чужой вождь.
   Видга подошел к Фрейдис и встал  рядом  с  ней,  словно  готовясь  ее
защищать.
   - Халльгрим, - сказала хозяйка Сэхейма. - Халльгрим,  поздоровайся  с
ним...
   Сын Ворона поднялся на ноги:
   - Здравствуй, Рунольв Раудссон!
   Однако было ясно, что навряд ли он сделал бы это без просьбы Фрейдис.
И он определенно жалел, что при нем не было его корабля.
   -  Здравствуй,  Халльгрим!  -  прозвучал  с  пестрого  корабля  голос
Рунольва Скальда. Этот голос  был  похож  на  морской  прибой.  -  И  ты
здравствуй, старуха...
   Халльгрим свирепо стиснул челюсти и оглянулся на мать. Но Фрейдис  не
проронила ни звука. Даже не  подняла  головы.  Видга  по-прежнему  стоял
подле нее, держа руку на рукояти меча. Его  меч  мог  разрезать  комочек
шерсти, подброшенный в воздух.
   Ненависть  витала  над  небесной   гладью   фиорда,   и   Звениславка
чувствовала ее тяжкое дыхание на своей щеке. Смертная ненависть,  крепко
настоянная на старых обидах. И уже похожая на проклятое оружие,  которое
до того напитано злом, что рано или  поздно  начинает  убивать  само  по
себе.
   Но в этот раз грозе не было суждено прогреметь.
   Корабль и лодка уже почти разминулись, когда один из людей  Рунольва,
не в  меру  развеселившись,  столкнул  другого  в  воду.  Парню  бросили
веревку, но он ее не поймал.
   - Эйнар! - обернувшись, прогудел Рунольв. -  Если  хочешь  поспеть  к
выпивке, поторопись!
   Эйнар приподнялся над водой и крикнул в ответ, хохоча и ругаясь:
   - Только смотри не выпей все без меня! Сигурд  кормщик  вопросительно
глянул на Халльгрима:
   - будем его подбирать? Халльгрим покачал головой.
   Вскоре Эйнар выбрался на берег. Вылил воду из сапог и зашагал к  дому
- в Терехов...

***

   Госпожа Фрейдис занемогла...
   Вот  уже  несколько  дней  она  не  покидала  своего  покоя.  Старуха
горбунья, ходившая за хозяйкой, все реже оставляла ее одну. И  с  каждым
разом, появляясь во дворе, выглядела все озабоченней.
   - Это Рунольв испугал госпожу, - сказал Скегги убежденно. - Она  ведь
когда-то была его женой... Неужели ты не знала, Ас-стейнн-ки? И про  то,
как старый Ворон едва его не убил?
   Хельги Виглафссон думал иначе.
   - Это Эрлинг накликал несчастье. Нечего было ездить туда.  Да  еще  с
подарками!
   Звениславка с ним не спорила. Тогдашней ночной разговор Халльгрима  с
Фрейдис не шел у нее из ума. Однако рассказывать об  этом  не  годилось.
Особенно ему.
   Горбунья  поила  госпожу  настоями  боярышника  и   наперстянки,   но
целительные травы не помогали.
   Смуглолицая Унн приготовила какое-то диковинное  блюдо  и  как  умела
объяснила  Сигурду,  что  у  нее  дома  так  кормили  больных,   которые
жаловались на сердце. Фрейдис передала Сигурду вышитый платок для  жены.
Но еда так и осталась нетронутой.
   Скегги взял осколок козьей бедренной кости и вырезал на нем футарк  -
двадцать четыре волшебные руны, приносящие  победу,  удачу,  здоровье...
Малыш долго собирался с духом, но в конце концов принес их Видге.
   - Возьми, - сказал он сыну хевдинга и протянул ему  кость.  -  Положи
это госпоже под подушку. И я знаю, что ты меня убьешь, если ей станет от
этого хуже.
