е будет. Но буквально тем же вечером  ему
домой вдруг позвонил вице -  губернатор,  курирующий  вопросы  коммунального
хозяйства (вот уже третий месяц мэр безуспешно пытался  попасть  к  нему  на
прием), и пророкотал в трубку:
   - Слушай, как у тебя там в ПАТПе (ПАТП  -  пассажирское  автотранспортное
предприятие) с мастерскими? Мы тут собираемся выделить тебе полета мазовских
автобусов, так ты как, сможешь их обслуживать?
   Мэр, которого и  сам  факт  звонка,  и  содержание  разговора  привели  в
состояние, близкое к шоку, что - то промямлил в трубку, и вице -  губернатор
недовольно проворчал:
   - Ладно, пришлю тебе еще и начальника отдела закупок.  Определитесь  там,
что надо, чтобы мастерские в божеский вид привести. Поможем...
   И вот эта женщина вышла на трибуну. Она окинула взглядом повернутые к ней
лица и, наклонившись к микрофону, произнесла:
   - Друзья, сегодня мы запускаем нулевой цикл. Через три месяца  наш  завод
должен выдать первое изделие... первый генератор. В прошлом наш завод не раз
первым  осваивал  промышленное  производство  уникальных  изделий,  аналогов
которым не было в мире. И сегодня я хочу сообщить  вам...  -  Она  мгновение
помедлила и закончила, возвысив голос:
   - что эти времена вернулись!
   Народ восторженно завопил. Дождавшись, пока крики умолкнут, женщина вновь
наклонилась к микрофону:
   - Я не говорю вам, что мы будем изготавливать продукцию на уровне  лучших
мировых образцов или что она будет не хуже зарубежных аналогов.  Потому  что
это не правда. Аналогов тому, что будем производить  мы,  нигде  в  мире  не
существует!
   Это заявление было встречено еще более громкими криками.
   - Но для того, чтобы это стало истинной правдой, мы с вами должны сделать
одно. Мы должны научиться работать так, как еще никто  в  мире  не  работал.
Никто, никогда и нигде! Если для нас это слабо, то не стоит и браться. - Она
замолчала, и на этот раз никаких приветственных криков не было. Все смотрели
на женщину, замершую на трибуне, и ждали,  что  она  скажет  дальше.  А  она
обвела стоящих  перед  ней  людей  долгим,  внимательным  взглядом  (каждому
показалось, что она смотрит именно на него) и продолжала:
   - Мы должны научиться работать аккуратно  и...  красиво.  Я  хочу,  чтобы
каждый из вас был готов скорее отрубить себе руку,  чем  сделать  некрасивый
сварной шов, чтобы каждый болт был не только затянут с тем моментом, который
стоит в паспорте сборки но и трижды проверен, чтобы сорванный шлиц на шурупе
был бы для вас чудовищной трагедией сродни смерти ребенка. Только  тогда  мы
сможем сказать, что мы - первые, что мы - номер один в этом мире. А те,  кто
этого не поймет, будут вышвырнуты за ворота,  как  нашкодившие  щенки.  И  я
забуду о том, что на этом свете есть такие люди. На этом заводе не будет  ни
пьяниц, ни семейных скандалистов. Каждый из мужчин, чья жена сделает шаг  за
проходную, чтобы пожаловаться на непотребное поведение мужа,  может  считать
себя уволенным. Каждый, кто не сумеет понять, что если он хочет трудиться на
этом заводе, то должен прилагать  усилия  постоянно,  круглые  сутки,  а  не
только с начала и до конца рабочей смены,  может  немедленно  повернуться  и
идти сдавать пропуск. - Она снова сделала  паузу  и,  коротко  поклонившись,
закончила свою речь:
   - А сейчас я поздравляю вас с тем, что мы начали двигаться по этому пути.
И я сделаю все, чтобы мы прошли его до конца. Поэтому... за работу,  друзья.
- Женщина тихо спустилась с трибуны. Люди еще несколько минут  постояли,  то
ли размышляя над сказанным, то ли ожидая, что на трибуне появится кто  -  то
еще, а затем так же тихо разошлись...
   И вот сегодня Данилкин опять пришел на смену навеселе. В  третий  раз  за
последнюю неделю. И пока ему это сходило с рук.  Начальник  цеха  приходился
ему двоюродным дядей, да  и  Данилкин  обычно  первые  два  часа  ныкался  в
раздевалке, пока не приходил в форму, и только потом выползал на свет божий,
но сегодня он что - то осмелел и, усевшись на верстаке,  начал  докапываться
до Митрича.
