о не больно Карме. И совсем не больно Мастеру - просто
обидно, что люди уходят. Он успел рассмотреть вскользь родителей
Игоря, определил их для себя как "пушечное мясо" и переживал их смерть
в чисто прикладном ключе - они унесли с собой единственное существо,
которое любило Игоря поистине бескорыстно и этой любовью хранило его
от всех бед. Игорь остался настолько один, насколько может быть одинок
человек. И этот очаг боли за стеной начал Мастеру действовать на
нервы.
     Игорь звал Мастера на поминки - собиралось немало родственников и
друзей, и оградить Игоря от шквала бессмысленных соболезнований мог
только старший брат, которого, естественно, не было. Игорь звонил на
"девять дней" - ответчик бесстрастно зафиксировал голос, полный мольбы
о помощи. Потом Игорь запил. Его разнокалиберные девицы пытались его,
конечно же, утешить, но что они, толком не нужные, могли сделать для
совсем молодого человека, потерявшего в одночасье все... Он еще не был
готов по-настоящему любить женщину. И мечтал о друге. Ему нужен был
кто-то огромный, мохнатый и теплый, смертельно опасный для всех, кроме
щенков, уверенно стоящий на крепких лапах, настороженно поводящий
кисточками на обрубленных ушах и поднявший к небу толстый сильный
хвост, рассыпающийся длинными перьями: умираю, но не сдаюсь. Мастер.
Карма. И Игорь наконец устал их ждать. Пора было понять - они его тоже
бросили.
     Карма ввалилась к Игорю в дом через незапертую дверь, сшибая
расставленные вдоль стен коридора пустые бутылки. За Кармой шел Мастер
- пушистый воротник поднят, кепка надвинута на глаза. На руках Мастер
держал маленькую светло-серую мохнатую собачку. У кавказов это норма -
они не бывают щенками. Кавказский щенок выглядит именно маленькой
собачкой. Карма присела у стола, а Мастер рукой в перчатке разгреб
пузыри и стаканы, положил собачонка на освободившееся место и сказал:
     - Вырастет серо-стальной. Только с ним будет одна проблема.
Придется выдумать ему имя на букву "Хэ".
     Игорь протянул дрожащую руку к щенку, а тот сунулся к этой руке и
радостно прокомпостировал ее белыми-пребелыми зубищами.
     Так заявил о себе Хасан, один из лучших бойцов за всю историю
Школы. А через месяц Игорь успешно прошел входные тесты и был зачислен
стажером в группу Два под именем Саймон. Когда Хасан подрос, Саймона
поставили напарником к асу Петровичу. Потом эту пару год "шлифовал"
Боцман. Под его руководством они достигли нужной кондиции, после чего
Саймона забрал Мастер и начал готовить из него старшего группы.
     К Саймону в Школе отнеслись тепло. Охотники высоко ценят в
человеке чувство собственного достоинства и терпеть не могут
истериков. Они уважают сильных парней, которые знают себе цену, но при
этом не корчат из себя покорителей Вселенной и всех ее мисс. Короче,
как назвал это Мэкс, "не рвут трансмиссию". У Саймона все задатки были
соответствующие. Под присмотром Мастера он быстро отошел от пережитого
стресса и чуть ли не с наслаждением нырнул в сумасшедшую охотничью
жизнь.
     Конечно, утрата не прошла совсем даром. Внешне это выразилось в
том, что весь первый год после гибели родителей Саймон интенсивно
седел. Поначалу он здорово расстраивался и втихаря оплакивал
загубленную свою молодость и красоту. Но Доктор и Склифосовский в два
голоса убедили его, что это не смертельно, и организм у него вполне
здоровый, а брюнетам седина даже к лицу. "И вообще, - заключил Склиф,
кивая на проходившего в отдалении Мастера, - вот кто у нас должен быть
седой как лунь". Саймон проводил влюбленными глазами пышную каштановую
гриву и поинтересовался, кто такой лунь. Начали выяснять, пошли по
Школе. Поставили на уши принимавшую дежурство Четверку и застыдили
лингвиста Севу, осилившего десять лет назад целый курс филфака. Тут
очень вовремя по громкой связи начал разоряться Мастер, который,
оказывается, уже давно ждал Саймона в машине. К Мастеру вместе с
искателями правды выбежало, горя нетерпением, еще человек десять.
