ы страхом. А уж о подворотнях и говорить нечего. И
раньше так страшно не было. Это, наверное, в нас самих. Мы до того
напугались за прошлые годы, что стали трусливы.
     - Ладно, - сказал Гаршин. - Отвлеклись. Так вот, милая моя
опасливая сотрудница, довожу до вашего сведения. Машина эта
действительно о шести колесах, и действительно это джип, и называется
он "Рэйндж Ровер". Точнее это редкая модификация старого "Рэйндж
Ровера", у которого в оригинале колес нормальное число. Особенность
этого автомобиля применительно к Москве - в том, что днем ты его на
улице не увидишь.
     Таня пожала плечами. Мало ли, чего днем на улице нет.
     - На это обратили внимание ночные извозчики, - продолжал Гаршин,
- и от них информация прошла в нашу группу происшествий. А оттуда уже
ко мне. Итак, факт номер раз: по ночам на улицах города появляются
черные - все черные! - шестиколесные джипы, которые ездят быстро, даже
нагло, и их никогда не останавливает милиция. Для себя еще отметим,
что "Рэйндж" - машина дорогая, а уж такой и подавно. Их на заказ для
арабских шейхов делали. Факт номер два: люди-то в машинах ездят, судя
по снимкам... но вот только снимки отщелканы в момент, когда этих
людей увидели впервые. Потому что стекла у машин то ли очень
тонированные, то ли односторонней прозрачности, что тоже, согласись,
любопытно. И факт номер три: у меня записаны номера этих самых машин.
И задался я целью выяснить, а чьи же они такие. Номеров у меня четыре
разных - значит и машин этих минимум четыре. Хотя их больше,
наверное. Ты знаешь, какой у меня отличный источник в ментовке. На
этот раз он меня долго мурыжил, а потом сказал, что номеров таких в
природе не существует.
     - Что же это за номера такие? - тихо спросила Таня.
     - А нормальные московские номера. На машинах они вроде бы есть. А
мой источник откопать их не смог. Пропущены они в милицейском
компьютере, понимаешь?
     - Круто, - сказала Таня. - Как я понимаю, это ты меня пугаешь.
Допустим, я испугалась. А ужас наводить?
     - Сооружу-ка я нам кофейку, - Гаршин потянулся к стенному шкафу.
- А ужас будет, будет... Я тебе сказал, что это задание - признание
твоего мастерства в нашем деле?
     - Да, да, - кивнула Таня. - Давай, я чашки сполосну.
     - Чистые вроде, - сказал Гаршин, выставляя на стол банку
растворимого кофе, коробку с сахаром и чашки. Потом он нагнулся, и под
столом зашипел не успевший остыть электрический чайник. После одного
знаменательного пожара электронагревательные приборы были в редакции
под строжайшим запретом. На случай внезапного обыска для чайника
оборудовали специальную нишу в деревянном фальшборте, заслоняющем
батарею отопления. Как в шпионских романах - с потайной дверцей,
открывавшейся нажатием в строго определенном месте.
     - Так вот, - продолжил Гаршин, добывая из стаканчика с
карандашами и ручками чайную ложечку. - Тебе пора расти. Бегать за
привидениями и восхищаться экстрасенсами - это для тебя уже детский
уровень. Нужно брать покруче. В конце концов, слабакам и шизофреникам
в аномальной журналистике не место. Место в ней умным, эрудированным,
уравновешенным и самую малость стебанутым. Как раз таким, как мы с
тобой. Но здесь, чует мое сердце, понадобится женская рука. Объяснить,
почему?
     - А то! - сказала Таня. - Туман же сплошной.
     - Понимаешь, - Гаршин честно глядел Тане в глаза, - дело крайне
непростое. Загадочные силы в нем замешаны. И силы эти странные попали
в такую ситуацию, когда дальше отмалчиваться и прятаться им вредно.
Того и гляди, мы напишем о них черт знает что. Куда удобнее взять
нашего человека и рассказать ему ровно столько, сколько им выгодно.
Плюс навернуть полкило лапши на каждое ухо. А грамотно организованные
пи-ар* это в первую очередь грамотно подобранные уши для развешивания
лапши. Смекаешь?
СНОСКА____________________________________________________________
* Пи-ар (англ.) - паблик рилейшнс (public relations): комплекс мер по
орагнизации общественного мнения.
