,  например,  в  свое  время  позвали  на
царство Оранских, у англичан  сегодня  царствуют  Саксен-Кобурги,  во  время
Первой мировой войны принявшие фамилию Виндзоры по названию своей загородной
резиденции, да и мы, кстати, в свое время пригласили  на  царство  викингов,
которые, по существу, и создали  государство,  ныне  носящее  гордое  имя  -
Россия. Кстати, почему бы  не  повторить?  Все  потомки  викингов  сохранили
приверженность монархии, так что мы  можем  позволить  себе  выбирать  между
Норвежским, Шведским и Датским царствующими  домами.  -  Загадочная  улыбка,
появившаяся на лице Его  Высочества,  когда-он  это  говорил,  не  позволяла
понять, шутит ли он или действительно высказывает предложение, но не  успели
зрители об этом задуматься, как Ярославичев вновь посерьезнел. -  Такой  Шаг
позволит  России  практически  одномоментно  получить  множество  выигрышей:
во-первых, намного более свободный доступ на рынки Европы, во-вторых, резкое
изменение веса и позиций России как в Европе, так и  в  мире,  вызванное  не
только этим шагом, но и тем, что в Европе возникнет мощнейшее  пророссийское
лобби, а сама Россия станет восприниматься многими как страна гораздо  более
предсказуемая, в-третьих...
   Тут Дед щелкнул "ленивчиком", отключая звук, и повернулся к Виктору:
   - Ну, что скажешь?
   Постышев пожал плечами:
   -  Не  знаю.  Если  ОН  действительно  хочет  трон,  то  почему   занялся
продвижением этой идеи только теперь, спустя столько лет?  И,  черт  возьми,
откуда же все-таки у него взялись такие деньги?
   Дед покачал головой:
   - Да-а-а, все те же вопросы и пока ни одного внятного ответа.
   Они помолчали. Молчание нарушил Виктор:
   - А как это вас?..
   Дед кивнул на экран:
   - А вот он и снял. Мы тут начали подбираться к БЗЛ, нет, все обоснованно,
он засветился в паре  очень  сомнительных  трансфертов  через  Доминиканскую
Республику по поводу евробондов середины девяностых и госдолга бывшего СССР,
но тут меня предупредили, что в кадрах затребовали мое личное дело. Я, было,
дал отбой, но куда уж... - Дед сокрушенно махнул рукой.  Постышев  понимающе
кивнул. О том, что крупный финансовый холдинг, носящий  несколько  необычное
название "Банк здравомыслящих  людей",  был  создан  в  первую  очередь  для
обслуживания проектов "Фонда Рюрика", было общеизвестно. И во многом  именно
по этой причине БЗЛ пользовался бешеной популярностью среди  деловых  людей.
Близкая к стопроцентной эффективность использования денежных средств "Фондом
Рюрика" в российских деловых кругах уже давно стала общим местом.
   - Ну да ничего, Витя, теперь тебе будет полегче. - Дед кивнул  в  сторону
экрана. - Раз Их Высочество рискнул-таки обозначить свои приоритеты в  таком
направлении, многие из тех, кто к нему ластился, теперь почуют, что под ними
зашатались стулья. У них там наверху  все  должности  уже  на  двадцать  лет
вперед расписаны, кто кем и при каком президенте будет. И им никаких перемен
не надобно. Так что теперь многие под него рыть начнут...
   Виктор был полностью согласен с  Дедом.  Все  рассуждения  о  европейских
кандидатах, при всей их правильности и  убедительности,  не  имели  никакого
смысла, когда перед камерами сидел живой наследник, уже доказавший свой  ум,
талант, завоевавший сердца своим  обаянием  и,  ко  всему  прочему,  хоть  и
рожденный на чужбине, уже ставший своим, родным, русским.
   Дед, насупившись, пробурчал:
   - Да только, сдается мне, поздно спохватились...

***

   - Привет, Фил, ты сегодня будешь играть?
   Филипп пожал плечами:
   - Не знаю. У меня завтра пересдача зачета по  конституционному  праву,  а
третий поток вроде как выставляет команду второго состава. Тоболяк  и  Чухна
не играют. Так что, скорее всего, нет. Обойдутся без меня.
   Ташка хмыкнула, крутанула мяч вокруг талии  и,  обдав  его  взглядом,  от
которого у него забегали иголочки по пояснице, лениво произнесла:
   - Жаль, а я хотела посмотреть.
