лонение  тоже завело меня. Она, похоже, думает, что
командует. "И что ты хочешь, чтобы я сделал?"
     "Хрена я знаю!" Она отскочила от трупа Зи. "Всадники.  Может, мы сможем
найти всадников."
     Я ждал.
     "Если  они  независимы от  Монтесумы", сказала  она, "может, мы  сможем
заставить их помочь нам."
     "Как?"
     "Эта   хрень,  что  ты  колешь,  превратила  тебя  в  идиота?  Придумай
что-нибудь?"
     Поблескивание в левом глазу Зи  привлекло мое внимание. Пока я смотрел,
оно превратилось  в  настоящий  блеск. Лупе  увидела  его  и попятилась  еще
дальше. Через несколько секунд  крупинки блестящего песка начали сочиться из
глаза  вниз по щеке  Зи,  образуя рядом  с ним небольшую  кучки, размером  с
маленький муравейник.
     Лупе перекрестилась.
     Как  только  последняя песчинка  выпала из глаза,  поблескивающая кучка
начала уплывать от скалы, поначалу  медленно,  но набирая скорость,  пока не
помчалась на  юг маленькой  серебряной  змейкой и исчезла.  В  течении почти
всего процесса я не шевельнулся. Никакая куча  песка не может испугать сэмми
- я намеревался лицом к лицу встретить представляющую ею опасность. Но прямо
перед тем,  как серебряная змейка набрала скорость, я, действуя импульсивно,
рубанул  ребром  левой ладони, оттяпав ей хвост.  Мне хотелось  верить,  что
немного  моей личности,  принадлежавшей Эдди  По,  пробилось  до  сердцевины
ситуации и заставила меня так поступить, но в действительности, я думаю, это
было  деяние  мачо-сэмми,  оказавшееся блестяще  идиотским.  Песчинки  нежно
прилипли к ладони, одев ее тонкой пленкой, а потом застыли неподвижно.
     "Стряхни их!", сказала мне Лупе, глядя на песок, охвативший мою ладонь.
     Я не был склонен повиноваться ей.
     "Идиот!.." Она скорчилась рядом со мной, и с помощью лезвия перочинного
ножа, который достала  из кармана на бедре, она осторожно отслоила пленку, и
перенесла ее на платочек из такого же красного шелковистого материала, что и
ее красная  блузка.  Потом завязала платочек узлом и вручила  мне. "Держи!",
сказала она.
     "Зачем?", спросил я.
     "Эдди." Она уткнулась в меня  лицом. "Если твоя бледная задница  гринго
еще в состоянии  слышать, то слушай, что я  скажу, окей?  Здесь  в  платочке
около миллиона маленьких машин. Я не знаю, какого черта они не расплылись по
всему тебе. Может, потому что вышли из  Зи, может, они просто знают тебя. Но
если ты швырнешь их на Чилдерса, они, наверное,  сжуют его на фиг. А  теперь
держи проклятый платочек!"
     Я взял его и сунул в карман рубашки.
     "Ты ничего не хочешь сказать?" Лупе двумя пальцами  ткнула мне в грудь.
"Ты просто будешь тут сидеть?"
     Я не  ответил, занятый исследованием потенциала ситуации. Идея выйти на
Чилдерса с карманным узелком, содержащим грамм  машинной пыли, не показалась
мне особенно мудрой.
     Лупе  попыталась дать  мне  пощечину,  но  я перехватил  ее запястье  и
стиснул так, что она вскрикнула. Я отпустил, и она отшатнулась на безопасную
дистанцию. Слеза показалась в уголке ее глаза,  сверкнула ожившим кристаллом
и сползла по щеке.
     "Пожалуйста, Эдди! Пожалуйста, выслушай меня."
     Ее плачущий тон не тронул меня, но потом она снова разозлилась,  и хотя
ее голос еще сохранял оттенок слабости, я согласился ее выслушать.
     "Черт  тебя  побери!",  крикнула  она. "Мы должны убить этого  сукиного
сына,  Эдди!  И ты  должен  мне  помочь!" Она опустилась на колени,  потирая
болевшее запястье. "Ты  хочешь, чтобы я сказала,  что  люблю  тебя? Это тебе
сделать? Да мне плевать на все, мне это  на хрен не надо! Но это правда -  я
люблю тебя! Слышишь, мужик? Я тебя люблю, сволочь, окей?"
