, посмеиваясь, подступили к монахам. Живо полетела  на  палубу
бесформенная мешковина: иные разделись сами, с другими справились силой.
И у многих увидели раздутые нательные пояса, которые так удобно  прятать
под одеждой...
   Человек с цепью на ногах молча смотрел на монахов. Он был  болен,  на
обтянутых скулах горели красные пятна. Но стоял он прямо, сложив руки на
груди.
   Капли дождя сбегали по кудрявым темным волосам, по лицу.
   Хельги велел раздеть Ульфберта последним и так оставить - в наказание
за обман. Но когда от него отошли, голый Ульфберт откинул голову с таким
достоинством, что при всем желании посмеяться над ним не удалось...
   Хельги с интересом разглядывал добычу. Его внимание  сразу  привлекли
испещренные листы пергаментной кожи, ровно обрезанные и сшитые вместе.
   - Что это такое? - спросил он, трогая носком сапога красиво и  богато
отделанный переплет... Ульфберт отвернулся.
   - Ты, язычник, недостоин прикасаться к ним!  Секира  в  руках  Хельги
указала на совсем молоденького монаха:
   - Я спрашиваю, что это такое? Юноша упал на колени:
   - Доблестный воин... это священные книги... не вели трогать их...
   Губы его прыгали.
   - Книги! - сказал Хельги. Нагнулся, поднял и раскрыл  посередине.  По
желтоватым страницам букашками ползли черные  закорючки...  От  их  вида
рябило в глазах. Хельги держал книгу вверх  ногами  и  листал  ее  задом
наперед. Он понял свою  ошибку,  когда  ему  попался  рисунок.  Картинка
показалась ему занятной. Он бросил книгу монаху:
   - А ну прочти, что здесь написано... Мальчишка с готовностью принялся
читать:
   - ...когда он шел дорогою, малые дети вышли из города, и  насмехались
над ним, и говорили ему: иди, плешивый! иди, плешивый!  Он  оглянулся  и
увидел их, и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса,
и растерзали из них сорок два ребенка...
   - Хватит! - оборвал его Хельги. - Кто был этот сумасшедший старик,  о
котором здесь говорилось? Монаха затрясло:
   - Это Ветхий Завет... это был великий пророк... он... Хельги выдернул
у него книгу и бросил на палубу.
   - Такие, как ты, вполне заслуживают подобного Бога. Бьерн!
   Бьерн выступил вперед. Юный монах заслонился руками, не замечая  того
взгляда, которым наградил его Ульфберт... Хельги приказал:
   - Посмотри, Бьерн, эти,  как  их...  Оставь  что  получше,  остальные
обдери и выкинь в воду.  Все  равно  эти  листы  ни  на  что  больше  не
пригодны...
   Кормщик кивнул и опустился на корточки; Но как только полетела в воду
первая растрепанная книжица, Ульфберт, дотоле стоявший как  изваяние,  с
невнятным криком бросился к Хельги и жилистыми  руками  вцепился  ему  в
горло.
   Сын Ворона во второй раз отшвырнул его прочь. Двое  викингов  сгребли
монаха, заломили ему руки...
   - Не надо, - сказал Хельги, и Ульфберта выпустили. Хельги  подошел  к
нему вплотную:
   - Твоих людей я продам на первом же торгу...
   Ульфберт был одного с ним роста - но смотрел поверх его головы.
   - Господи, Ты послал мне это за мои грехи. Благодарю Тебя!
   Хельги сказал:
   - Бросьте его за борт...
   Монах шагнул было сам, но воины со смехом подхватили его, раскачали -
и сухопарое тело,  взметая  брызги,  исчезло  в  холодной  воде.  Однако
посмеяться не удалось и на  сей  раз.  Вынырнув,  Ульфберт  стал  ловить
книги, пытаясь приподнять их над водой...
   - Мужественный человек, - похвалил его Хельги. - Здесь есть  лодки  -
спустите-ка ему одну...
