интеллектуалы,
правда,  с  несколько  менее  обширной  умственной  подготовкой,   но   зато
существенно лучше  подготовленные  физически.  И  они  никак  не  тянули  на
современный вариант штурмовиков Эрнста Рема. Таких дружинников скорее  можно
было считать этакими центрами кристаллизации, так сказать песчинками, вокруг
которых образуются жемчужины. Но среди всех этих странностей самым  странным
был неожиданно высокий уровень информированности руководящего состава Фонда,
зачастую превосходивший даже уровень информированности конторы Виктора...
   Постышев потер ладонью лицо,  вздохнул,  потом  сладко  потянулся,  сгреб
листки распечатки и, свернув их в трубку, пошел на кухню. На этот раз старый
способ не сработал. Обычно, когда какая-нибудь  информация  заводила  его  в
тупик, ему достаточно было изложить все, что он накопал, на бумаге  или,  на
самый крайний случай, порассуждать вслух, после чего все как-то  само  собой
становилось на свои места, а ему оставалось только  удовлетворенно  хихикать
над собственной тупостью. Но сейчас ничего не вышло. Вывод  был  один:  весь
этот собранный им ворох информации (ну еще бы, почти восемь  мегов)  все  же
пока недостаточен, чтобы сделать хоть какие-то  выводы.  Уж  больно  странен
вывод, к которому он пришел,  -  подозрительная  подрывная  организация,  не
жалея сил и денег, работает на благо России!
   На  кухне  Виктор  достал  здоровенную  чугунную  сковороду,  скомкал  по
отдельности листки распечатки и подпалил  получившуюся  груду.  Он  стоял  и
смотрел, как тонкая финская бумага чернеет и  съеживается,  осыпаясь  мелким
пеплом, когда запиликал мобильник, валявшийся на столике в прихожей.  Виктор
побежал туда.
   - Алло?
   - Витя, навести старика... - И тут же короткие гудки.
   Голос в трубке был ему незнаком, но смысл сообщения был достаточно  ясен.
Постышев усмехнулся. Хотя Дед тогда вполне ясно приказал ему не торопиться с
выводами, по некоторым косвенным признакам Виктор понял, что тот изнывает от
нетерпения. Но Постышев решил быть максимально скрупулезным. К тому же какие
выводы он мог представить  сейчас?  Альтруисты,  пусть  не  совсем  обычные,
поскольку альтруизм слабо сочетается с прагматичностью и богатством, а  Фонд
-  организация  прагматичная  и  богатая,  ну,  еще  слегка  подозрительные,
поскольку некоторые стороны их деятельности, как  ни  крути,  явно  выглядят
подозрительно, но ведь до сих пор они не совершили или, по крайней мере,  не
были замечены ни в чем предосудительном. Учитывая,  что  в  последнее  время
Большой папа ФСБ стал чуть ли не лично "крышевать" сию  организацию,  шансов
откопать  еще  что-нибудь  практически  не  осталось.  Так  что  можно  было
докладывать, что все чисто, и со спокойной совестью приступать  к  какому-то
иному общественно полезному труду. Но все дело было в том, что  ни  Дед,  ни
сам Постышев уже давно не верили в альтруизм...
   На Дедову дачу Виктор добрался,  уже  когда  стемнело.  На  предпоследней
остановке в вагон электрички ввалилась веселая подвыпившая толпа,  и  Виктор
поплотнее надвинул на лоб кепку-лужковку. По этой линии имели дачи  довольно
много его знакомых, и ему не очень  хотелось  объяснять,  куда  это  он  так
поздно едет (на работе по-прежнему считалось, что Дед держит его  в  опале).
Конечно, в случае неожиданной встречи можно было  отбояриться,  мол,  еду  к
Димке или Тропачеву, или вообще сделать многозначительное лицо и  сказать  с
намеком: "Так, к одной знакомой", но Виктор знал,  что  подобные  стыковочки
всегда чреваты тем, что имеют обыкновение рано или поздно всплывать в  самом
неподходящем месте и  в  самое  неподходящее  время  и  ложиться  последними
необходимыми камешками в сложную конструкцию крайне неприятных выводов.
   Дед пил чай. Чай он признавал только  особенный,  густой,  почти  черный,
чуть ли не полпачки  на  заварочный  чайник  (правда,  и  чайник  был  почти
пол-литровый). Заваривал он его на ключевой воде, вскипяченной  в  самоваре,
притом не электрическом,  а  настоящем,  с  углями.  Поэтому  на  работе  он
перебивался кофе. Когда Виктор  появился  на  террасе,  Дед  кивнул  ему  на
старенький гнутый венский стул и добродушно пробасил:
   - Садись. Наливай. Прелесть, а не чаек.
