ает
почему-то, что, если послать меня готовить переговоры, они пройдут успешно
для нашей стороны. У нас на Островах все еще верят в приметы.
  - И правильно, - кивнул Томми. - В прошлый раз, Сэмми, он этих ребят в
здешнем министерстве просто околдовал. Наш Алекс всех околдовывает. Даже
секретаршу посла.
  - Не может быть! - рассмеялась Сэмми.
  - Может, может, - Томми небрежным жестом подозвал официанта и заговорил с
ним по-французски.
  - Сам он трудоголик, - сказала пренебрежительно Сэмми. - Торчит в своем
постпредстве все вечера напролет, приезжает чуть ли не к полуночи. А я
гуляю одна по Манхэттену. Смотрю и не могу насмотреться. Волшебный остров.
Эта архитектура, ее вид меня завораживает. Алекс, вам нравится смотреть на
Манхэттен?
  Вестгейта при упоминании Манхэттена чуть не передернуло. Он был однажды у
Томми дома и мог представить себе излюбленный маршрут Сэмми. Впрочем,
Сэмми была неудавшимся архитектором. По словам Томми - закономерно
неудавшимся. Эклектика Манхэттена наверняка ее восхищала.
  - Смотреть? Конечно, нравится, - сказал он. - Особенно издали.
  Вестгейт сделал глоток аперитива, расслабленно откинулся на спинку кресла
и на секунду прикрыл глаза. Он устал. Час назад он закончил работу здесь,
в Нью-Йорке, и теперь без малейшего сожаления прощался с этим безумным
городом. Вестгейт не любил Америку, дешевую, аляповатую и плебейски
самодовольную в своем бескультурье. Ему в Америке не нравилось решительно
все, и население в том числе. Он презрительно называл местных "ковбоями" -
за глаза, конечно. И от души жалел Тома, вынужденного жить среди них уже
который год. По мнению Вестгейта, Америка в больших дозах на любого
человека действовала отупляюще. Том деградировал здесь настолько, что даже
женился на американке. Хотя Сэмми, нужно отдать ей должное, была чертовски
хороша.
  - А куда вы теперь, Алекс? - спросила она вдруг. Вестгейт открыл глаза.
Да, Сэмми производила впечатление.
  - В Россию, Саманта. В Москву.
  - Ой! - воскликнула Сэмми. - Не может быть! Какая прелесть!
  Томми царственным жестом отпустил официанта и повернулся к Вестгейту.
  - Да, - сказал он. - Завидую. Мы давно уже собираемся, да вот дела все...
Слушай, Алекс, ты же все-таки русский. Куда там...
  - Русский?! - перебила Сэмми, глядя на Вестгейта расширенными от восторга
глазами. - Не может быть!
  - Смени пластинку, радость моя, - посоветовал Томми. - Что ты заладила -
"не может быть, не может быть". Русский он по матери, разве не так?
  - Не только по матери, - улыбнулся Вестгейт. - Я и по отцу русский. Но я
был совсем еще ребенком, когда мама переехала в Лондон...
  - Вот она, русская культурная экспансия! - ввернул Томми.
  - ...так что воспитывали меня, как стопроцентного англичанина. Конечно,
ничего из этого не вышло. Но вот парадокс, Саманта, - на Островах меня
считают нормальным англичанином. А в России принимают как иностранца. Хотя
в этом году я провел дома только два месяца, а в Москве целых три.
  - Так вы, должно быть, отлично говорите по-русски! - воскликнула Сэмми. -
Ой, Алекс, а скажите что-нибудь!
  - Какая же ты прелестная дурочка, - сказал Вестгейт по-русски, глядя Сэмми
прямо в глаза. - Пожалуй, я тобой займусь.
  - А что он сказал? - спросила у мужа Сэмми громким шепотом. Томми довольно
заржал:
  - Готов поспорить, он сказал, какая ты прелесть! Вестгейт заметно смутился
и заговорщически подмигнул Сэмми. Почти не желая того, машинально, он уже
вводил себя в привычное "рабочее" состояние. Эта молодая женщина на самом
деле понравилась ему. А Томми... Он ничего не поймет.
  Обед удался на славу. Они вкусно поели и основательно выпили. Разговор тек
легко и непринужденно. Томми вынудил-таки гостя рассказать, на что в
России нужно посмотреть в первую очередь. Потом беседа автоматически
перетекла на "русскую культурную экспансию". Затем Томми начал пространно
излагать свое видение "русской идеи". Вестгейт поддакивал. Сэмми
откровенно забавлялась. Всем было хорошо. Вестгейт с удовольствием выпил
еще, потом еще, и ему стало просто замечательно. Он критически оглядел
Сэмми с ног до головы и тут же потерял над собой контроль.