   Потом он пошел туда, где молча, не отвечая на  расспросы,  стоял  тот
другой - в оковах...
   - Большую удачу ты нам принес! - сказал ему Виглафссон.  -  Чем  тебя
наградить? Раб ответил:
   - Ты можешь наградить меня, а можешь велеть бросить  в  море,  потому
что в работники я мало гожусь. Это дело твое!
   - Клянусь деревянной рыбой! - сказал Хельги. - По твоим речам в  тебе
не заподозришь трэля! И ты  говоришь  на  нашем  языке  точно  настоящий
халейг. Как твое имя?
   Человека бил жестокий озноб. А на лбу, между прядями  грязных  волос,
виднелось клеймо. Багровый крест, глубоко вдавленный в кожу...
   Человек хрипло проговорил:
   - Сперва сними с меня цепь! Воины заворчали  от  такой  наглости,  но
Хельги кивнул, и это было исполнено. Тогда раб сказал:
   - Я ведь не всегда носил знаки, которые  ты  видишь  на  мне.  Я  был
викингом и хевдингом не хуже тебя самого! У меня был добрый  корабль,  и
родился я, точно, в Халогаланде. Но удача меня оставила, и я  потерял  и
корабль, и людей, и даже правую руку. И  меня  по-разному  называли,  но
своего имени я еще не позабыл. Мать звала меня Торгейром сыном  Гудмунда
херсира Счастливого. А ты кто?
   Какое-то мгновение Хельги молчал. Потом не торопясь ответил:
   - А я тот мальчишка, с которым ты дрался, когда  наши  с  тобой  отцы
ездили в гости друг к другу.  Или  ты,  Торгейр,  уже  не  помнишь,  как
приезжал к нам в Сэхейм?..

***

   - Раб и сын раба! Не тебе поднимать руку на сыновей викингов  -  твое
место в хлеву!
   За спиной Видги, потрясенный внезапным несчастьем, стоял Скегги. А  в
лицо внуку Ворона, подбоченившись, улыбался вольноотпущенник из Терехова
- рослый парень по прозвищу Грис.  Когда  этот  Грис  пришел  с  бывшего
Рунольвова двора и сказал, что хочет пойти на  кораблях,  Халльгрим  еще
посмотрел на его сильные руки и решил, что лишним он не  окажется.  Грис
был старше Видги и выше ростом. И он был уверен, что Видга не  отважится
с ним сцепиться.
   Да еще из-за пустяка!
   Грис вертел на пальце серебряную цепочку с подвеской  в  виде  молота
Тора.
   Единственное сокровище, которое  Скегги  унаследовал  от  отца.  Грис
подкараулил заморыша в дальнем конце островка и ограбил. Видга  подоспел
быстро, но вовремя вмешаться не успел.
   Грис сказал ему:
   - Ты-то не будешь мне указывать,  где  мое  место.  Вытри  нос  этому
слабосилку и убирайся отсюда!
   Его прозвище  значило  -  Поросенок.  И  настоящее  имя  Гриса  знали
немногие, ибо люди находили, что кличка была  ему  очень  к  лицу.  Хотя
более всего он походил на молодого голодного пса.
   А с трех сторон молчаливо стояли  песчаные  дюны.  С  четвертой  тихо
плескалось вечернее  море.  Там  тоже  никого  не  было,  только  чайки,
садившиеся на мокрые лысины валунов. Лагерь и корабли остались на другой
стороне островка, и никто не услышит, даже если закричать.
   Скегги молчал и только беспомощно трогал ссадину на щеке,  полученную
в неравной борьбе.
   - Ты отдашь Скегги то, что ты у него отнял,  -  сказал  Видга  сквозь
зубы.
   - И лучше тебе будет, если ты сделаешь это добром!
   Грис засмеялся.
   - А ты мне не указ. Твоя мать никогда не была выкуплена! И твой  отец
что-то не вводит тебя в род... если он тебе отец!
