ную черноту, разыскивая там пробоину. Пробоина оказалась страшная:
такие заделывают только на берегу. И не в один день...
   Эти двое спихнули в нее камни,  лежавшие  в  трюме  для  остойчивости
корабля. Теперь кнарр будет погружаться медленно. Все равно: не утонешь,
так замерзнешь в воде.
   Сигурд по давней привычке устроился  на  корме,  у  правила.  Правило
болталось: никто больше не положит  на  него  руку,  направляя  корабль.
Сигурд подозвал к себе Скегги и усадил его подле себя, отдав ему остатки
своего голубого плаща. Скегги сказал:
   - Много хороших жребиев можно было из него сделать!
   Сигурд подумал и ответил:
   - Моему старику часто удается то, что ни у кого больше не выходит.
   Скегги сказал:
   - Не утешай меня, я же не маленький. Плыло неторопливое  время,  и  в
тумане  медленно  разгорался  розовый  свет:  приближался  восход.  Чуть
поредевшая мгла позволяла теперь видеть весь кнарр, от носа до кормы.
   - Не такого конца я ждал, - сказал Сигурд.  -  Не  слышал  я  что-то,
чтобы попадали в Вальхаллу те, кому  случилось  отправиться  в  гости  к
Эгиру! Я думал, что умру сражаясь...
   Скегги, молча смотревший куда-то в сторону, вдруг проговорил:
   - По-моему, это тебе еще удастся.
   Сигурд живо повернулся к нему, слышавшие стали оборачиваться.  Скегги
помялся и объяснил, как всегда застенчиво:
   - Я вроде бы слышу плеск весел... И это не  Халльгрим  вождь,  потому
что они там не торопятся и не кричат!
   - Кто же еще? - спросил Эрлинг, бредя к ним по залившей палубу  воде.
- Опять ингры?
   - А хотя бы и так! - сказал Сигурд. - Все-таки не тонуть!
   Вскоре и Олавссон различил мерный звук весел, вращавшихся  в  гребных
люках... И поскольку каждому кораблю, идущему  на  веслах,  присущ  свой
собственный голос, Сигурд кормщик сразу же понял, что малыш не ошибся. К
ним подходили чужие.
   И незнакомец двигался так, как двигается  только  подкрадывающийся  к
добыче  драккар.  Так  идет  боевая  лодьяе  когда  на  веслах  остаются
немногие, а большинство уж стоит в проходе  между  скамьями,  надев  на
головы шлем!
   Он поднял глаза на Виглафссона, и тот его понял и приказал:
   - Разбирайте оружие. Мало похоже на то  что  мы  по-хорошему  с  ними
разойдемся!..
   Злополучный  рог  сунули  под  скамью,  но  те,  на  боевом  корабле,
ошибиться уже не могли. Вот качнулась в тумане страшная тень...
   И явилась  над  бортом  кнарра  ощеренная  деревянная  пасть,  высоко
поднятая на форштевне!
   А возле страшилища, положив твердую руку  на  его  чешуйчатое  плечо,
стояла - Вигдис Рунольвдоттир! И глядела с корабельного носа на  Эрлинга
и его посиневший от холода хирд. На груди Вигдис сверкал  посеребренными
чешуйками боевой панцирь. А за спиной бородатой стеною  стояла  дружина:
отчаянные берсерки Харальда конунга.
   Красный драккар навалился  форштевнем  на  самую  середину  тонувшего
корабля, и тот застонал,  медленно  высвобождаясь  из-под  его  тяжести.
Вигдис заговорила первой.
   - Ну здравствуй, Приемыш... Легки же вы на ногу, Виглафссоны!  Как  и
все трусы. Пришлось-таки мне погоняться за  вами,  но  вот  я  здесь.  Я
поклялась истребить лучшего человека в этом роду, однако, я вижу, начать
придется с самого худшего. Ведь ты, Эрлинг, даже не  Виглафссон.  Ты  из
рода рабов, в тебе течет рабская кровь.
