ет означать, что мы сумели вас заинтересовать, и,  значит,  мы  лучше
знаем свой специальный предмет или мы дружнее и сплоченнее, или то и  другое
вместе. И тогда мы вполне сможем в этом году обойти хирургический цикл... Ну
что застыли, я же сказала - пошли...
   С тех пор прошло уже почти девяносто дней, и былые страхи казались теперь
Артему такими глупыми...
   Вечером Артем вместе с Денисом и  Джамалом,  тем  самым  парнем,  который
дежурил по школе в день их приезда, драил ствол Шуваловского единорога.  Они
с Денисом - потому что была очередь их расчета обслуживать орудия цикла,  ну
а Джамал присоединился добровольно.  За  прошедшее  время  этот  неугомонный
кроме вольтижировки и баллистики подписался еще и на курс истории  холодного
оружия.
   Они в очередной  раз  вытянули  банник  из  ствола,  когда  Джамал  вдруг
дернулся и, выпучив глаза, заорал:
   - Смирно!
   Все вытянулись в струнку. За их спинами неожиданно обнаружился  начальник
школы подполковник Токмаков, высокий худой мужчина с непроницаемым  лицом  и
протезом вместо левой руки.
   - Вольно! А вам, воспитанник Гемалетдинов, следовало бы помнить, что  при
проведении парково - хозяйственных работ команда "Смирно" не подается.
   Джамал густо покраснел и выпалил:
   - Виноват!
   Начальник школы кивнул:
   - Ладно, продолжайте, - но никуда не ушел, а так и остался стоять  рядом,
наблюдая за пыхтящими воспитанниками.
   Через   десять   минут   все   было   закончено.   Воспитанники   собрали
принадлежности и остановились, переминаясь с ноги на ногу.  Начальник  школы
окинул  их  спокойным  взглядом,  но  ничего  не  сказал,  а,  повернувшись,
неторопливо двинулся к школе. Ребята потрусили за ним.
   У самого крыльца начальник остановился, посмотрел  на  багровое  закатное
зарево, окрасившее край неба, потом перевел взгляд на воспитанников. В  этот
момент Джамал, набравшись смелости, выпалил:
   - Скажите, а это... где? -  Он  кивнул  на  черную  перчатку,  скрывавшую
протез.
   Начальник школы приподнял руку и задумчиво посмотрел на протез.
   - Это... Чечня.
   Мальчишки притихли. Джамал тихо спросил:
   - А вас могли убить?
   Возможно, мальчишкам это показалось, но позже они всем рассказывали,  что
на лице начальника промелькнула улыбка.
   - Убить могут любого. А человек, надевший погоны, должен  быть  внутренне
готов к тому, что умрет раньше, чем ему  отмерено  природой.  Так  что  дело
совершенно не в этом. Как и за что умереть - вот что имеет значение.
   - А я читал, что война в  Чечне  была  совершенно  бессмысленной  и  даже
преступной... Начальник покачал головой:
   -  А  разве  бывают  не  преступные  войны,  ведь   убийство   -   всегда
преступление.
   - Нет, но в Великую Отечественную...
   - Погибло пятьдесят миллионов. Двадцать семь из них - наши, а  тринадцать
- немцы. Но мы потеряли шестую часть населения, а немцы - четверть. Так  кто
виноватее?
   - Но они же на нас напали?
   - Значит, преступники именно они? Причем именно эти тринадцать миллионов,
и больше никто? Все убитые до одного? Или, может, среди  убитых  были  и  не
очень виноватые, а часть виноватых, наоборот, выжила? И  кем  тогда  считать
тех, кто убил их, этих самых не очень виноватых?
   Мальчишки растерянно переглянулись
   - Но тогда же была война... Начальник пожал плечами:
   - В Чечне тоже, как бы это ни называлось. - Он немного  помолчал,  словно
размышляя, стоит ли  говорить  об  этом,  и,  решив,  очевидно,  что  стоит,
продолжал:
   - Понимаете, мальчики, все войны - преступны. Всегда и везде. Поэтому они
и приносят людям столько горя. Все дело в том, что никто и  никогда  еще  не
смог ее избежать. Нация, которая отказывается платить за  свою  безопасность
жизнями своих мужчин, страна, где  мужчины  начинают  прятаться  за  мамкины
юбки, справки из психушки и черт знает  что  еще,  вскоре  начинает  платить
сторицей, и уже жизнями не только мужчин, но и женщин,  детей,  стариков.  И
если вы настоящие мужчины, то всегда будете против такого  размена...  -  Он
замолчал и нахмурился. - Ладно, идите спать. Завтра у вас начинается тяжелая
неделя.