Тот, слегка обалдев, сказал, что точно не помнит, но кажется, лунь -
то ли филин, то ли просто сова. "А к чему это вы?" - спросил он.
Зачинщики переглянулись и начали было вспоминать, с чего начался
разговор, но тут в толпу врезался старший Четверки Винни. С высоты
своих двух метров он заорал, что сейчас всем надает звездюлей,
продемонстрировал Мастеру сломанный замок на ботинке и ссадину на
руке, проклял дурную погоду, обматерил распущенность молодых женщин и
возмутился нагноением желез под хвостом у собаки. Винни вчера перебрал
на юбилее свадьбы и поругался с женой. Его вселенская ярость была
настолько убедительна, что не только группа Фо бросилась по местам, но
и Доктор со Склифом поспешили отвалить к медицинскому фургону. Доктору
вдогонку Винни громогласно пожаловался на паскуду Крота, который зажал
кассету с порнографией, а Склифосовскому посулил расправу, если тот
опять будет "на расчистке тормозить со своей долбаной труповозкой".
Грозно развернувшись в поисках очередной жертвы, Винни обнаружил, что
все уже попрятались, кроме Мастера и Саймона, которые его восхищенно
разглядывают.
     - Как дела, "черный пояс"? - рявкнул Винни в адрес Саймона.
     - Я счастлив, - просто ответил Саймон, улыбаясь от уха до уха.
     - Зашибись! - обрадовался Винни. - Хоть у одной сволочи все в
порядке. Когда спарринг учиним?
     - Нет!  - скомандовал Мастер.
     - Ну чего ты...? - в один голос обиделись восточные единоборцы.
     - Вон твой спарринг-партнер топает, - показал Мастер. - Как раз
подходящая весовая категория.
     Винни обернулся и понуро опустил плечи. На безопасном расстоянии
переминался с ноги на ногу Склифосовский, держа стволом к небу
инъекционный пистолет.
     - Сейчас все пройдет, - умильным голосом пообещал Склиф издали.
     - Кругом одни враги, - посочувствовал Мастер, садясь за руль.
Саймон уселся рядом, захлопнул дверцу и вдруг сказал:
     - Ты не представляешь, как я тебе благодарен за все это, вот за
все. Если бы не ты...
     - Ты бы так настоящей жизни и не увидел, - заключил Мастер
серьезно.
     - Да... - кивнул Саймон и отвернулся, дабы скрыть нахлынувшие
чувства. За окном Винни громко охнул - это Склиф впрыснул ему какую-то
антипохмельную дрянь собственного производства. Мастер тронул машину
навстречу раскрывающимся воротам. Он вез Саймона на собеседование в
Штаб.


                                *****

                             Их преданность сдержанна и даже сурова.
                             Иногда они могут показать клыки или
                             цапнуть владельца. Но человеку, занявшему
                             первое место в иерархии, человеку-лидеру
                             эти собаки платят высшим проявлением
                             преданности - готовностью защищать его до
                             конца.


     - Тебе идет быть взрослой, - сказал Мастер ласково, почти
нараспев. Он сидел к Тане вполоборота, расслабленно откинувшись в
глубоком кресле, и позвякивал льдинками в бокале, небрежно двигая его
по мягкому подлокотнику. Таня устроилась на диване, поджав под себя
ноги. В этой комнате просто не получалось сидеть, выпрямившись.
Слишком мягкое все было вокруг: освещение, мебель, подушки, игрушки...
Дорогие игрушки - отличные, почти живые, копии реальных собак один к
двум. И проклятье собачника - ковер с длинным ворсом.
     - Взрослой...? - рассеянно переспросила Таня, ставя бокал на
журнальный столик и протягивая руку к сигаретам. - Может быть...
     - Именно взрослой, - глядя в стену, кивнул своим мыслям Мастер. -
Мы ведь тогда были дети совсем. Даже представить себе не могли, что в
итоге из нас получится. Нет, я догадывался, конечно, что ты станешь
еще красивее. но в тебе сейчас есть что-то гораздо большее, чем просто
красота. В тебе появилось м-м... Благородство зрелой женщины. Которая
уже знает жизнь и понимает, чего от этой жизни хочет. Это же чудесно -
еще совсем молодая, и уже совсем взрослая...
     - Не знаю я, чего хочу, - пробормотала Таня, закуривая и выпуская
дым в потолок. - И раньше не знала, и теперь не знаю. Ни жизни не
знаю, ни людей, ни себя. Занимаюсь какой-то мутью... А что мы были
дети - это тебе сейчас легко говорить. Вот уж кто себя не считал
ребенком...