______________________________________________________________
     - Не маленькая! - почти всерьез надулась Таня.
     - Очень хорошо, - кивнул Гаршин, бросая в чашки сахар. - Тогда
должна понять, что если пойду я, они будут напряжены. Потом, меня
кое-кто еще помнит по старым временам... А если явится девочка
симпатичная, ресницами похлопает - вот, как у тебя это замечательно
получается, - они и расслабятся. И лапши тебе, конечно, повесят на уши
не по полкило, а по целому пуду. Но ты наверняка уловишь женской своей
интуицией то, чего не замечу я. И уясни позицию: у газеты на них вроде
как компромат, но они сами первые на нас вышли и сами заявили, что
хотят все объяснить.... Понимаешь этику ситуации?
     - Кто "они"? - спросила Таня. - Ты забыл сказать, кто они.
     - Да? - удивился Гаршин. - Ну, а как ты себе это представляешь?
Что я тебе скажу? Я что - знаю, что ли, кто они такие? Да я понятия не
имею. Но судя по тому, что за человек мне позвонил... В общем, ты
только напиши. А мировую известность я твоему материалу гарантирую. До
тебя доходит или нет, что нам на крючок попалась настоящая спецслужба?
     - Вскипело, начальник, - сказала Таня. И Гаршину ее тон показался
не особенно дружелюбным.


                                *****

                             Тип высшей нервной деятельности
                             сильный-уравновешенный-спокойный. Хорошо
                             развита оборонительная реакция,
                             проявляющаяся в активной форме.
                             Характерны злобность и недоверие к
                             посторонним.


     Тактический класс так и остался классом, только доску поменяли на
дорогой многофункциональный экран. И сидели охотники за обыкновенными
партами. В таких вещах Школу заставляли экономить. Она и так поедала
слишком много денег.
     Но проще один раз потратиться на Школу, чем позволить тварям
беспрепятственно выходить в город.
     Мастер сидел на столе, уперев ноги в батарею, и смотрел в окно.
"Вторая" сыпалась по лестнице вниз, но даже сквозь ее страшный топот
слышно было, что Боцман с Крюгером опять спорят. Пять минут назад они
чуть не подрались - только грозный окрик Хунты удержал охотников от
мордобоя.
     - Ну? - спросил Мастер Зигмунда.
     - А чего ты от меня, собственно, хочешь?! - разозлился вдруг
Зигмунд. - Что я тебе скажу такого, чего ты сам не знаешь?
     - Погоди, - Мастер зажмурился. - На полтона ниже, пожалуйста. И
спокойненько мне ответь - что с людьми?
     - А сам ты не знаешь? Охренели люди. Просто охренели, вот и все.
     - Интересные термины использует психиатрия.
     - Я не психиатр, - надулся Зигмунд. - Я психолог.
     - А мне плевать, - с неожиданной злобой сказал Мастер. - Ты все
равно больше не профессионал. У вас уже через три года простоя -
дисквалификация. Но ты мог бы помочь. А ты не хочешь.
     - Дубина... - вздохнул Зигмунд. - Чем я помогу, если ты не в
состоянии грамотно поставить мне задачу? Ты меня даже обидеть грамотно
- и то не можешь... Недоучка. Двоечник несчастный.
     Мастер звонко клацнул зубами и отвернулся.
     - Я не двоечник, - гордо объявил он, глядя в пол. - Я прогульщик.
И у меня нет способностей к иностранным языкам и физкультуре.
     - Угу, - кивнул Зигмунд. - Слышал я про такое редкое нервное
заболевание. Ладно, не переживай. У тебя зато отличные способности
задавать непонятные вопросы.
     - Люди стали истеричны, - сказал Мастер. - Как колли. Легко
срываются, любая эмоция доходит до предела. Если смеются - обязательно
до икоты. А уж если кто разозлится... И все такие, понимаешь, все! Это
уже смахивает на массовый психоз.
     Зигмунд сидел, опустив глаза, и рассеянно дергал вверх-вниз
клапан кармана, скрежеща "липучкой". Видно было, что он с Мастером в
целом согласен, но не готов делать выводы на основании голой интуиции.