  Близкое присутствие хорошенькой женщины, как всегда, возбудило какой-то
неведомый центр у него в мозгу, который задействовал профессиональные
качества. И сейчас они были направлены на производство маленького чуда для
себя. Старина Томми и сам не подозревал, насколько был близок к истине,
говоря, что Вестгейт кого-то "околдовал". Каждый раз, стоило Вестгейту
разбудить в себе профессионала и привлечь немного воображения... Здесь
нужна была только уверенность в себе - колдовство начиналось, и чудо
случалось. И он заполучал любую женщину, чему после не переставал
удивляться сам.
  Вот так и сейчас, слушая рассуждения ее мужа, сидящего за тем же самым
столиком, он кивал в такт головой, вставлял короткие фразы, и одновременно
рука с сигаретой уже покачивалась в соответствии с дыханием Сэмми. Так
начиналась подстройка к ее миру, легкая и изящная, направленная на
зарождение в женщине чувства неосознанного доверия к нему, Игорю
Александру Вестгейту, красивому, стильно одетому, умеющему очаровательно
смущаться и прячущему за этим смущением какую-то загадку. Необычному
человеку. Возбуждающе таинственному. Русскому, наконец.
  "Теперь надо привлечь ее внимание к разговору, вовлечь в него и послушать,
как она говорит и чем интересуется, - напомнил себе Вестгейт. - А она
отвлеклась, о своем задумалась. Женщина! Впрочем, Томми кого хочешь
замучает своими разглагольствованиями. Старый добрый верный Томми.
Прекрасный аналитик, толковый советчик, надежный партнер. А жена его
просто чудо".
  - Я Не согласен, Томми, - сказал Вестгейт. Сэмми перевела на него
рассеянный взгляд- - Русская идея в своей основе не претерпела никакой
ревизии. Ты пойми, это ведь идея не о чем-нибудь, а об особенностях
русской души. Так что какие бы социально-экономические изменения ни
происходили, идея остается прежней. И работает, Томми, работает! Я тебе
сейчас это докажу. На примере выборки из социума...
  - Н-да? Это уже интереснее! И на какой же?
  - Да на какой угодно! Например, можно на женщинах! - слово "женщины"
Вестгейт выделил интонацией, более мягкой, ласкающей, и реакция Сэмми не
замедлила явиться: взгляд ее стал осмыслен, лицо слегка напряглось. Она
улыбнулась. "Знает свою поло-ролевую принадлежность", - слегка
позлорадствовал Вестгейт.
  - А вы как думаете, Саманта?
  Сэмми возвела глаза вверх и вправо. Вестгейт среагировал на это движение
мгновенно:
  - Вы уже смогли нарисовать русскую женщину в своем воображении?
  - Да, - лицо ее изобразило легкое недоумение. - Я представила себе русскую
женщину, ясно и отчетливо. Такую круглолицую, несколько полноватую, очень
такую домашнюю, пахнущую кухней... И американку, подтянутую, спортивную,
немного жесткую и очень уверенную.
  - Ну это поверхностный взгляд, - ласково улыбнулся Вестгейт. - Давайте,
друзья мои, заглянем внутрь и посмотрим, что нам скажет внутренний голос.
Что он говорит, Том?
  - Он молчит, - сказал Томми и потянулся к бокалу. - И нечего смеяться. Как
сказал ваш русский классик: "Чего хочет женщина - того хочет Бог". И
правильно. Пусть хочет, чего хочет, и нечего ей мешать. Женщина, Алекс, -
это загадка. Во всяком случае, для меня. Я свою-то жену собственную не
могу сказать, что знаю. Вот увлекается Сэмми розами. Сама их разводит,
сажает, подстригает и черт знает еще что с ними делает, времени на это
уходит уйма. Но ничего, мне нравится - красиво...
  - Ну вот и пожалуйста, - сказал Вестгейт. - Ты хорошо знаешь, как
заботится Саманта о том, что ей нравится, что ее радует. А скажите мне,
дорогая Саманта, что было бы, если б вы увидели, как кто-то страшный,
огромный, свирепый бросается и начинает топтать, срывать и всеми
доступными способами уничтожать ваши розы?
  - О! - Глаза Сэмми изумленно расширились. - Ну... Я бы была в шоке. Но я
думаю, что я смогу убежать и спрятаться. Чтобы не видеть этого безобразия
и остаться незамеченной.