   Это означало, что Дед объявился на  даче  только  сегодня,  причем  после
долгого перерыва. В противном случае чаек был бы только "приятственным".
   После чая они перешли в  комнату.  Дед  расположился  на  диване,  Виктор
скромно уселся в кресло. Дед некоторое время молчал, потом наконец спросил:
   - Ну как наши дела? - Заметив улыбку на лице  Постышева,  он  смутился  и
пробурчал:
   - Ладно-ладно, наши, ваши - все едино, давай рассказывай.
   Виктор откинулся на спинку  кресла  и  начал:  "Фонд  Рюрика"  -  частная
благотворительная организация, номинально управляемая  общественным  советом
из десяти человек, структурно состоит из девяноста региональных  организаций
численностью от пятнадцати  до  семидесяти  человек  каждая  и  центрального
офиса, в подразделениях которого  работают  около  полутора  тысяч  человек.
Региональные  организации  занимаются  распределением   финансовой   помощи,
грантов  семьям  военнослужащих  и  работников  правоохранительных  органов,
погибших при исполнении воинского и служебного долга,  а  также  реализацией
программ  восстановления  памятников   истории,   проведением   региональных
конкурсов, но, в первую очередь, сбором и классификацией информации.  Причем
для сбора информации они широко используют метод,  ранее  считавшийся  более
характерным для спецслужб. Это так называемый метод меморандумов.  То  есть,
кроме  сбора   и   обработки   статистических   материалов   в   финансовой,
социологической,  экономической,   правоохранительной   и   иных   областях,
региональные организации Фонда раз в полгода обращаются к нескольким  сотням
жителей своего региона с предложением составить меморандумы по тем или  иным
темам.
   Подбор респондентов довольно широк - от ди-джеев молодежных  дискотек  до
домохозяек, от воров до фермеров и от политиков регионального и федерального
уровня до бомжей. Оплата не слишком щедрая  -  от  25  до  1000  долларов  в
рублевом эквиваленте, но у  тех,  кому  предложенная  оплата  представляется
слишком  низкой,  разница  в  стоимости  покрывается  имиджевым   выигрышем.
Сотрудничество с "Фондом Рюрика" в последнее время стало среди  политической
тусовки  довольно  модным,  знаете  ли.  Темы  докладов  тоже  различны.  От
стандартной для аналитических служб  многопрофильной  аналитической  справки
до, скажем, таких: "Как изменилась жизнь в деревне Малые Луга  за  последние
полгода" или "Самые влиятельные люди среди жителей поселка Машзавод  и  тех,
кто к нам часто приезжает либо имеет  здесь  свой  интерес".  Так  что,  вне
всякого сомнения, сегодня "Фонд Рюрика" имеет наиболее полную базу данных  о
состоянии дел и общей обстановке как в каждом из регионов, так и в стране  в
целом. И, насколько я смог  выяснить,  столь  благожелательное  отношение  к
Фонду вызвано еще и тем, что, во-первых, полученной информацией Фонд делится
с руководством страны, причем подчеркнуто беспрекословно. А во-вторых,  Фонд
заслужил, скажем так, опасливую благодарность  некоторых  влиятельных  людей
тем, что, получив некую информацию, которая могла  бы  принести  этим  людям
серьезные  неприятности,  он,  опять  же  очень  подчеркнуто,  никак  ею  не
воспользовался...
   Когда Виктор закончил,  Дед  несколько  секунд  сидел,  размышляя,  потом
поморщился и с тяжелым вздохом сказал:
   - Вот такие дела, Витя...
   Постышев посмотрел на него с тревогой. Неужели у Деда  начались  какие-то
проблемы? Однако он решил пока ни о чем не спрашивать. Некоторое  время  они
сидели в молчании, которое нарушил сам Дед:
   - Вчера я получил устное распоряжение директора о прекращении каких бы то
ни было разработок по поводу "Фонда Рюрика". И, судя по тому,  что  подобные
распоряжения  получены  МВД,  Генпрокуратурой,  а   также   налоговиками   и
таможенниками, ветер дует с  самого  верха.  -  Дед  испытующе  поглядел  на
Виктора. - В принципе все наши па-де-де типа любимчик  -  не  любимчик  были
рассчитаны как раз на такой вариант развития событий.  Но  я  не  хочу  тебя
неволить.  Поскольку,  когда  все  затевалось,  никто  не  ожидал,  что  Его
Высочество (эти два слова он произнес с иронией, а  скорее  даже  „рнически)
наберет такой вес. Так что если  ты  и  дальше  будешь  работать  в  том  же
направлении, вполне может сложиться такая ситуация, когда наша служба начнет
работать против тебя. - Дед замолчал, продолжая сверлить  Виктора  изучающим
взглядом. Постышев усмехнулся:
   - Не волнуйтесь, Михаил Петрович, я не собираюсь отступать.
