Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
хрястнув кулаком о трибуну, во
всеуслышание заявил: "Пора кончать жевать сопли по поводу перехода на
профессиональную армию. Я ОБЕЩАЮ, что к исходу первого же месяца своего
пребывания на посту президента подпишу указ о полной ликвидации
обязательного военного призыва. А если мои бывшие коллеги (он произнес это
слово с таким вывертом губ, что всем сразу стало ясно, что он ни в грош не
ставит своих бывших коллег) до сих пор, за пятнадцать лет военной реформы,
еще не подготовились к переходу на полностью профессиональную армию, что ж,
у них есть еще месяц!" Но когда он откинулся на спинку и скосил глаза на
соседнее кресло, его радужное настроение тут же несколько упало. Потому что
там сидел человек, который, согласно Пашиным представлениям о
справедливости, не имел права занимать одинаковое с ним кресло ни по
возрасту, ни, как это говорят в военной среде, по "сроку службы".
Однако с этим бравый генерал Громовой, кандидат в президенты и один из
самых популярных людей в стране, ничего поделать не мог. Поскольку молодой
сопляк, сидевший сейчас слева от генерала и номинально числившийся его
пресс-секретарем, был приставлен к нему самим Лубыниным, человеком, который
обещал сделать Пашу президентом России. И пока успешно продвигался к
выполнению этого обещания. Настолько успешно, что теперь никто уже не
сомневался, что новый президент России будет избран еще в первом туре. От
Паши во всем этом бедламе предвыборной кампании требовалось только одно -
демонстрировать подтянутый внешний вид, бодрую улыбку и... поменьше
открывать рот.
Дверца, притворенная охранником, с породистым стуком влипла в проем,
полностью отгородив пассажирский салон от окружающего мира, и спустя
мгновение "даймлер", чуть качнувшись, стремительно набрал ход.
Пресс-секретарь повернул голову к генералу и протянул ему пачку тонких
картонных карточек.
- Начинаем работать, Павел Парфенозич. Следующая встреча на заводе имени
Хруничева.
Генерал Громовой насупился и, оттолкнув руку с карточками, брюзгливо
проворчал:
- От, опять встречи, выступай им... а поужинать человеку надо? С пяти
утра на ногах!
- С восьми, - спокойно поправил пресс-секретарь, - и ужин вам
запланирован на двадцать два часа в ресторане "Лесная сторожка""
Паша оживился:
- От это дело! А че там приготовили?
Но пресс-секретарь словно не заметил живейшего интереса своего
номинального шефа и вновь протянул ему карточки.
- У нас всего полчаса, Павел Парфенович, не отвлекайтесь.
Генерал Громовой обиженно вздохнул, но карточки взял. Пресс-секретарь
кивнул головой и произнес:
- Что вы думаете о присоединении России к Международной марсианской
программе?
Паша засопел, зашелестел карточками, затем обрадованно рыкнул:
- Во! - и, шумно откашлявшись, начал читать вслух:
- Международная марсианская программа без России просто невозможна.
Только Россия обладает полным набором технологий, необходимых для успешной
реализации этого проекта, - от технологии сборки крупногабаритных
орбитальных объектов и организации орбитальной дозаправки до обеспечения
длительного пребывания человека в условиях резко пониженной силы тя... о
блин, тяжести. - Он повернулся к пресс-секретарю и проворчал:
- Ты че, поразборчивей написать не мог?
На лице пресс-секретаря мелькнула тень улыбки.
- Включите свет, уже темнеет. И давайте еще раз, но уже наизусть...
