени делал  легкое  движение  тележкой,  как
будто подставляя ее под одну из свешивавшихся со всех сторон  сумок,  отчего
мужик взрыкивал, шарахался в сторону и выплескивал новую порцию  мата.  Было
видно, что он готов лечь костьми на этом перроне, но не дать "етим  злыдням"
заработать на нем ни единой копейки.
   Наконец толпа продавила Дашуню  через  широко  распахнутые,  несмотря  на
пружины, двери и разделилась на ручейки. Основной поток двинулся  в  сторону
метро, другой, тоже довольно солидный рукав, повернул к привокзальному рынку
(откуда-то из середины этого ответвления  до  нее  еще  пару  раз  донеслись
всплески знакомого  мата),  а  остальные  рассыпались  мелкими  брызгами  по
автобусным  и  троллейбусным  остановкам,  маршруткам  и  частникам.  Дашуня
остановилась, поставила на сухой горячий асфальт свой слегка оббитый, но еще
довольно  крепкий  чемодан  и  глубоко  вдохнула  терпкий,   чуть   горчащий
московский воздух. Над городом стоял гул, издаваемый  сотнями  тысяч  машин,
мчащихся по широким проспектам, окутанным ласковым зеленым  пологом  листвы.
Москва!.. Лучший город Земли. Что там Париж или Нью-Йорк, Москва  ничуть  не
хуже, но здесь еще и говорят по-русски. Здесь перед  молодыми,  энергичными,
пусть и не  очень  красивыми  девчонками  из  далекой  российской  провинции
открываются такие перспективы, что просто дух захватывает. Дашуня  счастливо
вздохнула и, подхватив чемодан, пошла к метро...
   Институт она отыскала с трудом. Вроде по схеме, скачанной  из  Интернета,
все выходило очень просто - метро "Чистые пруды",  потом  две  остановки  на
трамвае или двести метров пешком - и  вот  он.  Но  у  метро  оказалось  два
выхода, и конечно же она вышла не из того, повернула не туда и  потом  почти
три часа плутала по всяким Малым Татарским и Большим  Ивановским  переулкам,
Вторым Ямским проездам, где дома  имели  совершенно  дебильную  многоэтажную
нумерацию типа: дом семь, корпус четыре, строение двести девяносто семь "Б".
Так что когда Дашуня наконец выбралась на  Бульварное  кольцо,  ноги  у  нее
подгибались, а руки, отягощенные пусть  и  не  особо  тяжелым,  но  все-таки
довольно плотно набитым чемоданом, просто  отваливались.  К  тому  же  очень
хотелось пить, да и есть тоже. Но когда Дашуня, решив слегка  поправить  это
дело, подошла к стойке довольно большого уличного  кафе,  раскинувшего  свои
зонтики как раз  у  нужного  выхода  из  метро,  который  она  так  бездарно
проворонила, то ей хватило одного взгляда на цены, чтобы громко ойкнуть, что
Дашуня  и  сделала.  Она  тут  же  покраснела,  поймав  на  себе   несколько
насмешливых взглядов. Секунды две девушка колебалась  -  ей  очень  хотелось
выложить с независимым видом за сосиску и салатик сумму, на которую она дома
могла  раза  три  довольно  прилично  пообедать,  лишь  бы   доказать   этим
высокомерным москвичам, что и она тоже не лыком  шита,  но  она,  хотя  и  с
трудом, подавила в себе это глупое желание. Денег у  нее  было  не  очень-то
много, а до первой стипендии еще о-го-го  сколько.  Да  и  та  наверняка  не
позволит особо  шиковать.  Поэтому,  кроме  стипендии,  она  еще  собиралась
устроиться на какую-нибудь работу. Вообще  насчет  того,  как  устроиться  в
Москве, у нее были довольно детально разработанные планы. Во всяком  случае,
дома ей казалось именно так,  хотя  сейчас  где-то  в  глубине  души  у  нее
появилось... нет, не сомнение, а, скажем так, лишь первые  его  зачатки.  Но
Дашуня тут же припомнила слова Наполеона о том, что неуверенность  -  первый
шаг к поражению. Поэтому она гордо  вскинула  голову  и,  подхватив  ставший
совершенно неподъемным чемодан, удалилась от кафе с максимально  независимым
видом. Как  выяснилось  чуть  позже,  это  оказалось  совершенно  правильным
решением. Потому что чуть  дальше  она  наткнулась  на  продукт,  деньги  на
который она потратила с легкой душой. Поскольку здесь, в  Москве,  он  стоил
даже немного дешевле, чем дома. Это были бананы.