6

   - А вы сами как оцениваете этот проект, Виктор Петрович?
   Тот,  кого  этот  всегда  вежливый  и  спокойный  голос  назвал  Виктором
Петровичем, слегка поежился. Император никогда не повышал голоса, всегда был
уравновешен и деликатен, его костюмы при всей  их  элегантности  были  очень
скромны, короче, он никогда не делал ничего, чтобы  произвести  впечатление.
Но  не  было  на  свете  человека,  который  производил  бы  более  глубокое
впечатление на людей. Причем вне зависимости от того, было ли это  публичное
выступление, официальный прием или личная беседа в неофициальной обстановке.
И это объяснялось прежде всего тем, что, о чем бы ни шла  речь  на  подобных
встречах, оказывалось, что Император прекрасно  знает  суть  вопроса.  Порой
казалось даже, что он осведомлен лучше  собеседника,  который  считает  себя
профессионалом.
   Вот и на этот раз вице - премьер правительства  по  социальным  вопросам,
неожиданно вызванный  в  Кремль  по  такому,  казалось  бы,  незначительному
вопросу, как новый законопроект о социальных гарантиях  и  поддержке  семей,
ожидающих  рождения  ребенка  и  имеющих  детей,  после  получаса   вежливых
расспросов чувствовал себя абсолютным тупицей и дилетантом. Нет, вообще - то
Виктор Петрович не считал себя особенным специалистом в этой области,  да  и
все  документы  разрабатывала  специальная  (и  довольно   представительная)
рабочая группа, в состав которой были включены  видные  юристы,  депутаты  и
представители общественности. Но вот с законопроектом  Виктор  Петрович  был
знаком довольно хорошо, потому что считал (как ему казалось, по праву), что,
когда он будет принят и войдет в силу, ему будет чем гордиться. Сей документ
должен был стать одним из тех законов, за которые, по представлениям Виктора
Петровича, России  не  будет  стыдно  перед  просвещенной  Европой.  Он  был
разработан на основе  компиляции  нескольких  подобных  законов,  уже  давно
действующих  в  развитых  странах  Европы,  в  основном  в  Скандинавии,  но
предоставлял еще более широкие социальные льготы и гарантии. Причем  (и  это
было предметом особой гордости Виктора Петровича) в  случае  принятия  этого
закона Российская  империя  одна  из  первых  предоставляла  такие  гарантии
однополым семьям, то есть оказывалась в первых рядах наиболее либеральных  и
свободномыслящих стран. Но сейчас, после беседы с Императором, те положения,
которые он считал наиболее выигрышными, внезапно показались  ему  совершенно
ненужными и, более того, вредными.
   Его Величество сомкнул руки и откинулся на спинку кресла.
   -  Понимаете,  Виктор  Петрович,  я,   конечно,   представляю,   чем   вы
руководствовались, приступая к разработке этого законопроекта. У  вас  перед
глазами сияла яркая звезда либеральной Европы, но, к сожалению, за деревьями
вы  не  увидели  леса.   По   вашему   законопроекту   условия   наибольшего
благоприятствования   предусмотрены   для   малолетних   матерей   неполных,
малоимущих либо, скажем так, нестандартных  семей,  например,  однополых.  -
Император пристально посмотрел в глаза собеседнику. - Вы что,  действительно
считаете, что Империя должна делать ставку именно на такие семьи? -  спросил
он тихо.
   Виктора Петровича пробила испарина, под таким углом он этот  законопроект
не рассматривал. Ему казалось, что Его Величество, как  человек,  получивший
европейское воспитание, если и не станет  горячим  сторонником  европеизации
темной и отсталой (по его мнению) России, то как  минимум  правильно  оценит
его устремления в этом направлении. Между тем государь еще не закончил.