     - Зато теперь не рискну сказать, что я большой. Ну, посмотри на
меня! Похож я на взрослого?
     - Похож, - кивнула Таня. - Теперь похож. Уже совсем взрослый и
еще совсем молодой. И красивый.
     - И на том спасибо, - вздохнул Мастер и отхлебнул из бокала
изрядный глоток.
     - Кончай себя убеждать в том, что все правильно. Мы действительно
правильно сделали, что разошлись. Сколько можно казниться?
     - Да сколько угодно... Я головой понимаю, что нам вместе больше
нельзя было. А сердцем - жалко.
     - Значит, не забыл?
     - Все помню. Каждое слово, каждый жест. А Чучу помнишь?
     - Ой, не надо...
     Мастер вздохнул, отставил стакан, пересел к Тане на диван и обнял
ее. Таня положила голову ему на плечо. "До чего же с ним спокойно...
Раньше так не было. Жаль. Вот что остается от настоящего чувства,
когда его совместными усилиями похоронят - хотя бы возможность
сожалеть. И никуда не деться от желания сесть рядом, прикоснуться к
человеку, с которым когда-то была такая безумно яркая близость... Мы
ведь через год после разрыва случайно встретились - и чуть ли не со
слезами бросились друг к другу. И не расставались... аж целых два дня.
Поплакались в жилетку, предались воспоминаниям, согласились, что все
правильно, полюбились-разбежались. Еще через два года пересеклись - на
день. С тем же результатом - душу отвели. И ведь ни с кем так не
поговоришь, никто тебя так глубоко не поймет... Да, теперь с ним
спокойно. Может потому, что я перестала от него требовать
невозможного? Или я просто научилась его правильно видеть. Вот такого,
какой он есть. Красивый, сильный, надежный. Злобный, своевольный,
высокомерный. Как он говорил всегда... "И еще у меня есть кавказская
овчарка". Интересно - он никогда не заводил кобелей. Очень характерная
черта - кобеля ведь даже дома приходится время от времени обламывать.
А он не терпит конфликтов в доме. Надо же, ковер... Как он раньше эти
ковры ненавидел! Шерсть из них вычесывать, это же застрелиться можно.
А я ковры всегда любила. И здоровья хватало заставить любимого
человека щеточкой поработать, раз пылесос не берет. И что? Теперь мне
подари самый лучший ковер - не возьму. А у него вон с каким ворсом...
И квартира ухожена. Не до блеска, но с тем, что было, не сравнить.
Разве что бокалы из прошлой жизни - не бокалы, а стаканы.
     Да, стаканы... "Подающий надежды молодой алкаш". Так его папочка
мой обозвал, едва увидел. Ну и где ты теперь, папа? Как сидел в
заднице, так все глубже в нее и проваливаешься. Слава Богу, достало у
меня сил вместе с тобой туда не опрокинуться, послать далеко и
надолго. А кто научил? Вот он, теплый и родной, как всегда
нестриженый, такой знакомый... Четыре года ни звука. Теперь-то я
знаю, почему. И кажется, еще больше его люблю за это молчание. Он
всегда был такой - полная свобода выбора для всех, пусть даже в ущерб
себе. Дурацкая манера. Так и останется бобылем неизвестно до каких
лет. Интересно, кто у него сейчас. Интересно? Вообще-то, наплевать.
Просто как женщине - интересно. А как женщине, которая провела с ним
столько ночей - не-а! Потому что лучше, чем друг с другом, нам ни с
кем не было и не будет. Это, наверное, от того, что мы всегда с ним
были настоящие друзья. И если что-то надломилось, винить я могу только
себя. Но я действительно не могла ему поверить - тогда. И не только я,
никто не смог бы. Это было за гранью. Он сам так сказал. Ну, и что же
мне делать - теперь? Он простил мне мою слабость, мой страх, мое
желание остаться жить в привычном и безопасном мире. Он не смог забыть
только одного - того, что я просто ему не поверила. И остался совсем
один. Совсем-совсем. Собаки не в счет. Собака - это часть его тела,
периферийное устройство. Вон какой инструмент валяется, рыжий и
мохнатый..."