   Дед еще несколько минут  смотрел  на  Виктора  так,  словно  вознамерился
взглядом вскрыть его черепную  коробку,  чтобы  посмотреть,  что  у  него  в
голове, потом лицо его смягчилось.
   - Ну что  ж,  но  теперь  тебе  придется  действовать  по  большей  части
самостоятельно. Так что... завтра пиши рапорт на отпуск.
   Виктор недоуменно уставился на Деда. Тот усмехнулся:
   - Его Высочество затевает в Якутии какую-то грандиозную стройку. Я думаю,
тебе стоит съездить туда и покопаться на месте. Но командировку я тебе  туда
выписать уже не  могу,  сам  понимаешь  почему.  Так  что  завтра  разыграем
небольшой  спектакль.  Я  со  всей  серьезностью  приступлю   к   выполнению
распоряжения Директора и слегка проедусь по тебе, а ты в пику мне рванешь  в
Оймякон и будешь ковыряться там почти легально.
   Виктор с улыбкой кивнул. В принципе, чтобы действовать в пику Деду,  надо
было быть полным идиотом, но у него самого  уже  сложилась  некая  репутация
бунтаря с мохнатой рукой в верхах. Он  уже  даже  успел  получить  несколько
прозрачных намеков от личностей, заинтересованных в том, чтобы непотопляемый
Дед наконец-то ушел. Никто и не  подозревал,  КТО  на  самом  деле  был  его
настоящей крышей.
   Они с Дедом проговорили почти до рассвета. А во вторник Виктор  улетел  в
Якутию...
   До Оймякона он добрался на попутном вертолете. Здесь, в Якутии, это  было
таким же обычным делом,  как,  скажем,  "мотор"  в  Москве.  С  единственной
разницей, что на вертолете иногда могли подбросить и  бесплатно.  Просто  по
пути.
   Дед не ошибся. Практически уже умершее село  Оймякон  сегодня  не  просто
переживало  невероятный  подъем,  оно  просто  встало  на  дыбы.  Посадочная
площадка, представлявшая собой всего лишь большую поляну,  для  которой  еще
год назад самым важным событием были совершавшиеся время от  времени  скорее
по привычке,  чем  по  необходимости,  рейсы  латаного-перелатаного  "Ан-2",
сейчас напоминала огромный разворошенный муравейник. Вернее сказать,  поляна
исчезла. Тайга теперь начиналась едва ли не за километр  от  околицы.  А  на
освободившемся  от  лесных  исполинов  пространстве  раскинулась  гигантская
стройка. Одна взлетно-посадочная  полоса,  длиной  три  с  половиной  тысячи
метров, была уже готова, под вторую  готовили  основание.  Причем,  судя  по
толщине  бетонной  подушки,  предполагалось,  что  полоса   будет   способна
принимать  даже  стратегические  бомбардировщики  и   супертяжеловесы   типа
"Руслан" или "Мрия". Полосы тянулись под прямым углом одна  к  другой,  а  в
стыке  строился  огромный  терминал,  способный   обеспечить   одновременную
заправку и обслуживание пяти самолетов. Чуть подальше  виднелась  блестевшая
новенькими  стеклами  диспетчерская  башня,  окруженная  сверкавшими  свежей
краской антеннами посадочного привода. Судя  по  характерной  форме  зеркала
радаров, это была чехословацкая "Тесла" довольно почтенного возраста, но для
этой глуши она вполне  годилась.  На  горизонте,  у  самого  леса,  высились
правильные кубы разгрузочного терминала, от которых  двумя  узкими  змейками
ныряли  в  тайгу  насыпь  узкоколейки  и  проложенная  рядом  с  ней  полоса
улучшенной грунтовки. Судя по всему, надо было идти  именно  в  ту  сторону.