   Не зря жил Грис в Рунольвовом дворе.  Скегги  тихо  охнул.  Халльгрим
хевдинг еще перед отплытием поклялся повесить любого, кто нарушит мир во
время похода.
   Видга какое-то время стоял молча.
   - За такое следует платить, Поросенок, -  очень  спокойно  сказал  он
наконец. - И не серебром. И не хочется мне, чтобы, когда мы расстанемся,
кто-либо из нас счел, что я заплатил недостаточно.
   Грис  собрал  цепочку  в  ладонь...  кулаки  у  него  все-таки   были
здоровенные.
   - Поди прочь, похожий на девчонку. Не то я рассержусь!
   Видга шагнул к нему, поправляя на себе ремень.
   - А я на тебя не сержусь, потому что викинги не  сердятся  на  рабов.
Они разбивают им головы.
   Грису некогда было прятать отнятый оберег - он попросту размахнулся и
с силой швырнул его в воду. Он достанет его, когда разделается с Видгой.
   Скегги  коротко  вскрикнул  и  кинулся  было  к  берегу,   но   сразу
остановился.
   Он не мог бросить друга и вождя. Видга сказал ему, не оборачиваясь:
   - Заметь, где упало. Я вытащу. Вот только прирежу эту свинью...
   Грис был охотником и знал, для чего носят в ножнах ножи.  Пускай  сын
хевдинга пеняет на себя за то, что не  ко  времени  сюда  подошел.  Надо
будет только поглубже зарыть его в песок. И сопляка рядом с ним -  чтобы
не болтал. Да и переплыть с этого  острова  на  другой.  А  там  датские
земли, и пускай Халльгрим Виглафссон плывет на своих кораблях  куда  ему
заблагорассудится!
   Однако  Видга  успел-таки  заслониться  левой  рукой.   Лезвие   ножа
располосовало ее от  кисти  до  локтя,  но  груди  не  коснулось.  Видга
перехватил руку Гриса в запястье и вывернул - он был привычен грести  по
полдня, не замечая усталости... Они  сцепились,  покачиваясь,  дрожа  от
напряжения. По руке Видги бежала кровь, но хватка не ослабевала.  Тут-то
Грис и припомнил, что Видга, как говорили, бывал в боях и за спинами  не
прятался. Зря он в свое время этому не поверил!
   Грис выдохнул, сипя от натуги:
   - Мальчишка... я оставлю тебе жизнь. Но отсеку тебе ухо, если еще раз
полезешь не в свое дело!
   Видга понял, что вольноотпущенник струсил. И прохрипел в ответ:
   - До моего уха ты, длиннопятый, сперва доберись...
   Скегги метался вокруг и не знал, как поступить.  Каковы  были  кулаки
Гриса, он уже знал, но не это его останавливало. Видга,  даже  раненный,
не потерпит, чтобы ему помогали в единоборстве.
   Видга отчаянным усилием оторвал от земли одну ногу, поддел Гриса  под
колено и яростно дернул. И покатился с ним по песку  -  вниз  по  склону
дюны, к воде. Скегги побежал следом. Песок был мокрым от дождя,  и  ноги
не вязли. Видга и Грис рухнули в воду.
   Скегги подбежал и увидел, что Грис был внизу. Внук  Ворона  сидел  на
нем  верхом,  прижимая  коленями  ко  дну.  Грис  молотил   ногами,   но
вывернуться не мог.
   Его голова была в воде, и Видга не спешил его выпускать.
   - Не надо! - закричал Скегги. - Не  надо!  Он  схватил  его  здоровую
руку, но пять пальцев Видги были много сильнее его десяти.
   - Не надо! - завопил Скегги не своим голосом. Видга выпустил  наконец
Гриса и поднялся... но зашатался и упал бы, если бы не малыш.
   - Отстань! - сказал сын хевдинга и оттолкнул его. - Еще ты будешь мне
помогать!
   По пальцам текла кровь, и Скегги заплакал. Теперь  Видга  из-за  него
останется калекой.
