Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
езоморфным маньяком. Но сэмми
убивающий сэмми за пределами ямы не слишком обычен, а Креспо был
прославленным бойцом в ямах, иконой для своих братков по наркоте. "Есть
идеи, кто?", спросил я.
Чилдерс покачал головой и тяжеловесной медлительностью статуи, только
что вернувшейся к жизни. "Какой-то опасный засранец."
"Такой же опасный, как ты?"
"Кто может сказать?"
"Увидимся позже", сказал я и очистил экран.
x x x
Я посасывал текилу, обдумывая возможность нанять еще одного-двух сэмми,
но решил, что слишком много амбалов может расшевелить Карбонеллов. Я
проверил часы. Семь двадцать две. Скоро время Гваделупы. Я порылся в кармане
куртки, выкопал синюю желатиновую капсулу, из тех, что дал папе, и проглотил
с глотком пива. Ожидая, пока синяя подействует, я задумался о том, что папа
сказал о Гваделупе. Я и не сомневался, что она пользуется мной, чтобы
пропихнуть дальше свою карьеру. В стране с миллионом телеканалов она была
восходящей звездой и благодаря мне имела доступ к историям, которыми
оживляла свое еженедельное шоу, два часа пограничных новостей вперемешку с
сексом, большую часть коего изображали ваш покорный слуга и сеньорита
Гваделупа Бернал. Я надеялся, что наша связь может развиться за пределы
бизнес-содружества, но именно это служило причиной папе верить, что меня
дурят. Но в своем ограниченном восприятии жизни, обдуренный или нет, я почти
полностью был доволен быть хозяином службы секьюрити и полузнаменитым
сонаездником Пограничной Розы.
К восьми я плавал по ярко-голубой волне психотропной любви, о любовь!,
а моя естественная готовность возросла до уровня пришибленной луной
мартышки. Точно в восемь металлическая дверь в центре клуба с грохотом
отворилась и жаркое свечение Эль Райо заполнило все тени, вызывая красный
отблеск на стойке и сверкая в зеркалах. Потом небольшой сейсмическое
содрогание, завеса огня исчезла, и Лупе широким шагом вошла в мексиканскую
половину клуба, ее камера семенила возле высоких каблуков - стальная
шестилапая помесь ящерицы и жука размеров в чихуахуа, технологическая
любезность AZTECHS. Огонь вернулся, взяв ее в раму наподобие Матери Божьей
из Гваделупы, она пошла ко мне. Высокая, гибкая, бледная, в белых слаксах и
шелковой красной блузке с открытым воротом, расшитой черными розами. Дверь
загремела обратно, вернув "Крусадос" к привычному полумраку - но Лупе,
казалось, светилась на фоне железа.
Она устроилась на табурете рядом со мной, витки ее духов заскользили
вокруг меня. Быстрый влажный поцелуй. Лицо накрашено для выступления.
Блестящие ярко-красные губы, глаза с помощью наведенных кисточкой теней
трансформированы в крылья темной бабочки; однако я видел иберийскую
геометрию широких скул, узкого подбородка и прямого носа. Она наклонилась ко
мне и прошептала: "Мы сможем уединиться, бэби? Мне нужна новая запись для
врезки при открытии."
Мы прошли по коридору за угол от главного зала и нашли незанятую
комнатушку. Черные стены, черная кушетка с хромовой отделкой, скрытое
освещение. Маркиз де Сад был бы здесь счастлив. Мы торопливо разделись и
занялись любовью, пока камера резвилась на стенах над нами и рядом с нами,
подкрадываясь, словно богомол на охоте, осыпая нашу кожу жемчужинами огней.
Обычно Лупе любила, чтобы я болтал ей всякую чепуху, занимаясь медленным,
грубым, само-объясняющим траханьем, но, похоже, сегодняшнее шоу затмилось
другими, поэтому мы провели все классически, просто шепоты и вздохи, когда
мы двигались в унисон с ударами сердца из центра плотской пограничной ночной
экстатической жизни, без всяких границ между людьми, между нациями, часть
радио-видео-слишимо-чувственно трахального потока образов, танцующих вдоль
красной линии змеиного подбрюшья, что связывает океан с океаном. Я до конца
изгваздался вместе с Лупе. Ее дыхание было моим дыханием, мы плыли против
течения в кровавой полуночи, предлагая все, что у нас есть, безбрежному
кабельному синдрому. Я чувствовал, как эти образы курсируют по моей коже,
словно об меня трутся сотня тысяч кошек-в-секунду, а потом, тихо
отлеживаясь, пока Лупе восстанавливала свой макияж, я все еще чувствовал,
как они шевелятся возле нас наподобие призраков.