Само село на  фоне  это  огромной  стройки  казалось  сплошным  покосившимся
недоразумением. Виктор повесил на плечо рюкзак, поправил  кепку  и  двинулся
мимо посадочной полосы к суетившимся у разинутых ворот пакгаузов машинам.
   Однако добраться до пакгаузов ему не дали. Когда до ближайшего оставалось
чуть больше двух десятков метров,  откуда-то  сбоку  внезапно  выплыл  дюжий
мужик  в  совершенно  нелепой  в  этой  таежной  глуши  форме   аэродромного
охранника. Все чин по чину - старательно отутюженные брюки с узкими зелеными
лампасами,  форменная  куртка,  рубашка  с  галстуком,  фуражка,  ремень   с
радиостанцией и резиновой палкой в кольце, вот только обувка  выбивалась  из
общего ряда. На охраннике были добротные желтые японские резиновые сапоги  с
отвернутыми голенищами.
   - Эй, родимый, туда нельзя.
   Виктор остановился, взглянул на  охранника,  причем  от  его  наметанного
глаза не ускользнула ни одна деталь, и широко улыбнулся:
   - Да я просто хотел попросить, может, подбросят.
   Охранник смотрел на Виктора настороженно, но тот улыбался так простодушно
и открыто, что мужчина смягчился:
   - На работу, что ль, устраиваться приехал? А  чего  один  поперся?  Через
неделю из Якутска очередная партия придет. Тогда бы со всеми и добрался.
   Виктор на мгновение задумался.  По  пути  сюда  он  рассматривал  вариант
устроиться  на  стройку  по  орг-набору  (вербовщики  искали   рабочих   для
гигантской стройки, а после увиденного он уже  не  сомневался,  что  стройка
затевается совершенно грандиозная, по всему Уралу  и  Западной  Сибири),  но
затем решил,  что  не  стоит.  Скорее  всего  рабочие  прибывали  на  объект
организованно, партиями, а поскольку считалось, что он действует как  бы  по
собственной инициативе, находясь в отпуске, то время у Постышева было  очень
ограничено.  А  потому  он  остановился  на   двух   вариантах:   первый   -
турист-одиночка, решивший приобщить  к  своей  коллекции  покоренных  глухих
уголков планеты еще и полюс холода (хотя и летом), второй был  опаснее,  но,
при удаче, сулил большую  свободу  действий.  Виктор  решил,  если  позволит
обстановка, представиться этаким  самопровозглашенным  контролером-экологом,
каковых, с легкой руки "Гринписа",  развелось  на  просторах  родной  страны
видимо-невидимо. Но сейчас надо  было  импровизировать.  Постышев  изобразил
смущение:
   - Так то через неделю, а я совсем на мели.
   - Так тебе что, подъемных не дали?..
   Опа! А вот этого он не предусмотрел.
   - Эх, браток, - Виктор пригорюнился, - дать-то дали, но,  чтобы  заткнуть
все мои дыры, этого маловато будет.
   Охранник усмехнулся:
   - Да-а-а, браток, видать наделал ты долгов.
   Постышев потерянно развел руками. Охранник вздохнул:
   - Ну ладно, что с тобой делать. Только  к  пакгаузам  не  ходи.  Вон,  на
выезде видишь будку нормировщика? Да вон, у поворота. Там и жди.
   Виктор растянул губы в самой благодарной из возможных улыбок:
   - Спасибо, командир! За мной не заржавеет.
   Охранник добродушно махнул рукой:
   - Иди уж.
   Но когда спина незнакомца скрылась за углом  склада,  добродушная  улыбка
тут же покинула лицо охранника. Он  быстрым  движением  достал  из  кожаного
чехла, притороченного к поясному ремню, портативную радиостанцию и отрывисто
произнес:
   - Мужчина, лет тридцати, одет  в  красную  куртку  с  желтыми  вставками,
черные брюки и юфтевые сапоги. На левом плече рюкзак. Проследить.
   Этот новоявленный работяга сразу вызвал  у  него  подозрение.  Уж  больно
жесткие у него  глаза.  К  тому  же  докладывать  обо  всем  входило  в  его
обязанности.
   А если  служба  безопасности  по  его  наводке  узнает  про  этого  парня
что-нибудь интересное, то ему светит неплохая премия.

***

   - Ну что ж, Даша, конечно, жалко расставаться, но...
