вша лежали  рядом  на  палубе  пестрого
корабля.
   - Я  еще  не  рассказывал  тебе  о  Стране  пруссов,  что  на  берегу
Восточного моря, - сказал Торгейр. - Это ведь  туда  был  мой  последний
поход.
   Хельги повернулся к нему под одеялом:
   - Я смотрю, ты, Торгейр херсир, умнее самого Локи и  вдобавок  умеешь
молчать. Потому что навряд ли теперь я поверну свой корабль...
   Торгейр кивнул и с натугой отвел больную руку за голову.
   - Это был конец лета, и ночи уже сделались  темными...  Мы  пришли  в
селение и увидели, что все жители  собрались  в  большом  доме  на  пир.
Поэтому никто не слыхал, как мы входили во двор и выходили обратно.
   - Плохо ты поступил, - проворчал Хельги. - Я не стал бы  так  делать,
потому что я воин, а не вор! Торгейр кивнул снова.
   - Ты прав. И я все думал потом, не из-за этого ли не стало нам удачи.
   Тогда один из моих людей на полпути к кораблю сказал так же,  как  ты
сейчас. Его слова  показались  мне  справедливыми,  и  мы  вернулись.  Я
приказал трубить в рог, чтобы предупредить пировавших... Тогда они вышли
из дома, и мы сразились...
   Торгейр замолчал. Хельги продолжил за него:
   - Одних из вас перебили, а другие попали в плен и стали рабами,  так?
Это там тебе изувечили руку? Торгейр медленно покачал головой:
   - Нет... для чего калечить раба? Те, к которым я попал,  жили  совсем
небогато. На таких нападают ради славы, а не для  добычи.  Они  даже  не
всех детей, которые рождались, оставляли в живых,  потому  что  не  всех
могли прокормить.
   - Как у нас! - сказал Хельги. - Только у нас никто  не  считает,  что
это хорошо. Торгейр усмехнулся:
   - А ты  думаешь,  там  не  любят  детей?  Однако  там  ходят  в  море
разбойничать по большей части оттого, что есть надо, а земля не родит. У
моего хозяина было шестеро сыновей и всего одна дочь. Были еще,  но  тех
он велел вынести. Поэтому там мало  женщин,  и  говорят,  что  раньше  у
некоторых было по несколько мужей.
   Хельги перевернулся на живот и положил подбородок на сжатый кулак.
   - У тебя, херсира, был хозяин! Торгейр продолжал:
   - Потом мой хозяин купил себе молодую жену. Но сам он был уже дряхл и
вскоре умер, и она досталась в наследство его старшему сыну, потому  что
не была ему матерью. Так уж у них принято. Старика понесли на костер.  И
с ним  двоих  моих  парней...  Пруссы  молились  у  священного  камня  и
устраивали скачки на лошадях, деля имущество. И жрец-вайделот указывал в
небо факелом и говорил, что умерший  едет  на  огненном  коне...  А  мои
ребята мне крикнули - удачи тебе, Торгейр херсир!
   Он помолчал немного.
   - Они были храбры... И я все это время рассказывал о них себе самому,
потому что больше было некому. Я  сам  с  собой  разговаривал  на  нашем
языке, я боялся, что позабуду его...
   Хельги сказал:
   - Если бы ты заговорил немножко пораньше, я не поленился бы разыскать
того вайделота. А что было потом?
   Сын Гудмунда невесело скривил губы:
   - Что дальше... Одни меня продавали,  другие  покупали.  Я  стоял  на
торгу в Ратисбоне, и хозяин платил  за  меня  пошлину,  как  за  вьючную
лошадь, - одну сайгу. И мой корабль снился мне по ночам. А потом я попал
на запад, к саксам.
