стье, недалеко от Омана находился один из нас,  который  долго
занимался изучением нашей  физиологии,  биологии  и  фенотипа.  Ему  удалось
забрать их из той больницы и на самолете переправить к  себе  домой,  где  у
него была неплохо оборудованная частная лаборатория. Он  провозился  с  ними
более полугода, но сумел-таки поставить на ноги обоих. И каково же было наше
изумление, когда мы увидели, что этот обычный  юноша  демонстрирует  все  те
качества, которыми в комплексе могут обладать только люди, подобные нам.  Но
то, что ему пришлось перенести и что придется перенести  вам,  потребует  от
вас огромного мужества и терпения. Огромного даже по НАШИМ меркам.
   Его Высочество повернулся и, окунув культю,  из  которой  уже  совершенно
перестала сочиться кровь, в небольшую емкость с водой, стоявшую  на  высоком
маленьком столике рядом с ним, осторожно  омыл  ее.  И  этот  простой  жест,
напомнивший всем, ЧТО совершил этот человек в самом начале своего  рассказа,
заставил сердце Филиппа испуганно забиться. Если уж ОН говорит  о  том,  что
мужество и  терпение  должны  быть  огромными,  то  сможет  ли  он,  Филипп,
выдержать все, что им предстоит? Но тут снова раздался голос:
   - Сегодня вы получили первую дозу нашей крови. И  сейчас,  незаметно  для
вас, наши клетки уже начали атаку на ваш организм. Еще день,  возможно,  два
вы будете чувствовать только  легкое  недомогание,  но  затем  придет  боль,
поскольку физиологически предстоящее вам изменение напоминает  больше  всего
рак,  вернее,  если   можно   так   выразиться,   раковую   волну.   Сгустки
новообразованных,  измененных  клеток  начнут  лихорадочно  пожирать   своих
обычных соседей, используя их останки для построения себе подобных,  и  этот
процесс начнет волнообразно  разрастаться  по  всему  организму.  Но  вы  не
сможете облегчить  свое  состояние,  допустим,  принимая  болеутоляющее  или
просто максимально сократив уровень двигательной активности, поскольку мы не
можем пересадить  вам  весь  набор  клеточных  культур,  составляющих  ткани
человека. Все то время, пока будет идти  перестройка  вашего  организма,  вы
должны  будете  максимально  использовать  все  свои   резервы,   чтобы   из
разрушенных клеток тканей воссоздавались те же самые ткани,  а  не,  скажем,
лишние эритроциты или тромбоциты, которые попали в ваш организм  изначально.
Иначе... вы можете превратиться просто в  большой  сгусток  кровяных  телец,
которые сейчас уже начали свою работу в вашем организме.
   Он замолчал, а студенты сидели, не шелохнувшись, подавленные тем,  о  чем
им только что рассказали. Переход от грядущего бессмертия к вполне  реальной
и скорой смерти был просто  ошеломителен.  Филипп  растерянно  оглянулся.  И
увидел в глазах у всех вокруг один и тот же горький немой вопрос: "За что?!"
Но в этот момент вновь послышался голос Его Высочества:
   - Не бойтесь. Я знаю, это будет  трудно  и  больно.  Но  вы  сможете  это
выдержать. За прошедшие пятнадцать лет этим путем пошли уже почти пять сотен
человек. И только трое из них не смогли его одолеть. Но  всех  вас  отбирали
именно с учетом того, что вам предстоит. И все вы способны это выдержать.  А
если в процессе вашего движения у вас возникнут какие-то трудности,  которые
покажутся вам непреодолимыми, то рядом с вами будут те, кто  поможет  вам  с
ними справиться...
   Они покидали зал в подавленном молчании. Пока все пятьдесят тысяч человек
изливались  из  зала  через  несколько  десятков  выходов,  в  зале   стояла
абсолютная тишина, слегка нарушаемая только шорохом тысяч подошв по толстому
ковровому покрытию. Ярославичев стоял все там же на "арене" и молча  смотрел
им вслед. И тут сзади него раздался негромкий голос:
   - А нельзя было обойтись без драматических жестов?
   Ярославичев обернулся:
   - Нет, Ирина, они бы не поверили.
   - Сначала нет, а потом, когда пришла бы  БОЛЬ...  -  Она  произнесла  это
слово так, что сразу стало ясно - к  обычной  боли  оно  имеет  не  очень-то
близкое отношение. Ярославичев отрицательно качнул головой.