   Филипп сконфуженно молчал. Ташка  отвернулась  и  двинулась  по  коридору
своей знаменитой кошачьей походкой, от которой у мужиков все вставало дыбом.
Филипп вздохнул. Он знал, что Ташка еще  та  стерва  и  весь  этот  разговор
состоялся только потому, что ей, по  какой-то  своей  причине,  понадобилось
проинформировать окружающих,  что  она  обратила  на  Филиппа  свое  высокое
внимание. А на самом деле у него нет никаких шансов. Но как же она хороша...
Филипп бросил последний взгляд в ту сторону, где исчезла эта  кошка,  но  ее
уже и след простыл. Он снова вздохнул и пошел туда, куда и направлялся, -  в
библиотеку. Угораздило же его, с его-то  заурядной  внешностью  и  природной
застенчивостью, оказаться в одной группе с самой красивой девушкой курса.
   Впрочем, это были те неудобства, которые  можно  было  перетерпеть.  А  в
остальном учеба в  Терранском  университете  больше  напоминала  сказку.  Не
говоря о том, что для  него,  уроженца  деревни  Климовка,  затерявшейся  на
задворках посконного липецкого захолустья, не было и  в  принципе  не  могло
быть никаких шансов  попасть  в  московский  вуз.  Да  что  там  московский!
Последние три года у них в школе не было  ни  математика,  ни  преподавателя
истории, и эти предметы с грехом пополам давали все учителя  по  очереди.  С
соответствующим качеством. Так что ни о каком высшем  образовании  он  и  не
думал. Он вообще ни о чем таком особо не думал. С работой  в  Климовке  было
туго, по-этому армия, в городах служащая  этаким  пугалом,  для  деревенских
парней была хоть каким-то шансом  вырваться  из  пьяного  угара  деревенской
жизни с ее безысходностью, зацепиться в городе или остаться на сверхсрочную.
Во всяком  случае,  все  жизненные  планы  большинство  деревенских  пацанов
относило на времена "после армии". Хотя, по правде говоря, большинство и  не
строило никаких планов...
   Но однажды в их школе появилась какая-то проверяющая из района. А  может,
она не была проверяющей... но директор школы крутилась вокруг нее, как будто
та была сильно важной персоной. И на следующий день классная сказала,  чтобы
он остался после уроков:
   - С тобой хотят  побеседовать,  Филя,  -  Классной  было  уже  далеко  за
шестьдесят, она была еще из того  поколения  деревенских  учителей,  которые
пришли в школу по комсомольской путевке и  навсегда  сохранили  отношение  к
своей профессии как к некоему виду жреческого служения, в котором  сам  факт
принадлежности к этой касте, во-первых, уже ставит человека выше окружающих,
а во-вторых, требует от него  непременного  самопожертвования.  Поэтому  все
житейские проблемы, навалившиеся на учительское сословие,  казалось,  как-то
проходили мимо нее, ничуть ее не затрагивая. К  тому  же  эти  ее  убеждения
неким магическим образом действовали и на окружающих, большинство из которых
когда-то маячили перед ее лицом за школьными партами, и для  нее  не  только
все ученики были Филями, Сашеньками, Захарками, но также  и  учителя,  и  их
родители, и начальник станции, и сам районный глава...
   Говоря это, классная по своему обыкновению строго смотрела на Филиппа, но
вдруг выражение ее лица смягчилось, и  она  ласково  провела  рукой  по  его
волосам:
   - Я не знаю, о чем точно будет разговор, но  мне  кажется,  что  у  тебя,
возможно, появится уникальная возможность, как бы это сказать, подняться  на
другой уровень. Насколько  я  поняла,  эта  женщина,  с  которой  вы  будете
разговаривать, представляет какой-то новый  вуз,  созданный  специально  для
того, чтобы дать возможность получить образование таким парням и девушкам из
бедных семей, как ты. Не знаю уж, как они собираются вас учить, базы  у  вас
совершенно никакой... но, насколько я поняла,  этот  новый  вуз  патронирует
лично Его Высочество. А пока ни один из тех проектов, которые  он  брал  под
свой патронаж, меня не разочаровал. Так что, возможно, есть шанс...
   На собеседование их  собралось  человек  пятнадцать.  Филипп  не  считал.
