я свое селение Белоозеро у истока реки Шехсны.
Потом с юга и запада придвинулись словене,  и  по  озеру  туда  и  назад
засновали раскрашенные  корабли.  И  стала  привычная  жизнь  белозерцев
меняться, да быстро! А когда, призванные из-за моря,  пришли  и  сели  в
Ладоге корабелыцики-вагиры, повернула вовсе круто. Князь  Рюрик  пожелал
навек запереть разбойникам дорогу на юг. Прислал на озеро отряд...
   Вагиры обосновались на северном берегу,  там,  где  впадала  в  озеро
Ковжа.
   Срубили себе городок. И весь, не знавшая, куда деваться  от  набегов,
перевела дух..
   И понесла  дань  воеводе  Олегу!  Ольгейру  ярлу,  как  называли  его
халейги.
   Олег пересылал в Ладогу бобровые и собольи меха. И тот,  кто  являлся
на озеро грабить, напарывался на его меч.
   Артельщик Любочад не скрыл  от  Виглафссона,  что  несколькими  днями
раньше через его волок прошла варяжская снекка. Не скрыл  и  того,  куда
поспешала: на озеро Весь. Не сказал лишь одного - зачем... А  ведь  знал
старый: летели на той снекке онежские озерные сторожа.
   Летели предупредить!
   Оттого-то и запросил он с  халейгов  такую  высокую  плату:  пусть-ка
поторгуются. Оттого так неспешно шагали волоком те же люди, что накануне
едва не бегом мчали варяжский корабль... Оттого и пир прощальный  дольше
обычного собирали. Дружба  дружбой,  и  Звениславка  Звениславкой.  А  и
Любочад дело свое помнил.
   Вот только седой кормщик с черного корабля все почесывал в  бороде...
но так ничего и не сказал.
   А мореходы без большой помехи спустились по быстрой реке,  и  в  ночь
перед выходом в озеро Олав подошел к Халльгриму Виглафссону:
   -  Навряд  ли  я  совру,  сынок,  если  скажу,  что  завтра  нас  там
встретят...
   Халлырим с досадой стукнул в борт кулаком:
   - Я не видел на берегах ни души!
   - Я  тоже,  -  ответил  Можжевельник  спокойно.  -  Но  сегодня  днем
откуда-то из лесу поднялся дым. И сразу же , прекратился. И потом  опять
- немного подальше. И я не могу понять, куда делась та  снекка,  которую
видел Торгейр. И тебе не показалось, что мы могли пройти волок  быстрее,
чем это нам удалось?
   Как обычно, он был прав. Хадльгрим потянул себя за усы:
   - Мне-то показалось, что мы встретили друга! Олав покачал головой:
   - Все живущие здесь - люди Ольгейра ярла. А  ему  приказывает  Хререк
конунг из Альдейгьюборга. Сын Ворона ответил устало:
   - А конунг уродился вендом и больше всего любит  видеть  наши  головы
срубленными. Что же нам теперь делать, Олав Сигватссон? Не  первый  день
мы на кораблях и повидали немало. Поглядим и на Ольгейра ярла...
   Настало утро, и жемчужно-серое озеро приняло в себя корабли. Ветра не
было; лохматые тучи приподнялись, и небо стало похоже  на  беспредельную
серую крышу. Тускло блестела маслянисто-желтая гладь. Неспокойная  дрема
висела над озером! В такой дреме  человека  преследуют  давно  позабытые
враги, и он мечется, сбрасывая одеяло. А потом просыпается  опустошенным
и хмурым...
   Вода почти без всплеска расступалась перед форштевнями. Ленивые волны
медленно расходились позади.
   Черный корабль шел первым, красный и расписной бок о бок следовали за
ним. В отдалении небо смыкалось с водой, и нельзя  было  провести  между
ними черту. Озеро казалось безжизненным, рыба  и  та  спала  в  глубине,
птицы прятались на берегу. Одинокая чайка молчаливым видением скользнула
над головами и унеслась, растворилась в серой тишине. Люди проводили  ее
глазами. И заметили там, где она  скрылась,  четыре  неподвижные  точки.
Олав Можжевельник сказал Халльгриму вождю:
   - Похоже, ты и впрямь скоро посмотришь на Ольгейра ярла...
   Халльгрим вместо ответа приказал всем оставить весла и вооружиться.