   Саксы, я слышал, когда-то верили в наших Богов, но теперь там от  тех
времен мало что осталось. Они теперь  все  христиане  и  на  шеях  носят
кресты. И мне, как ты видел, тоже подарили  свой  крест,  и  такой,  что
навряд ли я когда-нибудь его потеряю. Я убежал, меня поймали и  наказали
мою руку, которой я кого-то там ранил... А  через  некоторое  время  мой
владелец решил поехать в Бирку на торг, и ему  показалось,  что  я  могу
быть полезен. Он привез меня в Хамбург. Это такой город, и оттуда  рукой
подать до нашего моря, и мне хотелось отгрызть свою ногу вместе с  цепью
и удрать еще раз, хоть вплавь... Я заболел, и меня едва не выбросили  на
улицу умирать. А на корабле  мне  пришлось  петь  вместе  с  монахами  и
молиться, когда молились они.  Так  что  если  захочешь  узнать  молитвы
Белого Бога, я могу рассказать их  тебе,  Виглафссон.  Мы  шли  теми  же
местами, где я ходил на своем корабле, и берег был в тумане, но  на  нем
белели кости моих людей... А когда монахи засуетились,  я  подумал,  что
это венды, и решил, что незачем еще раз даваться живым...
   Торгейр закусил губы. Хельги сказал ему:
   - Я смотрю, недаром у тебя полголовы седых волос. А ведь мы  родились
в одно лето.
   - А потом я услышал на палубе ваши голоса и  то,  как  тебя  называли
хевдингом. Я узнал корабль...
   Хельги сказал:
   - Ты будешь ходить  на  этом  корабле,  пока  не  добудешь  для  себя
другого.

***

   Великое море Нево широко лежало под светлым полуночным небом...  Море
и небо были одинаково гладкими  и  розовыми,  как  перламутр.  Только  у
горизонта проступала какая-то  темная  полоска,  и  Сигурд  кормщик  все
косился на эту полоску, потому что ему казалось, будто она росла.
   После битвы с ижорами Халльгрим хевдинг велел держаться  подальше  от
берегов... Не высаживались даже на ночь, но это  никого  не  тяготило  -
погода стояла ласковая. Можно было идти вперед от зари и до зари.
   Весла кнарра падали не спеша, чтобы зря не тревожить спавших в  трюме
и под скамьями; только изредка под палубой принимались плакать малыши, и
матери быстро их успокаивали. Иногда Сигурд слышал голос своей смуглянки
Унн, напевавшей что-то сынишке, и тогда ему хотелось улыбнуться.
   Гребцы трудились слаженно и в охотку, и делать ему было почти нечего.
   Сигурд думал... О том, что дома, в Халогаланде, в эту пору года  было
много, много светлее. Если бы не горы, солнце знай  ходило  бы  по  небу
кругами, светя в полночь, как в полдень... Очень далеко был теперь  этот
дом, их Морской дом. Два с половиной месяца пути, а сколько еще впереди?
А едва в десятке шагов на палубе кнарра чуть слышно  постанывал  во  сне
раненый брат. И от этого мысли Сигурда были совсем не веселы.
   Он все пытался представить себе, как они войдут в гавань Стейннборга.
И встретятся там с Торлейвом конунгом. Сигурд никак не мог привыкнуть  к
тому, что Торлейв конунг не ходил в море на корабле, а все больше  ездил
на лошади. И, по слухам, даже сражался  не  слезая  с  седла...  Сигурду
упорно виделся могучий викинг вроде Халльгрима хевдинга. И на таком  же,
как у Виглафссона, длинном драккаре. Он  отчалит  от  берега,  чтобы  их
встретить. И спросит, держа руку на рукояти: с чем пожаловали?  С  миром
или  с  немирьем?  Они  покажут  белый  щит  и  ответят,  что   с   ними
Ас-стейнн-ки. И останутся у него жить, и скоро станут своими и в походах
Торлейва конунга, и на пирах в его  дружинном  доме.  И  мертвые  станут
уходить в курганы, насыпанные на земле Гардарики...
   Однако следить за темной полосой Сигурд не забывал.
   Что же это было? В конце концов  он  даже  поднялся  на  ноги,  желая
разглядеть получше. Рябь?  Сигурд  покосился  на  два  драккара,  шедшие
рядом, и увидел там Бьерна  и  отца.  Двое  кормщиков,  как  и  он  сам,
посматривали на север.