     Под  слоями  фальши, окутывавшей  душу  Лупе, оказалось нечто,  чего  я
прежде  не  видел, некая осязаемая  сила,  ставшая видимой - как  казалось -
после ее признания в любви. Была ли это  любовь? Я  не  знаю. Это могла быть
очередной  игрой Лупе, деянием ее фундаментальной фальшивости. Но чем бы это
ни  было, эмоция проявилась очень сильно, и ее сила вместе с  гневом Лупе не
только впечатлила  сэмми, она заговорила с меркнущими  останками Эдди  По, и
соединила  эти две  части  меня единством  цели. Казалось,  Лупе изменилась,
достигнув  могущества  эмблемы,  иконы,  той причины,  чтобы каждому солдату
пожертвовать  собой. Глаза ее  приобрели  бездонность  медиума, как у черной
материи  всадников.  Щеки напряглись,  красные  губы  раздвинулись.  Все  ее
слабости  и лживая субстанция, казалось,  растворились, исчезли, как  снятая
кожа,  открыв под  собой новое создание.  И  я  почувствовал  к ней  то, как
инфантильная   любовь   Эдди  По   и  химически   вылепленная,  развращенная
самурайская честь сэмми соединились между  собой,  чтобы образовать страсть,
исполненную сознанием  долга.  Если бы Зи был рядом, я бы  ответил ему, чьим
солдатом я стал ныне.


x x x
     Пока мы  переходили  из  дня  в  вечер, настроение Чилдерса  оставалось
жизнерадостным -  смерть Зи оказалась для него событием типа "ну, ладно" - и
он рассказывал  нам  истории про Гватемалу. Как  его взвод,  соединившись  с
большим  отрядом   про   правительственных  войск,   взял   штурмом  деревню
повстанцев, убив  там всех.  После победы она нашли громадный жбан домашнего
пива -  как морские пехотинцы перессорились с гватемальцами  из-за обладания
пивом  и в  конечном счете тоже всех  поубивали.  Он рассказывал,  как сэмми
видят души мертвых, что возносятся с поля боя, и  как он сам видел  страшные
антропоморфные  создания в  джунглях,  невидимые  обычному  глазу. Они  были
стройными, очень быстрыми,  их  кожа напоминала  кожу хамелеона и  позволяла
сливаться с фоном древесной коры и листьев. Солдаты его взвода убили одного,
но  не смогли сохранить. Насекомые съели все, кроме костей. Чилдерс сохранил
кусочек кости, и когда этот кусочек проанализировали, оказалось, это останки
человеческого ребенка.
     "Граждане могут сказать, что мы пристрелили обычного парнишку",  сказал
Чилдерс. "Но  что  они  знают?  Проведешь  время  в Гватемале,  и  начинаешь
понимать,  что в  подобных местах странное - нормально. Наверное, дети стали
мутантами, живя в джунглях, тогда все сходится."
     Фрэнки семенил  впереди, снимая его во время разговора, и Чилдерс встал
в позу, напрягая бицепсы.
     "Как-то раз", сказал Чилдерс, "мы отдыхали в Сан Франсиско де  Ютиклан,
город  -  мусорная куча  на  Рио Дульсе, прямо на краю джунглей. Город вырос
возле  реки. Все трущобы стоят  на сваях, соединенных дорожками. Большинство
из живущих -  проститутки. Сутенеры,  бармены и проститутки  - все были там.
Последнюю  пару  недель мы воевали вместе с ангольцами. Крепкие ублюдки. Они
не великие солдаты, но большие убийцы, а мы нуждались в компании. Мы забрали
себе мега-трущобу на берегу реки. Два этажа  с  десятками связанных номеров.
Осветили  все местечко. Побросали  всех местных  крутых  в  речку  и  начали
забавляться с женщинами. В общем, я был в номере со своей сеньоритой - сучке
было  не более  пятнадцати,  но это была  та  еще зверушка! И я услышал, как
завопил Джего. Джего Уортон. Один из  моих приятелей. Нас шестеро или семеро
нашли его  номер и ворвались  внутрь. Он лежал  на  постели, глядел  в  угол
потолка и вопил.  Он ужаса. Мы подняли  глаза туда, куда он смотрел, и боже!