   - Или возьмем вот эту норму. Вот здесь,  в  преамбуле,  очень  возвышенно
написано, что надо покончить с порочной практикой насильственного разлучения
детей с матерями и что государство  должно  принять  на  себя  обязательство
обеспечить достойное детство  каждому  ребенку.  Знаете,  я  недавно  изучал
статистку многодетных семей. Так вот, хотя по мнению детских психологов  для
ребенка  полезнее  воспитываться  в  многочисленной  разновозрастной  семье,
процент выходцев из таких  семей,  по  тем  или  иным  причинам  вынужденных
воспользоваться услугами Управления исполнения наказаний, гораздо выше,  чем
в семьях с двумя - тремя детьми.  Причем  чем  больше  детей  в  семье,  тем
заметнее эта разница. Не понимаете почему? Или для вас слово "мать" является
неким абсолютом, априори не требующим  обсуждения?  -  В  глазах  Императора
стоял легкий укор.
   Вице - премьер потерянно молчал.
   - Поймите, Виктор Петрович. Я действительно считаю,  что  нам  необходимо
принять серьезные меры  по  повышению  рождаемости.  Русский  этнос  слишком
важный  ресурс  всего  человечества,  чтобы  спокойно   смотреть,   как   он
сокращается. Но не любые меры. Надо направить наши усилия на то, чтобы у нас
появлялось как можно больше здоровых и счастливых детей, растущих  в  полных
семьях, в родительской любви и заботе,  получающих  прекрасное  образование.
Чтобы иметь детей было престижно. Чтобы многочисленность семейства  была  бы
таким же признаком  высокого  социального  статуса,  каким  сейчас  является
особняк в пригороде или престижный автомобиль. Поэтому мы должны максимально
снизить  прямую  финансовую  поддержку,  возможно  ограничив  ее  возрастным
диапазоном между  семнадцатью  и,  скажем,  двадцатью  пятью  годами,  когда
молодой семье действительно  не  помешают  лишние  деньги.  А  затем  должны
действовать другие механизмы - снижение налогов,  кредиты  на  строительство
жилья и на образование и тому подобное. Ваш же  законопроект,  по  существу,
создает кормушку для тех, кто, беременея каждый  год  от  разных  сожителей,
плодит неполноценных детей, от которых там же, в  роддоме,  и  отказывается.
Или, что еще хуже, держит их при  себе  в  грязи,  нищете  и  пьяном  угаре,
пропивая все, что  получает  от  государства.  А  что  касается  сексуальных
меньшинств... - Его Величество сделал короткую паузу. - Понимаете, положения
в законах Европейских государств по их поводу  были  приняты  под  давлением
депутатов,  избранных  в  округах,  где   существенную   часть   избирателей
составляют именно подобные сексуальные меньшинства. У нас пока такого нет. К
счастью или к сожалению, судить не берусь. Так  что  нечего  бежать  впереди
паровоза. Если это когда -  нибудь  станет  реальностью,  тогда  и  мы  этим
займемся. А что касается моей личной позиции, то я не считаю,  что  подобные
семьи являются полноценной заменой нормальной или, скажем так, традиционной.
Это не означает, что  я  категорически  не  признаю  права  таких  семей  на
существование,  но...  я,  и  именно  категорически,  против   того,   чтобы
предоставлять им государственную поддержку. Если люди  хотят  создать  такую
семью и к тому же совместно воспитывать детей - бог им в помощь,  но  делать
они это будут только за свой счет и своими силами...
   Когда дверь  за  посетителем  наконец  закрылась,  Ярославичев  встал  и,
подойдя к окну, потер виски. За окном открывался великолепный вид  на  седой
Кремль. Построенная в те времена, когда  люди  еще  не  до  конца  научились
преодолевать  каменные  стены,  и  потому   не   изуродованная   бастионами,
контрфорсами  и   иными   нагромождениями   булыжника,   древняя   крепость,
раскинувшаяся перед его взором в золотых лучах заката, была в этот час как -
то особенно... уютна, что ли... Конечно,  за  долгую  жизнь  ему  доводилось
видеть гораздо более величественные  крепости  и  города,  но  нигде  он  не
чувствовал себя дома, а вот в Кремле...
   На столе затилинькал спикерфон.  Ярославичев  удивленно  качнул  головой.
Вроде как на сегодня все дела закончены...
   - Да, Миша?
   - Ваше Величество, Соболянин на связи.