   Он ждал, чтобы Видга поблагодарил его подзатыльником. Но ошибся. Взяв
руны, Видга молча вытащил нож, уколол себе руку и погуще вымазал  кровью
всю надпись. И так же молча понес кость Олаву Можжевельнику,  чтобы  тот
посмотрел колдовское лекарство и решил, стоило ли его применять...
   Еще через три дня Фрейдис велела позвать сыновей. Халльгрим и  Хельги
вошли присмиревшие, словно двое мальчишек... Фрейдис лежала  на  широкой
деревянной кровати, украшенной по углам изображениями свирепых зверей.
   Множество зим эти оскаленные пасти отгоняли от нее дурные сны. От нее
и от Виглафа, пока  он  был  жив.  Но,  как  видно,  недуг  отогнать  не
смогли...
   Лицо матери показалось Халльгриму постаревшим  и  очень  усталым.  Ни
дать ни взять справила тяжелую работу и прилегла отдохнуть. И велика  та
усталость, все никак не проходит... Халльгрим сел  на  край  кровати,  и
Хельги осторожно опустился рядом. Халльгрим взял руку Фрейдис,  вздохнул
и прижался к ней щекой.
   - Ты похож на своего отца, - сказала Фрейдис. - Он  приходил  ко  мне
сегодня. Его корабль причаливал к берегу и ушел перед рассветом,  потому
что негоже им видеть дневную зарю. Видел ли ты след от  киля  на  песке?
Виглаф говорил со мной и радовался, что у него хорошие сыновья... -  Она
помолчала и добавила:
   - Скоро он приедет еще.
   Халльгрим слушал ее  молча.  Фрейдис  шевельнула  бледными  пальцами,
погладила его усы.
   - Я могла бы многое открыть тебе, сынок, я  ведь  сегодня  заглядываю
далеко. Я вижу, что ты проживешь  долгую  жизнь.  Ты  не  всегда  будешь
счастлив и умрешь не на соломе. И два ворона будут следовать  за  тобой,
куда бы ты ни поехал.
   - Хорошее предсказание, - проговорил Хельги негромко. - А мне ты  что
скажешь, мать? Фрейдис закрыла глаза.
   - Ты наверняка хочешь знать, достойной ли будет  твоя  смерть.  Но  я
вижу впереди только солнечный свет. Он ярок, как отблеск  на  золоте,  и
мне больно смотреть. И еще я вижу, что Ас-стейнн-ки зажжет его для тебя.
   Выйдя  во  двор,  Халльгрим  невольно  посмотрел  в  сторону  гавани.
Прибрежный песок был чист. Он сказал об этом брату, и тот ответил:
   - Бывает и так, что человек видит то, что ему хотелось бы видеть.
   На другое утро женский дом проснулся от причитаний горбуньи...
   - Госпожа! - в голос плакала старуха. - Госпожа!  Женщины  выбирались
из-под одеял, одевались и подкрадывались к двери хозяйского покоя. Никто
не смел заглянуть вовнутрь... Звениславка стояла среди других у  опрятно
завешенной стены и чувствовала, что начинает дрожать.
   Потом глухо стукнула дверь со двора. Халльгрим хевдинг  стремительно,
не глянув ни вправо, ни влево, прошагал  мимо  потухшего  очага.  Рывком
распахнул дверь в покой госпожи Фрейдис и вошел.
   Горбунья даже не пошевелилась при виде вождя. Халльгрим  долго  стоял
рядом с ней, молча глядя на мать. Потом опустился на колени и застыл...
   Низкое серое небо висело над Торсфиордом. Облака  лежали  на  склонах
гор, пряча от глаза каменные вершины. Халльгрим послал Видгу через фиорд
- известить Эрлинга. Видга вытащил из сарая свою лодку и  бросил  в  нее
весла. И когда у лодки оказался Скегги, сын хевдинга впервые  не  погнал
его прочь. Он сказал ему:
   - Садись, будешь править.