   Устроившись на скамейке  и  слегка  утолив  голод,  Дашуня  подняла  свой
чемодан,  который  вроде  как  немного  полегчал,  и  двинулась   в   нужном
направлении.
   Институт  выглядел  не  особо  презентабельно.  Мрачноватое  многоэтажное
здание в  техностиле  стыка  пятидесятых  и  шестидесятых  годов  со  слегка
обшарпанным фасадом и  оббитыми  по  краям  ступенями,  ведущими  к  тяжелым
деревянным дверям,  отворяющимся  в  обе  стороны.  Когда  Дашуня  прочитала
табличку, означавшую, что она наконец-то  добралась  до  цели  своего  почти
двухнедельного путешествия, у нее засосало под ложечкой. Ей  вдруг  отчаянно
захотелось снова оказаться дома, потому что вся  эта  затея  с  путешествием
сейчас, на этом пороге, показалась ей безумной авантюрой, не имеющей никаких
шансов на успех, а надежда на дипломы за победы в олимпиадах, на  похвальные
грамоты и особенно на золотую медаль,  спрятанную  в  отдельной  косметичке,
которую Дашуня сунула в самый укромный угол чемодана, - просто смешными.  Но
отступать было  поздно,  и  она,  упрямо  сжав  губы  и  вызывающе  выставив
подбородок, протянула руку  и,  навалившись  всем  телом,  отворила  тяжелую
дверь...
   В огромном фойе было прохладно. Сразу у входа, справа и слева от  дверей,
протянулись гардеробные, которые оканчивались у широких лестниц, ведущих  на
второй этаж, а прямо напротив, у дальней стены, вдоль окон  тянулся  длинный
стол, на который указывали стрелки на самодельных бумажных  указателях.  Над
стрелками большими буквами были написаны  два  слова:  "Приемная  комиссия".
Народу в фойе было не очень много, и большинство толпилось у  стола.  Дашуня
потерянно оглянулась. И как это она не догадалась! Все ее  бумаги  лежали  в
старенькой ледериновой папке, упрятанной на самом дне чемодана.  Ну  что  ей
стоило извлечь все наружу еще в сквере, когда можно было удобно  расположить
чемодан на лавочке? А теперь что делать? Она сердито вздохнула и, подойдя  к
колонне с указателем, оперлась о  нее  спиной,  согнула  ноги  в  коленях  и
положила на них чемодан. Она  только  успела  откинуть  крышку,  кате  сбоку
послышался чей-то насмешливый голос:
   - Это еще что за чушка в дерюжке?
   Дашуня вздрогнула, покраснела и, слегка  покосившись  в  сторону,  откуда
раздался голос, увидела шагах в десяти от себя двух рослых и стильных  девиц
в таком крутом прикиде, что у нее перехватило дух. У них в городе тоже  было
немало девиц, изо всех сил старавшихся походить на  картинки  в  "Элль"  или
"Космополитен",  но  эти...  От  них  несло  такой  холеностью,  что  Дашуня
буквально почувствовала этот запах.
   - Как ты думаешь, зачем она здесь?
   Они и не думали приглушать голос, спокойно обсуждая  заинтересовавшее  их
явление и не собираясь обращать внимание на то, что сие явление живое и  ему
может не очень понравиться тон, в котором это обсуждение проходит.
   - Наверное, хочет устроиться в уборщицы? - предположила одна.
   - Или в дворничихи, - выдвинула свою версию другая. Они переглянулись,  а
потом первая тоном, выразительно подчеркивавшим  всю  абсурдность  подобного
утверждения, заявила:
   - Ну не поступать же, в конце концов, она собралась?
   И обе манерно рассмеялись. Когда смех утих, та, которая  первой  обратила
на нее внимание, еще раз окинула Дащуню презрительным взглядом и заявила:
   - Да-а, если в этом институте будут учиться такие рожи, МОЕЙ  ноги  здесь
не будет.