   Эрлинг ответил:
   - Моей крови достало побросать в море людей твоего отца. А его самого
привезти на берег связанного, как барана.
   Он ждал, что Вигдис немедленно отдаст приказ начать расправу - потому
что о равном бое и речи быть не могло, - но Вигдис только засмеялась:
   - Ты ждешь стрелы, Эрлинг Приемыш? Мои  храбрецы  не  станут  пачкать
оружия о твою шкуру... Ты утонешь, и мой отец порадуется, глядя, как  ты
барахтаешься в воде. А если  ты  попробуешь  взобраться  к  нам  нам  на
корабль, я сама отсеку тебе руки! А когда я  повстречаю  Халльгрима  или
Хельги, я привяжу их по разным штевням моей лодьи  и  позабочусь,  чтобы
они не умерли слишком быстро!
   И таким странным был ее смех, почему-то больше похожий на  плач,  что
Эрлинг посмотрел внимательнее ей в лицо...  Нет!  Неистовые  глаза  были
сухими.
   Берсерки потеснились: вперед протискался  кудрявый  парень.  И  встал
около Вигдис, на носу.
   - Посмотри-ка на меня - не припоминаешь? - спросил этот человек. -  А
ведь навряд ли я так изменился с тех пор, как ты приносил меня в  жертву
Вана-Ньерду,  Приемыш!  Я  еще  сказал  тебе  тогда,   что   все   может
перемениться, и вышло по-моему!
   - Теперь и я могу ответить тебе тем же, -  проговорил  Виглафссон.  -
Впрочем, я вижу, Ньерд тебя выплюнул. Должно быть, принял тебя за тухлую
рыбешку. Надо мне было выбрать кого-нибудь достойней...
   - От тебя-то он навряд ли  откажется!  -  зарычал  Эйнар.  -  Ты  ему
придешься как раз по вкусу!
   Берсерки веселились, слушая перебранку.  Но  в  это  время  маленький
Скегги, которого заботливые воины как могли прикрывали собой, неожиданно
появился у борта.
   Вид у него был отчаянно решительный.
   - Дроттнинг! -  прозвенел  его  тонкий  голос.  -  Позволь,  я  скажу
хвалебную песнь, которую сложил для тебя!.. Вигдис удивилась:
   - И ты здесь, лягушонок? А не рано ты стал называть себя скальдом?
   Скегги ответил почтительно:
   - Рунольва хевдинга называли Скальдом, и ты должна знать толк в  этом
деле. Ты выслушаешь меня и сама скажешь, хорошо ли вышло!
   Эрлинг оглянулся на него как на незнакомца: вот уж этого он от Скегги
не ждал. А Вигдис оперлась локтями о борт:
   - Ну что же... пожалуй, я даже оставлю тебе жизнь,  если  твоя  драпа
придется мне по душе. Говори! Тогда Скегги крепко зажмурился и начал:
   - Знать, это Вигдис! Дева недуга древесных стволов,  валькирия  злая,
задумала смелое: жизни лишить храброго евура, сына Ворона...
   На палубе кнарра послышался яростный ропот. Голос Скегги сорвался  от
страха, он умолк. Вигдис улыбнулась ему:
   - Не бойся, лягушонок, мои воины убьют  любого,  кто  тебя  тронет...
Говори дальше, если это еще не все!
   И Скегги втянул голову в плечи, крепко сжал тощие кулаки - и  выпалил
скороговоркой, чтобы успеть излить на нее полную меру отравы:
   - Знать, это Вигдис! Вигдис Штаны, дочь Рунольва,  жен  завела  себе,
мужеподобная. Вооружила их и на корабль...
   Закончить ему не дали.
   - Замолчи! - первым заорал Эйнар. Размахнулся и послал в Скегги  свой
топор! И лежать бы юному скальду рассеченным надвое, если бы не  Рагнар.
Летящая сталь громыхнула в его  щит.  Гулко  лопнуло  твердое  дерево  и
окрасилось кровью...