   Обычно  всегда  выдержанная  и   спокойная   Тучина   выглядела   немного
расстроенной. Впрочем, Дашуне и самой хотелось расплакаться. О том,  что  ей
рано или поздно придется распрощаться со  Службой  эскорта  Его  Высочества,
Дашуня прекрасно знала еще с  момента  прохождения  отбора.  А  то,  что  ей
осталось всего несколько месяцев, Тучина сообщила еще полгода  назад.  Тогда
она тоже выглядела невеселой. Возможно,  это  было  не  совсем  так,  и  для
Тучиной расставание с сотрудниками было  таким  же  легким  делом,  как  для
других стрижка ногтей (Дашуня за время работы  в  Службе  успела  не  только
насмотреться на виртуозное  умение  людей  изображать  даже  очень  яркие  и
искренние эмоции, но и сама обучилась этому сложному искусству, без которого
немыслимо эффективное управление людьми), но уже одно то, что Ирина  Великая
потрудилась ПРОДЕМОНСТРИРОВАТЬ, что она  огорчена  неизбежным  расставанием,
стоило многого.
   - Знаешь, я вообще человек привязчивый, и расставание с любой из девчонок
для меня довольно тяжкое испытание, но ты...
   Тучина тяжело вздохнула и, как-то совсем  по-бабьи  махнув  рукой,  вдруг
взяла Дашуню за голову и поцеловала в лоб. Это  было  уже  слишком!  За  все
время ее работы в Службе Дашуня только раз видела в глазах Тучиной настоящие
эмоции. Конечно, в  глазах-окружающих  Тучина  была  женщиной  исключительно
искренней, благожелательной и временами даже  излишне  эмоциональной.  Но  в
Службе учили многому. Так что после трех лет работы Дашуня умела  различать,
когда человек действительно переживает, а когда он  деленаправленно  ИГРАЕТ.
Так вот сейчас  все  видимые  признаки,  которые  она  научилась  различать,
говорили за то, что Тучина  действительно  искренне  расстроена.  Между  тем
Ирина Великая отпустила ее и, шагнув назад, окинула материнским взглядом:
   - Знаешь, а ведь по-настоящему ты из Службы и не уходишь.
   Дашуня удивленно распахнула глаза:
   - То есть... как?
   Тучина ободряюще улыбнулась:
   - Так уж получилось... Твоя работа в Службе была такой  безупречной,  что
привлекла к себе внимание Его Высочества. - Тучина  подождала,  пока  Дашуня
перестанет восторженно ахать и охать, и с легкой улыбкой продолжала:
   - Его Высочество собирается сделать тебе одно предложение. А какое  -  ты
узнаешь от него сама. - С  этими  словами  Ирина  Великая  протянула  Дашуне
конверт из толстой желтой бумаги. Той, чтобы снова не крикнуть  какую-нибудь
глупость, пришлось крепко сжать зубы. В  таких  конвертах  в  Службе  обычно
выдавалось резюме нового задания. Она пришла в офис совершенно убитая, зная,
что впереди расставание, чтобы получить выходное пособие, - и вот на тебе...
Но когда она вскрыла  пакет,  ее  охватило  настоящее  изумление.  В  пакете
было... приглашение. На ужин. В отдельном кабинете  ресторана  "Савой".  Это
уже выглядело совершенно невероятно. За время работы в Службе ей четыре раза
выпала честь эскортировать Его Высочество - три раза во время его поездок по
Сибири, когда она работала в смену с еще  двумя  девчонками  из  Иркутска  и
Нерюнгри, а последний раз уже здесь, в Москве, на приеме в Кремле по  случаю
Дня Российской Армии. Эта работа оплачивалась в Службе  лучше  всего,  но  и
выматывала она невероятно. Ибо и во время поездок, и на приеме  ее  основной
задачей было отнюдь не только изображать из себя светскую львицу или кого-то
соблазнять. Ее работа была намного сложнее. Любая сотрудница Службы  эскорта
обладала всеми  необходимыми  навыками  опытного  референта,  поэтому  самым
простым из ее обязанностей было составление  расписания  встреч,  приемов  и
визитов.
   Кроме того, каждое утро на стол Его  Высочеству  ложилась  подготовленная
ими  аналитическая  справка,  включавшая  в  себя   семь   разделов   -   от
социально-политической обстановки в посещаемом регионе  до  досье  и  личных
контактов всех наиболее значимых лиц региона и тех, с кем  была  обговорена,
запланирована  или  просто  вероятна  встреча  в  течение   сегодняшнего   и
завтрашнего дня. Все - состав семьи, привычки, предпочтения  и