   Причем это было сказано таким тоном, что у всех  окружающих  должно  было
сложиться твердое убеждение, что  если  полы  и  лестницы  данного  учебного
заведения будут лишены чести быть попираемыми ногой этого существа, мир - не
мир, но уж это учебное заведение точно  ожидает  что-то  ужасное.  От  такой
наглости Дашуня просто остолбенела. Между тем девицы, брезгливо взглянув  на
нее еще разок, переключились на другую  тему,  главным  героем  которой  был
какой-то Арсен, обладатель синего "сааба" и  весьма  свободных  взглядов  на
взаимоотношения с женщинами, которые отчего-то казались этим холеным стервам
возмутительными. Впрочем, гораздо большее возмущение у них вызывала какая-то
Карина. Дашуня потрясла  головой,  пытаясь  выбросить  из  головы  все,  что
услышала, но все равно, когда  она  наконец-то  достала  заветную  папку  и,
кое-как закрыв чемодан, пошла к столу  приемной  комиссии,  чувствовала  она
себя словно оплеванная.
   На столах стояли таблички с названиями факультетов. Дашуня отыскала  свой
и, робко присев на колченогий, разболтанный стул, стоявший  по  эту  сторону
стола,  деревянным  голосом  поздоровалась.  Мадам,  сидевшая   за   столом,
оторвалась от полировки своих  ногтей,  окинула  ее  взглядом,  не  очень-то
сильно отличавшимся от взгляда тех девиц, и спросила чуть ли не сквозь зубы:
   - Поступать?
   - Да.
   Мадам пару мгновений сверлила ее взглядом,  который  должен  был  убедить
Дашуню в полной абсурдности подобной мысли, а затем все так же  сквозь  зубы
отрывисто спросила:
   - Откуда?
   - Из Тобольска.
   Мадам тяжко вздохнула:
   - О господи! - Она с минуту молчала, потом,  сообразив,  как  видно,  что
ждать нечего и это провинциальное стихийное  бедствие,  обрушившееся  на  ее
бедную голову, не собирается растворяться в воздухе, процедила:
   - Ладно, давай документы.
   Дашуня протянула папку...
   Мадам минут пять лениво ворошила ее документы, время от времени перемежая
шелест бумаг скептическим хмыканьем или критичным фырканьем,  затем  подняла
на нее глаза:
   - Что же это вы, милочка?
   - А что? - испугалась Дашуня.
   - Да вот. - Мадам отпихнула от себя папку.  -  Справка  от  гинеколога  -
просрочена, справки из санэпидемстанции - вообще нет,  флюорографии  -  тоже
нет. Забери.
   Дашуня не поверила своим ушам:
   - Но!..
   - Забери-забери. - Мадам уже вновь была занята обработкой своих ногтей  и
совершенно не собиралась отвлекаться от этого чрезвычайно важного занятия...
   Когда Дашуне удалось наконец унять слезы, она обнаружила, что рядом с ней
на подоконнике пристроился какой-то незнакомый  худощавый  парень.  Заметив,
что она уже снова способна воспринимать окружающее, он участливо улыбнулся:
   - Что, документы не взяли?
   Дашуня настороженно покосилась на него, но  улыбка  у  парня  была  такая
открытая, полная сочувствия, что она только кивнула и  совершенно  по-детски
шмыгнула носом.
   - Понимаю. - Парень кивнул и после короткой паузы заключил:
   - Да-а, глядя на тебя, любому лысому становится ясно, что  свои  законные
полторы штуки с тебя никто не снимет.
   Дашуня уставилась на него с недоумением:
   - Какие полторы штуки?
   Он окинул ее снисходительным взглядом:
   - Ну ты деревня...
   Тут только до Дашуни дошло, ЧТО он имеет в виду, и от названной  суммы  у
нее захватило дух.
   - Полторы! Да ведь это же...
   Парень хмыкнул. Дашуня несколько мгновений потерянно молчала.
   - И что, иначе  никак?  -  спросила  она  наконец  с  какой-то  отчаянной
надеждой. Парень качнул головой:
   - Ты же видишь. Голова у тебя, может быть, и светлая, и экзамены  бы  ты,
возможно, сдала, но у тебя просто никто не возьмет документов. Прикопаются к
каким-нибудь справкам или смазанным печатям - и все.
   Дашуня еще немного посидела, раздумывая над тем, что же ей делать дальше,
потом решительно поднялась на ноги. Парень с недоумением посмотрел на нее:
   - Ты куда?