  - Вот оно, разительное отличие! Русская женщина отстаивала бы в подобной
ситуации свое достояние, свое сокровище, отраду своих очей, чего бы ей это
ни стоило. Она бы кричала, производила бы столько шума и внешне настолько
напоминала бы фурию в своем гневе, что повергла бы нападающего в бегство.
Как сказал другой наш классик: "Коня на скаку остановит, в горящую избу
войдет". Так же и в любви, для нее нет предела, если женщине понравился
мужчина... - с этого момента Вестгейт заговорил медленнее, плавнее, в его
речи стали возникать почти незаметные паузы, а интонация зафиксировалась,
оставаясь все время неизменной. Вестгейт работал. Колдовство уже творилось
вовсю.
  - ...то когда она сидит напротив него... и видит... его... прямо... перед
собой... то слыша его голос... взгляд ее туманится... и она расцветает,
как роза... когда ею любуются... Как роза тянется к солнцу... так и она
всеми силами стремится преодолеть расстояние... чтобы прекрасное открылось
ей в своей первозданной наготе... и мир взорвался яркими красками... в
соприкосновении и слиянии с неизведанным, что долго и неосознанно
желалось... и непременно завтра же, - тут Вестгейт под столом легонько
коснулся бедром платья Сэмми. Зрачки женщины были по-прежнему расширены, а
дыхание слегка замедленно. Вестгейт удовлетворенно отметил, что все идет
как надо, и продолжил речь все так же плавно, - ...как роза, свежая и
прекрасная, и только вместе... и вы забываете все.
  Резкий, как бы режущий жест руки Вестгейта сопроводил последние слова. Он
перешел на другой темп речи, и голос его стал обычным, чуть более резким
по тембру и разнообразным по интонациям.
  - И так же, как и женщины, любой тип человека в России доведен до
логического совершенства, - сказал он. - И любая поведенческая реакция.
Если ругаться, то с упоением, если любить, то тоже с упоением. Пресловутая
русская душа никогда не дает русским делать что-либо наполовину из того,
что хочется, а если чего не хочется, то пиши пропало. На Западе же все
продумают, взвесят и уже потом делают, а русский человек поступает обычно
в порыве чувств. Делает или вовсе не делает, главное, что думает он уже
потом, и себя оправдывает почти всегда.
  - Черт возьми! - сказал Томми, глядя в опустевший бокал- - Что-то я...
Друзья мои, а час-то поздний! Не пора ли нам? Да? Нет, Алекс, сегодня
плачу я. Банкет за счет принимающей стороны... Эй, гарсон!
  Вестгейт твердо рассчитывал на то, что Томми задержится в ресторане, и тут
же вызвался проводить Сэмми до машины.
  На ступенях ресторана Вестгейт отдал служащему номерок от автомобиля.
Встал рядом с Сэмми. Точно так же, как и тогда, под столом, коснулся
бедром ее бедра и, увидев характерную реакцию замедлившегося дыхания и
расширившихся зрачков, твердо, в прежнем наработанном темпе, сказал:
  - Когда завтра в восемь вечера вы пойдете гулять... будете просто идти,
делая шаг за шагом... предчувствуя радость... выйдете к бару "Джойс",
войдете, закажете себе выпить и пробудете там до десяти, - он снова
резанул воздух ладонью, пронаблюдал ожидаемую реакцию и продолжил: - Жаль,
что сегодняшний вечер закончен, вы такая увлекающаяся и страстная женщина,
Саманта, так вдохновенно рассказывали о розах, что увлекли даже и меня.
  Сэмми удивленно моргнула, но затем улыбнулась и произнесла:
  - Не знаю, много ли я успела наговорить сегодня, но в следующий раз про
розы я вам расскажу непременно, - она снова улыбнулась странной
заигрывающей и слегка ошеломленной улыбкой.
  Служитель подогнал машину. Вестгейт дал ему на чай, открыл дверцу, усадил
Сэмми и вздохнул.
  Он неожиданно протрезвел. И ему стало... не стыдно, нет. Просто в душу
заползла щемящая тоска одиночества. Привычное ощущение пустоты и
бессмысленности всего на свете. Пустота была внутри и снаружи, и никакой
Сэмми не было дано ее заполнить.
  Завтра в предвкушении чуда, помня лишь, что она для Вестгейта увлекающаяся
и страстная женщина, Сэмми придет в бар "Джойс" чуть позже восьми. К
сожалению, Вестгейт этим воспользоваться не сможет, а она лишь поймет, что
решила немного посидеть со стаканом мартини.