"Фрэнки", сказала она, и жукоящерная камера повернула к ней
рылоподобные линзы. "Крути вступление."
Голографический образ Лупе в ее белых слаксах и красной блузке появился
в центре комнаты на фоне песка, шалфея и кактусов, и слабым голоском начал
говорить:
x x x
Двадцать три года назад кто-то установил указатель в пустыне. Посреди
пустоты, в 150-160 милях к востоку от Эрмосильо, что на тихоокеанском
побережье. Всего лишь простой деревянный указатель размером с афишу с тремя
словами аккуратно выведенными черной краской: РЕАЛЬНОСТЬ ОСТАНОВИЛАСЬ
ЗДЕСЬ.
x x x
"Начни перемежать с сексом", Лупе сказала Фрэнки. "Чередуй между мной и
Эдди и кадрами меня в пустыне."
x x x
Там не было никаких очевидных причин для указателя - он не отмечает ни
дорогу, ни здание, ни течения реки, ни природного образования хоть какой-то
значимости. Место, где он стоит, находится в сердце дикого безбрежья
кактусов, песка и скорпионов. Первым, о ком известно, что он увидел знак,
был змеелов на джипе, заявивший, что изрешетил его дырами, но когда
несколько дней спустя кто-то проверил его слова, он нашел знак
неповрежденным. Казалось, что эта история, разозлила людей, или по крайней
мере предложила им неодолимое искушение; они принялись на регулярной основе
варварски разрушать этот знак, приезжая из Эрмосильо, с границы, и в
конечном счете даже издалека, из Монтеррея и Са-Луис-Потоси. После каждого
инцидента знак заново возникал, как новенький, иногда всего через несколько
часов после того, как его сжигали, распиливали или расстреливали из
дробовика, не оставляя никаких намеком на то, кто же занимался починкой.
x x x
"Сейчас я хочу услышать тяжелое дыхание", сказала Лупе; она взглянула
на меня и улыбнулась. "Хорошее кино, Эдди. Ты что-то принял сегодня?"
"Просто голубую", ответил я.
"О-о." Она посмотрела на меня собачьим взглядом. "Ты, наверное, страшно
любишь меня, правда?"
"Не порть настроения", ответил я. "Я счастлив."
x x x
Общее мнение пришло к тому, что знак, должно быть, какая-то
мистификация - фраза РЕАЛЬНОСТЬ ОСТАНОВИЛАСЬ ЗДЕСЬ носит дерьмовый привкус
художественной школы. Однако эта точка зрения получила большой удар, когда
один ученый из университета в Мехико-сити заинтересовался сообщениями о
магической неуязвимости знака, взорвал его динамитом и вместе с кучкой
помощников и батареей камер окружил весь район. Двенадцать часов спустя знак
оказался на месте. Хотя все клялись, что не спали, ни ученый, ни его
помощники нес могли объяснить, как это случилось; не помогли даже фильмы,
которые они снимали. Камеры одиннадцать часов пятьдесят девять минут
записывали, как обломки лежат неподвижно; потом последовали шесть секунд
разрыва в записи, заполненные статическими разрядами. Когда статика исчезла,
знак стоял как прежде, а обломки исчезли.