   Столкнули лодку на воду, и плеск весел  был  слышен  в  повисшей  над
берегом тишине, пока суденышко не исчезло за скалами. И снова стало тихо
над темной водой, похожей на гладкий серый  металл.  И  на  берегу,  где
столбами зеленого пламени высились деревья. И в Морском Доме, оставшемся
без хозяйки.
   И далеко над морем висело облако, похожее на уходящий корабль.

***

   ...Если долго-долго идти или ехать на  север,  туда,  куда  указывает
дышлом созвездие Колесницы, можно достичь границы населенного мира...  И
говорят, будто на севере эта граница ближе всего.  Потому  что  севернее
Норэгр нет больше ни стран, ни городов - только вечные льды. Это  все  к
югу - и Валланд, и Страна Саксов, и Гардарики,  и  Серкланд,  о  котором
многие слышали, но почти никто там не бывал. И Блааланд, великая  Страна
Черных Людей. В  ней  так  жарко,  что,  наверное,  именно  там  обитает
огненный великан Сурт. Тот, который однажды спалит своим  пламенем  весь
мир. Но это будет. нескоро.
   Когда Асы, могучие боги, создавали для людей небо и землю, они  взяли
веки древнего великана и воздвигли их как ограду,  заботливо  охватившую
весь мир. Вот почему населенные земли называются Мидгард. Это  значит  -
то, что огорожено, Срединный Мир.

***

   За пределами Мидгарда живут ибтуны, страшные инеистые великаны. И еще
много всякой нечисти и нежити, от которой не было бы житья  людям,  если
бы не Бог Тор с его молотом.
   А еще где-то там, за границами Мидгарда, за вечными льдами, лежат уже
вовсе неведомые берега. Их населяют души, окончившие свой путь по земле.
И сами боги  садятся  там  на  почетные  места,  когда  наступает  время
пировать.
   Викинг, павший в сражении, поселяется в Вальхалле - дружинном доме  у
небесного конунга, имя которому Один. Пять сотен и еще  сорок  дверей  в
этом чертоге. Восемьсот воинов входят в каждую из них,  чтобы  сесть  за
длинные столы.
   И не перечесть за тем столом могучих мужей, великих и славных героев!
   Но есть и другой берег, и зовется  он  -  Нифльхель.  Поющим  потоком
окружает его черная река Гьелль, и печальна ее песнь. Единственный  мост
ведет в сумрачное царство, где правит угрюмая великанша  Хель...  Там  у
нее большие селения, и на диво высоки повсюду ограды и  крепки  решетки.
Мокрая Морось зовутся там палаты, Голод - ее блюдо, Истощение - ее  нож,
Одр Болезни - ее постель. И того,  кто  предал  побратима  или  произнес
ложную клятву, ждет дом, целиком сплетенный из живых змей.
   Однако говорят, будто у бабки Хель тоже есть высокие и светлые хоромы
для достойных гостей. Недаром ведь живет у нее любимый сын Одина, добрый
Бог Бальдр, давно когда-то сраженный ветвью омелы. И  с  ним  превеликое
множество славных людей, которым не досталось смерти в бою...
   Скоро в этом чертоге будет  заполнено  еще  одно  место.  Нынче  туда
отправляется Фрейдис дочь Асбьерна, хозяйка Сэхейма...
   Когда крутобокий кнарр принес через фиорд Эрлинга  Приемыша,  умершую
уже собирали в дорогу.  Верная  горбунья  сама  расчесала  и  связала  в
тяжелый узел ее волосы, так и  не  успевшие  поседеть.  Сама  надела  на
госпожу шерстяное платье и  застегнула  серебряные  фибулы,  соединенные
цепочкой. Она доверила Халльгриму только одно: крепко завязать на  ногах
Фрейдис погребальные башмаки, на которых были начертаны знаки  ее  рода.
Это должен был сделать мужчина. Старший сын.