   Воины быстро разобрали  мечи,  принялись  натягивать  друг  на  друга
чешуйчатые кожаные рубашки...  На  громкие  возгласы  никого  что-то  не
тянуло. Люди всматривались вдаль, вполголоса обсуждая, много  ли  воинов
могли нести четыре лодьи. Выходило -  много.  Только  Вигдис,  посмотрев
вперед, впервые за много дней подала голос. Вот что она сказала:
   - Сейчас я увижу, как покатится твоя голова, Виглафссон!
   Халльгрим ей не ответил - последнее время он все реже пытался  с  ней
заговорить. Зато Видга, надевавший клепаный шлем, презрительно бросил:
   - Ты думаешь, они отправят тебя обратно к Харальду Косматому?
   Вигдис сказала:
   - Мне все равно, чей топор уменьшит его в росте.  И  мне  все  равно,
насколько я его переживу!
   Халльгрим хевдинг возвысил голос  с  кормы  -  так,  чтобы  одинаково
хорошо слышали на всех трех кораблях:
   - С ярлом разговаривать буду я сам. Остальным молчать!
   И добавил, и опять не нашлось человека, который не сумел бы услышать:
   - А если кто встрянет, когда буду говорить... повешу.
   Вигдис сказала звенящим голосом:
   - Тогда тебе придется повесить меня! Никто ей не ответил. Даже Видга.
   Бьерн вынул из-под палубы белый щит  и  подал  его  вождю.  Халльгрим
повесил его за спину и встал на носу, положив  руку  на  спину  дракона.
Корабли  не  спеша  работали   веслами,   и   чужие   корабли   медленно
приближались. Это были настоящие боевые  снекки:  узкие,  стремительные,
как летящие стрелы! Может быть, они и  плоховато  годились  для  походов
через полмира, но в прибрежных водах равных им не было...  Халльгрим  не
сделал попытки обойти их  стороной.  Догонят  все  равно,  и  кто  потом
поверит, что ты не бежал. Когда до снекк осталось менее  полета  стрелы,
прозвучала команда, и два  его  корабля  остановились,  вспенив  веслами
воду. Черный драккар выдвинулся вперед. И замер посредине между  теми  и
другими.
   Сотни глаз смотрели на Халльгрима вождя...  Халльгрим  вытащил  из-за
спины свой белый щит и высоко поднял его в вытянутых руках.
   И всей кожей ощутил, как впереди и позади опустилось  множество  рук,
уже стиснувших древки и рукояти... Что бы там  про  них  ни  говорили  -
венды тоже были людьми. И тоже старались обходиться без сражения,  когда
могли.
   Передняя снекка легонько пошевелила веслами и подошла к черной лодье.
   Подозрительно косилась на Халльгрима изваянная  на  форштевне  тварь:
сплошные зубы и глаза. Вот только походила она больше не на  дракона,  а
на взбесившегося коня.
   Стоявший на носу был молод. Моложе Халльгрима.  Волосы  у  него  были
прямые и  русые  и  схвачены  на  лбу  ремешком.  Серые  глаза  смотрели
внимательно в упор.
   Теперь корабли лежали так близко один от  другого,  что  Халльгрим  и
венд могли бы дотянуться друг до друга руками. Хозяин  снекки  заговорил
первым:
   - Здравствуй, если с миром идешь... Издалека ли ты, вождь?
   - Мои люди зовут меня Халльгримом сыном  Виглафа  из  Халогаланда,  -
ответил ему викинг. - А ты кто такой, чтобы здесь распоряжаться?
   Венд неожиданно улыбнулся:
   - Соотчичи твои зовут меня Ольгейром ярлом...
   Он владел северной речью не хуже, чем своей родной. Он сказал:
   - Если бы я приехал к тебе в Страну халейгов, ты, но, тоже захотел бы
знать, куда я иду и что мне понадобилось! Поэтому не сердись, если  и  я
тебя спрашиваю.
   Халльгрим не видел, как Рунольвдоттир приподнялась позади него, чтобы
крикнуть: смотрите все - Виглафссон унижается перед вендом, вместо  того
чтобы пинком отогнать его прочь! Не крикнула. Жесткая рука зажала ей рот
намертво пригвоздила к палубным доскам. Видга меньше всего позаботился о
том, чтобы сделать это учтиво...