"Окей", сказала Лупе. "Начинай стробировать сексом."
x x x
С этого момента район на целые мили вокруг знака стал считаться чем-то
вроде пустынного Бермудского треугольника. Сообщалось об исчезновениях и
появлениях, множились легенды о сверхъестественном. Если не считать
сдвинутых, люди держались подальше от этого района. Потом, десять лет спустя
после того, как знак увидели впервые, он исчез. Тем не менее, место, где он
стоял, пустовало не долго. Через несколько дней знак заменила каменная
голова высотой примерно в три с половиной этажа, высеченная в стиле ацтеков,
и представляющая императора Монтесуму, несколько веков назад свергнутого
конкистадорами. Лежа на боку, рябая и осыпавшаяся, с далекого расстояния она
казалась реликтом мертвой культуры; однако при взгляде вблизи становилось
ясно, что это не фрагмент древней статуи, но лого какой-то весьма
современной организации.
x x x
AZTECHS.
x x x
Снимок громадной каменной головы сменил лицо Лупе. Глаза были
телеэкранами и по ним проплывали летучие образы природного мира. Птицы в
полете, крадущиеся койоты, змея разворачивающаяся на кусте, слоны
переходящие реку...
"Забрось картинку секса в глазные экраны головы", сказала Лупе. "Потом
во время следующей секции сделай крупный план одного экрана." Она посмотрела
на меня через плечо. "Мило, правда?"
"Весьма", ответил я.
x x x
Когда вдоль всей границы начали появляться магазины AZTECHS, продавая
революционную технологию по сниженным ценам, пользуясь каменной головой для
своего лого, казалась,что загадка разрешилась. Однако часть тайны продолжала
оставаться нераскрытой...
x x x
Лупе начала разворачивать историю о том, как один из американских
военных ИИ, который с тех пор начал называть себя Монтесума, успешно
загрузил копию самого себя в мексиканское хранилище данных, стер оригинал и
установил виртуальное королевство в глубокой пустыне, гарантировав свое
выживание посредством контрактов между своей тогда секретной
бизнес-организацией "AZTECHS Corporation" и многонациональным конгломератом
по всему миру - контрактов, которые, будучи нарушенными, повлекли бы за
собой катастрофические результаты для глобальной экономики. Пока Фрэнки
заставлял голографическую картинку сдвигаться все ближе к каменной голове,
чье широкое лицо и толстогубый рот, казалось, выражают скорбное спокойствие,
я следил как я и Лупе занимаемся безобразиями в экране левого глаза. В наших
отношениях было несколько ненадежных звеньев. У нас было мощное физическое
влечение друг к другу, однако секс был всего лишь средством оплаты между
нами. Как любит говорить папа, Лупе играет мной, а я играю ею, используя
собственную знаменитость для создания новых бизнес-возможностей. Сознавая,
что все это правда, признавая, что это окей, я все еще злился на то, что он
это сказал, и пытался найти в наших телепредставлениях какие-то знаки, что
Лупе и я - это нечто большее, чем просто бизнес, что извивающиеся образы,
спрятанные в глазном экране, рассказывают о более глубоком влечении - не
потому, что я так уж сильно на это надеюсь (так говорил я себе), а просто
потому, что хотелось доказать, что папа ошибается.
"Сделаешь угасание", сказала Лупе Фрэнки, "и отмотай назад, пусть
слышат, как я кончаю."
Образ каменной голову угас под мелодию стонов и выкриков Лупе. Она
стояла и смотрела на меня с выражением преувеличенного участия. "В чем дело,
Эдди? Ты выглядишь печальным."
"Ничего." Я начал застегивать рубашку. "Просто папа снова грызет меня
за задницу."
"Тебе надо съехать оттуда", сказала Лупе, проведя рукой по моему плечу.
"Ага, наверное." Я уселся.
"Что он тебе сказал?"
Я сообщил.
"У тебя-то нет будущего?" Лупе пренебрежительно фыркнула. "Болтовня
старого говнюка!"
"Он говорит, ты мной играешь", сказал я.
"Играю с тобой - что ж, возможно."
"В обоих смыслах?" Я поднялся на ноги, натягивая слаксы.
Лупе подняла мою наплечную сбрую. "Новый пистолет?"
"Новый для меня. Купил у сэмми. Думаю, он натворил заварух там в
Гватемале." Она стала играть с настройками на рукояти, и я выхватил у нее
оружие. "Не шали с этим", сказал я. "Взорвешь что-нибудь. Ты переключила его
на стрельбу гранатами."
"О, как мило!" Она погладила пистолет и зазывно мне улыбнулась. "С
тобой я чувствую себя в такой безопасности."
Дразнилки - нормальны для Лупе, и я привык к ним; но сегодня они меня
раздражали. "Действительно?", спросил я.