   Спустя некоторое время полоса подошла совсем близко: сплошной  стеной
молока с озера надвигался туман...
   - Эгей!  -  негромко,  чтобы  не  разбудить  спавших,  окликнул  Олав
Можжевельник. - Переговариваться будем, поняли?
   Молоко залило нос кнарра, чуть отступило, нахлынуло снова... И Сигурд
перестал ясно видеть даже собственные ноги.
   - Эгей! - позвал он.  С  драккаров  немедленно  отозвались  дружеские
голоса.
   Стараясь держать весло ровно, Сигурд  закутался  в  плащ  и  принялся
следить, как на ворсинках сукна появлялись и пропадали  капельки  влаги.
Корабли не столкнутся, не спутаются веслами: не в первый раз... Кормщики
сумеют править по голосам.
   Потом кнарр начал раскачиваться. Длинные, очень  пологие  волны  чуть
приподнимали его-и опускали. Они тоже шли с севера, - где-то там, видно,
штормило, но сюда докатывалась лишь мертвая зыбь.
   Сигурду вдруг показалось, что все море Нево, как живое, шевелится под
ним, беспокойно ворочаясь в своем каменном ложе.
   - Эгей! - полетело в туман.
   Совсем рядом во мгле наметилось какое-то движение, белые пряди тумана
раздвинулись, появился Эрлинг.
   - Что случилось? - зевая, спросил меньшой Виглафссон. Сигурд  ответил
не сразу - он прислушивался.
   И только когда прозвучали ответные оклики, проговорил виновато:
   - Ты спал бы... Просто туман.
   - Вижу, что туман, - сказал Эрлинг. - Ты так до  утра  ;  горло  себе
надорвешь.
   Сигурд спросил его:
   - Я тебя разбудил? Приемыш мотнул головой.
   - Не нравится мне все это, - сказал он погодя. - А ну, покричи-ка еще
разок.
   Сигурд крикнул, думая о том, что теперь, наверное, не спал  уже  весь
кнарр. Эрлинг откинул  голову,  сузив  глаза  и  прислушиваясь...  Потом
посмотрел на Сигурда - с тревогой.
   - По-моему, в тот раз было слышнее!
   - Может быть, они в тот раз громче ответили? Эрлинг приказал:
   - Покричи еще.
   Весла кнарра повисли в воздухе, роняя тяжелые  гулкие  капли.  Сигурд
приложил руки ко рту и закричал что было мочи:
   - Эгей!
   Раненый  Гуннар  завозился  на  палубе,  потом  приподнялся  и   сел,
привалясь к мачте.
   - ...эй, - ответил туман. Было похоже,  в  нем  и  впрямь  затевалось
что-то  зловещее.  Двое  или  трое   людей   вытянули   руки,   указывая
направление... каждый указывал в свою сторону.
   Эрлинг плотнее завернулся в плащ. Из-под палубы вытащили рог,  и  рог
жалобно прокричал в тумане. Люди замерли на местах. Но  сколько  они  ни
ждали - ответом  было  молчание.  Только  вода  плескалась  под  бортами
кнарра. Да птицы кричали где-то высоко.
   Эрлинг кивнул головой, и державший рог снова приложил его к губам.
   Никакого ответа...
   Теперь на корабле не спал  уже  никто.  Даже  женщины,  встревоженные
криками и  рогом,  стали  выглядывать  из-под  палубы.  Сквозь  открытые
трюмные лазы слышался  испуганный  детский  плач.  Эрлинг  велел  отдать
якорь; канат ушел в воду менее чем над тридцать локтей. Кнарр стоял  над
отмелью. А волны, набегавшие из  тумана,  продолжали  расти  -  в  конце
концов пришлось поставить лодью к ним носом, чтобы поменьше качало.
   Гуннара,  лежавшего  на  палубе,  мертвая  зыбь  заставляла   жестоко
страдать...