   Ярославичев нахмурился. Человек, ныне носящий имя  Вадим  Соболянин,  был
самым талантливым финансистом из всех,  кого  Его  Величество  имел  счастье
наблюдать за свою долгую жизнь. А имел он счастье наблюдать очень многих,  и
из тех, чьи имена когда -  то  были  широко  известны,  не  один  и  не  два
недостойны были, по его мнению, даже того, чтобы носить  за  этим  человеком
его папку. Вадим имел право безотлагательного доступа к нему в любое  время,
но пользовался этим правом крайне редко...
   - Конечно соединяй.
   Через мгновение на большом экране, занимавшем всю правую стену  кабинета,
возникло лицо Вадима, спустя пару секунд фокусировка видеоканала  изменилась
и перед глазами Императора возник интерьер кабинета, размерами раза в четыре
превышавшего его собственный.
   Они обменялись приветственными жестами, и Вадим сразу взял быка за рога:
   - Ваше Величество,  мне  бы  хотелось  в  ближайшее  время  занять  около
получаса вашего времени для обсуждения некоторых... деликатных вопросов.
   Ярославичев на мгновение задумался:
   - Хорошо, я как раз собирался в Университет, там и встретимся.
   Вадим кивнул и отключился. Император встал, с хрустом развел руки, слегка
помассировал веки и подошел к окну.  За  окном  шел  легкий  снежок.  И  ему
припомнился точно такой же день много лет назад. Тогда он на три дня застрял
в Серпухове. От Серпухова до Москвы было почти двое суток санного  пути,  но
после двух месяцев дороги казалось, что это  совсем  рядом...  и  вот  такая
незадача - зима завьюжила, закрутила, забуранила. Он сидел на печи и  злобно
щурился, проклиная судьбу и свой неуемный характер, занесший его к черту  на
кулички, но по его расчетам выходило, что именно эта,  затерянная  в  глухих
снежных лесах ветвь славянского  этноса  в  недалеком  (разумеется,  по  его
меркам) будущем достигнет наивысшего могущества, каковому  развитию  событий
нужно было тем или иным макаром непременно помешать. Тогда ему это  удалось,
но...  вот  ведь  ирония  судьбы:  теперь  ему  приходится   неким   образом
восстанавливать историческую справедливость,  вновь  выводя  этот  этнос  на
самую вершину...
   Спустя полчаса белоснежный вертолет,  из  -  за  плавно  -  стремительных
очертаний чем - то напоминавший дельфина, заложил крутой вираж над  темно  -
голубыми скалами зданий Терранского университета, льдисто блестевшими  среди
огромного, в двадцать квадратных километров, парка и опустился на лужайке  у
комплекса Терранского дворца. Дворец, похожий  на  вздыбленные  крылья,  еще
строился, поэтому на левом крыле  ярко  поблескивали  синеватыми  всполохами
сварочные автоматы. Правое же крыло, в котором  располагались  личные  покои
Императора, было уже закончено.
   Мажордом Сулейман Степанишников, терранец,  выпускник  -  9  инженерно  -
математического факультета, стоял  шагах  в  десяти  от  садившейся  машины,
придерживая рукой рвущуюся с головы белоснежную шляпу. Сулейман был  детищем
двух рас. Его мать в свое время приехала в  Россию  из  Зимбабве  учиться  в
Университете  дружбы  народов,  а  отец  грыз  гранит  науки  поблизости   в
Московском геологоразведочном. Не сказать  чтобы  молодые  студенты  так  уж
сильно жаждали зачать дитя, да и  любви  особой  между  девушкой  из  жаркой
Африки и парнем из Северодвинска не  было,  скорее  обоим  было  по  приколу
покувыркаться в постели с  экзотическим  партнером,  но  случилось  то,  что
случилось.  Папа  исчез  с  горизонта  сразу  же,  как  только  обнаружилась
беременность, ну а мама, родив сына и дав ему  имя  и  фамилию,  последовала
советам уже не  раз  "залетавших"  землячек,  которые  были  в  восторге  от
российского законодательства, позволяющего отказаться от ребенка и  передать
его на  попечение  государству,  написала  "отказную"  и  навсегда  покинула
сначала роддом, а затем и  вообще  пределы  страны.  Сулеймана  "вербовщики"
Терранского университета отыскали  в  одном  из  детских  домов  Челябинской
области. Их сильно заинтересовал слух о чернокожем пацане, который держит  в
ежовых рукавицах суровую детдомовскую вольницу одного из  самых  сложных  по
контингенту сиротских домов. Слух оказался правдой, и Терранский университет
получил нового абитуриента...