Поздним вечером, когда умаявшийся за день кандидат в президенты довольно
храпел на втором этаже небольшой частной гостиницы, удобно расположившейся
посреди скромного парка в самом центре Москвы, неподалеку от Бульварного
кольца - гостиница эта была арендована под предвыборный штаб, - в
апартаментах на первом этаже пресс-секретарь докладывал об итогах дня. Его
доклад слушал грузный пожилой человек с усталым и несколько обрюзгшим лицом,
в котором, однако, было что-то притягивающее внимание. Это был Трофим
Алексеевич Лубынин, человек, который знал о власти все. Его зад успел помять
кресла в доброй дюжине министерств и ведомств. Он нигде не занимал главных
кресел, и его лицо практически никогда не появлялось ни на голубых экранах,
ни на страницах газет. Но те, кто уже давно обитал в коридорах власти или
поблизости от них, точно знали, что если в штате какого-нибудь министерства,
комитета или даже администрации президента появилась фамилия "Лубынин", то
если ты хочешь, чтобы твой вопрос был решен быстро и эффективно, - стучаться
следует в кабинет с табличкой, на которой написана именно эта фамилия.
Лубынин мог все. Он был не только мастером аппаратной интриги, но и, в
отличие от большинства таких же виртуозных аппаратчиков, умел цинично и
эффективно использовать прессу. У него имелись свои "прикормленные"
журналисты, среди которых было даже несколько иностранцев. К журналистам он
относился довольно бережно, "подкармливая" их не столько даже финансово,
сколько конфиденциальной информацией. Причем зачастую той, которая
составляла государственную тайну. В журналистских кругах ему приписывалась
фраза: "Любые тайны рано или поздно становятся известными, так почему бы не
пододвинуть это "рано или поздно" к наиболее удобному для нас моменту".
Поэтому каждый из "прикормленных" относился к Лубынину чрезвычайно трепетно.
Да и остальные просто сучили ножками, когда Лубынин обращал на них свое
благосклонное внимание. Ибо в его руках было то, за что любой настоящий
журналист готов продать не только родную мать, но и всех своих детей, дедов,
прадедов, да и, в конечном счете, самого себя. А именно - информация.
Единственное, что Лубынин требовал взамен, это лояльность к нему лично и
полная конфиденциальность.
И этот универсализм, позволявший ему одновременно дергать за скрытые
аппаратные ниточки и устраивать шумные кампании в прессе, делал его
уникумом, способным на то, что другим казалось абсолютно невероятным.
Таланты Лубынина всегда получали достойную оценку, но ГЛАВНЫМ своим талантом
он сам считал свой великолепный нюх. То, что нынешняя администрация доживает
свои последние месяцы, Лубынин почувствовал уже давно. Но час расставания с
теплой должностью в администрации президента настал для него только полгода
назад. Все это время Лубынин твердо и планомерно готовил почву для
завершающего рывка. Он понимал, что впереди у него только один шанс, для
следующей попытки он слишком стар. Поэтому Лубынин собирался сосредоточить в
своих руках столько власти, сколько смог бы заграбастать. И когда ему
предложили взять в свои руки предвыборную кампанию генерала Громового,
пообещав в дальнейшем должность руководителя администрации нового
президента, Лубынин не колеблясь ухватился за это предложение обеими руками.
При ТАКОМ президенте глава его администрации был бы единственной НАСТОЯЩЕЙ
властью в стране. И это стало бы вершиной его карьеры...
Когда молодой человек, стоя перед шефом, кончил свой рассказ обо всем,
что произошло за день, Трофим Алексеевич устало потер глаза и, не
удержавшись, зевнул, прикрыв рот пухлой ладошкой.
- Ладно, иди, завтра у нас тяжелый день. Последний. И мы должны выжать из
него максимум.
Как только за молодым человеком закрылась дверь, Лубынин встал и подошел
к окну. Окно было модное и дорогое. Не как те, из дешевенького пластикового
профиля, которые считаются престижными, пожалуй, уже только в слегка
подотставшей России, а настоящее, деревянное, из английского дуба, но с
тройным стеклопакетом, уплотнителями из высококачественной резины и
бронзовой фурнитурой. Поэтому шум Садового кольца, да и Бульварного,
находившегося еще ближе, совершенно не проникал через эту массивную
преграду. Лубынин подумал, что, пожалуй, в своем будущем кабинете в Кремле
установит такие же окна, и, поймав себя на этой мелочной мысли, ухмыльнулся.