   Берсерки  сыпали  проклятиями,  иные  уже  сидели  верхом  на  борту,
готовясь спрыгнуть на палубу кнарра.
   - Назад! - осадила их Вигдис. Лицо ее было белым от ярости. - Смерть,
достойная мужей, это не для них!
   - А тебя, Скегги Скальд, - добавила она, наклоняясь вперед,  -  я  за
этот нид уж как-нибудь награжу... Скегги бесстрашно высунул голову из-за
щита:
   - Все равно не будет тебе больше удачи, Вигдис Штаны! Рагнар  показал
Эйнару топор:
   - Вот я и отнял у тебя оружие во второй  раз,  Эйнар  Утопленник!  Не
забудь когда-нибудь похвастаться этим за пивом!  А  чтобы  ты  после  не
жаловался, будто я дал тебе прозвище и ничего не подарил, так на-ка  вот
тебе его обратно, держи!
   Правая  рука  у  него  была  еще  цела:  секира  взвилась  в  воздух.
Увернуться Эйнар не смог - но, на его счастье, удар был неточен.  Острие
топора лишь скользнуло по шлему, начисто смахнув прядь кудрявых волос. И
со стуком вошло в деревянную драконью чешую...
   Конунговы люди хохотали,  потешаясь  над  обоими.  Все  они  смотрели
вперед - на погружавшуюся лодью и на людей в ней. И поэтому  не  видели,
что делалось у них за спиной.
   Они ничего не поняли даже тогда, когда Эрлинг и  его  люди  громко  и
торжествующе закричали - и бросились вперед, выхватывая из  ножен  мечи!
Но вдоль обоих бортов уже скользили изогнутые  форштевни,  один  черный,
другой расписной.
   А на палубу молча прыгали викинги.
   И конунговы люди смекнули, что слишком  рано  праздновали  победу,  и
встали спинами к спинам - подороже продавать свою жизнь.
   Драккары с разгону ударились носами в борт кнарра, и тот вздрогнул от
новой боли - а потом стал  потихоньку  отходить  прочь,  как  умирающий,
стремящийся испустить дух в стороне от побоища.
   На палубе красного корабля началась битва. И жестокая битва! У Вигдис
была воистину славная дружина, и в другое время мало кто смог бы устоять
против таких молодцов, но тут уж сила ломила силу. Викингов  было  почти
по двое на каждого. А братья Виглафссоны рубились впереди своих людей, -
и тот закрывал глаза навеки, кого  судьба  ставила  с  этими  великанами
лицом к лицу!
   Половина  хирдманнов  Вигдис  погибла  почти  сразу  же,  едва  успев
схватиться за мечи. А оставшихся было слишком мало для достойного спора.
И довольно скоро стук мечей над палубой начал стихать. Кое-где, особенно
на носу, еще оборонялись четверо-пятеро  бойцов...  но  и  это  тянулось
недолго.
   Тогда  Халльгрим  хевдинг  сдернул  с  головы  шлем   -   наглазники,
исковерканные  метким  ударом,  не  давали  оглядеться.  Хриплый   голос
прозвучал еще более хрипло, чем всегда:
   - Где Вигдис?
   - Я вроде видел ее на носу, - сказал Бьерн Олавссон.  -  На  ней  еще
панцирь был. Такой серебристый...
   А Хельги проворчал:
   - Да здесь она где-нибудь, если только не выскочила за борт,  как  ее
отец.
   Халльгрим свирепо обернулся к нему... И кто-то из умиравших на палубе
пустил в него нож. Нож попал в голову: хевдинг вздрогнул от неожиданного
удара.
   Пошатнулся, схватился руками за лицо.
   Тяжелый нож упал на палубу, и многие его узнали.
   Видга сын хевдинга уже мчался на  нос  захваченного  драккара,  туда,
откуда этот нож прилетел! И не зря учил его  отец  бегать  по  палубе  в
самый шторм. Видга  единым  духом  пролетел  полкорабля  -  по  палубе,.
скользкой от крови, перескакивая через скамьи и тела.