   - Нет. - Он посмотрел на студентов, понуро выходящих  из  зала,  и  снова
повернулся к Ирине. Лицо его выражало уверенность. - Понимаешь, мы не должны
им врать, и мы не можем  допустить,  чтобы  у  них  возникла  хотя  бы  тень
сомнения в том, что мы им говорим. Подумай  -  через  несколько  месяцев  ИХ
будет гораздо больше, чем появилось всех нас за все те десятки и сотни тысяч
лет, что мы существуем на Земле. А вспомни-ка, когда ты смогла осознать, что
ты отныне не парфянка, а человеческое существо, к которому ни одна нация или
страна в настоящем и в будущем  не  имеют  никакого  отношения?  И  что  все
нынешние привязанности - мать, отец, братья, сестры, муж, любовник, друзья и
враги - всего лишь пыль  времени?  Потому  что  если  ты  выберешь  в  мужья
подобного себе, то НЕВОЗМОЖНО прожить с одним и тем же человеком даже  сотню
лет, а обычный человек просто состарится  и  умрет.  И  что,  если  даже  не
прилагать никаких усилий, а  просто  быть  немного  осторожнее,  ты  сможешь
плюнуть на могилы всех своих  врагов  и,  плачь  не  плачь,  тебе  предстоит
увидеть могилы всех  своих  родных  и  друзей.  А  главное  -  надо  вовремя
ИСЧЕЗНУТЬ, потому что если ты не сделаешь этого, то даже у самых  близких  и
любимых в конце концов возникнут вопросы, которые затем неизбежно перерастут
в ненависть. Причем эта ненависть охватит ВСЕХ,  кто  когда-либо  знал  тебя
такой, какой ты хотела бы остаться... Когда ты поняла, что ты - ДРУГАЯ и для
тебя теперь реальны совершенно иные представления о чести, верности, морали,
о добре и зле. Не свобода от них всех, а, наоборот, еще более строгие рамки,
просто...  ДРУГИЕ.  А  ведь  им  вскоре  придется  жить  и   действовать   в
соответствии с этими ДРУГИМИ нормами.
   Не отбросив все и всяческие рамки, потому что в этом случае  они  толкнут
человечество на тот путь, которого мы так стараемся  избежать,  а  именно  в
соответствии с другой моралью. А у нас нет времени на то, чтобы  дожидаться,
пока они дойдут до нее, осознают ее и примут обычным путем. У нас  нет  даже
одной человеческой жизни, потому что часы уже запущены, - он показал культей
на сгорбленные спины, - часы уже идут. И если мы  не  успеем,  то  станем...
мясом для тех, кто ничего  этого  еще  не  знает  и  думает,  что  вместе  с
бессмертием он получит только невиданную мощь и величие и  абсолютное  право
вершить судьбы человечества...  -  Ярославичев  оборвал  себя  и,  сглотнув,
перешел на более спокойный тон. - Поэтому они должны привыкнуть к тому,  что
могут верить нам безоговорочно. Что ни единого слова лжи между ими  и  нами,
ими и мной не было и не будет. Что я, все мы, готовы сделать  для  них  все,
даже... прервать череду наших веков. - Он запнулся,  как  будто  не  решаясь
произнести вслух то, что уже сказал про себя, но все же решился и произнес:
   - И если мне потребуется доказать это на деле, я сделаю это.
   - Нет!
   - Да. Потому что иначе мы проиграем.

Часть III
ТЕРРАНЦЫ

   - Стоп, - и после короткой паузы:
   - Поздравляю. Задание выполнено, коэффициент ошибок - ноль.
   Филипп облегченно откинулся на спинку кресла  и  вытер  пот.  Наконец-то.
Комплексный зачет одиннадцатого уровня он пытался сдать уже в четвертый раз.
В первый раз ему хватило двадцати минут, чтобы  умудриться  набрать  болевой
порог в десять единиц и отключиться тут же, в кресле.  Во  второй  и  третий
разы он сумел  продержаться  до  конца,  но  одиннадцатый  уровень  требовал
нулевого коэффициента ошибок, так  что  эти  две  попытки  не  принесли  ему
ничего, кроме опыта. Конечно, можно было  бы  остановить  зачет  сразу,  как
только он сделал первую ошибку и  браслет  включился  на  болевую  пульсацию
первого уровня. Но Филипп уже успел понять, что опыт стоит многого, а  боль,
что ж, к боли они успели привыкнуть. К тому же после того, что они вытерпели
в первые два с  половиной  месяца,  болевые  импульсы  ниже  шестого  уровня
казались щекоткой, и не более того.