Она озадаченно посмотрела на меня: "Что?"
"Да все шуточки, да шуточки", сказал я. "Хотелось бы знать, что ты
чувствуешь на самом деле. Ты действительно в безопасности со мной?"
Она повернулся спиной, сложив руки. "Не начинай!"
"Да? Что ж, я хочу знать, что происходит." Я повернул ее лицом к себе.
"Знаешь, когда мы трахаемся, я тебя чувствую. Прямо сам, прямо в своей
башке. Но я хочу услышать это от тебя."
Они стояла молча, отказываясь встретить мой взгляд.
"Ну, давай!", сказал я. "Прояснимся. Тебе совершенно плевать на меня,
скажи прямо."
"Что я чувствую", гневно ответила она, "ничего общего с этим не имеет.
Я говорила тебе тысячу раз, я вся настроена на карьеру. Ты хочешь знать,
люблю ли я тебя?" Она насмешливо подчеркнула слово "люблю".
"А любишь?"
Она взглянула вверх на меня, и я мог поклясться, что заметил смягчение
в ее твердой скорлупе, но только на мгновение. "Да или нет, какое разница?
Это бизнес, Эдди. Я не позволю эмоциям испоганить его."
Фрэнки направил на меня свои линзы, прицепившись к стене в нескольких
футах. Я замахнулся на него, и он по паучьи убежал прочь. "Ты и это
снимаешь?", спросил я Лупе. "Ты снимаешь это прямо сейчас?"
"Прочитай свой контракт. Пока мы вместе, я могу снимать все, что
захочу."
"Чтоб тебя!" Я закинул на себя наплечник и подхватил свою куртку.
"Пошли."
"Рано же! Я думала, мы еще успеем выпить."
"Если придем рано, Фрэнки сможет сделать несколько твоих нагих кадров
на фоне головы." Я говорил с сарказмом, но увидел, что Лупе это показалось
ужасно интересной идеей.
x x x
Человек, которого нас наняли охранять сегодня ночью, официальный
представитель "AZTECHS Corporation", именовал себя как Z-2 (как в кино
Montezuma-2). У него было лицо каменной головы, и даже поговаривали, что ему
сделали операцию, что ИИ захватил какого-то ублюдка, потерявшегося в
пустыне, и дал ему новое лицо, новое все. Кем бы он ни был раньше, теперь он
стал суперзвездой, и я подогнал для него лимузин, старый подновленный черный
Роллс с таким количеством брони, что даже Годзилла не смогла бы поцарапать
его молотком.
Мы покатили на юг в пустыню и чуть больше чем через час оказались
вблизи головы. Со своими пылающими глазами и слегка выветренными чертами
лица с массивной стоической мрачностью она обладала колдовской аурой, как
если бы каким-то ужасным образом была живой, обреченной обитать в пустыне,
полной шалфея, скорпионов и органных труб кактусов, слепо глядя в вечность,
демонстрируя, но не видя, образы вещей, которые когда-то любила. Лупе вышла
попозировать возле головы, а я раздвинул крышу лимо и сидел, уставившись на
звезды. Они были такие яркие, что песок пустыни в их свете казался голубым,
а низкие покрытые шалфеем холмы резкими очертаниями выделялись на фоне неба.
Я не нервный, однако занервничал, представляя, что может случиться плохого,
когда имеешь дело со злобными ублюдками, наподобие Карбонеллов. Старые
картели были серьезно жестокими, но Карбонеллы, вместе с семейством Гусманов
и недавно объединившимися молодежными бандами, которые взяли имя Лос де
Абахо, т.е. подонки ... они подняли злобность на новый уровень. По их
взглядам, массовое убийство надо бы утвердить новым олимпийским видом
спорта. Я был удивлен, когда Карбонеллы согласились позволить Лупе снимать
переговоры, но сейчас до меня дошло, что показ в открытую их преступной
активности в шоу с международной аудиторией зрителей является подтверждение
их власти и мощи. Им плевать, кто там знает, чем они занимаются. Попробуй
останови нас - таков их подход. У нас собственные законы.