   Вигдис лежала возле самого форштевня.. Ее левая рука была пригвождена
к борту двумя стрелами, ноги придавило  тяжелое  тело  воина,  последним
защищавшего свою дроттнинг. Этот воин был Эйнар. На  нем  не  оставалось
живого места, но  он  был  еще  жив  и  приподнялся  навстречу  Видге  -
остановить. Но куда там! Сын Халльгрима видел,  как  повалился  отец,  и
Эйнар не совладал бы с ним и здоровый.
   Видга отшвырнул его с дороги  с  силой,  какая  редко  встречается  в
шестнадцатилетних. И молча бросился к Вигдис.
   Та нашла в себе силы засмеяться ему в лицо:
   - Я убила его... и теперь мне все равно, что со мной будет!
   Видга молча вцепился ей в горло... С треском переломились обе стрелы,
сидевшие у нее в плече. Вигдис умирала не сопротивляясь, и уже  недалека
была от нее смерть, когда чья-то железная рука оторвала от нее  Видгу  и
так отшвырнула прочь, что внук Ворона ударился о доски затылком и  мачта
закачалась перед глазами! Видга вскочил с яростным криком... и застыл на
месте.
   Его отец, Халльгрим хевдинг, стоял на коленях рядом с  полузадушенной
Вигдис. По лицу Халльгрима бежала струйка крови:  нож  располосовал  ему
висок. Но это была не та рана, на которую стоит обращать  внимание.  Вот
он разрезал на Вигдис  ее  чешуйчатый  панцирь,  принялся  растирать  ей
шею... а потом поднял девушку на руки и понес, не замечая  приросшего  к
палубе сына.
   Вигдис застонала и открыла глаза. На ее шее уже  проступали  страшные
пятна, оставленные пальцами Видги.
   - Зачем... ты... ему не дал...
   - А затем, - усмехнулся Халльгрим, - что теперь-то ты  никуда  больше
от меня не сбежишь.
   Пощады в бою не просили и не давали, и пленных  было  не  так  много:
человек десять или двенадцать, все  израненные  -  ни  один  из  них  не
пожелал сдаться, пока руки держали меч... Всех их согнали  и  стащили  в
одно место захваченного корабля, и Бьерн  Олавссон  спросил  подошедшего
Хельги, как следовало поступить с ними дальше.
   Средний сын Ворона думал недолго:
   - С этими? Сруби им головы, да и в воду. Кормщик  нахмурился...  Одно
дело - в бою, Бьерн сам только что рубил налево и направо, но когда враг
беспомощен и связан, что в этом за радость?
   Навстречу Бьерну поднялся крепкий  коренастый  парень,  единственный,
кого пришлось скрутить. Он лишился глаза в бою, все лицо было  в  крови.
Он сказал Бьерну:
   - Станешь  рубить,  волосы  не  перепачкай!  Волосы  у  него,  правду
сказать, были  красивые  -  длинные,  густые,  пепельного  цвета.  Бьерн
перехватил меч поудобнее:
   - Я голову тебе снимать пришел, а ты о  волосах.  А  ну  становись  к
борту, и хватит болтать!
   - Погоди, - проговорил голос за его спиной,  и  Эрлинг  Приемыш  взял
Бьерна за  плечо.  Хельги,  как  раз  перебиравшийся  на  свой  драккар,
остановился, а потом вернулся и подошел.
   - Я тебе сказал - руби! - напомнил он Бьерну. - Делай, как я велел!
   - Срубить голову недолго, - сказал Эрлинг. - Однако  обратно  уже  не
приставишь. Погоди, Бьерн.
   Олавссон плюнул в сердцах и сунул меч в ножны.
   - Договоритесь сперва между собой, а потом  уж  приказывайте  мне!  -
сказал он двоим вождям. - Что-то мне не  улыбается  обозлить  одного  из
вас, угождая другому!
   И поссориться бы братьям, не вмешайся Халльгрим хевдинг.