   - Эй, старый, все так и ковыряешься... Всю жизнь проковырялся, на перекур
не отрывался, а че наковырял? Шиш, да еще без масла.
   - А ты - то че, шиш с маслом наковырял? - ворчливо отозвался Данилыч.
   - А я и не напрягаюсь. На скока мне платят, на стока я и пашу. А как  ты,
надрываться мне никакого резону нет...
   Беседа  у  них  завязалась  довольно   оживленная,   но   тут   произошло
неожиданное. Откуда появился этот шустрый парень из числа  "налетчиков",  со
значком - бляхой "Менеджер по организации  производства",  никто  так  и  не
понял. Только что вроде как никого не было - и вот он уже протолкался сквозь
кучку зевак. Завидев его, все замерли,  а  парень,  подойдя  к  Данилкину  и
поведя носом, повернулся и окинул присутствующих ледяным взглядом.
   - Позовите начальника цеха.
   Народ  тихонько  рассосался,  но  далеко  уходить  не  стал.  Всем   было
интересно,  чем  это  закончится.  Поэтому  когда  на  сцене  появился  дядя
Данилкина, все навострили уши.
   - Что тут произошло? - Голос у начальника цеха был солидный, да и сам  он
был мужчина серьезный. Однако парень не стушевался:
   - Валерий Дмитриевич, в вашем цехе  на  рабочем  месте  находится  пьяный
рабочий. Я останавливаю производство в  этом  цехе.  Распустите  рабочих  по
домам.
   - Что - о - о? Да ты что, сопляк! Ты понимаешь, что ты творишь? Ты имеешь
представление о том, что такое производственный цикл? Да ты знаешь...
   Парень вскинул руку:
   - Валерий Дмитриевич, решение принято. Люди, лояльно относящиеся к  тому,
что их коллега пришел на работу пьяным, не готовы выполнять свою собственную
работу с требуемым качеством Я  даю  вам  всем  время  подумать  над  своими
моральными установками. На сегодня работа вашего цеха закончена.
   - Да какого цеха!... - Валерий Дмитриевич даже охрип от возмущения. -  Да
ты понимаешь, сопляк, что ты парализуешь работу всего завода!
   - Значит, вы отказываетесь выполнить мое распоряжение?
   - Да пошел ты...
   Парень окинул начальника цеха задумчивым взглядом и спокойно произнес:
   - Что ж, в таком случае решение этого вопроса уже выходит за уровень моей
компетенции, - повернулся и так же спокойно покинул цех.
   Начальник цеха проводил его тяжелым взглядом (перед оформлением контракта
его под роспись ознакомили с целой кипой документов, одним из которых и было
как раз положение  о  "Менеджерах  по  организации  производства",  согласно
которому этим самым менеджерам давались  огромные  права;  впрочем,  с  этим
документом был ознакомлен  каждый)  и  повернулся  к  Данилкину.  Тот  сидел
притихший.
   - Еще раз придешь с запахом - уволю. - Он повернулся, собравшись  идти  к
своему кабинету. На душе было муторно, но особых проблем он не предвидел. Из
- за одного выпившего мужика останавливать работу целого завода... до такого
могут  додуматься  только  такие  вот  амбициозные  сопляки.  А  он   старый
производственник и знает, что почем в этой жизни.
   Но попасть в кабинет ему было  не  суждено.  У  дальнего  пролета  звонко
застучали женские каблучки Начальник цеха повернулся и...  опешил.  По  цеху
стремительно шла директорша.
   Подойдя, она с интересом  посмотрела  на  съежившегося  Данилкина,  потом
перевела взгляд на начальника цеха
   - Пожалуйста, соберите рабочих.
   Через  пять  минут  сто  сорок  человек  окружили  ее  плотным   кольцом.