Ему пришло в голову, что подумал он о своем будущем кабинете как о чем-то
таком, что ему уже обеспечено. Но, с другой стороны, это естественно. У него
на столе, в зеленой ледериновой папке лежали результаты последних опросов.
Все опросы показывали, что Громовой выиграет в первом же туре, причем с
разгромным результатом. По самому оптимистичному варианту Громовой набирал
более шестидесяти трех процентов голосов, но реально Лубынин рассчитывал
где-то на пятьдесят два - пятьдесят пять. Он вздохнул. Воистину, это была
титаническая работа. Впрочем, и удача им вполне благоволила. Два наиболее
опасных кандидата выпали из гонки, не добравшись и до середины предвыборного
марафона. Один вляпался в неприятности с какими-то там нелегальными счетами.
Вернее, счета были абсолютно легальны, но вот только для предвыборной
кампании кандидата в президенты они не предназначались. Кто-то из его штаба
решил для обналички черного нала использовать счета Всероссийского общества
слепых. Дело было поставлено очень профессионально, и Лубынину до сих пор
было не совсем ясно, кто и как обнаружил подлог.
Но скандал раскрутился молниеносно. Кандидата обвинили в обворовывании
обездоленных. А когда он попытался оправдаться, на его голову посыпались
обвинения в том, что он окружил себя сомнительными людьми, не имеющими
твердых моральных устоев. Волна публикаций и телерепортажей оказалась
настолько мощной и лавинообразной, что кандидат, не выдержав чудовищного
прессинга, снял свою кандидатуру и лег в больницу с острой сердечной
недостаточностью. Причем сам Лубынин, несмотря на всеобщее закулисное
восхищение его талантами, на самом деле не имел к этому никакого отношения.
То есть он, конечно, не делал ни малейшей попытки переубедить своих
собеседников, в приватных беседах выражавших ему свое восхищение, и
доказать, что это вовсе не его рук дело. В конце концов, этот случай вызвал
настоящий финансовый ливень, значительная часть которого была предназначена
ему самому. Но сам он терялся в догадках. Кандидат в президенты Громовой
сурово осудил финансовых махинаторов, но публично заступился за кандидата,
слегка пожурив того за излишнюю доверчивость.
По расчетам Лубынина, это выступление добавило Паше процентов пять-семь
из кармана проштрафившегося кандидата. Второй очень удачно слег с инфарктом.
Генерал Громовой лично посетил больного, преподнес ему роскошный букет
цветов и погоревал по поводу того, что столь достойный человек в такой
ответственный для него момент оказался слабоват здоровьем. И это принесло
ему как минимум еще десять процентов голосов. На этот раз основная заслуга
полностью принадлежала Лубынину. Так что все складывалось в общем-то вполне
благополучно. Хотя он до сих пор не мог избавиться от мысли, что существует
НЕКТО, стоящий за этими удачными совпадениями. Он так и не смог выяснить,
кто действительно организовал скандал с первым кандидатом. Что
неудивительно. Поскольку все были убеждены, что сие событие - дело его
собственных рук, действовать приходилось крайне осторожно. Так что истинная
личность, столь виртуозно сработавшая в данном случае, причем именно в той
области, в которой Трофим Алексеевич считал себя самым искусным из всех,
оставалась за кадром. Как и причины того, почему она выступила на стороне
Лубынина и Громового. А это означало, что, если этой личности потом по
каким-либо причинам покажется, что теперь для нее выгоднее обрушить что-то
подобное на Лубынина и Громового, Трофим Алексеевич просто не сможет вовремя
нейтрализовать угрозу. Даже если это случится перед самыми выборами...