   - Мы идем в Стейннборг к Торлейву  конунгу  Мстилейвссону,  -  сказал
Халльгрим. - И я не намерен мешать тебе собирать дань со здешних финнов,
Ольгейр ярл. Но если бы ты позволил нам пойти на торг и запастись едой и
одеждой, мы были бы тебе благодарны. Или хоть пропусти  нас  дальше  без
боя. Есть у нас мечи, но найдется и чем заплатить!
   Хельги Виглафссон молча кусал губы: вот уж чего он никак не  надеялся
в своей жизни увидеть, так это Халльгрима хевдинга, толкующего наподобие
Эрлинга бонда... Вигдис яростно пыталась укусить  Видгу  и  вырваться  у
него из рук. Видга так и  не  выпустил  ее,  но  про  себя  решил,  что,
пожалуй, болеть ей  было  уже  достаточно  -  пора  бы  и  приставить  к
работе...
   А воевода Олег, Ольгейр ярл, смотрел на Халльгрима и  думал.  Был  он
молод, но повидал столько, что хватило бы на десять седобородых мужей...
Он видел, что Халльгрим  смертельно  устал  от  бесконечной  заботы,  от
необходимости спать вполглаза и вполуха, от самой мысли о том, что нигде
в широком и людном мире его не ждала домой ни одна живая душа...
   Однако тронь его, и добро, если из четырех снекк доберется до  берега
одна. Это он знал.
   - Верно, большое немирье нынче у  вас  в  Халогаланде,  -  сказал  он
Халльгриму. Халльгрим ответил:
   - Нас здесь трое братьев, и с нами весь наш род и все наши люди.
   Олег кивнул. Может быть, он понимал Халльгрима лучше, чем это удалось
бы другим. Кто поймет-бездомного, как не сам потерявший родной кров!
   - Я тебя пропущу, - сказал он халейгу. - Запасайся на торгу всем, чем
пожелаешь.
   Он повернулся и что-то крикнул  гребцам  на  своем  языке...  Длинные
весла живо развернули снекку и погнали ее назад. Халльгрим  почти  ждал,
чтобы венды ушли на север, в свой городок. Но когда  драккары  двинулись
вперед, снекки пошли рядом. Увидев это, Халльгрим только усмехнулся  про
себя: ну еще бы...
   Передняя снекка снова оказалась совсем близко, и Ольгейр  ярл  сказал
ему:
   - Нам нынче по пути...
   К той весне Белоозеро еще не успело стать богатым и крепким  городом,
которым ему предстояло сделаться впоследствии,  под  сильной  словенской
рукой...
   Тогда это было просто селение, и притом не очень-то большое, даже еще
не обросшее защитной стеной.
   Весские дома и тянулись к Шехсне-реке, и  боялись  ее,  прятались  за
нешироким леском. Люди побогаче ставили свои  дворы,  обнесенные  косыми
заборами, совсем в другой стороне - там, откуда было видно  впадавший  в
озеро ручей, а подле ручья огромный  валун  и  рядом  с  ним  почитаемую
березу. У березы стояло священное капище, там обитали  благодетели-Боги.
Устами старейшин эти Боги нередко требовали  кур  и  гусей  -  но  никто
никогда не видал, чтобы они ходили на кораблях и  размахивали  мечами...
Подле Богов было безопаснее, чем у Шехсны.
   Там же, у ручья, обосновался  и  торг.  Вагиры,  жившие  на  северном
берегу, ловили в озере обильную рыбу, промышляли зверя и птицу,  но  что
взять  с  новоселов  -  своего  им  хватало  не  всегда.  И  они   часто
наведывались к соседям-веси, когда что купить, когда собрать для  своего
князя уговоренную дань...
   В тот день вагиров не ждали. Люди с удивлением посмотрели на  длинные
снекки, а на  три  незнакомых  корабля,  что  шли  с  ними  рядом,  -  с
удивлением и тревогой! Жизнь давно уже научила белозерцев при виде таких
кораблей бить в кленовое било и хвататься за оружие, не дожидаясь,  пока
те подойдут совсем близко...
   Но уж верно не зря сопровождал их на снекках воевода Олег! За что  же
давали ему дань медом,  рыбой  и  мехами,  как  не  за  то,  чтобы  умел
утихомирить находников  из-за  моря...  Весь  поняла,  что  женщинам  не
придется  прятаться  в  лесу,  когда  снекки  причалили  к   берегу,   а
драконоголовые ушли в сторону и бросили  якоря  поодаль  -  за  Шехсной.