Зигмунду очень хотелось запустить серию экспериментов и разложить
по полочкам результаты. Он любил все раскладывать по полочкам, вешать
ярлыки и бирки. Именно поэтому аналитиком во Второй числился не педант
Зигмунд, а раздолбай Крюгер. С ним случались время от времени припадки
вдохновения. С Зигмундом - никогда.
     - Мы все устали, Мастер. И ты в том числе.
     - Спасибо большое, что объяснил... Я хочу знать, на сколько нас
еще хватит. И если в Школе произойдет взрыв - в какую сторону он будет
направлен, и какие примет формы. Осознал?
     - А почему бы тебе не спросить Доктора? Он же главный по этой
части.
     - А почему бы мне не спросить тебя?
     Зигмунд вздохнул.
     - Ты же знаешь, что я дисквалифицирован. И я не сенс, я почти
ничего не смыслю в биоэнергетике. Между прочим, тебе не приходило в
голову, что общение с тварями могло нас всех сильно изменить?
Психику-то это затронет в последнюю очередь. Сначала должна начаться
патология в самом организме...
     - Я думал об этом, - кивнул Мастер. - Доктор считает, что нам тут
ничего не грозит. Он никак свое мнение не обосновал, но был весьма
категоричен. Так прямо и сказал: "Мертвых не бойтесь, бойтесь живых".
     - А если он врет? Если мы все - подопытные крысы?
     - Нет, - улыбнулся Мастер, - мы не крысы. Мы охотники. Нас глупо
использовать как расходный материал. Мы для этого слишком дорого
стоим. Тем более, что нас готовить по полтора года приходится.
     - Положим, это не столько нас, сколько псов...
     - Мне одно только нравится, - перебил его Мастер. - Пусть даже мы
от тварей чего-нибудь подцепим, у нас на этот случай есть отличный
градусник. Он же клизма.
     Зигмунд кивнул. "Разумеется, как же я не подумал. Допустим,
пребывание в "активной зоне" действительно нас изменяет. Но главное -
что мы не становимся на тварей похожи. Если в энергетике охотника
появятся характерные для твари черты - первыми отреагируют собаки. А у
них на тварей реакция однозначная..."
     - Давай пока эту тему оставим, - попросил Мастер. - Так что же
люди?
     - Месяца два протянем как-нибудь. А дальше - прямо не знаю. И
учти, я могу отвечать только за Вторую. Мы сейчас с другими группами
почти не общаемся, времени нет.
     - В других не лучше. Разве что Трешка - но она всегда была такая
разболтанная... Все равно, что вы теперь.
     - Я давно у тебя хотел спросить, - начал Зигмунд нерешительно. -
А почему ты, собственно, с нами сейчас ходишь? У тебя ведь куча дел
помимо охоты. Надорвешься, старик. Дай нам трех-четырех стажеров...
     - Главное, что от меня и толку немного, - подхватил Мастер, через
слово посмеиваясь. - Мне Хунта не дает особо высовываться. Понимаешь,
Зиг, ты же видишь, как я запутался... Если я не буду все время рядом с
вами, я просто копыта отброшу. Я, наверное, из вас энергию подсасываю.
И Карме не так одиноко. Она общительная...
     - Ты тоже общительный. И я не понимаю, почему ты сейчас ни с кем
не хочешь поделиться. Объяснить хотя бы на пальцах, что задумал. Ты же
не только себе плохо делаешь. Из-за тебя уже пол-Школы на ушах стоит.
     - А что, заметно? - встрепенулся Мастер.
     - Наши - заметили, - усмехнулся Зигмунд. Уйдя в начальники,
Мастер самый плотный контакт сохранил именно с группой Два, в которой
был рядовым охотником, а позже - старшим. Здесь его лучше всего
понимали, сюда он приходил за помощью, советом, поддержкой, да и
просто отвести душу. Вторая не блистала таким созвездием талантов, как
Трешка. Не было в ней и таких яростных бойцов, как у Бати, в группе
Раз, с ее неповторимым атакующим стилем расчистки. Даже Четверка, она
же Фо, фактически учебная, на три четверти из стажеров, внешне была
поярче, чем группа Хунты. Но именно со Второй в Школе начиналось все -
новая тактика, боевые приемы, экипировка. Группа Хунты ходила на самые
трудные объекты. Как по волшебству, с новыми мерзостями тварей Вторая
тоже сталкивалась раньше всех. И разумеется, именно из Двойки
распространялись по Школе охотничьи рассказы, заковыристый жаргон,
странноватый этикет и своеобразная манера держаться "за забором".