   - Сигурд! - позвал он, держась рукой за горло. - Поди сюда, брат.
   Меньшой Олавссон подошел, полагая, что Гуннар пожалуется  и  попросит
уложить его поудобнее. Но брат только указал  ему  глазами  на  мачту  и
просипел:
   - Влезь наверх...
   Два кормщика поняли друг друга с полуслова. Бывает и так,  что  туман
стелется низом - только подняться на мачту, и  можно  оглядываться  безо
всякой помехи!
   Сигурд  отправился  наверх.  Мачта  была  скользкой  от   сырости   и
раскачивалась  немилосердно.  Сигурда  тянули  канатом,  которым  обычно
поднимали парус. Вот он достиг  деревянного  блока:  по-прежнему  туман!
Сигурд отвязал конец ремня и полез  дальше.  Мачта  вместе  с  кормщиком
стремительно летела сквозь туман - то в одну сторону, то в другую. И  за
ней тянулись словно бы пряди чьих-то седых волос... Трижды  Сигурд  едва
не съехал обратно вниз. Наконец его рука нащупала над головой  бронзовый
флюгер-флажок.
   Туман даже не поредел.
   Сигурд оглянулся вниз, чтобы сообщить на палубу о неудаче. Он  увидел
свои колени, крепко сжимавшие дерево  мачты.  Но  чуть-чуть  ниже  пяток
мачта кончалась, как истаявшая сосулька. Странный мир тумана,  и  откуда
знать, какие существа его населяют!
   - Сигурд, - долетел снизу голос Приемыша. - Ну  как?  Сигурд  перевел
дух.
   Он был все-таки не один, на палубе ждали друзья...
   Тут кнарр как раз  покатился  вниз  с  очередной  волны,  и  внезапно
страшный удар потряс все его деревянные члены! Сигурда сбросило с мачты,
и  он  полетел  сквозь  туман.  Вода  обожгла  его,  едва  не  заставила
захлебнуться. Ему повезло: на палубе  пришлось  бы  хуже.  Он  вынырнул,
задыхаясь... Корабль был  совсем  рядом:  там  кричали  женщины.  Сигурд
подплыл и забрался по рулевому  веслу.  И  сразу  заметил,  как  странно
накренилась и вроде бы разом отяжелела так хорошо знакомая ему лодья.  А
женщины продолжали кричать. С ужасом.  Сигурд  отчетливо  разобрал  одно
слово:
   - Вода!
   Стоя над трюмными лазами, воины торопливо принимали  на  руки  детей,
вытаскивали на палубу женщин. Сигурд бросился  помогать  и  увидел,  что
многие успели промокнуть насквозь.
   Он разглядел свою Унн и сумел крикнуть ей, чтобы ничего  не  боялась.
Но некое чувство подсказало ему, что корабль был обречен.
   Подводный камень распорол ему днище, и кнарр быстро оседал в глубину.
А долго ли выдержишь в  стылой  весенней  воде?..  Сигурд  услышал,  как
Эрлинг, не повышая голоса, послал надежных воинов  к  лодкам.  Лодок  на
кнарре было две. Одну из них обычно держали на палубе, и считалось,  что
под ней  хорошо  спать.  Вторая  следовала  за  кормой,  привязанная  на
веревке... Теперь обе  поставили  около  борта.  Сколько  народу  в  них
поместится? Половина?
   Эрлинг приказал:
   - Сажайте в лодки своих жен...
   - И рабынь? - спросил кто-то. Эрлинг подумал и кивнул:
   - И рабынь. Не  годится,  чтобы  они  тонули.  Сын  Ворона  стоял  на
кренившейся палубе - прямой, большие пальцы  заложены  за  ремень.  Люди
оглядывались на вождя: это был тот Эрлинг хевдинг,  который  выбил  зубы
старому волку Рунольву.
   - Живой? - без всякого удивления спросил  Виглафссон,  когда  к  нему
подошел Сигурд. - Вот что, достань-ка свой голубой плащ...
   - Зачем?