   - Как дела, Сулейман?
   Тот склонил голову в неглубоком церемониальном поклоне:
   - Все в порядке. Ваше Величество, рабочие закончили подготовку к  монтажу
оборудования в седьмом и одиннадцатом секторах. Георгиевский зал будет готов
к концу месяца.
   Император кивнул:
   - Хорошо, скоро должен подъехать Соболянин, проводишь его в Водный мир. Я
приму душ и буду ждать его там.
   Сулейман коротко поклонился и исчез.
   Вадим появился в Водном мире через два часа. Дверь мягко уехала вверх,  и
он в восхищении замер на пороге.
   - А ты неплохо устроился. - Он обвел взглядом высокий  потолок,  в  толще
которого в этот  момент  величественно  проплывал  могучий  скат,  стены,  в
которых яркими  бликами  мелькали  стайки  веселых  тропических  рыбешек,  и
сумрачную бездну пола, где едва  просматривались  в  полумраке  хищные  тела
акул. - И какова толщина воды?
   Император улыбнулся:
   - Рад тебя видеть, Вадим. А что касается  воды,  то  стены  и  потолок  -
пятнадцать метров, а пол около Двадцати пяти. Ну и как, тебе нравится?
   Вадим кивнул:
   - Впечатляет. - Он хитро прищурился. - Ты кому - нибудь уже показывал это
место? Или я первый? Ярославичев рассмеялся:
   - Почти... ну да ладно, проходи, садись.
   Вадим покачал головой и двинулся вперед к легкому столику из благородного
бука и двум креслам черного английского дуба, стоящим в самом  центре  этого
великолепия.
   - Так вот куда, оказывается, уходят деньги...
   Ярославичев снова растянул губы ь легкой улыбке и, подождав,  пока  гость
займет понравившееся ему кресло, уселся  напротив.  Они  с  минуту  молчали,
потом Вадим раскрыл тонкую папку и достал из нее два листка.
   - Вот, ознакомься.
   Ярославичев взял листы, некоторое время с подчеркнутым вниманием скользил
по ним глазами и положил  на  столик.  Лицо  его  ничего  не  выражало.  Под
столиком из темноты выплыла огромная морда акулы - молота. Она уставилась на
Императора огромными немигающими глазами, словно  приценивалась,  но,  решив
как будто, что жертва, несмотря на свои скромные размеры, ей все  же  не  по
зубам, извернулась всем телом и ушла на глубину.
   - И что, по - твоему, из этого следует?
   Вадим посмотрел на  Ярославичева  долгим  взглядом.  В  этом  взгляде,  в
выражении лица было что - то такое, что всякий наблюдатель,  даже  не  самый
толковый (хотя  какие  здесь  могли  быть  наблюдатели?),  засомневался  бы,
действительно ли собеседнику Императора тридцать  пять  -  сорок  лет,  хотя
именно на столько он выглядел, да и вообще, человек ли это, смертный ли, или
перед этими всевидящими глазами успела пройти длинная череда веков...  Да  и
вообще, кто эти двое?..
   Между тем в глазах Вадима вспыхнуло раздражение, однако он быстро подавил
его и, когда заговорил, голос его был почти спокоен.
   - Мы банкроты... Дмитрий.
   По легкой заминке Император понял, что его собеседник хотел обратиться  к
нему иначе, но заставил  себя  произнести  другое  имя.  Ярославичев  качнул
головой:
   - Ну, я бы не оценивал ситуацию так однозначно...
   Вадим  саркастически  ухмыльнулся  и  вольно,  даже  несколько  развязно,
развалился в кресле:
   - Мы все банкроты, понимаешь, ВСЕ! Мы доверили тебе все свои деньги, все,
что скопили за прошедшие века, а ведь это немало. И что же? - Вадим скрипнул
зубами, выхватил из папки еще несколько листков. - Вот смотри, вот данные по
"Беррингс", вот по "Дрезденер банк", а  это  совокупная  сумма  кредитов  по
одиннадцати крупнейшим банкам восточного побережья Соединенных Штатов! Сроки
всех этих кредитов истекают  через  четыре  месяца.  Причем  я  имею  вполне
достоверные сведения, что шесть самых крупных банков Нью - Йорка, Бостона  и
Филадельфии уже обменялись конфиденциальной  информацией,  и  мы  больше  не
можем рассчитывать даже