  И что-нибудь да произведет на нее неизгладимое впечатление.
  - Ты что, старина, перебрал? - спросил Томми, подходя к машине. - Какой-то
у тебя видок... Потусторонний. Точно говорю, последний бокал ты выпил
напрасно. Зря.
  - Да, - кивнул Вестгейт, но только не Томми, а своим мыслям о том, что
произошло сейчас. - Понятия не имею, зачем я это сделал.
  - Эй! - сказал Томми обеспокоено. - Ты в порядке? Садись в машину,
дружище. Поедем.
  Вестгейт поднял на Томми глаза, устремленные куда-то внутрь.
  - Странный я человек, Том, - сказал он горько. - Вечно мне чего-то не
хватает. Начинаю искать. И каждый раз, как доберусь до этого "чего-то",
гляжу - а это совсем не то, что нужно.
  - Философ! - усмехнулся Томми. - Жениться тебе надо. Садись, поехали.
  - Дай-ка мне еще сигарету, - попросил Вестгейт. - И поезжай. Я, пожалуй,
немного пройдусь. А потом возьму такси.
  - Уверен? А то...
  - Уверен, - сказал Вестгейт. Он действительно не чувствовал ни малейших
угрызений совести. Но сесть в машину рядом с Сэмми почему-то оказалось
выше его сил.

  * * *

  На работу Игорь прибыл в чрезвычайно дурном расположении духа. Он так и не
смог переварить до конца полученную вчера информацию и совершенно не
представлял, как ему теперь себя вести. То есть держать себя с окружающими
нужно было по-прежнему. А вот что делать, чтобы новое знание не прорвалось
наружу, он пока не придумал. Очень уж это знание оказалось неуместным.
Игорь и сам не предполагал, что будет чувствовать, если подтвердятся давно
возникшие у него подозрения.
  А почувствовал он только страх. Элементарный страх за свою жизнь.
  Глядя под ноги, Игорь сунул в турникет пластиковую карточку и шаркающей
походкой затащил неподатливое тело на
Службу.
  - Игорь! - раздался из дежурки полный облегчения возглас. - Доброе утро!
  - Сомневаюсь, - ответил Игорь, с трудом поднимая глаза на знакомого
сержанта. - И чего в нем доброго?
  - Ты пришел, - объяснил сержант. - Давай сюда!
  - Что такое?! - Игорь машинально набычился и привычно упер руки в бока.
  - А то, что тебя второй час ищут, вот что! У меня уже лычки с погон сами
отстреливаются... - проворчал сержант, нажимая кнопки на своем терминале.
Про лычки он шутил. Игорь отлично знал, что сержант на самом деле как
минимум капитан, а его помощник с погонами рядового, меланхолично кивающий
в такт словам командира, - лейтенант. Центральный офис Службы упорно
маскировался под статистическое управление.
  - О господи... - пробормотал Игорь, заходя в дежурку и стараясь унять
предательскую дрожь в ногах. Он все еще не был готов разговаривать с
людьми, которые знали, что он - сын Волкова. Когда выходил из дома, думал,
что готов. А оказалось - нет.
  - Леночка, он пришел, - сообщил терминалу сержант-капитан. - Что мне ему
сказать?
  - Ну-ка, пусть мне покажется, гад такой! - раздался в динамике звонкий
девчоночий голосок.
  При звуке этого голоса Игоря затрясло буквально с ног до головы, но он
послушно вполз в поле зрения камеры.
  "Только не бежать! - приказал он себе. - Побегу - могут подстрелить, и
тогда все, конец, тут же заработаю промывание мозгов. Проклятье! Неужели
Лавров все-таки засветился с этой кражей?"
- Боец! - позвала "Леночка", она же первый референт директора Службы. - Ты
в порядке?!
  - Ну... Не очень, - промямлил Игорь, припоминая колоссальный список былых
своих прегрешений и терзаясь надеждой - а вдруг это не Лаврова поймали, а
всплыло что-то другое, не такое опасное для жизни.
  - А в чем дело? - озабоченно спросила Лена. - Тебе все еще дурно? Что же
ты...
  - Да не! - отмахнулся Игорь сварливо. - Погода замучила.
  - Ах, погода! - саркастически обрадовалась Лена. - Боец, ты вообще знаешь,
который час на дворе, а?
  - Ну полдвенадцатого.
  - А во сколько надо на работу приходить?
  - Ну...