   Горбунья целовала  неподвижные  руки  Фрейдис  и  заливалась  мутными
старческими слезами. Халльгрим не разрешил ей  сопровождать  госпожу,  и
некому было утешить старуху. Халльгрим сказал, что незачем всему  фиорду
видеть и потом молоть языками, будто у супруги Виглафа Хравна не нашлось
спутниц получше!
   И вот девять юных невольниц взволнованно шептались в углу.
   Прихорашивались, поправляли друг на друге разноцветные бусы и вышитые
налобные повязки. Они поедут вместе с Фрейдис  на  погребальной  повозке
через реку Гьелль.
   Подстегнут коня, если заленится. И удержат,  если  вдруг  понесет.  И
подадут руки госпоже, когда путь будет окончен и придет пора ступить  на
неведомый берег Нифльхель...
   Честь великая!
   Но девчонки  были  слишком  молоды.  Горбунья  видела,  что  девчонки
боялись.
   Девчонки хотели жить. Да разве эти молодые способны  хоть  что-нибудь
понять? Где им, разве они смогут предстать  как  надо  перед  владычицей
Хель?
   Когда сын Ворона в очередной раз  пришел  зачем-то  в  дом,  горбунья
спросила его с надеждой:
   - Халли, не передумал ли ты? Хевдинг ответил:
   - Нет, не передумал. И не хочу больше об этом слышать!
   Умершего редко хоронят сразу. Чаще всего готовят временную могилу.  И
в ней он остается до тех пор, пока не соберется родня, не будет построен
курган, не созреет для поминального пира доброе ячменное  пиво...  Но  у
госпожи Фрейдис не было многочисленных родичей,  только  сыновья.  Тогда
Халльгрим припомнил, что она говорила ему о корабле отца, и сказал так:
   - Не похвалит нас мать, если мы задержим ее надолго.
   Когда солнце выплыло  из-за  скал,  он  повел  мужчин  за  ворота.  К
зеленому взгорку над морем,  где  лежал  и  дед  Асбьерн,  и  отец  деда
Асбьерна, и еще полтора десятка предков, о которых в Сэхейме  помнили  и
могли рассказать. Могилы Виглафа Ворона здесь не было: бездонная морская
пучина хранила и его, и его корабль. На  берегу  стоял  только  памятный
камень  с  рисунком  всадника  на   восьминогом   коне   и   женщины   с
приветственным кубком в руке. Никто не видел, как погибли  Ворон  и  его
люди. Но ни один не сомневался, что они пали  в  бою  и  девы  валькирии
приняли их на пороге Вальхаллы...
   Окованные лопаты дружно вошли в  каменистую  землю.  Даже  Хельги  не
пожелал остаться без дела. И уже к полудню на холме открылась  глубокая,
вместительная яма. Погоняя терпеливых коней, притащили из  лесу  тяжелые
сосновые бревна.
   Внутри ямы стал подниматься сруб. Он послужит последним земным  домом
для госпожи. Сюда она сможет  возвращаться  и  приглядывать,  хорошо  ли
живет без нее ее Сэхейм. Сюда въедет погребальная повозка. Здесь  рухнет
под ударом ее любимый конь. И здесь же, возле колес,  уснут  все  девять
молоденьких рабынь. Иначе не бывает.
   Отмыв глину, густо налипшую на руки и на сапоги,  братья  Виглафссоны
сообща разобрали стену женского дома и вынесли тело матери через пролом.
   Отлетевший дух не  должен  найти  обратной  дороги,  ни  к  чему  ему
тревожить оставшихся. Фрейдис уложили  в  повозку  -  резной  деревянный
короб на четырех высоких колесах. Запрягли кроткого рыжего  коня,  часто
возившего Фрейдис при жизни.
   И двинулись со двора...
   Хельги шел рядом со Звениславкой. Он не держался за ее плечо.  Просто
касался ее локтя своим. Он не спотыкался. А за  ремнем  у  него  торчала
секира, упрятанная в чехол.