     Таня слегка повернула голову - да, Мастер задумчиво смотрел на
Карму. Псина дрыхла на спине в углу, неимоверным образом
перекрутившись: голова и передние лапы завалены влево, а задние вправо
и прислонены к стене. Таня негромко вздохнула. Мастер тут же
повернулся к ней - и Тане чуть плохо не стало, таким знакомым был этот
взгляд, одновременно пронзительный и ласкающий.
     - Какой же ты родной, - Таня прижалась к нему крепче.
     - Ты лучше всех... - прошептал Мастер ей на ухо.
     - И что же нам теперь делать?
     - Карма пойдет к себе. А мы останемся здесь. Хочешь, можем завтра
съездить в лес погулять, по нашим местам... У меня вроде как выходной.
     - Тебе не кажется, что это было уже решено, едва мы сегодня друг
на друга посмотрели?
     - Кажется.
     - Так зачем мне спрашивать о том, что решено?
     - А-а... - Мастер слегка отстранился, высвободил руку и взял со
стола бокалы. - Держи... Не знаю я, что дальше. Главное я сделал - ты
в курсе происходящего. А кто предупрежден - тот вооружен. А скажи - ты
ведь обалдела, когда меня увидела?
     - Ты был такой красивый...
     - Тьфу! Я ведь не о том, милая!
     - Ну и я не о том, потому что вовсе я не обалдела. То есть, я
конечно не ожидала тебя увидеть. Но ребята, которых ты прислал...
Что-то в них было удивительно напоминающее тебя. Мне с ними вдруг
стало так спокойно... И лица очень приятные. А когда мне показали
фотографию Кармы - вот тогда я действительно обалдела! И готова была
за ними пойти куда угодно.
     - Да, Карма - это наш секс-символ. В нее вся Школа влюблена. Мы
ее даже как рекламный образ используем. Клиенты просто обмирают.
     - Клиенты?
     - Конечно. Есть ведь две Школы. Одна - наша. А вторая - это
совершенно реальная охранная фирма, работающая с собаками. Охрана
крупных объектов, сопровождение грузов, караульная служба. Мы там все
вторую зарплату получаем. Так вот, есть такая контора, называется
Офис. Это действительно офис в центре города, он же легальный пост
связи. Потому что Школа для непосвященных не существует. А должны же
наши мужики женам и прочим девочкам рабочий телефон давать? Вот они и
дают... И в этом самом Офисе, едва ты входишь, тут же упираешься в
фотографию Кармы размером метр на два. Знаешь, даже на меня производит
глубочайшее впечатление...
     - Ты сказал, телефоны дают... А жены, вообще, в курсе, где именно
их мужья работают? Или эта охранная фирма еще и от жен "крышей"
выступает?
     - Тут сложно, - нахмурился Мастер. - Понимаешь, с одной стороны,
мы все дали подписку. А с другой - ты же знаешь меня, - я дурацких
приказов не выполняю. И в Школе таких людей большинство. Поэтому с
нами считаются. И если охотник один раз подписку нарушит,
расстреливать его никто не станет. Потому что второго раза уже не
будет никогда. Сам не захочет. Чтобы тебе было понятнее - вспомни нас
с тобой восемь лет назад...
     - Стоп! - сказала Таня. - Прости.
     - Да что ты... Ничего.
     - Нет, правда! Я поняла, поняла все...
     - И слава Богу, - улыбнулся Мастер и осторожно погладил Таню по
волосам, а она потянулась к нему и мягко-мягко прикоснулась губами к
его рту. Мастер вздохнул, привлек Таню к себе, и она, в истоме
закрывая глаза, увидела, как сомкнулись бесконечно любимые длиннющие
ресницы, по которым столько девочек сходило с ума - а вот они здесь,
рядом, и потом, когда нам захочется друг на друга посмотреть, он
сначала обязательно прижмется к моей щеке и ресницами ее пощекочет...
     Так и случилось. И Таня сказала:
     - Или я сейчас разревусь, или я это скажу.
     - Давай! - улыбнулся Мастер, снижая пафос момента.
     - Ты самый-самый-самый-самый.
     - Спасибо, - кивнул Мастер. - Я знаю. Ты мне тоже очень дорога.
Чем больше времени проходит, тем лучше я это понимаю.
     - Так что же нам делать все-таки?
     - Ну сколько можно? У нас тихий интимный вечер или сходка
подпольщиков? Завтра поговорим.