Поставили кожаные шатры, разложили огонь  и  занялись  своими  делами...
Торга в тот день не было - какой торг, когда  вот-вот  залютует  озерная
непогода? Воевода Олег с тем к старейшинам и пришел:  готовьте  припасы,
завтра, мол, урмане со своими товарами приплывут...
   А за ночь хмарь рассосалась сама собой, так и не прогремев.  И  озера
нельзя было узнать! Откуда только взялась в  нем  эта  поющая  синева  и
шальные волны, бело-гривыми молодыми конями бежавшие из-за горизонта!
   Утром урмане сели в свою черную лодью и приехали  торговать.  Корабль
со снятым носовым драконом набежал на песок, и суровые мореходы сошли по
еловым мосткам - все безоружные.
   У Халльгрима не было на продажу никаких заморских диковин. Но серебро
- всюду серебро. И скоро его люди понесли по  сходням  пузатые  мешки  с
зерном, потащили за рога жалобно блеявших овец. А за овцами,  постукивая
окованными боками, покатились в проворных руках круглые сундуки-кадушки.
Увидев их впервые, Халльгрим хевдинг только покачал головой: как назвать
глупым додумавшийся до такого народ!... Самого первого финна, не  иначе,
осенило катучим бочонком в тот лихой день, когда дотла  выгорел  у  него
новенький дом, а в доме  -  пожитки  целой  семьи,  запертые  от  худого
человека в неподъемный сундук.
   Еще ему очень понравился здешний хлеб. Душистый,  пышный,  совсем  не
похожий на ячменные лепешки, к которым он привык. Жуя  теплую  горбушку,
Виглафссон искоса поглядывал на мальчишек, вертевшихся вокруг, -  кто  в
белых берестяных лапотках, кто так, босиком... Близко они не подходили -
боязно. Но как усидеть дома, как не сбежать взглянуть  на  викингов,  на
тех самых, которыми матери пугали их в потемках!
   Потом его осторожно тронули за плечо.
   Халльгрим повернул голову, да так и застыл с куском в руке.
   Стоял перед ним самый странный человек из всех, каких ему  доводилось
когда-либо видеть... Он не припоминал такого даже по Бирке, а уж туда-то
съезжался весь населенный мир!  Наверняка  это  был  пришелец  из  очень
далекой страны,  где  неслыханное  в  здешних  местах  считали  обычным.
Светлое одеяние, подпоясанное чем-то вроде длинного  полотенца,  спадало
незнакомцу до пят. Голову венчало такое же полотенце,  закрученное  надо
лбом. Со смуглого лица смотрели  на  викинга  совсем  черные  глаза.  На
губах, обрамленных седеющей бородой, покоилась вежливая улыбка...  А  за
плечом приезжего чуда стоял Ольгейр ярл.
   - Это мой гость издалека, - поздоровавшись, сказал ярл Виглафссону. -
Он путешествует по дорогам земли, собирая крупицы человеческой мудрости,
и пишет книгу о разных народах. Он хотел  бы  поговорить  с  тобой.  Его
зовут Абу Джафар Ахмед ибн Ибрагим...
   Чужеземец с достоинством поклонился.
   - Длинное имя, - стряхнув  с  себя  удивление,  проворчал  халейг.  -
Пускай он не обижается, если я не сумею выговорить правильно.
   Почему-то он сразу решил, что  беседовать  придется  через  ярла  или
другого знающего человека. Но путешественник ответил ему сам:
   - Если хочешь, ты можешь звать меня просто: Абу Джафар.
   Мягкий голос звучал учтиво и доброжелательно...  Собиратель  мудрости
совсем неплохо управлялся с северной речью, вот только слова  произносил
как-то смешно. Ольгейр ярл пояснил:
   - Это значит отец Джафара, так у них  принято.  Правду  сказать,  сын
Ворона смотрел  на  странника  без  особого  воодушевления.  Как  понять
человека, пустившегося в походы по чужим краям, когда он мог  бы  сидеть
дома и не знать забот и хлопот? Потом он глянул на руки  Абу  Джафара  и
увидел, что они были тонкими,  как  у  женщины.  В  длинных  пальцах  не
чувствовалось силы. Книгу он пишет... Тоже занятие для мужа!