   Люди несли с собой все то, чем хотели  снабдить  госпожу  на  дорогу:
свежий хлеб, мясо, сыр, благородный лук, отгоняющий  болезни.  На  поясе
Фрейдис по-прежнему висел ключ, знак достоинства  хозяйки.  А  у  бортов
повозки  лежало  женское  имущество  -  костяной  гребень,  замысловатые
серебряные застежки, обручья, нож, ложка, головной платок  и  платья  на
смену... Не посмеет старая Хель назвать ее нищенкой!
   Когда шествие добралось до холма, Халльгрим повел коня  вниз,  внутрь
сруба. Тот пошел доверчиво и послушно... Колеса повозки дробно застучали
по бревнам. Спустившись, Халльгрим остановился и вытащил  меч,  Конь  не
успел испугаться. Свистящий удар уложил его замертво.
   Звениславка увидела ужас, появившийся на лицах рабынь. Смерть  всегда
страшна. Даже такая, которая несет с собой великий почет.
   Она зажмурилась,  стараясь  не  смотреть,  как  Халльриму  передавали
жертвенный нож... И потому не видела, как, проскользнув между  стоявшими
на краю сруба, в яму отчаянным прыжком соскочила горбунья. Мгновение - и
она выдернула нож из руки Виглафссона. Даже он, двадцать лет сражавшийся
в походах, не успел ей помешать. Старуха  с  блаженной  улыбкой  поникла
рядом с еще горячей тушей коня...
   Люди взволнованно загомонили.
   - Ас-стейнн-ки, - напомнил о себе Хельги. - Расскажи, что там...
   Халльгрим наклонился над служанкой и  бережно  разомкнул  ее  пальцы,
стиснувшие костяную рукоять. Потом поцеловал горбунью в морщинистый лоб.
Старая нянька когда-то учила его ходить...
   - Я ошибался, когда приказывал ей остаться! - проговорил он негромко.
- А следовало бы мне помнить, что времена переменились и  уже  мало  кто
знает, как надо выращивать свою судьбу!
   Тогда-то самая молоденькая из рабынь, ровесница Звениславке,  шагнула
вперед, раздвигая на  груди  металлические  украшения,  чтобы  ничто  не
помешало удару...
   Потом Халльгрим высек огонь и затеплил маленький светильник. Пусть не
будет госпоже Фрейдис ни темно, ни холодно в той  ночи,  которая  сейчас
укроет ее своим плащом. Светильник был сделан  в  виде  чаши  на  остром
витом стержне.
   Халльгрим воткнул его  в  пол  рядом  с  повозкой.  В  последний  раз
проверил, хорошо ли были завязаны у Фрейдис погребальные башмаки.  Пусть
не упадет ей на пятки Напасть, дверная решетка Хель. Пусть не  обломится
под ней золотой мост через поющую реку Гьелль. Пусть не слишком  сердито
облает ее злобный пес Гарм. И, ничем не обидев,  пропустит  воинственная
дева-привратница...

***

   Он выбрался наверх, и сруб начали закрывать. Наладили последнюю стену
и стали накатывать сверху бревна.  Исчезла  рыжая  шкура  коня,  исчезли
рабыни, сидевшие подле колес. Исчезло бледное, словно светившееся,  лицо
Фрейдис...
   Халльгрим первым столкнул на эти бревна  глыбу  земли.  И  когда  она
обрушилась на накат, все голоса  потонули  в  лязге  оружия.  Это  воины
одновременно выдернули из ножен мечи и троекратно ударили ими в  звонкое
дерево щитов. И называлось это - шум оружия, вапнатак!..
   А комья земли сперва гулко стучали по бревнам, потом этот  звук  стал
делаться глуше и глуше, пока не стал наконец  простым  шорохом  глины  о
глину...
   Когда на могиле уже утаптывали  землю,  из-за  деревьев  вдруг  сипло
прокричал рог.
   - Кто-то приехал, - сказал Халльгрим. Он продолжал глядеть на  свежую
глину.