Директорша  вскинула  руку,  призывая  всех  к  молчанию,  а   затем   мягко
заговорила:
   - Господа, все мы совершаем ошибки. Вы совершили  ошибку,  когда  решили,
что пьяный на соседнем рабочем месте - это не ваша проблема, начальник  цеха
- когда не понял, до какой степени его цех погряз в подобных проблемах,  ибо
я не верю, что сегодняшний случай первый или что все  ограничивается  только
выпивкой, а я... когда приняла вас на работу. - Она  на  мгновение  прервала
свою речь, прежде чем заговорить снова все тем же мягким тоном:
   - Однако у меня, в отличие от вас, еще есть шанс исправить эту ошибку.  -
Тут директорша повернулась и негромко приказала:
   - Всеволод Пантелеевич (как за ее левым плечом появился зам.  по  кадрам,
из   местных,   нормальный   мужик,   в   прежние    времена    руководивший
производственным отделом, никто и не заметил), подготовьте приказ. Цех номер
семнадцать - с завтрашнего числа расформирован. Все работавшие в этом цехе -
уволены. А поскольку завод без продукции этого цеха  работать  не  может,  с
завтрашнего   дня   для   всех   производственных   цехов   -   оплачиваемый
дополнительный отпуск. До тех пор, пока мы не сформируем новые  штаты  этого
цеха.
   Народ  несколько  мгновений  переваривал  ее  слова,  а  затем  взорвался
возмущенными воплями:
   - За что ?!
   - Произвол!!
   - Мы будем жаловаться... прокурору! И в Москву!
   - Чего она из себя корчит?
   - Да мы забастовку!
   - Да весь завод поднимется"
   Директорша несколько минут молча  слушала  этот  возмущенный  вой,  затем
вскинула руку. Все замолчали.
   - Господа, я слышала тут призывы к забастовке
   Что ж, согласно международной конвенции о труде - ваше права.  Но  должна
вас предупредить, что, хотя бы один человек на всем заводе  присоединится  к
вашей забастовке, я отдам приказ немедленно  остановить  производство  и  мы
покинем город. Крики оборвались. Все понимали, ЧТО означает это заявление. А
директорша покачала головой и тихо произнесла:
   - Вы, как я вижу, не поняли, что  в  том,  о  чем  я  говорила  тогда  на
митинге, не было ни слова преувеличения. У других  есть  шанс  научиться  на
вашей ошибке. Если они откажутся от  этого  шанса,  то  никто  -  ни  я,  ни
Император, ни Господь Бог не дадут им второго. - Она  круто  повернулась  и,
звонко стуча каблучками, покинула цех.

2

   Сегодня решили оттянуться по полной. Денег не  было  (ну  не  считать  же
деньгами ту мелочь, которую предки, как обычно,  дали  Баблу,  ее  только  и
хватило, что на пузырь и пять бутылок пива), так что оттягиваться  решили  в
отруб. Сначала была идея прошвырнуться по скверам у ВВЦ (который  все  по  -
прежнему жали, как в старые времена, ВДНХ), но после девяти там было не  так
- то много  народу,  зато  довольно  много  собачников.  А  собачники  народ
сплоченный, друг друга знают, так что если и прижмешь какую - нибудь фифу  с
болонкой, тут же откуда ни возьмись налетят придурки с овчарками и боксерами
и сломают весь кайф. Так что после обсуждения было решено ехать в центр,  на
Бульварное кольцо.
   Из метро выбрались на Китай - городе. Гроб еще на эскалаторе отмочил свою
фирменную примочку: зубами сорвал крышку  с  бутылки  пива,  сделал  большой
глоток и рыгнул прямо в нос симпатичной соседке по эскалатору. Та  испуганно
отшатнулась, и все легли Вечерок обещал быть классным...
   Бутылку "Гжелки" уговорили тут же, сразу за павильоном, а затем двинулись
по бульвару, отмякая пивком и слушая  разглагольствования  Бабла  по  поводу
чурок, черных, евреев и другой мрази, от которой русскому человеку житья  не
стало. Все, что Бабл нес, было давно знакомо и понятно, и все  готовы  были,
долго не рассусоливая, показать всем этим чуркам направление, в  котором  им
следует из России убираться, да еще хорошенько пнуть под зад  для  скорости,
но Бабл как - никак сегодня опять раскошелился на  водку  и  пиво,  так  что
пусть его говорит. Тем более что пока никакого интересного объекта (в смысле
приложения кулаков) на  горизонте  видно  не  было.  Наконец  Гробу  надоели
Бабловы разглагольствования, и он прервал их затрещиной и сиплым рыком:
   - Заткнись.
   Все оттянулись слегка  назад,  поскольку  Гроб,  коли  начал  массировать
кулаки, то быстро уже не остановится. Так что если в самое  ближайшее  время
на  горизонте  не  появится  какой  -  нибудь  нацмен,  отвечать  за  плохое
настроение Гроба придется Баблу. Бабл все это знал и сам,  поэтому  закрутил
головой и истошно завопил:
   - Смотри, Гроб, желтожопый!