   - Не квохчи, - оборвал его Видга. - Лучше перевяжи.
   Скегги мигом стащил с себя рубашку и оторвал от нее оба рукава.  Грис
выполз из воды и растянулся рядом с ними на  песке...  Его  корчило,  он
кашлял и никак не мог отдышаться. Еще немного, и Видга  утопил  бы  его.
Видга сказал ему:
   - Пошел отсюда...
   Потом они долго искали  в  воде  сгинувший  оберег.  Оба  нырнули  по
несколько раз, но ничего не нашли. Тогда Видга выгнал Скегги из  воды  и
стал искать один.
   А Скегги сидел на берегу и хлюпал носом, ненавидя себя за то, что  не
сумел отстоять собственного добра.
   Однако в конце концов Видга нащупал цепочку  босыми  пальцами  ног  и
вытащил. И как раз вовремя, потому что уже начинало  смеркаться.  Скегги
натянул на него сапоги, подлез под его здоровую руку, и они  побрели  по
песку. Видга не жаловался, но шел все медленней. Солнце садилось - а  до
кораблей все еще было неблизко...
   Вот тогда Скегги и сжал свой оберег  в  кулаке.  Этот  оберег  всегда
приносил удачу: не  зря  же  викинг  по  имени  Орм  оставил  его  своей
любимице-рабыне. Оставил перед плаванием, из  которого  ему  не  суждено
было вернуться...
   - Помоги, Аса-Тор, - зашептал  Скегги,  гладя  нагревшийся  в  ладони
молоточек. - Помоги, ну что тебе стоит!
   Сперва ничего не  изменилось,  но  потом  Бог-громовик  услыхал.  Над
гребнем дюны мелькнул факел, потом еще.  Послышались  голоса.  И  вскоре
Видга и Скегги уже стояли перед Халльгримом Виглафссоном,  рыскавшим  по
острову во главе десятка людей.
   При виде отца Видга выпрямился, отстранив Скегги... Халльгрим с явным
трудом удержался от хорошей затрещины:
   - Где тебя носит?
   Он еще  не  разглядел  впотьмах  разорванной  мокрой  одежды  сына  и
пятнистой повязки на его левой руке. Видга ответил бесстрашно:
   - Ты не говорил мне, когда следует возвратиться, и  я  не  маленький,
чтобы бояться темноты. Ты решил, что меня украли датчане?
   Подошли воины с факелами,  и  Видга  предстал  во  всей  красе  перед
вождем.
   - Глядя на тебя, можно подумать, что это ты похищал датских девок,  -
проворчал Халльгрим. - Во всяком случае, времени зря ты не  тратил.  Что
это с тобой приключилось?
   - Я не скажу, - ответил Видга и пошатнулся. Халльгрим шагнул к  нему,
взял за плечи и встряхнул.
   - С кем это тебе показалось тесно на одном острове?  Видга  повис  на
его руках и закрыл глаза:
   - Я не скажу.
   - Халльгрим повернулся к Скегги:
   - Я хочу знать, с кем он сцепился!
   Скегги стало худо от страха. Как  ответить  вождю?  Да  еще  ответить
отказом? Он сказал, задыхаясь от собственной дерзости:
   - Видга не говорит, и мне ни к чему... Он крепко зажмурился,  ожидая,
что Халльгрим вгонит его в землю кулаком. Но сын Ворона только хмыкнул в
усы:
   - Я надеюсь, вы, двое храбрецов, хоть победили того, с кем дрались?

***

   Торгейра вымыли и одели, а потом накормили так,  как  он  не  ел  уже
давно...
   - Мюсост, - сказал сын Гудмунда, взяв в руки кусок пахучего  светлого
сыра. - Козий мюсост. Я, кажется, уже забыл, каков он на вкус...
   Одежду ему Хельги подарил свою собственную. Она не очень-то  пришлась
Торгейру впору: Хельги был великаном, а сын херсира вышел ростом как раз
в отца, то есть Хельги по плечо. Но лучшего наряда он для себя не желал.