   - Что тут еще? - спросил старший Виглафссон, и Хельги сразу понял что
по его не получится: Халльгрим улыбался.
   - Ты кто, такой толстошей? - обратился хевдинг к одноглазому.  -  Как
тебя звать?
   Тот ответил, что Бедваром. Халльгрим потянул себя за усы:
   - А не Медвежонок ли твое прозвище, приятель?
   Раненый хмыкнул:
   - Не было у меня такого прозвища. Прозвали  бы,  пожалуй.  Одноглазым
или Кривым, да ведь не судьба!
   - Не отказался бы я, чтобы в моем хирде было  побольше  парней  вроде
тебя, - сказал Халльгрим.  -  А  вот  что  бы  ты  сделал,  если  бы  я,
Виглафссон, прозвал тебя Кривым и в придачу дал жизнь?
   Бедвар  облизнул  пересохшие  губы:  при  всем  его  мужестве   такое
предложение застало его врасплох. Он повернулся к своим... и многие  ему
кивнули, а Эйнар ответил за всех:
   - Живи, друг... будет кому защитить нашу дроттнинг если  ее  вздумают
здесь обижать.
   Сам Эйнар беспомощно висел на плечах двоих своих товарищей. В бою ему
досталось хуже других, собственные ноги его не держали.  Бедвар  ответил
Халльгриму так:
   - Пожалуй, я и соглашусь принять от тебя жизнь, раз уж ты так  хочешь
мне ее подарить. Но только если и они тоже ее получат!
   Халльгрим расхохотался:
   - Такого, как ты, и в ступе пестом не утолчешь. Если вы все тут и мне
будете служить так же, как служили... моей Вигдис!
   Он сам освободил Бедвару руки:
   -  Кто  может,  полезайте  на  мой  корабль  и  скажите,  чтобы   вас
перевязали, а кому совсем плохо, лежите здесь. И обратился к Хельги:
   - А ты, брат, отправляйся-ка поискать те лодки. Они, ..  я  думаю,  и
сейчас там же. Найдешь? Хельги зло огрызнулся:
   - Я, конечно, не такой мореход, как наш  Эрлинг,  но,  думается  мне,
тоже немножко умею ходить в море! И в том числе во время тумана!
   Перепрыгнул в свой драккар и во все горло заорал на гребцов.  Пестрый
корабль сорвался с места и легко скользнул вперед.  Он  прошел  как  раз
там, где еще недавно торчал из воды драконий нос  и  покосившаяся  мачта
кнарра.
   Кнарра больше не было: пока длилось сражение, озерный Бог утащил  его
в глубину. Эрлинг теперь только это и заметил.
   - Добрый был у меня кнарр... А был бы похуже, я бы не разговаривал  с
тобой тут, брат.
   - Возьмешь этот - отвечал ему Халльгрим. - И с  ним  все,  что  здесь
найдется. Он, должно быть, немногим хуже наших, раз уж заплыл  в  этакую
даль!
   Хельги  Виглафссон  сдержал  свое  слово.  Бледное  солнце  едва-едва
проглянуло в тумане, когда его драккар возвратился, ведя  обе  лодки  за
собой.
   Перегнувшись через борт, Эрлинг вынул из лодки жену... да так  больше
ее и не отпускал. Плача и смеясь, она рассказала ему, как  рыжая  Вигдис
подошла к ним на корабле. Поиздевалась и велела сказать, где  находились
остальные. И как пригрозила всех утопить - кроме  Ас-стейнн-ки.  За  то,
что та когда-то кормила ее в плену.  И  как  в  конце  концов  приказала
развернуть свой корабль, бросив со смехом, что умеет отличить нос  лодки
от кормы, и они поняли, что Эрлингу не миновать новой беды, и тут совсем
рядом появились из тумана драккары братьев...
   Эрлинг спросил ее:
   - А что же Грис? Этот-то как сразу же не проболтался?
   И сам заметил, что Гриса не было между теми, кто забирался  из  лодок
на корабль.