   - Возьмешь его и мой черный и нарежешь тряпочек.  Голубых  -  сколько
мест в лодках, и черных... чтобы хватило на всех.
   - Эрлинг! - позвал его кто-то. - А теперь кого?
   - Теперь раненых...
   Тут Сигурд заметил на палубе Скегги. Малыш стоял на палубе и в  лодку
садиться не спешил. Сигурд нетерпеливо махнул ему:
   - А ты что, оглох? Ну-ка живо... Но  Скегги  только  расправил  хилые
плечи и изо всех сил вытянул шею, чтобы казаться выше ростом.
   - Мне уже двенадцать зим! - ответил он гордо:
   - С половиной! Я взрослый муж, как и ты. Я буду тянуть жребий!
   - Муж!.. - фыркнул Сигурд. -  Живо  в  лодку,  пока  я  тебе  уши  не
оборвал!
   И шагнул было к нему, но Скегги, пригибаясь, отскочил прочь. И Сигурд
увидел у него в руках нож - длинный охотничий нож, подаренный Видгой.
   - Не подходи! - крикнул Скегги тонко. Эрлинг обернулся на голоса...
   Сигурд, конечно, легко справился бы с  заморышем.  Ничего  не  стоило
отнять у него нож, которым он и пользоваться-то как следует  не  умел...
Но Эрлинг сразу же понял, что этого нельзя было делать.
   - Оставь, Сигурд, - сказал он кормщику. - С чего это ты  взял,  будто
Скегги не мужчина? Сажайте раненых...
   Кроме  Гуннара,  раненых  было  на  корабле  шестеро:  все  те,  кого
покалечили в бою ижорские стрелы. Сигурд поднял брата на руки  и  понес,
осторожно переступая по мокрым доскам. Гуннар пытался  сопротивляться  и
умолял:
   - Пусти... Сядешь сам вместо меня. Сигурд уложил его в лодку, отодрал
от своей куртки вцепившиеся пальцы и сказал:
   - Я вытащу голубую тряпочку, брат.
   Потом Эрлинг сосчитал черные и голубые клочки.
   Перемешал их в шапке.
   Не глядя вытащил один. И спросил:
   - Кому?
   - Тебе, - сказало разом несколько голосов. Эрлинг  распрямил  пальцы:
ему выпало жить. Сын Ворона молча бросил тряпочку на палубу и сунул руку
за следующей.
   - Кому?
   - Сигурду, - сказал кто-то. Эрлинг разжал кулак: клочок на его ладони
был черным.
   Сигурд кивнул и пошел к борту - к брату и Унн.  Дальше  слушать  было
неинтересно.
   - Сядь вместо меня, - повторил Гуннар. - Ты младший, отец тебя любит.
У тебя и сын есть... Сигурд ответил хмуро:
   - За сыном и женой вы с Бьерном уж как-нибудь присмотрите. И я  отдал
бы тебе свою куртку, да она все равно мокрая...
   Несчастная Унн обняла его за шею,  заговорила  часто-часто  на  своем
языке... Сигурд указал ей на Гуннара:
   - Пойдешь за него. Или за Бьерна...
   Эрлинг все стоял на палубе, не торопясь занимать свое место.
   - Шел бы ты, Виглафссон, - усаживаясь на корабельную  скамью,  сказал
ему кто-то из  мореходов.  -  Плывите,  чего  ждать!  Может,  еще  наших
встретите, так и нас спасете.
   Эрлинг  обвел  глазами  опустевший  корабль...  -  Иди,  -  наперебой
заговорили хирдманны. - Иди! Эрлинг  по-прежнему  нерешительно  двинулся
было к борту...
   Однако тут кто-то выскочил из-за спин и загородил ему дорогу.
   Это был Грис! Вольноотпущенника так и трясло: видно было, что умирать
ему совсем не хотелось.
   - Нет! - закричал он в лицо Эрлингу, остановившись против него.  -  Я
не затем пошел с тобой из дому, чтобы утонуть в этом море троллей! Не то
ты мне обещал!