Сэмми, что следовали за Роллсом в бронированной машине пехоты,
установили периметр и встали на посту с коротковатыми AR-20 наготове, все
четверо в пустынном камуфляже и пластиковой броне, с переносными
прожекторами. Я прежде работал с командой Креспо. У Фетисова бледно-русые
волосы, на спине татуировка русской иконы. Деннар, как и Креспо, был могучим
борцом на аренах, афро-американец, с египетскими иероглифами татуированными
на губах и веках. Морли снайпер, и на его груди татуированы десятки
крошечных голубых гуманоидов, отчет об убийствах в Гондурасе и Гватемале. Я
еще не видел наколок Чилдерса, но предполагал, что это самореклама,
наподобие Морли, несколько десятков душ, представленных выразительными
восклицательными знаками из черных роз. У всех была базовая внешность сэмми:
короткая стрижка, пристальный взгляд, тяжелая мускулатура, мрачное
выражение. Несколькими месяцами ранее я посетил Креспо в его доме в
компаунде Зеленая Крыса. Высокие каменные стены поверху были усеяны
разнообразными устройствами слежения, окружая старый отель - три этажа
зеленого штука и пыльный двор, где бойцы тренировались день и ночь.
Жутковатая смесь тюрьмы, военных бараков, додзе и монастыря. Сэмми ненавидят
музыку - они просто лезут на стены от любой музыки - поэтому слышались
только крики ярости со двора и распеваемые мантры силы. Накаченные мужики
всех сортов сидят в одиночных клетушках и сводят в фокус обостренное
наркотиками зрение; другие поднимают тяжести и укрепляют конечности, стуча
по разнообразным твердым предметам. Проходя по территории, я чувствовал себя
олененком в клетке со львами. Думаю, правильно было бы сказать, что
наркоманы-сэмми - это клоуны родео в нашей мусорной вселенной, самые
гнусные, самые функциональные и самые надежные из их породы.
Без двадцати час Деннар подал сигнал. Я выбрался из лимо и взглянул,
куда он показывал. Ярдах в сорока слева от головы был пригорок, охраняемый
органными кактусами. С его вершины за нами следил появившийся всадник на
коне, вскоре к нему прибавились еще два. Их силуэты чернели беззвездными
дырами на небе. Что-то в их манере сидеть на конях зашевелило волосы у меня
на затылке. Они оставались на гребне с минуту, потом повернули лошадей и
скрылись из вида. Вскоре после этого уверенным шагом из-за пригорка вышел
Зет-2, одетый в светло-серый костюм и рубашку в тон. Он прошел мимо сэмми,
не поздоровавшись, и обратился к Лупе, которая - взволнованная и
возбужденная - подбежала, чтобы встать рядом со мной. "Сеньорита Бернал",
сказал он, "encantada" [исп. я восхищен]. Он повернулся ко мне и сказал:
"Полагаю, никаких изменений, сеньор По."
"Никаких", ответил я. "Мы доставим вас в дом Рамиро к трем. Потом..." Я
пожал плечами. "кто знает..."
"Никто, кроме бога", сказал он и улыбнулся. "Но будьте уверены, бог
следит за нами сегодня ночью."
Пока мы ехали в сторону Эль Райо, Зет-2 сидел на сидении, обращенном
назад, рядом с ним Лупе, Фрэнки вверх ногами прицепился к крыше, снимая
интервью. Представитель отвечал на каждый вопрос с вежливой сдержанностью и
улыбкой типа Иисус-возлюбил-вас. Каменная голова навевала мрачные чувства,
но ее человеческий близнец обладал аурой невозмутимой безмятежности. Это
было мило - во всяком случае, для него - но я сомневался, что на Рамиро
Карбонелла это произведет хоть какое-то впечатление. Ответы Зет-2
становились все более уклончивыми. Во мне брыкалось беспокойство, и его
блаженные увиливания начали раздражать меня.
"Эй", сказал я, прерывая Лупе на половине вопроса и обращаясь к
представителю. "Как тебя называют люди, мужик? Когда ты пьешь с друзьями, не
говорят же они "передай-ка орешки, Зет-2"? У тебя есть прозвище?"
Фрэнки зажужжал, поворачивая линзы, чтобы захватить меня в кадр.
"Зи", невозмутимо ответил п