   - Мы его подарили здешнему Богу, - ответил ему один из мужчин. -  Нам
показалось, что так будет лучше всего!
   Несколько дней ушло на то, чтобы привести в порядок красный корабль и
сделать его пригодным  к  дальнейшему  плаванию.  На  драккаре  не  было
обширного трюма. Пришлось сколачивать покойчики на носу и на корме.
   Сигурд радовался, наконец-то оказавшись кормщиком настоящего  боевого
драккара. Эрлингу, напротив, новый корабль совсем не пришелся по душе.
   - Зачем он мне? - сказал  он  Сигурду.  -  Я  же  не  викинг.  А  чем
переделывать его посреди дороги, оставили бы мне лучше мой кнарр.
   - Не горюй, Эрлинг хевдинг, - ответил ему Олавссон. - Может,  здешние
Боги окажут нам больше милости, чем  до  сих  пор.  Неплохая  жертва  им
досталась. Разве только то, что между храбрецами оказался один Грис!
   Вот так и был в последний раз помянут неудачливый Поросенок.
   С гибелью кнарра многие лишились  всех  своих  пожитков.  На  корабле
Вигдис взяли кое-какую добычу, но  на  всех  не  хватило.  Многие  стали
поговаривать, что следовало бы запастись одеждой и едой. Воины  помоложе
предлагали отыскать на берегу  селение  -  и  поживиться.  Опытные  мужи
напоминали им о ладожском конунге: великим воином был этот  правитель  и
не давал спуску обидчикам, а здесь как раз и лежала его  земля.  И  даже
великий Рагнар Лодброк не сумел в свое время с ним совладать.
   Сошлись на том, чтобы посетить какой-нибудь торговый город - с  белым
щитом. И там продать часть захваченного в пути.
   - В Ладогу бы, - размечтался Улеб. -  Туда  не  то  что  на  лодье...
Пешком отсюда дотопать и поршней не стоптать...
   Звениславку  жуть  взяла  при  этих  словах.  Если  Виглафссон  велит
поворачивать в Ладогу, она  спрячется  на  корабле  и  носа  не  высунет
наружу.
   Ладога вся для нее состояла из лужайки у берега  Мутной  реки.  Торга
рабского! И купца-сакса, глаз его, когда он  ее  разглядывал,  отвязывая
кошель...
   - В Альдейгьюборг не пойдем, - распорядился  Халльгрим.  -  Нечего  к
нему соваться, к этому вендскому конунгу. Хотя бы и с миром. Хватит  мне
сражений!
   Звениславка знала, что  Улеб  жил  в  Ладоге  бобылем:  проданный  на
чужбину, не лил слез ни о детях, ни о жене.
   Все же думала - повесит голову. ан нет. Еще и хитро ей подмигнул.
   - И то верно, что нечего соваться! - сказал не без гордости. -  Рюрик
наш зверь, да дело помнит. На то и звали их,  вагиров  варяжских,  чтобы
урмане твои Ладоги бежали!
   Вот так и настал день, когда страшное море Нево скрылось позади... Да
страхи остались. Корабли входили в устье стремительной Свири.  На  узкой
реке, стиснутой лесистыми берегами, сражаться с врагами было бы туго.  И
люди не жалели сил, стараясь миновать ее побыстрее.
   Но  временами  течение  одолевало-таки  молодых  гребцов.  Тогда  все
выходили на берег, оставляя  на  кораблях  только  кормщиков  и  еще  по
несколько человек с  длинными  шестами  в  руках.  Дружно  впрягались  в
крепкую сбрую и тащили тяжелые  корабли.  А  иные  шагали  рядом,  держа
оружие наготове. В лесах жили корелы, которых Улеб называл  ливвиками  и
людиками. От них, как и от ижор, добра ждать было трудно...
   Но с ними корабельщики не встретились. Однажды утром впереди открылся
онежский берег, и даже  Хельги  порадовался  ему.  Там,  на  берегу,  он
вступил в побратимство с Торгейром Левшой.
   На косе, выдав