   Гроб, уже  занесший  свой  лапоть  пятьдесят  последнего  размера,  чтобы
отвесить Баблу здоровенного пендаля, замер и медленно повернул  голову.  Все
уставились в ту же  сторону.  Бабл  был  прав.  Впереди  по  аллее  неспешно
прогуливалась парочка - высокая, длинноногая, белокурая девчонка  в  мини  -
юбочке и рядом с ней щуплый парень, возраст которого из - за дано восточного
происхождения определить было затруднительно. Гроб обрадованно взвыл - такое
сочетание было как раз  по  его  вкусу  (впрочем,  больше  qh  любил,  когда
попадались белые бабы с неграми) -  И  рванул  вперед.  Стая  с  улюлюканьем
помчалась следом за ним. Не отреагировать на  такой  топот  преследуемые  не
могли. Девушка обернулась,  заметила  летящих  на  них  парней  и  судорожно
вцепилась в руку своего низкорослого кавалера. Тот остановился и  как  -  то
подчеркнуто  неторопливо  обернулся.  Гроб  занес  кулак,  чтобы  с   налета
звездануть  этому  желтожопому  по  его  наглому  хайлу,  но...   неожиданно
промазал. Мчавшийся сразу за Гробом Баклан попытался исправить эту промашку,
наддав желтому уроду пендаля, но его щегольской  берц  тоже  пролетел  мимо,
отчего Баклан едва не навернулся. Тут налетели и все остальные.  Сразу  бить
они не стали, а просто окружили жертвы плотным кольцом. Право первого  удара
как всегда принадлежало лидерам или тем, кому они дозволят, а их промахи  со
стороны выглядели как нелепая, но совершенно ничего не значащая случайность.
Впрочем, во всей сцене была еще одна непонятка - девушка - то  отреагировала
совершенно привычно, испуганно сверкая  глазенками  и  вцепившись  в  своего
кавалера, а вот сам желтожопый (наверное, китаец или  кореец)  отчего  -  то
являл собой образец абсолютного  и  даже,  можно  сказать,  демонстративного
спокойствия.
   Тут вперед  вывернулся  Бабл  (он  всегда  лез  вперед,  если  надо  было
потрепать языком, но, когда нужно было  поработать  кулаками,  отчего  -  то
всегда оказывался сзади).
   - Ну ты, желтожопый, ты чего это с нашими бабами гуляешь?
   Все замерли, как будто от ответа этого желтожопого что - то зависело,  но
тот все так же спокойно и как - то мягко и добродушно улыбнулся. Этого Гроб,
вновь протолкавшийся в первые ряды, уже выдержать не мог. Он  взревел  и  со
всего маха засветил этому уроду по морде... вернее,  попытался.  Что  сделал
этот желтожопый, никто не заметил, но  только  вдруг  раздался  какой  -  то
странный сухой треск, и Гроб, отчаянно визжа, рухнул на землю. Стая ошалела.
Гроб лежал на земле и выл, а его левая голень была вывернута  из  сустава  и
торчала под невероятным углом.
   - Вам  нравится  делать  больно  (голос  по  -  прежнему  был  совершенно
спокоен)? Вот как...
   Желтожопый... (о черт, всем как - то сразу расхотелось называть  его  так
даже в мыслях) шагнул вперед и наступил на вывернутую ногу Гроба, тот  снова
завизжал, да так, что  тучи  ворон,  оккупировавших  верхушки  деревьев,  со
страшным гамом взметнулись в воздух. А жел... парень  или,  вернее,  мужчина
(когда они разглядели его вот так, вплотную, всем стало ясно, что,  принимая
его за студента, они несколько  обманулись  с  возрастом)  слегка  пошевелил
ногой, отчего Гроб вновь взвыл на два тона выше и на пяток  децибел  громче.
Несколько мгновений кореец поигрывал ступней,  как  бы  регулируя  громкость
воплей, а затем убрал  ногу.  За  редким  частоколом  деревьев  все  так  же
пролетали  машины,  над  головами  носились  суматошные  вороны,   но   всем
показалось, что в скверике наступила  оглушительная  тишина.  Мужчина  обвел
всех каким - то спокойно - равнодушным взглядом, а  затем  так  же  негромко
проговорил:
   - А если больно  будет  вам?  -  Он  вновь  поставил  ногу  на  сломанную
конечность Гроба, да еще и перенес на нее вес своего тела. На этот  раз  вой
Гроба почти перешел в ультразвуковую область...