   - Ну-у-у... в другой институт.
   Парень растянул губы в снисходительной улыбке:
   - Ну ты даешь! Да наш институт еще из самых дешевых.  В  других  полутора
штуками не отделаешься. В МГУ знаешь сколько берут?
   - Во всех берут?
   Улыбка парня выражала спокойную уверенность  человека,  который  обладает
настолько неопровержимыми фактами, что мысль  о  какой-либо  проверке  может
прийти в голову только полному дебилу.
   - И что же делать?
   Парень  слегка  оттопырил  губы,  изображая  задумчивость,  и  неожиданно
спросил:
   - Куришь?
   Дашуня мотнула головой:
   - Нет.
   Парень хохотнул:
   - Ну, ты действительно уникум. - На его лице появилось ехидное выражение.
- А может, ты еще и ТОГО?
   Дашуня озадаченно  уставилась  на  него,  потом,  сообразив,  на  что  он
намекает, густо покраснела и со злостью отрезала:
   - А вот это не твое дело.
   Парень заржал:
   - Вот это да. Реликт. Я думал, что таких уже и в природе не существует.
   Дашуня сердито дернулась, но парень, резко оборвав смех, придержал ее  за
руку и миролюбиво произнес:
   - Ну чего ты, брось. Я не имел в виду ничего плохого. Просто в наше время
это... ну сама понимаешь.
   -  Ничего  я  не  понимаю,  -  выкрикнула  Дашуня,  выдергивая  руку,   и
повернулась, чтобы уйти, но парень быстро заговорил:
   - Я ведь помочь тебе хочу, чудо. Тут в институте есть вакансия, уборщица.
Деньги небольшие или, вернее, совсем никакие, но у тебя будет хороший  левый
доход. А дело так, тьфу, пакетики продавать. Тебе и  покупателей  искать  не
надо. Они сами будут к тебе приходить. А  деньги  будешь  получать  хорошие.
Через год вполне сможешь накопить даже на МГУ.
   Дашуня  несколько  мгновений  круглыми  глазами  смотрела  на  парня,  не
понимая, о чем это он, и вдруг до нее дошло.
   - Ты ЧТО? - крикнула она.
   - Ладно, замнем, тише, - шикнул парень и, заметив, что Дашуня  собирается
высказать все, что она думает о таких типах, как он,  зло  ощерился,  дернул
Дашуню за руку, притянул к себе и прошипел:
   - А кому-нибудь ляпнешь - пеняй  на  себя.  Понятно?  -  После  чего,  не
дожидаясь ответа, соскочил с подоконника и, еще  раз  бросив  в  ее  сторону
свирепый взгляд, нырнул за поворот коридора...
   Полночь Дашуня встретила в вагоне метро.  Она  каталась  уже  почти  пять
часов, и от метро ее просто тошнило, но, что делать дальше и куда идти,  она
абсолютно не представляла.
   На очередной  остановке  в  вагон  вошла  молодая  женщина,  вернее  даже
девушка, всего-то лет на пять-шесть старше Дашуни. Сначала  Дашуня,  занятая
своими грустными мыслями, как-то не обратила на нее внимание.  Но  когда  ее
брошенный мельком взгляд  скользнул  по  тонкой  фигуре,  примостившейся  на
соседнем диванчике, то уже через минуту она поймала  себя  на  том,  что  не
отрываясь смотрит на неожиданную соседку по вагону. В  той  не  было  ничего
особенного. Обычное русское  лицо,  привлекательное  отнюдь  не  классически
правильными  или   яркими   чертами,   а   скорее   добротой   и   спокойной
умиротворенностью, настолько подходящими ему, что  попытка  придумать  этому
лицу какое-либо иное выражение, вероятно, окончилась бы  для  предпринявшего
такие усилия только головной болью. Она не старалась выглядеть  красивой  не
потому,  что  не  могла.  Ей  просто  НЕ  НАДО  было  заниматься   подобными
глупостями.  Она  и  в  нынешнем  своем  скромном  виде  заставляла   мужчин
выворачивать шей, а мужские сердца - давать сбои  в  отчаянной  мечте  не  о
сексапильной самке, а о верной  и  заботливой  жене  и  нежной,  надежной  и
бесконечно терпеливой матери их детей.  То  есть  о  том,  чего  в  нынешние
времена мужчинам не хватало больше всего.  Так,  наверное,  лет  через  пять
смогла бы выглядеть и сама Дашуня, если бы была одета, обута и  подстрижена,
как эта женщина. Но это было уже  из  области  несбыточных  мечтаний.  После
всего, что с ней сегодня произошло, Дашуня  была  твердо  уверена,  что  она
НИКОГДА не сможет стать хоть немного похожей на эту девушку.