     - Нет, милый. Завтра все это окажется сном - и твоя Школа, и
собаки, и охотники эти сумасшедшие. Я проснусь, и мне опять покажется,
что всего этого не может быть.
     - Но ведь рядом буду я, - произнес Мастер печально, опуская
глаза. - Или у тебя условный рефлекс на информацию из моих рук?
Запредельное торможение?
     - Я еще не собака, - сказала Таня наставительно, - так что
запредельного у меня не бывает. Но я всего лишь человек, и тормозить
умею. Особенно когда мне страшно.
     - Сейчас-то хоть не страшно?
     - Когда я говорила с охотниками, страшно не было. А когда пришел
ты, я испугалась. Потому что охотники твои - иллюзия. А ты -
реальность.
     Мастер очень внимательно посмотрел Тане в глаза, и она
задохнулась, настолько его взгляд проникал в душу. "Раньше мне
казалось, что это выражение любви. Теперь я заметила: он смотрит так
на всех. Научился применять свой дар в полную силу. Конечно, он не
экстрасенс, но что-то сверхъестественное есть в его глазах. Как будто
он видит такое, чего не видит никто".
     - Ты всегда был такой... непохожий. До того непохожий, что мне
пришлось выбрать: либо ты, либо все остальное, что есть на этом свете.
Что-то одно мне снится. Я решила, что снишься ты... А теперь понимаю,
что снилось все остальное. Я живу непонятно, зачем. Делаю не то. Думаю
не так. И все, с кем приходится общаться - такие же идиоты. Но я никак
не могу освободиться от их власти, понимаешь? Стадное чувство. Я все
эти годы страшно тебе завидовала. Просто ненавидела тебя! За то, что
ты набрался смелости искать свой путь и на всех плевать... Любила - и
ненавидела. Какая же я была дура! Прости меня, пожалуйста. Если
можешь...
     - Наша Таня громко плачет, - продекламировал Мастер. - Пропила
последний мячик. Вот вернется с зоны Хачик, купит Тане новый мячик.
     - Перестань.
     - Тань-перестань. Пойми ты наконец, что сделанного не воротишь.
Не казниться нужно, а выправлять то, что плохо вышло. Я, например,
пытаюсь исправить ошибки идиотов, о которых ты сейчас говорила.
Ошибки, которые могут стать фатальными, кроме шуток, для всего
человечества. А ты попробуй выправить линию своей жизни. Для начала, а
там посмотрим. Может, ты и мне поможешь...
     Карме в ее углу что-то приснилось - она дрыгнула задней лапой и
глухо рыкнула. По-прежнему лежа на спине, шевельнула головой и
уставилась на Таню мутным со сна глазом.
     - Спи, моя радость, - успокоил ее Мастер. Карма вздохнула и с
глухим стуком уронила тяжеленную башку на ковер.
     - До чего же удивительные псы... - сказала Таня с глубокой
нежностью в голосе. Один взгляд на Карму заставил ее забыть все
серьезные вопросы, которые так хотелось задать. - Всегда любила
больших лохматых собак. Мечтала в детстве о ньюфаундленде, а потом
однажды увидела, как рядом идут ньюф и кавказка. И все!
     - Да, - улыбнулся Мастер. - Разница потрясающая. Ньюф такой
подвижный, весь как на пружинах. И голову высоко держит. А кавказка...
Я всегда говорил, что если бы крокодилы были волосатые, они выглядели
бы именно так. Лапы ставит тяжело, а голова и спина - почти на одном
уровне. И шеи даже не видно. Удивительно комфортно себя чувствуешь
рядом с такой собакой. Если заведешь кавказца - все, другие породы для
тебя не существуют. Хотя знаешь, я иногда, когда устаю, мечтаю о
бернце. Тут я даже на кобеля согласен.
     - Да что хорошего в этих бернцах? У них уши лопухами висят...
     - Ты, солнышко, давно не выводила кавказа на прогулку. Ты эту
породу чересчур идеализируешь. Все-таки они прирожденные убийцы.
     - Всегда ты любил жесткие термины. А уж имя-то себе взял! Мастер
собак! Это надо же было вспомнить...
     - Положим, мне это прозвище сверху назначили. И даже раньше, чем
я пришел в Школу. Так что я не Мастер собак, а просто Мастер. Хотя
заманчиво.
     - Это ведь из Ли Бреккет?
     - Да, "Собаки Скэйта". Какие там роскошные Северные Псы... Ростом
почти с лошадь, когти втяжны