Его  шлюшка висела вниз головой с жестяной крыши.  Словно чертова паучиха. У
не на лице были черные отметины - словно кожа была взрезана и что-то с силой
пробивалось изнутри.  Кто-то пристрелил ее,  а мы привели в порядок Джего. Я
не  знаю,  что  это  была  за  чертова  сучка.  Может, какая-то  ведьма.  Мы
сообразили, что, должно быть, здесь есть и  другие такие же, поэтому собрали
остальных шлюшек и проверили их. Нашли еще четверых. Хотели  пристрелить, но
Джего..."  Чилдерс  засмеялся,  "...  Джего заорал: "Нет, парни! Не убивайте
их!" И начал рассказывать,  какое удивительное  траханье устроила ему первая
до того, как перешла в  режим паучихи. Что-то неземное, сказал он. Тогда  мы
принялись трахать  остальных четырех. Мы пристально  следили, чтобы  они  не
могли  ничего  сделать  по-паучьи,  и  Джего  оказался  прав.  У  ведьм были
какие-то,  наверное,  тройные  суставы.  Их  можно  было  сложить   в  любую
трахальную  позу."  Он снова  засмеялся  -  весело, легко.  "Почти  в  любую
трахальную позу."
     Я  попытался  сложить воедино те  вещи, которые сам начал видеть - гало
вокруг предметов, фантомные призрачные образы в воздухе, и тому подобное - с
рассказами Чилдерса. Могут ли эти  умеренные галлюцинации  развиться в дикое
искажение  реальности?  Начну ли  я видеть то, что  Чилдерс  хочет,  чтобы я
видел? Трудно поверить,  что  он действительно  видел  те  вещи,  о  которых
рассказывает, и я  подозреваю, что  сэмми,  живя в  тесноте и под  стрессом,
могут  начать видеть  все, что им захочется. Такое свойство делает их работу
легче для  совести,  но совсем  не готовит их для возвращения  к гражданской
жизни. Но, возможно, что-то в таких историях  есть, что в мире имеется много
миров,  которые все  пересекаются  в местах,  наподобие Гватемалы,  и только
сэмми знают их секреты и тайны.
     Той ночью мне не представилась возможность ввести пыль из платочка Лупе
в  кровь Чилдерсу, и я не уверен, что воспользовался бы  такой возможностью,
если б  она представилась -  это  мог быть наш единственный шанс, но  он был
слишком уж с дальним прицелом, а  я предпочитал дождаться более значительной
возможности. Вскоре у Чилдерса либо закончились истории, либо исчез позыв их
рассказывать, и мы в молчании  пошли по освещенному луной песку. Когда бы мы
не  останавливались отдыхать, он садился далеко  от нас или совсем скрывался
из виду. Во время таких перерывов  Лупе  делала безумные предложения о  том,
что мы должны  делать и  побуждала  меня  придумать что-нибудь  свое,  но  я
игнорировал  ее  и  сосредоточился  на собственной  фокусировке.  Я  не  мог
представить  сценария,  который  не  включал  бы  физической конфронтации  с
Чилдерсом, а я хотел быть к нему готовым.
     Восход застал нас на верхушке гребня, глядящего на озеро поблескивающих
машин  с  деревушкой из  глинобитных  хижин на  дальнем  берегу,  то  есть в
нескольких  милях.  Восточное  небо  покрывали  полосы  пылающего  агата,  а
ярко-алое солнце жарким туманцем превращалось в сердцеобразную фигуру, некую
Розу   Ацтеков,   окрашивающую   склоны   холмов   и   силуэты  сагуаро   на
бледно-индиговом небе. Чилдерс  долго разглядывал деревушку в бинокль, потом
передел его мне. Там стояла тридцать одна хижина. Их формы были до странного
современны,  словно  если  бы  бунгало  отеля  были  сконструированы,  чтобы
удовлетворять  местному колориту. По пыльным  улицам  ходили люди.  Индейцы.
Большинство в белых длинных одеяниях. Я заметил человека на  лошади.  Лошадь
была сделана из серого металла, который,  казалось, обладал гибкостью плоти.
Ее выпученные глаза были из  обсидиана,  на  морде и  боках  -  обсидиановые
украшения. В правой  руке человек держал копье с длинным  лезвием,  на левой
болталось тело хлыстоподобного  черного  животного с плоской головой, смутно
напоминавшего что-то кошачье. Атмосфера сцены носила обыденный характер,  но
все  детали  были  совершенно  экзотическими  и  от подобного  диссонанса  я
чувствовал себя неспокойно.
     "Это он", сказал Чилдерс, забирая бинокль.
     Лупе, опустившаяся на колени, спросила: "ИИ?"
     Чилдерс не  обратил на нее внимания. "Ол райт", сказал он мне. "Я хочу,
чтобы ты выслушал."
     Мой сержант - мой враг. Пока он  говорил,  я  изучал грубую  карту  его
лица, пытаясь  прочесть его микровыражения, и заключил, что несмотря на свою
браваду Чилдерс боится.
     "Мы идем туда", сказал он. "Устроите мне любое затруднение и я убью вас
обоих. Бац! и готово. Просто и без размышления. Слышишь, что я сказал?"