   Они проехали вместе шесть остановок. Дашуня, поймав себя на том, что  она
совершенно неприлично пялится на  свою  соседку,  все  это  время  старалась
специально смотреть в другую сторону, но то и дело  скашивала  глаза,  чтобы
бросить на нее еще один  взгляд.  Наконец  объявили  "Коломенскую".  Молодая
женщина, все это время  вроде  бы  сосредоточенно  рассматривавшая  какие-то
бумаги, извлеченные из довольно объемистой дамской сумочки, встала  и  пошла
вдоль вагона, хотя дверь находилась всего в двух шагах от нее. Куда она шла,
Дашуня поняла, лишь когда эта женщина остановилась прямо напротив нее:
   - Как тебя зовут?
   Дашуня от неожиданности чуть не поперхнулась:
   - Дашу... то есть Дарья.
   Женщина кивнула:
   - А меня Татьяна. - Она секунду молчала,  внимательно  глядя  на  Дашуню,
потом улыбнулась. И от этого губы Дашуни сами собой разъехались в стороны  в
ответной улыбке.
   - Пойдем.
   - Куда?
   Женщина пожала плечами:
   - В общем-то, у меня тесновато, но раскладушка есть.
   Дашуня оторопело моргнула. ТАКОГО она не ожидала. Но женщина не  дала  ей
времени на удивление:
   - Давай быстрее, а то проедем...
   Спустя два часа, после плотного ужина  и  чая  с  печеньем  (мама  всегда
говорила Дашуне, что есть на ночь - лучший способ поправиться, но... никогда
сама не отказывала себе в этом  удовольствии)  Дашуня,  ловко  управляясь  с
грязной посудой, спросила Татьяну,  сражавшуюся,  аки  Самсон  со  львом,  с
неподатливым матрасом:
   - А почему ты меня позвала?
   Татьяна выпрямилась, сдувая с лица выбившиеся пряди, и весело  посмотрела
на Дашуню.
   - Тоже мне  задачка.  Если  в  вагоне  метро  сидит  вымотанная  донельзя
девчонка в обнимку с обшарпанным дорожным чемоданом и  косится  по  сторонам
тоскливым взглядом, значит, ей негде переночевать.
   Дашуня хмыкнула, представив описанную картину со своей драгоценной особой
в центре композиции, но тут же согнала с лица улыбку и  снова  обратилась  к
Татьяне:
   - Да нет, я не об этом. Почему ты вообще подошла ко мне?  Какое  тебе  до
меня дело?
   Татьяна, завершив наконец свои бои  с  матрасом  полной  и  окончательной
победой, повернула к Дашуне серьезное лицо:
   - Понимаешь, два года назад я точно так же, как и ты, оказалась в Москве,
совершенно одна, с чемоданом на горбу и сотней рублей в кармане, которых  не
хватило бы даже на билет на  экипаж,  если  бы  между  Москвой  и  Саратовом
внезапно открылось конное сообщение. Так вот, тогда  нашлись  люди,  которые
мне помогли. А взамен... знаешь, я не очень-то понимаю, как это  все  вышло,
но сегодня я вдруг почувствовала, что... я должна отдать этот долг.
   Они помолчали, потом Дашуня тихо произнесла:
   - Но... почему я?
   Татьяна пожала плечами:
   - Просто ты показалась мне способной принять эстафету долга.
   - А кто эти люди? - спросила Дашуня немного погодя.
   Татьяна не успела ей ответить, потому что зазвонил телефон,  стоявший  на
столике за ее спиной. Она быстро повернулась и сняла трубку.
   - Слушаю... Да... Конечно... Да, к трем я буду готова...  Благодарю  вас,
Ваше Высочество. Спокойной ночи.

***

   - Молодец, Постышев.
   Инструктор выпрямился и, отвернувшись от мишеней, посмотрел на Виктора.
   - Если так отстреляешься на соревнованиях - место тебе