   Всадники, выехавшие из леса, увидели  перед  собой  грозное  зрелище:
около сотни воинов в боевом облачении венчали  собой  холм.  Но  они  не
остановились и не повернули назад, хотя их было всего трое.
   - Ас-стейнн-ки! - напомнил о себе Хельги. - Что там?
   Как  ни  хороши  были  стоявшие  наверху,  стоило  посмотреть  и   на
всадников.
   Особенно на того,  что  ехал  впереди.  Крупной  рысью  шел  под  ним
лоснящийся серый конь. Вился  за  плечами  седока  широкий  синий  плащ.
Покачивалось в могучей руке  тяжелое  копье  -  толстый  кол,  окованный
железной броней...
   А позади катилась тележка, и из нее доносилось  злобное  хрюканье.  С
холма было хорошо видно ворочавшуюся темно-бурую спину.
   - Хитер! - сказал Хельги. - Знает, не тронем!
   Ему не надо было смотреть, чтобы узнать приехавшего.
   - Это я его известил, - проговорил Эрлинг, и Хельги усмехнулся:  мол,
чего еще можно от тебя ждать. Но  поссориться  с  братом  он  не  успел,
потому что Звениславка вдруг ухватила его за локоть,  а  потом  и  вовсе
спряталась за его спиной. Хельги чувствовал, что она дрожала от  страха,
и готов был многое вытерпеть ради того, чтобы только она подольше стояла
так, держась за его руку...

***

   Всадники  тем  временем  вплотную  приблизились  к  холму  и   начали
взбираться по склону. Халльгрим шагнул им навстречу.
   - Здравствуй, Рунольв Раудссон, - сказал он хозяину серого жеребца. -
Что тебя сюда привело?
   - И ты здравствуй, сын Виглафа, - отвечал ему  всадник.  -  Зачем  ты
спрашиваешь о том, что и сам знаешь? Или не хоронил ты нынче свою  мать,
Фрейдис дочь Асбьерна?
   Седеющие  космы  лежали  у  него  на  плечах,  нижняя  половина  лица
пряталась в густой бороде. И только глаза  зло  и  холодно  смотрели  на
Халльгрима из-под надвинутой войлочной шляпы.
   Но эти глаза сразу изменились, когда  Рунольв  посмотрел  на  вершину
холма, на комья взрытого дерна.
   - Быстро же ты зарыл мою старуху, сын Виглафа... А  я  бы  совсем  не
отказался взглянуть, много ли прибавилось у нее морщин.
   Такие слова и таким голосом от Рунольва Скальда можно  было  услышать
единожды в жизни. Халльгрим понял это и сказал:
   - Ты сам знаешь, что я тебя сюда не звал. Но раз уж ты приехал,  будь
гостем. Мы еще не все сделали здесь, что собирались.
   Тогда Рунольв хевдинг спешился и махнул рукой своим молодцам. Те живо
привязали коней, и работа возобновилась как ни  в  чем  не  бывало.  Все
вместе они привели в порядок вершину холма, а потом  принесли  с  берега
тяжелые плоские камни и отметили ими могилу,  выложив  контуры  длинного
корабля, обращенного носом на юг.
   Вечером, когда собрали пир и внесли столы, и рабы прикатили заморский
бочонок,  и  хмельной  рог  по  обычаю  отправился  вкруговую,   Рунольв
Раудссон, хозяин Терехова, впервые заметил  странно  одетую  незнакомку,
сидевшую рядом с Хельги.
   Он спросил:
   - Кто это, Хельги? Никак ты женился? Хельги вздрогнул так,  словно  в
него угодила стрела. Халльгрим ответил за брата:
   - Нет. Это гостья.
   Рунольв, по счастью, в дальнейшие  расспросы  пускаться  не  стал.  А
Звениславка глядела прямо перед собой и все видела  темную  внутренность
сруба, и медленно остывавшую тушу коня,  и  несчастных  рабынь,  и  саму
госпожу, освещенную тусклым огоньком.
   Вот припо