     - Не могу я ни с кем поделиться, - сказал Мастер так грустно, что
Зигмунд аж вздрогнул. - Все начнут обсуждать, строить версии... Меня
же самого с толку собьют окончательно. И вообще, мне сейчас лишние
мозги не нужны. Нужны только исполнители. А они есть, хотя сами не
ведают, что творят. Так что терпите, мужики. Скоро все откроется.
     - Смотри, не надорвись, - повторил Зигмунд.
     - Ничего. Свое дело до конца доведу, а дальше - неважно. Школу
примет Хунта, а я... отдохну.
     Зигмунд посмотрел на Мастера очень внимательно. В последние дни
тот выглядел совсем никуда. Огромные глазищи уже не блестели, под ними
красовались объемистые синяки. А главное - исчезла всегда отличавшая
Мастера легкость - легкость общения и преодоления трудностей. Для
Мастера никогда не было чересчур сложных проблем. Он никогда и ни за
что не падал духом. Случались минуты задумчивости, когда он упирался в
мироздание невидящим взором, и лучше было его в это время не трогать.
Но все равно, возвращаясь к действительности, в первую очередь он
улыбался тем, кто был рядом. Улыбался немного смущенно - будто побывал
там, куда никому больше дороги нет. И это, скорее всего, так и было.
     Но главное - он улыбался. И всегда был готов подумать за тебя, за
тебя решить, то есть - взять на себя ответственность. Не властно
перехватить руль, а просто найти для всех лучший путь и разумный
выход, справедливый и достойный. Поэтому авторитет Мастера в Школе был
поистине безграничен. А любовь охотников к нему - просто бездонна.
Более того - его слушались чужие собаки! Вероятно, на их взгляд он был
в стае доминирующий самец. У такого положения вещей был только один
минус. Если Мастер в момент ставил на место кого угодно, то Карму
образумить не мог в Школе никто. Она тоже была доминантом - среди
псов. К сожалению, взрослая кавказка искренне считает членов семьи, в
которой выросла, просто собаками той же породы, и не более того. Так
что Карма порывалась время от времени навести порядок и среди
охотников. О медиках да сенсах и говорить нечего, эту мелюзгу Карма,
как правило, вообще не замечала.
     Зигмунд смотрел на Мастера и мучительно соображал, как поставить
следующий вопрос. Фраза "Школу примет Хунта" была явно неспроста.
Саймон, конечно, еще молод, но всем известно, что его кандидатура
одобрена Базой и всячески поддерживается Штабом. Вплоть до того, что
инцидент со стрельбой по фотографу на мнение Штаба никак не повлиял. И
тем не менее, Саймон больше не ходил на расчистку. Мастер якобы
натаскивает его на принятие оперативных решений. Ну-ну. Врите дальше.
Но сейчас объясните мне, что я должен передать Хунте.
     - Ты когда Саймона в группу вернешь? - спросил Зигмунд небрежно.
     - Никогда, - и Мастер улыбнулся чудесной своей широкой улыбкой.
Только глаза у него при этом стали такие злые, что Зигмунд вскочил,
пробормотал: "Ну, я побежал, ладно? Нехорошо, там ребята ждут..." и
пулей вылетел из класса.


                                *****

                             Собаки, живущие в городе, ежедневно
                             встречаются с сотнями людей. Их владелец
                             озабочен одним: как бы его питомец не
                             проявил агрессию. И присутствие даже в
                             двух шагах спокойно стоящего человека,
                             вероятно, не вызовет у городской
                             кавказской овчарки агрессивного
                             поведения.


     Когда Гаршин окончил свой рассказ, за окном стемнело, а в комнате
было душно от табачного дыма. Таня сидела в кресле с ногами и грызла
ноготь. На Гаршина она не смотрела.
     Гаршин открыл форточку и отпер дверь. Потом вставил в розетку
телефонный шнур и в десятый раз включил чайник. Таня молчала.