   Боль  появилась  на  следующее  утро  после  памятной   встречи   с   Его
Высочеством. В тот вечер Ташка устроила  куратору  скандал.  Не  успели  они
войти в свою секцию, как  Ташка  развернулась  и  со  всего  маху  засветила
куратору  по   физиономии...   вернее,   попыталась   засветить.   Поскольку
единственным результатом ее энергичного и даже несколько  картинного  замаха
оказалось то, что она отлетела  в  угол  холла,  сверкая  рельефным  красным
отпечатком кураторской пятерни  на  левой  щеке.  Все  ошеломленно  замерли.
Куратор все время был таким милым дядькой, правда,  немного  занудным...  но
сейчас перед ними стоял совсем другой человек. Между тем Ташка,  на  которую
было просто больно смотреть - такой у нее был униженный и потрясенный вид, -
поднялась на ноги и каким-то севшим голосом спросила:
   - За что?
   - Что за что?
   - Вы меня ударили?
   Куратор спокойно посмотрел на  нее,  потом  скользнул  взглядом  по  всем
остальным:
   - Но разве не это ты только что собиралась сделать со мной?
   Ташка вздернула подбородок:
   - Но ведь вы с нами так подло поступили...
   Лицо куратора приняло несколько высокомерное выражение:
   -  Значит,  ты  решила,  что,  согласно  исповедуемым   тобой   моральным
принципам, имеешь на это полное право? То есть ты приняла решение на  основе
СВОИХ представлений  и  СОБСТВЕННЫХ  выводов.  А  я  руководствовался  двумя
общепринятыми и гораздо более древними  этическими  постулатами:  "намерение
есть действие" и "око за око и зуб за зуб". -  Куратор  вдруг  повернулся  к
Филиппу:
   - Так кто из нас прав?
   Филипп  вздрогнул,  беспомощно  посмотрел  на   молчавших   товарищей   и
растерянно произнес:
   - По всему выходит, что вы, но я чувствую, что это не так.
   Куратор усмехнулся:
   - Да-а-а, дети, в общем-то настоящая учеба для вас только  начинается.  И
вот вам первый урок, вернее даже два. Первый - то, что кажется правильным  и
истинным вам, совсем, не обязательно представляется таковым кому-то  другому
и уж, конечно, вряд ли является абсолютной истиной. И второй - все на  свете
можно объяснить и оправдать. Так что если основным критерием для  вас  будет
являться мнение других, пусть даже и выраженное в столь солидных и уважаемых
формах, как Священный Завет, общепринятые правила, законы или кодексы, -  вы
обречены на постоянные ошибки.
   Тут вновь подала голос Ташка:
   - Все равно, вы не имели права так обращаться с женщиной.
   Куратор повернулся к ней:
   - Подобный этикет в отношении женщин суть наследие  инстинкта  выживания.
Поскольку жизнеспособность популяции в первую очередь зависит от возможности
воспроизводства,  а  возможность  воспроизводства  в  основном   связана   с
количеством самок в возрасте деторождения, ибо даже одна мужская особь может
"покрыть" практически неограниченное количество самок, любой  вид,  будь  то
люди, слоны или, скажем, тараканы, вырабатывает некие  правила,  позволяющие
повысить выживаемость самок. К тому же подобный  этикет  подразумевает,  что
женщины  -  существа,  требующие  особого  отношения,  защиты,   а   значит,
несамостоятельные. Ты согласна с этим утверждением?
   Ташка несколько мгновений молча сверлила куратора гневным взглядом, потом
выпалила:
   - Второй урок, да?
   Куратор невозмутимо пожал плечами:
   -  Не  согласна  -  докажи.  Тем  более  что  на  этот  раз  все  обстоит
действительно  так.  Этому  утверждению  есть  много   доказательств   -   и
исторических, и физиологических, и даже психологических. Мужчины  и  женщины
устроены очень по-разному, что выражается не только в  отсутствии  у  женщин
бороды, а у мужчин менструации. Но для нас с вами это уже не актуально.  Мы,
в подавляющем большинстве, бесплодны. Да  и  физиология  мужских  и  женских
особей у нас намного более схожа, чем у обычных  людей.  Так  что,  девушки,
скоро вы сможете не забивать свою голову расчетами циклов.
   Кто-то сзади ойкнул и пробормотал:
   - Ой, а я так хотела маленького...
   Но ее тут же перебил другой голос:
   - А как же секс?