Сначала решали какие-то тесты. Филя  сумел  ответить  едва  ли  на  четверть
вопросов. Потом заполняли анкету.  Дело  шло  к  вечеру,  и  почти  все  уже
нетерпеливо поерзывали на жестких сиденьях (еще  бы  -  у  всех  дома  полно
забот, скотина, огороды, да  и  родители  уже  наверняка  гадают,  куда  это
запропастились их великовозрастные дети), когда проверяющая  попросила  всех
выйти в коридор, а затем зайти еще раз, но уже по одному.
   Филипп, как обычно, зашел последним. У всех нашлись  какие-то  неотложные
дела, которые оказались гораздо важнее того, что висело на Филиппе. Так  что
когда он отворил дверь и, просунув голову в щель, несмело спросил:  "Можно?"
- за окном уже горели весенние звезды.
   - Заходи, Филипп, садись. - Проверяющая показала на стул,  стоящий  рядом
со столом, но не напротив, а как бы сбоку. Так что она и Филипп оказались не
друг против друга, а рядом. Это было необычно. Но первый же  вопрос  тут  же
отвлек от размышлений о взаиморасположении стола и стульев.
   - А почему ты решил идти последним?
   Филипп смутился:
   - Да я, в общем-то, не нарочно. Просто у всех дела...
   - А у тебя разве нет?
   Филипп смутился еще больше:
   - Да вообще-то есть. Только... Им как-то нужнее было. Да и вообще...
   - Что вообще?
   - Ну, я тестов почти и не решил. Так чего ж мне надеяться-то...
   - А что ж раньше не ушел?
   Филипп удивленно воззрился на проверяющую:
   - Так вы ж сказали зайти. Всем.
   Проверяющая улыбнулась:
   - Да, ты прав, я забыла.
   Потом она расспрашивала его о семье. О том, кем он хочет стать. Некоторые
вопросы были странноватые, например,  почему  он  любит  бабушку.  Тоже  мне
вопрос! Это как же не любить бабушку? Она ж БАБУШКА! От нее все они и пошли.
Все Гранины. То есть от дедушки тоже,  но  дедушку  Филипп  не  помнил.  Тот
помер, когда ему было всего полтора года. А бабушка и сейчас жива. Ну и что,
что у нее уже год как отнялись руки и ноги и Филиппу приходится каждое  утро
обмывать, переодевать ее и перестилать ей постель (мать, конечно,  помогает,
но у нее и без того забот полон рот - хозяйство, живность,  огород)?  Это  ж
бабушка. Но проверяющая очень долго и въедливо выясняла, а  не  противно  ли
ему возиться с "гадящей под  себя  старушкой"  (отчего  Филипп  набычился  и
обиженно засопел) и как он относится к тому,  чтобы  отдать  бабушку  в  дом
престарелых, где за  ней  будут  ухаживать  медицинские  сестры,  а  у  него
освободится время для своих личных надобностей...
   В конце концов эта выматывающая душу говорильня закончилась и он  наконец
смог покинуть класс и эту странную проверяющую.
   Когда Филипп вышел на улицу, было уже совсем темно. У  полуразвалившегося
клуба одиноко горела единственная на всю деревню уличная лампочка, а  дальше
улица была освещена только горящими окнами. Там, где свет изливался из  окон
трех - и двухэтажных  двухподъездных  домов,  которые  только-только  успели
закончить к началу перестройки, идти  можно  было  довольно  сносно,  а  вот
дальше, где тянулись избы с палисадниками, - прямо труба. Филипп вздохнул.
   - Что, совсем замучили?
   Филипп обернулся. На скамейке слева  от  входа  сидел  его  сосед,  Мишка
Казаков,  дюжий  парень,  способный  одним  ударом  свалить   быка,   но   с
большинством школьных предметов  бывший  сильно  не  в  ладах.  Филипп  даже
удивился, увидев его на собеседовании.
   - Да уж. А ты чего сидишь?
   Мишка пожал плечами:
   - Да тебя жду. Все-таки не одному домой тащиться. О чем хоть спрашивали?
   Филипп махнул рукой:
   - Да так, про бабушку.
   Мишка оживленно замотал головой:
   - Вот-вот, а меня все про отца пытали. Как, значит, я  к  нему  отношусь,
ежели он пьет? А как к нему относиться? То, что пьет, - плохо,  конечно.  Но
ведь отец - он один, на всю жизнь. И ежели  мне  иногда  его  приходится  из
"Березок" на своем горбу таскать, так чего ж тут поделаешь?