     Я кивнул.
     Он поднял  винтовку и взглянул на меня холодным, твердым взглядом. "Что
бы  ты  обо мне не думал, хороший парень  здесь - я ."  Он жестом показал на
деревню. "У той штуки для нас имеется план. Для всех нас. Он хочет, чтобы мы
сдохли. Так он  намерен гарантировать  свою  безопасность. Карбонеллы думали
правильно.  Монтесума хочет  завладеть нашей  силой. Он хочет остаться один,
чтобы делать,  что пожелает, без вмешательства человека. Самый легкий способ
избавиться от нас, это  превратить нас всех в заумных уродов, вроде  Зи.  Ты
этого хочешь?  Мне так не кажется. Ты хочешь иметь право крутить собственной
жизнью по своему усмотрению. Тебе не нужна проклятая машина, которая все это
делает за тебя. Поэтому, если ты хочешь сохранить это право, если  ты хочешь
вернуться в  Эль Райо и снова быть Эдди По, то тебе лучше  помнить - хороший
парень  здесь это я.  Я  герой. У тебя два  выбора.  Ты можешь умереть,  или
можешь тоже быть героем. Лично мне без разницы, который выбор ты сделаешь. У
меня работа - это все, о чем я забочусь. Но тебе есть о чем задуматься."
     На севере несколько всадников двигались по гребню, и Чилдерс следил  за
ними секунду-другую. "Перемать", сказал  он отстраненно, словно говоря сам с
собой. "Если я не отошью его, весь мир станет похож на это."
     Я  подумал об этом, о мире, в котором  живешь на  берегу  озера машин в
свете Розы Ацтека и скачешь  на  стальной лошади, преследуя  темных тварей с
хлыстоподобными хвостами. Это не  выглядело так  уж плохо,  и все-таки слова
Чилдерса о самоопределении  расшевелили  мою кровь. У меня не было  истинной
веры  в  данную  концепцию - насколько я мог судить,  свободная воля  так же
иллюзорна,  как и  пятно  черного тумана, что недавно  затемняла мне зрение.
Стараешься выжать лучшее из того, что представляет жизнь, и все-таки никогда
по-настоящему не понимаешь, что же тебе представили. Однако в  данный момент
мне хотелось в это верить.
     "Надо  было забомбить  сучью сволочь", сказал Чилдерс. "Ну и что,  если
экономика рухнет? Это единственно надежный способ."
     Он провел  прикладом по песку и посмотрел на сделанную отметину. Фрэнки
подбежал ближе, чтобы взглянуть под углом на его лицо,  и я понял, как много
людей, должно быть, следят за нашими действиями. Верят ли они, что мы актеры
в  пародии  на  конец  мира? Или  сидят на  краешках  стульев, понимая,  что
решается их судьба? Большинство, вероятно, просто запутались в сценарии, или
подумывают,  не переключиться ли на футбол,  или надеются, что мы с Лупе еще
успеем устроить славное непотребство до того, как им идти на работу.
     Чилдерс  швырнул  винтовку в воздух  и схватил ее  за  приклад  сильной
правой  рукой.  Он  так  широко заулыбался,  что  сержантские  полоски почти
скрылись в кожистых складках. "А, к черту!  Пойдем-ка, повеселимся!", сказал
он.


x x x
     Никто не обратил внимания,  когда Чилдерс вошел в  деревню. Он принялся
исследовать место, и индейцы в белых робах натыкались бы прямо на него, если
б он не уступал дорогу. Но Лупе и меня они увидели, когда мы приблизились, и
вышли, чтобы встретить нас на краю  моря машин.  Они все улыбались наподобие
Зи, речи их полнились общими  местами и блаженной уклончивостью. Они и  были
блаженны, решил я. Они сменили иллюзию свободной  воли на  иллюзию мира. Они
относились  к  нам,  словно  мы  были  давно  потерянными  членами  племени,
осторожно  притрагиваясь,  предлагая еду и  питье, дали нам  искупаться,  и,
наконец,  проводили  в  отдельное  бунгало, построенное  не  из глины,  а из
красновато-коричневого камня, вырубленного орудиями,  не оставившими следов,
внутри было  прохладное  темное  пространство с  белой  постелью,  кухней  и
мягкими стульями. Потом они  оставили нас одних. Измученная  Лупе повалилась
на  постель.  Фрэнки простроился  рядом с ней и  начал показывать  на  стене
съемки нашего  путешествия. Я уселся на один из стульев, размышляя, является
ли  деревня демонстрационной моделью машинного благословения Монтесумы, тем,
что он сделает  для человечества, или это просто обычная,  импровизированная
штука,  ИИ-способ  обращаться с  какими-то  муравьями,  что он  обнаружил на
заднем  дворе. Голова полнилась образами старых  фильмов о злых компьютерах,
пытающихся поработить человечество, однако замечание Чилдерса, что  ИИ хочет
остаться в одиночестве, казалось гораздо более разумным представлением того,
чего   могла   бы   желать  разумная   машина.  Если   Монтесума  играет   в
геополитические и корпоративные шахматные игры, чтобы утвердить самого себя,
чтобы  он мог затем обратить мир в  древнюю религию  с  новеньким с иголочки
сюжетом... что ж, это тоже имело смысл. Религия всегда была  наиболее мощным
оружием в человеческом арсенале, ее эффективность проверена тысячелетиями, и
версия ИИ, подкрепленная микроскопическими апостолами,  была бы устойчивой и
к ошибкам, и к еретикам. Раз оказавшись в пастве, человек оставался бы в ней
навсегда. Может, Чилдерс действительно хороший парень, подумал я. Может, мне
стоит помочь ему, вместо того, чтобы замышлять его убийство?