   Куратор пожал плечами:
   - Тут все зависит только от вас. Будете тренировать эти рецепторы  -  все
ощущения сохранятся, а нет... Ладно, давайте  на  сегодня  закончим  лекции.
День был тяжелым, и вашей психике требуется отдых.
   Сзади кто-то нервно хмыкнул:
   - И телу тоже.
   Куратор криво усмехнулся:
   - С телом сложнее, дальше будет только хуже. Так что давайте подходите по
одному. Еще один укол, и можете отправляться спать.
   И тут вновь выступила Ташка:
   - Я не дамся.
   Все снова замерли, но куратор отреагировал как-то совершенно спокойно:
   - Хорошо, Смальская, тобой я займусь в последнюю очередь.
   Однако Ташка, по-видимому, решила идти ва-банк:
   - Нет, они тоже больше не будут делать никаких ваших дурацких  уколов.  И
вообще, мы отчисляемся, так  что  вы  обязаны  немедленно  предоставить  нам
медицинскую помощь и эвакуировать отсюда.
   Все оцепенели. Куратор обвел спокойным взглядом своих подопечных, а затем
негромко спросил:
   - Это так?
   Кто-то в конце их куцего строя дернулся, но Ташка полоснула по нему таким
взглядом, что он остался на месте. Куратор устало вздохнул:
   - Ну что ж, дети, я думал, что это  произойдет  немного  позже,  хотя  бы
завтра, но...
   И тут все оказались на полу, отчаянно вопя.  Через  две  секунды  куратор
опустил руку с пультом и жестко произнес:
   - Это - первый уровень. Одна единица. Максимально ваш браслет настроен на
двенадцать единиц. - Он окинул взглядом валявшиеся тела и продолжал  уже  не
таким жестким тоном:
   - Я - ваш учитель. Я не имею права на доброту, жалость  или  сострадание.
Потому  что  моя  доброта  и  жалость  могут  окончиться  тем,  что  вы  все
превратитесь в дурно пахнущие лужицы разлагающихся кровяных  телец.  Поэтому
все, что я буду требовать, вы будете выполнять  беспрекословно  и  точно.  И
если для этого мне придется подвергать вас наказанию тысячу раз в день  -  я
сделаю это. А сейчас встали и подошли ко мне.
   Так закончился первый день. А утром начался ад...

***

   Ташка ждала его в коридоре:
   - Ну как?
   Филипп улыбнулся. Ташка одобрительно  мотнула  головой  и,  повернувшись,
пошла рядом с ним. Когда они проходили пандус,  Ташка  покосилась  на  проем
отводного коридора второго уровня и  скосила  глаза  на  Филиппа.  Он  молча
кивнул. Когда-то давно, в той, старой жизни, Ташку  после  очередного  теста
так скрутило на этом повороте, что начало рвать. Куратор предупреждал, что у
некоторых могут быть подобные реакции, поэтому если кто почувствует позывы к
рвоте, то ему необходимо временно перейти на внутривенное питание. Но Ташка,
как обычно, отмахнулась и, тоже как обычно, получила свое. Тогда они впервые
влетели на восемь единиц. Филипп взвалил Ташку на плечо и поволок в  секцию,
но по пути им встретился куратор и выдал по первое число. Когда они,  все  в
блевотине после болевого удара, поднялись на дрожащие ноги,  куратор  сурово
произнес:
   - Каждый должен сам расплачиваться за свои  ошибки.  А  помощь  друга  не
может заключаться в том, что он делает за тебя твое дело.
   - Но он же за меня не блевал, - упрямо проклокотала Ташка.
   Куратор усмехнулся:
   - Зато он тебя тащил.
   А через две недели, когда  сопровождающая  их  боль  уже  начала  немного
утихать (а может, они просто начали к ней привыкать), Ташка впервые пришла к
нему в альков. Она деловито влезла на широкую постель, стянула с себя майку,
шорты, под которыми не оказалось ничего, и, сверкнув курчавым  треугольником
внизу живота, уселась напротив него,  раскинув  ноги  в  довольно  развязной
позе:
   - Ну чего уставился? Куратор же сказал, что, если мы не хотим, чтобы  ЭТО
атрофировалось, рецепторы надо тренировать.
   Филипп насупился:
   - Если только ради этого, то найди кого-нибудь еще.
   Ташка сердито сверкнула глазами, потом вымученно улыбнулась:
   - Вот глупый, не хочу я никого другого. Фил, мне нужен ты. Понял?