   Несколько хирдманнов одновременно шагнули к  нему...  Сын  Ворона  их
остановил.
   - Не ори! - сказал он с еле заметной гадливостью. - Скажи лучше,  что
ты предлагаешь?
   - Я предлагаю, - выкрикнул Грис, - чтобы ты остался,  а  я  пошел  бы
туда!
   Я хочу жить не меньше, чем ты! Эрлинг сощурился:
   - Я смотрю, глубоко же сидит  в  тебе  раб...  Рагнар,  стоявший  под
мачтой, заметил:
   - Я тоже родился рабом. Эрлинг улыбнулся.
   - Пока ты был невольником, ты поступал  по  большей  части  так,  как
отваживается поступать не всякий сын ярла. А этот и есть  немужественный
трэль, хоть ему и дали свободу. Пожалуй, я и вправду останусь. Но только
вместо меня пойдет не этот раб, а Скегги.  С  него,  как  мне  думается,
толку будет побольше.
   Скегги, как и Сигурду с Рагнаром, достался несчастливый жребий.
   Гуннхильд молча поднялась на ноги в лодке.
   - Скегги, - сказал Эрлинг. - Я уступаю  тебе  свой  черед,  как  воин
воину.
   В этом нет никакого стыда.
   Рагнар взял мальчика за плечо, подтолкнул к борту:
   - Иди, Скегги Скальд...
   Но Скегги встрепенулся, сбрасывая его руку. Он сказал:
   - Не надо мне твоего жребия, Эрлинг Виглафссон, у меня есть  свой.  И
он мне по душе.
   - Я пойду! - закричал Грис. Ему показалось, что палуба начала уходить
у него из-под ног.
   Эрлинг смотрел на него с прежним прищуром:
   - Иди... трэль.
   Одним скачком Грис оказался у борта, второй перенес  его  в  лодку...
Было видно, что он вцепился бы в глотку любому, кто  попробовал  бы  его
тронуть!  Две  женщины,  оказавшиеся  подле  него,  отодвигались  прочь,
насколько позволяла теснота.
   - Отправляйтесь, - сказал  Эрлинг.  Сказал  так,  будто  речь  шла  о
поездке на рыбную ловлю. - Если встретите наших, пошлите их сюда.
   Воины стали отвязывать лодки от корабля. Тут Скегги, точно вспомнив о
чем-то, побежал туда, где сидела  заплаканная  Ас-стейнн-ки.  Ее  слуга,
купленный в Бирке, держал свою госпожу  за  руку  и  что-то  говорил  ей
по-гардски наверное,  утешал...  Сам  он  оставался  на  кнарре  -  ему,
невольнику, жребия и не предлагали.
   Скегги подлез под его локоть, пробираясь к  самому  борту.  И  стащил
через голову свой оберег - замысловатую цепь с крохотным молотом Тора...
На прощание погрел его в руке, потом  решительно  надел  Звениславке  на
шею:
   - Пускай Враг Великанов вспомнит о том, как сам однажды ездил в  море
на лодке. Он поможет вам спастись! Звениславка обняла его и расплакалась
снова.
   - Не надо, - сказал Скегги. - Не плачь, ведь  я  еще  жив.  А  Эрлинг
стоял на покосившейся палубе кнарра и смотрел на жену. Он не подошел  ее
обнять.
   Гуннхильд смотрела на него из лодки. Она не плакала.
   Кнарр медленно раскачивался на волнах... Время от времени, надсаживая
легкие, воины дули в рог. Рог кричал над морем, как смертельно  раненный
зверь.
   Но на помощь никто не спешил.
   Эрлинг стоял на носу, возле  деревянного  дракона.  Как  с  другом  -
спиной к спине! Резное  чудовище  виновато  разевало  бессильную  пасть:
здешняя нечисть оказалась ему не по зубам.
   По палубе разливалась вода, и люди  на  скамьях  поджимали  под  себя
ноги.
   Двое тщетно пытались согреться, закутанные в чужие одежды: они ныряли
в трюм