   - Я сразу узнал этот корабль, как только высунул из-под палубы нос, -
рассказал он Виглафссону. - Я бы, конечно, не понял, что ты - это  ты...
Даже если бы ты был без шлема. Но я  кое-что  понимаю  в  кораблях  и  в
драккаре ошибиться не мог. Однако в последний раз, когда я его видел, на
нем ходил Рунольв Раудссон. Вот я и  стал  гадать,  к  кому  же  он  мог
угодить!
   Весла пестрого корабля  раскалывали  поверхность  воды.  Корабль  шел
обратно к островку - там ждал Халльгрим, и  незачем  было  его  сердить.
Торгейр, закутанный в меховой плащ, сидел лицом к  корме  и  смотрел  на
пленное судно, тащившееся позади. Там  работали  усердные,  но  неумелые
гребцы: на веслах сидели монахи. Их руки не были чужды труду, но тяжелые
весла стесывали кожу с ладоней.
   Торгейр сказал:
   - Ты знаешь, я ждал чего-нибудь  подобного.  Но  только  я  никак  не
думал, что это окажешься именно ты. Я боялся, как бы они  не  напоролись
на вендов...
   Так, значит, Рунольвов корабль теперь у тебя?
   - Мы сразились с Рунольвом, - сказал Хельги.  -  И  вот  этой  секире
посчастливилось отправить его  пировать  в  Вальхалле...  А  твой  отец,
Гудмунд херсир, приезжал к нам нынче весной. Он  говорил,  что  его  род
оборвался.
   Торгейр подпер голову рукой и задумался.
   - Может, это и к лучшему, что он считал меня погибшим,  -  сказал  он
погодя. - Незачем ему было знать все это  время,  что  его  сын  таскает
камни и месит навоз...
   Потом спросил:
   - А что ты сделаешь с монахами?
   Хельги пожал плечами:
   - То, что и обещал их вождю. Продам на первом же торгу, потому что мы
как раз собираемся в Бирку. Ты хотел бы расправиться с ними иначе?
   Сын херсира покачал головой:
   - Если ты  повезешь  их  в  Бирку,  не  так  хорошо  тебе  будет  там
торговать, как ты думаешь.
   - Почему?
   - Потому что они и направлялись туда. Их там ждет святой отец.
   - Кто?
   - Жрец Белого Бога по имени Ансгар.  И  Бьерн  конунг  свеев,  как  я
слышал, ему покровительствует. Поэтому незачем тебе продавать в Бирке ни
монахов, ни те вещи, которые тебе достались.
   Хельги улыбнулся:
   - Полдня ты со мной, а уже во второй раз даешь хороший совет. Если ты
захочешь отправиться со мной и дальше, навряд ли я пожалею  о  том,  что
нынче надумал тебя пригласить!
   Торгейр щербато усмехнулся, плотнее  заворачиваясь  в  мягкий  теплый
мех.
   - Мне да не  пожелать  следовать  за  тобой...  А  скажи,  сильно  ли
постарел мой отец?
   Хельги вдруг подумал, что ведь Торгейр не все еще  знал  о  том,  что
творилось нынче в Норэгр.
   - Нескоро ты теперь увидишь своего отца, -  проговорил  он  глухо.  -
Потому что мы не живем больше у себя в Сэхейме, как и твой отец не живет
теперь на своих островах.  Мы  с  братьями  идем  Восточным  Путем  -  в
Гардарики, и все  это  из-за  Харальда  конунга  и  Рунольва  Раудссона,
который с ним дружил. А куда правит твой отец, этого я не знаю.
   Торгейр задумался... Опустил голову и долго молчал.
   А потом Хельги услышал:
   - Тогда послушай, что я скажу тебе,  Виглафссон...  Ты,  может  быть,
помнишь, что мы с отцом, плоховато ладили последнее  время.  Моему  отцу
мало нравилось, что Харальд конунг начал присваивать себе чужие земли...