  - Нет, ты мне скажи, во сколько?!
  - Лен, я сегодня пришел на полчаса раньше обычного.
  - Игорь, милый, ты понимаешь, что Папа тебя заказал на девять тридцать? И
я тебя, негодяя, уже третий час покрываю! Что у тебя с телефоном?!
  Игорь отстегнул от пояса телефон и собрался было разыграть пантомиму, но
сержант моментально выхватил трубку у него из руки и принялся ее
придирчиво обнюхивать.
  - Постыдился бы, - сказал ему Игорь строго.
  - Леночка, а он ведь сломан у него! - радостно воскликнул сержант
- И как он это сделал? - поинтересовалась Лена. - Давай, Боец,
рассказывай! Я тоже так хочу...
  - Лен, - сказал Игорь тоном, не терпящим пререканий. - Кончай этот
спектакль. Я виноват. Я приношу тебе извинения. Но сломать наш телефон
невозможно. Он может сломаться только сам. Я сейчас пойду в оружейку и его
поменяю.
  - Тьфу! - раздалось из динамика. - Через пятнадцать минут чтоб был в
приемной! Никуда по дороге больше не заходи, у себя в отделе не отмечайся,
иди прямо ко мне. Понял? Это приказ! И запомни, даром тебе это не
пройдет!!!
  - Он будет, Леночка! - проблеял сержант. - Мы проследим!
  - А ты, Карпухин, за него не заступайся!
  - Да я...
  - Боец, ты понял меня?!
  - Так точно. Никуда не захожу, у себя не отмечаюсь, к тебе прибыть в
одиннадцать сорок пять.
  - В гроб ты меня загонишь, - сообщила Лена и отключилась.
  Игорь с сержантом крепко пожали друг другу руки. Помощник дежурного
зажимал рот ладонью и усиленно моргал.
  - Ты чего натворил? - спросил Игоря сержант. Игорь прищурился. Он все
никак не мог понять, что происходит. Ему уже приходилось бывать у
директора Службы, но никогда его не вызывали вот так - внезапно и с явным
нарушением режима.
  - Не знаю, - честно признался он. - За мной уже столько всего числится,
что я понятия не имею, какая такая история наверх просочилась.
  - Между прочим, твой Спецотдел еще не в курсе, что тебя ищут, - заметил
сержант. - Ленка именно мне приказала тебя отловить. И не по связи, а
лично приказала, когда на работу пришла. Так что ты действительно топай
прямо к ней. Дело серьезное.
  - Ничего себе... - пробормотал Игорь. Все это время голова его работала с
бешеной скоростью, просчитывая варианты развития событий, и ее-таки
заклинило. Теперь он уже окончательно ничего не понимал. - Если такая
секретность, так на фига эта истерика по интеркому?
  - Значит, довел ты барышню, - предположил сержант, возвращая Игорю трубку.
- И дурак ты после этого. Такая женщина ... Ладно, беги в оружейку. Нельзя
на Службе без телефона...
  Игорь усмехнулся. Его слегка отпустило. Во всяком случае, он уже не был
испуган, а просто чертовски неуютно себя чувствовал. Но бежать было
некуда, и это он тоже сознавал.
  - Гляди, - сказал он, доставая из кармана нож. - Заслужил...
  "Боевой" телефон Службы, внешне ничем не отличаясь от нормального,
обеспечивал кодированную связь. Поэтому корпус его вскрывался только
специальным инструментом, и любое несанкционированное проникновение
уничтожило бы контур, отвечающий за шифровку сигнала. Ломались такие
аппараты очень редко, и не от физического воздействия, а если раньше
положенного садилась батарея. Отключить их было невозможно в принципе.
Испортить преднамеренно - тем более. Пьяный Лавров на спор запихнул свой
телефон в курицу и зажарил их на пару в микроволновой печи. Курицей они с
Игорем закусили, а телефон работал как новенький.
  Лезвие со щелчком встало на стопор, и Игорь аккуратно ткнул им в тонкую
щель, рассекавшую пополам корпус телефона. Сделал лезвием замысловатое
движение, легонько нажал, и трубка вдруг распалась в его ладони на две
части, обнажив электронные потроха.
  У сержанта отвалилась челюсть. Помощник его привстал и вылупил глаза.
  Игорь подцепил ножом кусочек пластика, вставленный между контактами, и
телефон пискнул, сообщая о готовности. Игорь убрал нож, сложил две
половинки трубки, зажал телефон в ладонях и мягко, но с усилием сдавил.
Зашипела герметизирующая прок