     Чуть позже Лупе  села в постели  и  сказала: "Черт!  Эдди, поди  сюда!"
Потом обратилась к Фрэнки: "Прокрути последний эпизод заново."
     Образы  на  стене задергались в обратную  сторону, остановились,  потом
пошли вперед. Съемка Фрэнки показывала, как Чилдерс шагает прочь от камеры в
теснину между желтоватых скал - ландшафт был  близок к тому большому валуну,
рядом  с которым умер Зи. Чилдерс прошел по дефиле  пару  сотен ярдов, потом
остановился и начал  снимать одежду. Он оглянулся в сторону камеры, и Фрэнки
нырнул в укрытие, камера показала крупный  план  камня.  Когда  Фрэнки снова
выглянул, нагой Чилдерс занимался упражнениями тай-чи.  Я не  замечал ничего
такого,  что  так  возбудило  Лупе.  Но  когда  его  движения   стали  более
экстремальными, я понял,  на что она отреагировала -  тело Чилдерса во время
занятий менялось, растягиваясь и сжимаясь с текучестью змеиного. Камера дала
крупный  план  его  лица. В  глазах  был  явно различимый блеск, который  не
являлся результатом отражения света.
     "Увеличь один глаз и задержи", сказала Лупе. А когда Фрэнки сделал, что
сказано, она приказала показывать дальше на малой скорости.
     При  большом  увеличении   глаз  оказался  доказательством   технологии
Чилдерса.  Блеск  в  глазах  Зи  обладал тем  же  неорганическим  глянцем  и
накапливался с той же скоростью.
     "Окей", сказала Лупе. "Нормальная скорость и расстояние."
     Чилдерс начал  карабкаться  на скальную стенку с  живостью  и быстротой
обезьяны. Я видел, что в бою не имею против него абсолютно никаких шансов, и
это подкрепило мое ощущение, что я должен с ним объединиться. Какой бы он ни
был сволочью, какой бы он не оказался полу-машиной, он, похоже, был наиболее
близок к  образу хорошего парня  в сценарии.  Но  когда я довел эти мысли до
сведения Лупе,  она разозлилась.  "Боже... До тебя  еще не дошло?",  сказала
она. "У  правительства нет технологии, чтобы сделать что-то  вроде Чилдерса.
Такое дерьмо может соорудить только AZTECHS."
     "Что ты несешь? Монтесума пользуется Чилдерсом, чтобы укокошить себя?"
     "У тебя  мозги, похоже, расплавились. Это еще  один ИИ, Эдди. Наверное,
так.  Другая машина пытается  завалить Монтесуму. Чилдерс работает на другой
ИИ."
     "Наверное... Я не знаю..."
     "Не  надо,   Эдди!   Думай!  Вся   бредятина,   что  Монтесума   боится
американцев... все  это чепуха!  Если Америка  хотела  ба  стереть его,  она
сделала бы  это в ту же секунду, когда  нашла, где находится его  мейнфрейм.
Единственная причина, по которой это еще не сделано, то, что они не могут!"
     Я все еще не врубался.
     Лупе уставилась на потолок  и с  отвращением произнесла:  "Боже!" Потом
сказала мне: "Слушай, мужик! Некий ИИ, полный американских военных секретов,
кодов, всего  такого,  линяет и прячется  в  Мексике.  Типично  американской
реакцией  было  бы: Убить его! Но они  его не убивают,  они оставляют  его в
покое, так что он может добиться