Как бы там ни было, следующий день прошел строго по плану. Генерал
Громовой вручил призы победительницам конкурса "Новое лицо России",
промчался по полигону за рычагами новейшего российского танка и перерезал
ленточку у подъезда нового девятиэтажного жилого дома, выстроенного в
рекордные сроки на средства, собранные для предвыборного фонда кандидата в
президенты (эта блестящая идея, приписываемая Лубынину, на самом деле была
выдвинута молодым пареньком, состоявшим сейчас при Громовом в должности
пресс-секретаря, - именно он предложил перечислить на официальные счета
генерала существенно больше денег, чем позволяло законодательство, а затем
на эти излишки построить дом для ветеранов и малоимущих). Каждое из этих
событий и само по себе имело шансы попасть в вечерние новости, а уж участие
в них самого популярного кандидата в президенты заставляло все телеканалы
выводить их в первую строчку новостного рейтинга. Так что последний день был
полностью посвящен будущему президенту Громовому. В этом уже никто не
сомневался.
На следующее утро многоуважаемый Павел Парфенович поднялся довольно
поздно. Он спустился вниз около полудня в махровом халате и тапочках на босу
ногу, слегка пованивая при каждом выдохе оттого, что не доставил себе труда
почистить зубы, посетовал, что его никто не разбудил, плотно позавтракал и,
орудуя в зубах ногтем, ввалился в кабинет к Лубынину. У Трофима Алексеевича
как раз шла обработка информации по Сибири и Дальнему Востоку, поэтому ему
было совершенно не до кандидата в президенты, но Паша упорно не воспринимал
вежливые намеки на занятость и начисто игнорировал предложения привести себя
в божеский вид. Он радостно раскачивался на стуле, почесывал живот и
увлеченно повествовал о том, как отлежал себе бок и с утра ногу свело,
иногда, правда, отвлекаясь на международные события. Его, например, сильно
интересовал Саддам Хусейн, которого очередной раз несильно побомбили
американцы, а также состояние дел в Боснии и Герцеговине, которую в
очередной раз сотрясала гражданская война, несмотря на то, что все
республики бывшей Югославии были нашпигованы натовскими миротворцами по
самые брови. Лубынин знал, что беспечное поведение кандидата - это вовсе не
бравада. Паша просто был не способен осознать всю напряженность момента. Для
него собственные запоры всегда были гораздо существеннее чего бы то ни было
другого...
В четыре часа утра, когда генерал Громовой, которого удалось-таки
засунуть в цивильный костюм, побрить и отвести на избирательный участок
покрасоваться перед телекамерами, после обильного ужина уже улегся спать и
из его апартаментов доносились громовые (в полном соответствии с фамилией)
раскаты его храпа, осунувшийся Лубынин с довольной улыбкой сидел, покойно
развалившись, в широком кресле. Они выиграли. И хотя пока было подсчитано
всего шестьдесят процентов голосов, тенденция была абсолютно ясна. Они
выиграли, причем именно в первом туре. Лубынин со смаком зевнул, с хрустом
развел руки в стороны, ухмыльнулся собственному изображению в зеркале и
пошел спать...
На следующее утро к нему в спальню бесцеремонно ввалился довольный жизнью
новый президент Российской Федерации, хорошенько отоспавшийся за последние
две ночи, и, не обращая внимания на помятый вид руководителя своего
предвыборного штаба и будущего главы собственной администрации, принялся
уговаривать последнего немедленно рвануть на рыбалку. Лубынин стиснул зубы,
чтобы не выругаться, но он уже успел достаточно изучить характер
драгоценного Павла Парфеновича, чтобы понять, что Паша очень серьезно
относится к своим немудреным желаниям. И отказ поехать на рыбалку вполне
способен ТАК обидеть бравого генерал-президента, что Лубынин тут же
превратится в некую разновидность запора. А к запорам Паша Громовой, как уже
упоминалось, относился чрезвычайно серьезно.