     В общем и целом, гаршинский рассказ был логичен. Необычен - да,
но не более того. "Аномальному" журналисту приходится иметь дело с
необычным каждый день. Главное - уметь понять, где кончается
шизофрения, и начинается действительно Чужое, Неведомое. Шизофрении в
поведанной Гаршиным истории не было ни на грош. Да, она изобиловала
провалами и неясностями. Сначала, пока Гаршина отвлекали звонки и
визитеры, Таня пыталась что-то домыслить сама в эти паузы, но у нее
мало что получалось. Потом Гаршин отключил телефон и запер дверь. Вот
что он рассказал, путаясь, сбиваясь и откровенно нервничая.
     Фотографер, которого Гаршин рассекречивать отказался и предложил
"для ясности" называть Ивановым, позвонил в три часа ночи. Гаршин,
конечно, звонку несказанно обрадовался, о чем тут же и заявил. Но
Иванов в категорической форме попросил его заткнуться и слушать. Уже
через минуту Гаршин, у которого сна не осталось ни в одном глазу,
прилепил к трубке микрофон-присоску и нажал кнопку диктофона. На
телефоне стоял многоцелевой ответчик, но он звонко щелкал при
включении, а Гаршин боялся, что Иванов ударится в панику.
     О черных "Рэйнджах" с двумя лишними колесами Иванов прослышал уже
давно. Поначалу интерес его был чисто обывательский - он видел
фотографию такой машины в допотопном номере журнала "Англия" и
воспылал желанием оценить диковинный аппарат наяву. Он даже навел
справки, но единственный удлиненный "Рэйндж", который удалось
найти в столице, оказался то ли десятой, то ли пятнадцатой тачкой в
"конюшне" Гарика А. Акопяна, владельца заводов, газет, пароходов. Ее
знали все московские джиперы, и была она вся такая бЭлая. Иванов
машину осмотрел, восхитился и задумался: а что с нее толку? Три
ведущих моста и огромный багажник. Легендарный старый хлам.
Пресловутые арабские шейхи перестали заказывать трехмостовые
"Рэйнджи", когда появился джип "Ламборгини"... В общем, не так уж
интересно, как могло показаться. И вообще, на тот момент Иванова куда
больше занимали таинственные исчезновения диггеров. Большую часть
рабочего времени он проводил в канализационных трубах в поисках
легендарной Большой Московской Черной Крысы. И когда однажды Иванов и
его напарник, возвращаясь ночью на пропахшей дерьмом машине с
очередного подземного вояжа, вдруг увидели перед собой огромную черную
корму, они сначала просто опешили. А потом рискнули начать
преследование. Тем более, что Крысу снять не удалось, а фотографии
грязных диггеров, ползущих по теплотрассе, спроса не находили.
     "Рэйндж" шел по улицам мощно, уверенно, все его сторонились, и
чуть погоня затянись, оторвался бы. Но вдруг черный монстр сбавил ход
и сдал вправо с явным намерением причалить к обочине. Слева как раз
открылся соблазнительный переулочек, и напарник Иванова мгновенно туда
свернул. Дело было на окраине, заполночь, улицы пустынны и едва
освещены. Репортерская "Лада" встала между сугробов, не глуша, по
доброй привычке, мотора, и Иванов, схватив камеру, побежал на угол -
снимать.
     Там его ждало горькое разочарование. "Рэйндж" за это время укатил
вперед метров на семьдесят. Иванов готов был выть от обиды - двигаться
по улице перебежками на глазах таинственного экипажа странного
автомобиля ему не улыбалось. Тут двери "Рэйнджа" раскрылись, на улицу
ступили люди, и вид их был настолько удивителен, что Иванов пулей
метнулся назад, к своей машине. Рванул из кофра здоровенный "Никон" с
телеобъективом и в три прыжка оказался вновь на углу.
     Дальше он ничего толком объяснить не мог и фактически
пересказывал со слов напарника. Гаршин этого человека не знал, но с
Ивановым обычно работали тертые калачи, выполнявшие функции
водителя-телохранителя. Отличный фотохудожник, Иванов был далеко не
беден и мог себе такое позволить. Две-три недели в месяц он занимался
постановочными съемками, после работы "лечил застарелый стресс", и ему
просто необходим был кто-кто, чтобы отвезти домой расслабленное тело и
центнер аппаратуры. Оставшееся время мэтр утолял детскую страсть к
аномальным съемкам, где тоже без водки не обходилось, да и по шее
можно был