   Филипп понимающе кивнул. "Березками" называлась березовая  рощица  позади
магазина, которую облюбовали под место для посиделок деревенские алкоголики.
Между тем Мишка встал с лавки и двинулся в сторону дома, на  ходу  продолжая
рассуждать:
   - Отец  ведь  не  просто  так  пьет,  он  себя  потерял.  Ведь  каким  он
комбайнером был... у нас эвон вся стена в его почетных грамотах. А сейчас  -
ни работы, ни денег, ни почета. Вон дядя Костя (так  звали  Филиппова  отца)
как-то приспособился, а мой батяня - нет. Вот и пьет...
   Вот странно, прежде они с Мишкой как-то не особо дружили, но  после  того
вечера, когда они вместе топали в темноте домой, тот стал для Филиппа как-то
особенно близок. Поэтому он совершенно  не  удивился,  когда  через  полтора
месяца после того ночного собеседования на них с Мишкой пришли вызовы в этот
самый Терранский университет. То есть он, конечно, удивился, что его  самого
отобрали, но раз уж отобрали его, то как-то так по-правильному выходило, что
обязательно должны были отобрать и Мишку.  Только  Мишку  взяли  на  военный
факультет, а ему предложили юридический...
   Вечером он притащился-таки на игру. Конечно, на  площадку  он  так  и  не
вышел, но зато почти весь второй тайм проторчал на скамейке запасных,  вертя
головой в  надежде  увидеть  Ташкин  роскошный  соломенный  хвост.  Но  той,
по-видимому, хватило короткой беседы в коридоре. А может, он  просто  ее  не
разглядел. Это и немудрено, потому что спортивные сооружения в  университете
были прямо-таки грандиозные, да  вообще,  стороннему  наблюдателю  могло  бы
показаться, что Терранский  университет,  несмотря  на  обилие  факультетов,
являет собой  всего  лишь  несколько  необычный  и  необъятный  по  размерам
физкультурный   институт.   Во   всяком   случае,   количество    спортивных
соревнований, первенств и чемпионатов, которые шли нескончаемой  чередой  на
шести стадионах, в девяти бассейнах, на одиннадцати теннисных кортах и  трех
десятках   волейбольно-баскетбольных   площадок,   имеющих,   кроме    того,
оборудование и  для  игры  в  мини-футбол,  гандбол  и  еще  добрый  десяток
спортивных игр, сделало бы честь комплексу  физкультурно-спортивных  обществ
целой страны средних размеров. Это если не считать обязательных трех часов в
неделю по какому-нибудь единоборству. Их группа, например, выбрала айкидо, а
соседи - старое доброе русское самбо. А вот академическая программа  первого
курса по сравнению с другими профильными вузами явно была сильно облегчена.
   По самым скромным прикидкам, студенты-терранцы  на  первом  курсе  должны
были пройти едва ли треть обычной программы. Впрочем,  столь  скудный  набор
профильных предметов с лихвой перекрывался углубленным изучением математики,
литературы, трех иностранных языков (вернее, иностранных было  всего  два  -
непременный английский и еще один, а третий язык был одним  из  национальных
языков народов России, точнее  бывшего  СССР,  поскольку  один  из  знакомых
Филиппа  с  промышленно-инженерного  факультета  учил   эстонский)   и   еще
полудюжины  странноватых  предметов  типа  истории  искусств.  Кого  из  них
собирались готовить  -  совершенно  было  непонятно.  Но  на  это  мало  кто
жаловался. В конце концов, большинство оказалось в стенах  высшего  учебного
заведения совершенно неожиданно, а потому им было как-то не с руки на что-то
жаловаться или что-то требовать.
   Эту игру они выиграли. А он получил от куратора по первое  число  за  то,
что так бездарно провел время.
   Вечером, когда Филипп после сытного ужина  поднимался  по  заключенной  в
прозрачную  стеклянную  трубу  ажурной  дорожке-пандусу,   охватывающей   по
наружной стене цилиндр университетской библиотеки, ему  вдруг  припомнилось,
как он приехал в университет. Неужели прошло уже девять месяцев?!
   Удивительное началось еще на вокзале. Когда они с  Мишкой  вывалились  из
грязного,  заплеванного  плацкартного  вагона  на   пышущий   жаром   перрон
Павелецкого  вокзала,  первое,  что  они  услышали,   было   объявление   по
вокзальному радио:
   - Уважаемые господа  абитуриенты  Терранского  университета,  просим  вас
проследовать ко второму подъезду, где вас ожидает комфортабельный автобус. В
случае затруднения обратитесь к встречающим, ожидающим вас  в  конце  каждой
платформы поездов дальнего следования.