   Хельги перебил:
   - А кому это понравится?
   - А я, - продолжал Торгейр,  -  я  ездил  служить  конунгу,  так  как
считал, что неплох тот вождь, который умеет подчинить  своей  воле  всех
остальных. И Харальд многое мне доверял. И ты можешь  выкинуть  меня  за
борт, Хельги Виглафссон, никто тебя за это не осудит.
   Воины продолжали грести, поглядывая на Хельги. Сын Ворона всегда  был
скор и крут на расправу, Торгейру оставались мгновения  жизни,  никто  в
этом не сомневался.
   Однако Хельги  даже  не  двинулся  с  места.  А  потом  вдруг  еще  и
засмеялся, - другое дело, что этот смех мало кому показался веселым.
   - У тебя не голова Мимира на плечах, чтобы продолжать  давать  советы
отдельно от тела. Я знаю, что я сделаю. То  есть  чего  мне  не  следует
делать. Я не стану спорить с тобой о Харальде конунге...
   Миновала середина дня, и уже под вечер, когда островок вот-вот должен
был показаться, им повезло еще раз. Дождь прекратился, и  мгла  покинула
море, поднявшись кверху вместе с облаками. Поэтому зоркие  глаза  Бьерна
Олавссона еще  издали  разглядели  два  кнарра,  шедшие  навстречу.  Оба
глубоко сидели в воде, стало быть, были нагружены.
   Они и не подумали бросаться в сторону при виде драккара. Людей на них
было больше, чем у Хельги, и они надеялись  оборониться.  Когда  корабли
поравнялись,  старший  из  корабельщиков,  широкоплечий  и  плотный,   с
длинными усами, окликнул:
   - Эй, викинг! Чего хочешь, боя или мира?
   У него тоже бежало по жилам отнюдь не молоко.
   - Мира, - ответил Хельги, улыбаясь во весь рот. - Мне твоего добра не
надобно, свое есть на продажу! А везти его в Бирку хлопотно!
   Усатый велел своим людям табанить.
   - Что же ты продаешь?
   Хельги указал на монашеское судно.
   -  Вот...  Корабль  и  гребцы  на   нем.   Это   должно   пригодиться
путешественнику вроде тебя!
   Его воины, оставленные сторожить пленников, подняли их  со  скамей  и
поставили  вдоль  борта.  Монахи  стояли  понуро  в  своих  бесформенных
одеждах, с распухшими от непосильной работы руками, осунувшиеся, жалкие.
   - А каков в море  этот  корабль?  -  спросил  купец.  -  Рабы-то  мне
пригодятся, но я живу далеко, и судно должно выдержать дорогу.
   Хельги ответил:
   - Я немногое могу о нем рассказать, кроме того, что он крепок. Я  сам
только утром его впервые увидел. Торгейр неожиданно вмешался:
   - Он остойчив на волне и берет хороший груз, даже коров... Он  хорошо
слушается руля, хотя и не может идти так круто к ветру, как твой кнарр.
   - Ты-то откуда это  знаешь?  -  удивился  усатый.  Торгейр  пошевелил
изувеченной рукой, потом с усилием поднял ее и отвел волосы со лба.
   - Я был рабом у хозяина этого  корабля.  Люди  зовут  меня  Гудмундом
Счастливым, херсиром из Халогаланда. Расскажи ему  обо  мне,  если  тебе
повезет и ты его встретишь.
   - Расскажу! - пообещал путешественник и добавил:
   - Быть может, хоть это защитит меня и  моих  людей,  если  твой  отец
налетит на нас в море! Я куплю корабль.
   - И рабов?
   - И рабов.
   - Вот только надо мне тебя предупредить, - сказал  Виглафссон.  -  Их
всех называют монахами, и сдается мне, что они больше  любят  болтать  о
своем Боге, чем растаскивать камни с полей!
   Корабельщик засмеялся.
   - Мой дом в Исландии, а это такая страна, где