   Для Филиппа это был первый опыт,  но  Ташка,  которую  он  считал  этакой
опытной светской львицей, тоже показалась  ему  какой-то  скованной  и  даже
немного испуганной. Во всяком случае,  когда  он,  с  пунцовым  от  смущения
лицом, наконец-то проник (с ее помощью) куда следует, то, заглянув в -  лицо
Ташке, увидел, что у нее между  бровей  собралась  напряженная  морщинка,  а
нижняя губа прикушена, будто она опасалась боли и того, что  не  выдержит  и
закричит.
   Когда все закончилось и он осторожно сполз с нее,  очень  смущенный  тем,
что остатки его семени измазали ей  весь  лобок  и  бедра,  Ташка  несколько
мгновений еще лежала неподвижно, а потом как-то обмякла и, подтянув колени к
животу, свернулась калачиком, повернувшись к Филиппу спиной. Некоторое время
они лежали неподвижно, и  Филипп  тихонько  разглядывал  Ташкину  обнаженную
спину, выпирающие позвонки, острые лопатки,  длинную  изящную  шею,  нежные,
слипшиеся волоски на ней, потом пододвинулся и коснулся губами  нежной  кожи
между лопатками. Ташка замерла. Филипп поцеловал ее еще раз,  потом  еще,  в
шею, в плечи, в немного развернувшийся в его сторону подбородок, в  щеку,  в
губы ... Ташкино дыхание стало прерывистым, а Филипп все целовал  и  целовал
ее в грудь, в живот, в остро пахнущие волосики лобка, опять в грудь,  и  тут
Ташка как-то  тихо  простонала  и,  извернувшись  под  ним,  сама  будто  бы
наездилась на его вздыбленное естество.  Затем  вскинула  ноги  и,  упершись
пятками в его поясницу, резким движением загнала его жезл  на  всю  глубину,
потом еще, еще, еще...
   Когда они наконец оторвались друг от друга и Филипп, восстановив дыхание,
обессиленно замер слева от Ташки, она вдруг повернулась к нему и, прижавшись
к его руке и бедру грудью  и  животом,  впилась  Филиппу  в  губы  долгим  и
страстным поцелуем. А когда оторвалась, то улыбнулась и тихо произнесла:
   - Спасибо...
   Филипп растерянно промолчал, не сразу сообразив, что  ответить.  А  когда
нужные слова наконец пришли ему в голову, Ташка уже спала, закинув ногу  ему
на живот и по-детски распустив губы.
   После того вечера они стали жить  вместе,  а  сама  Ташка  стала  гораздо
спокойнее...
   Когда они ввалились в свою секцию, там было почти пусто.  Только  куратор
сидел за терминалом и что-то просматривал. Страницы  мелькали  на  экране  с
такой быстротой, что, казалось, ничего различить было невозможно. Но  Филипп
уже почти автоматически  слегка  напрягся  и  через  пару  секунд  понимающе
кивнул. Похоже, куратор искал метеоинформацию.
   - Посмотрите на сайте kosmeteo.canadin.com, по-моему, там лучшее из того,
что я накопал.
   Куратор благодарно кивнул:
   - Спасибо, - и добавил после короткой паузы:
   - Слышал, поздравляю.
   Филипп кивнул в ответ. Они с Ташкой дошли до своего алькова  и  забрались
внутрь. Ташка тут же стянула с себя одежду и растянулась во весь рост.  Нет,
они не собирались немедленно заняться любовью, просто ей нравилось  валяться
нагишом. Филипп тоже стянул футболку и повалился рядом. Несколько минут  они
молча лежали, потом Ташка перевернулась на живот и повернула лицо к Филиппу:
   - Как ты думаешь, когда будет последнее испытание?
   Филипп пожал плечами:
   - Не знаю. Видишь, куратор копается в метеосводках,  так  что,  возможно,
скоро.
   - А ты не боишься?
   Филипп помолчал, вспомнив дни, когда каждый шаг, каждый вздох давались  с
такой болью, что казалось, будто кости внутри наполнены раскаленным свинцом,
вместо крови по венам течет  серная  кислота,  а  в  легких  вместо  воздуха
плещется иприт, когда каждая ошибка в любом тесте -  неверно  высчитанный  в
уме  результат,  не  правильно  нажатая   клавиша,   пропущенный   мяч   или
невыполненное подтягивание - награждалась еще  большей  болью,  и  с  легкой
улыбкой тихо ответил:
   - Нет.
   А наутро куратор поднял их в четыре часа и  ровным  голосом,  в  котором,
однако, чувст