   - Как это сладко - видеть страх в глазах других. - Голос звучал  негромко
и даже, пожалуй, немного печально... - Вот только  что  они  шли  навстречу,
такие чистенькие, независимые, или наоборот, испуганно  отводящие  взгляд  и
страстно желающие, чтобы Господь пронес... а сейчас валяются  перед  вами  в
пыли. Они могут быть умнее вас, богаче, образованнее,  талантливее,  но  это
уже ничего не значит. Потому что в этот момент они - дерьмо, а вы - боги. Не
так ли? - Кореец (китаец?) замолчал и вновь воткнул в них испытующий взгляд.
Но все стояли словно в оцепенении, потупив глаза в землю. Гроб  уже  не  мог
визжать, а только хрипел, мелко дрожа красным  лицом,  покрытым  бисеринками
пота. Но азиат никак на это не реагировал.  И  это  было  самое  страшное...
Парни в стае все как один были крепкими (ну, может быть, кроме Бабла)  и  не
раз ходили стенка на стенку, так что боли никто из них не  боялся.  Если  ты
любишь бить - будь готов, что однажды отметелят и тебя самого. Никто не  мог
стать полноправным членом стаи, не пройдя  через  "посвящение",  когда  стая
испытывает тебя на прочность. Да и этот кореец,  какой  бы  он  там  ни  был
мастер кунфу или еще чего там такого, и за что бы не устоял против  полутора
десятков креп - Мкс парней... Так что это охватившее всех оцепенение.  Легло
кому - то показаться несколько странным. Если не  брать  в  расчет  вот  это
неестественное спокойствие... Человек - суть коллоидный  раствор.  Для  того
чтобы вершить то или иное продолжительное действие, ему  требуется  изменить
свою химическую структуру, существенно повысить концентрацию того или  иного
химического вещества в своей крови. Например, в преддверии драки  мозг  дает
команду на резкое повышение в  крови  концентрации  адреналина  и  некоторых
других гормонов. Кровь тут же разносит эту адскую смесь по всем  клеткам,  и
это  резко  повышает  энергоотдачу  мышц,  увеличивает   скорость   реакции,
выносливость, повышает болевой порог, и все  для  того,  чтобы  человек  мог
выдержать напряжение и боль схватки, выдать пик своих возможностей,  устоять
и выжить.  Но...  этого  мало!  Самая  совершенная  гоночная  машина,  самый
эффективный боевой самолет - ничто без великолепного пилота. Поэтому  та  же
кровь, донося этот задуманный природой коктейль до  мозга,  заставляет  мозг
возбуждаться, что приводит человеческую психику в неустойчивое,  пограничное
состояние, убирая запреты и заслоны, выработанные цивилизацией, гражданскими
законами, моральными нормами, и оставляя только то, что  помогает  выжить...
Не раз матери вполне воспитанных и обеспеченных детишек, узнав  о  том,  ЧТО
натворили их любимые чада, потерянно восклицали: "О, боже, как он  мог?!  Он
всегда был таким воспитанным, таким послушным...". То есть он всегда  внешне
соблюдал общепринятые моральные нормы. Но именно внешне. Скорее  всего  так,
как их соблюдали его родители, которые учили его: "Будь умнее, будь хитрее",
которые  дома   "при   своих"   ядовито   обсуждали   тупость   начальников,
неудачливость родственников, провинциальность соседей и назойливость "друзей
семьи",   а   на   людях   демонстрировали   нарочитую   доброжелательность,
обменивались слюнявыми поцелуями, сюсюкали и манерно поддакивали.  И  потому
первая же более - менее сильная гормональная волна вымывала из  мозгов  этих
послушных мальчиков все моральные запреты, которые  достаточно  было  только
демонстрировать...
   Так что и терпеть, и причинять боль человек лучше всего  умеет  именно  в
состоянии гормонального взрыва. Но в глазах этого не было никаких  признаков
такого гормонального взрыва. Он был спокоен. И это пугало больше всего. Этот
страх был подспудным, неосознанным. Все инстинктивно понимали, что если этот
кореец вот в таком своем обычном спокойном  состоянии  может  так  причинять
боль, то на что же он способен, если рассвирепеет?
   - Запомните, сопляки, - убивать можно. И превращать людей в  хнычущих  от
животного страха уродов  -  тоже.  Можно  убить  любого:  мужчину,  женщину,
ребенка, старика, но только если ты сам готов разменять