Так что пока множество важных и нужных людей металось по Москве, спеша
засвидетельствовать свое почтение Трофиму Алексеевичу, и именно Трофиму
Алексеевичу, тот с удочкой в руках мирно дремал на берегу озера,
раскинувшегося на территории охотничьего хозяйства Министерства обороны
"Барсуки", расположенного в сотне километров от Москвы по Варшавскому
шоссе...
Вернулись они около полуночи. Громовой, еще в "Барсуках" плотно набивший
брюхо свежим шашлыком, приготовленным лично начальником охотхозяйства,
почуявшим перспективу превратиться в начальника ЛЮБИМОГО МЕСТА ОТДЫХА
президента, завалился спать. А Лубынин, бегло просмотрев последние сводки,
прослушав автоответчик и ответив на самые важные звонки, уселся перед
телевизором. Конечно, основные новостные выпуски уже давно закончились, но
Трофиму Алексеевичу важно было уловить НАСТРОЙ... Он сразу включил первый
канал, по которому как раз шли полночные новости, и... едва не вздрогнул. На
экране возник человек, которого он совершенно не ожидал увидеть в качестве
комментирующего итоги президентских выборов. Это отнюдь не означало, что
этот человек не имел достаточного веса или что он не пользуется
популярностью в стране. Наоборот, если бы этот человек вздумал выдвинуть
свою кандидатуру на пост президента, ни у кого другого не было бы никаких
шансов. Этот человек на протяжении уже почти десяти лет постоянно набирал и
набирал рейтинг доверия.
По данным последних официальных статистических опросов, число людей,
однозначно доверяющих ему, колебалось около отметки в восемьдесят процентов
(причем, как совершенно точно знал Лубынин, официальные результаты опросов
были откорректированы с учетом статистической погрешности именно в сторону
уменьшения конечного итога). Просто этот человек в свое время однозначно
заявил, что он не особенно доверяет такой форме организации государства, как
демократическая республика. Он тогда сказал: "Знаете, среди монархов тоже
было достаточно дураков и самодуров. Но ни одна монархия пока не произвела
на свет никого столь же чудовищного, как пришедший к власти в результате
демократических выборов Адольф Гитлер или захватившие власть в результате
свержения монархии и рывка к светлому демократическому завтра Ленин,
Дзержинский и их наследник, создатель "социалистической демократии" Сталин,
либо, если брать что-то более близкое к нашему времени, - Пол Пот. Так что я
не хочу иметь с этим ничего общего". Лубынин подобрался, прибавил звук и
приник к экрану. Пока вещал обозреватель:
- ...кончилась. Новый президент России определился уже в первом туре. Мне
помнится, что, когда такой результат был получен в предыдущий раз,
десятилетка тогдашнего нового президента оказалось вполне успешной. -
Обозреватель замолчал, камера переключилась, показав лицо гостя студии во
весь экран. Ярославичев несколько секунд мастерски держал паузу, затем
заговорил с некой тревожной задумчивостью:
- Ну, я бы не был настроен так оптимистично. Во всяком случае, рейтинга
Бориса Ельцина в тот момент, когда он занял пост лидера России, пока еще не
достиг ни один из следовавших за ним политиков. И он, как вы помните, тоже
сумел избраться на второй срок. - Его Высочество (это обращение, обычно
применяемое только к коронованным особам, по отношению к Ярославичеву стало
уже таким привычным, что сегодня его автоматически называли так даже
японские и британские журналисты) мгновение помолчал. - Понимаете, по моему
мнению, демократия как форма организации высшей власти в государстве пока
НИКАК не доказала своего преимущества. Даже как препятствие для захвата
власти дураками и подонками. А тем, кто воспринимает знаменитую фразу
Черчилля, что демократия-де полное дерьмо, но ничего лучше пока не
придумано, как истин