   Они замерли, удивленно переглянулись и покосились по сторонам, как  будто
ожидали  увидеть  каких-то  намного  более  важных,  чем  они,  абитуриентов
Терранского университета, к  которым  и  относилось  это  столь  вежливое  и
уважительное объявление.  Но  рядом  никого  не  было,  и  Мишка  неуверенно
переступил с ноги на ногу, потом решительно махнул рукой:
   - А-а, пошли!
   Они как-то пропустили мимо ушей словосочетание "комфортабельный  автобус"
и, как оказалось, зря. Автобус был... великолепен. Когда они,  закинув  свои
потертые пожитки в роскошные полированные недра багажного отсека,  забрались
в салон,  вознесенный  над  крышами  окружающих  автомобилей,  их  встретила
приятная женщина средних лет в  ослепительно  белой  накрахмаленной  блузке.
Естественно, на ней было  надето  и  что-то  еще,  но  у  Филиппа  в  ламяти
отложилась именно эта самая  блузка  той  ослепительной  белизны,  какую  он
прежде  видел  только  в  телерекламе   импортных   отбеливателей.   Женщина
приветливо улыбнулась:
   - Какие напитки предпочитаете?
   - Чего? - ошарашенно ляпнул Мишка, совершенно выбитый из колеи всем  этим
великолепием, а женщина снова  улыбнулась,  на  этот  раз  как-то  уж  очень
ласково, и пояснила:
   - У нас есть чай, кофе, черный и со сливками, а из  охлажденных  -  кола,
спрайт, фанта, соки и минеральная вода.  -  Заметив  растерянность  на  лице
Мишки, она добавила:
   - Для вас это совершенно бесплатно.
   Как оказалось, университет находился довольно  далеко  от  Москвы.  Когда
автобус заполнился, они попетляли по московским улицам, пересекли  окружную,
а затем еще около часа катили куда-то сначала по широкому шоссе,  затем  уже
по более узкой, извилистой дороге, то и дело легко обходя катящие  в  ту  же
сторону грузовики и самосвалы. Женщина в блузке пояснила:
   - Университет еще  строится,  но  для  вашего  курса  все  помещения  уже
полностью готовы.
   Автобус свернул на широкую дорогу, обсаженную по обеим сторонам  молодыми
деревцами,  за  которыми  виднелись  разбросанные  тут   и   там   небольшие
двухэтажные, двухподъездные домики с остроконечными  крышами,  и  покатил  к
комплексу больших зданий, центральным из которых было высокое,  ослепительно
белоснежное  циклопическое  сооружение  (как  они  потом  узнали,  это   был
центральный стадион).
   Когда они высыпали из автобуса, все та же  женщина  указала  на  короткую
шеренгу ярких табличек с  силуэтами  зверей  и  птиц  и  надписями  "Военный
факультет", "Юридический факультет", "Промышленно-инженерный факультет",  от
которых по асфальту уходили разноцветные полосы:
   - Идите вдоль своей полосы, она выведет вас к нужному факультету,  а  там
вас встретят.
   Филипп взглядом отыскал свою  табличку  с  изображением  парящей  совы  и
повернулся к Мишке. Тот с улыбкой глядел на свою, на которой  был  изображен
вздыбленный медведь.
   - Глади-ка, к тезке попал. - Он повернулся к Филиппу. - Ну  ладно,  давай
прощаться, земляк.  Думаю,  скоро  свидимся.  -  И  они  обменялись  крепким
рукопожатием. Так начался его первый день в университете...
   До своей секции Филипп добрался, когда уже совсем стемнело. В общем холле
сидел куратор и смотрел "Сегодня в полночь" по НТВ. Телевизоры были в каждом
двухместном номере, но в холле стоял "Плано" с  плоским  экраном  и  хорошим
звуком. Хотя  для  новостей  хватило  бы  и  обычного  "Самсунга",  так  что
пребывание куратора в холле скорее всего объяснялось  тем,  что  из  комнаты
Ташки доносился смех  и  звон  посуды.  Похоже,  к  Ташке  опять  пожаловали
кавалеры. Спиртное  в  университете  не  то  чтобы  было  запрещено,  но  не
одобрялось. Впрочем, пиво и легкие вина продавались открыт