   Зато путешественник смотрел на Виглафссона и видел перед собой  всего
лишь огромного дикаря с недоеденным хлебом в руке. Быть может, и  впрямь
по-своему благородного и достойного,  раз  уж  сам  наместник  правителя
русов рекомендовал его для беседы... но навряд ли способного к наукам  и
наверняка с ними незнакомого. Он тоже прибыл сюда из далекой страны,  но
что он сумеет о ней рассказать, кроме того, какая там водится дичь и  по
какой цене продаются рабыни?..
   Он, конечно, не  мог  знать,  что  в  этот  же  вечер  трижды  подряд
проиграет Халльгриму в шахматы.
   Между тем торг на  берегу  разворачивался  вовсю.  Олав  Можжевельник
послал сына на лодке сообщить в лагерь, что все шло хорошо, -  и  вскоре
красный корабль привез женщин. Смышленая весь  тотчас  понесла  на  торг
новые  товары:  подвески-уточки,   подвески-коньки,   гремучие   бляшки,
красивые лепные горшки с железными оковками и дужками - подвешивать  над
огнем; моченую морошку, меха, мед, пиво, вкусные рыбные пирожки...
   Воевода Олег кивнул Абу Джафару  и  ушел  присмотреть,  по  чести  ли
торговали. Халльгрим убрал в рот остатки краюшки и сказал:
   - Я не знаю, что тебе всего интереснее, чужестранец. Если  хочешь,  я
покажу тебе свой корабль!
   Взойти на драккар к заезжему викингу отважился бы не всякий.  Но  Абу
Джафар пошел за ним бесстрашно.
   - Его выстроил дед моего отца, - рассказывал халейг.  -  Он  начертал
руны на его носу и бортах, и в тех рунах великая сила!  Ему  больше  ста
зим, - видишь,  как  вытерлись  гребные  люки?  Много  раз  проходил  он
Лебединой Дорогой, но море еще не торжествовало победы...
   И к путешественнику пришло невольное удивление: этот северный  дикарь
говорил о дубовом корабле словно  о  живом  и  преданном  существе.  Так
соплеменник  самого  Абу  Джафара  мог  бы  говорить  о  любимом   коне,
тонконогом умном красавце. И он сам не заметил, как спросил:
   - А скажи мне, ездят ли у вас на лошадях?
   - Ездят, - улыбнулся Халльгрим. - Но  по  большей  части  туда,  куда
нельзя добраться на лодке.
   Он повел гостя по кораблю, рассказывая ему об устройстве драккара и о
пройденных им морских путях... Абу Джафар внимательно  слушал  его,  уже
обдумывая,  как  он  опишет  эту  случайную  встречу  в  своей  книге  о
государствах  и  странах...  как  вдруг  его  глаза  коснулись  девушки,
сидевшей на одной из носовых скамей. Ее левая рука была подвязана к  шее
шерстяным платком, огненные волосы полыхали на солнце. Они окутывали ее,
как  плащ.  Девушка  безучастно  смотрела  куда-то  в  озерную   даль...
Халльгрим перехватил взгляд Абу Джафара и сказал:
   - Это моя невеста.
   Вигдис медленно повернула голову, и путешественник удивился еще  раз.
Как и жительницы страны русов, она  не  скрывала  лица...  Спрячь  такое
лицо, и мир обеднеет. Однако тут их глаза встретились, и  мудрец  увидел
неистовое пламя, загнанное глубоко  вовнутрь,  словно  удушливый  пожар,
пожирающий торфяник...
   Пожалуй, эти люди были вовсе не так бесхитростны и  просты,  как  ему
показалось сначала!
   Халльгрим привел его на корму и показал плотно  закупоренный  трюмный
лаз:
   - Здесь мы держим свое оружие...
   На крышке лаза сидел красивый молодой воин, вооруженный копьем. Рядом
с копьем у  него  на  коленях  лежал  деревянный  костыль.  Абу  Джафару
неоткуда было знать, что воина звали Эйнаром и что Халльгрим оказал  ему
величайшее доверие, посадив караулить мечи. Абу  Джафар  увидел  только,
как сын Ворона махнул рукой и воин слез с крышки лаза и  встал  поодаль,
тяжело опершись на костыль.
   Халльгрим  взялся  за  кольцо:  показался  крепкий  дубовый   сундук.
Халльгрим открыл его и вытащил огромный меч с лезвием длиннее  вытянутой
руки. Привычно извлек  его  из  ножен,  и  славный  бороздчатый  клинок,
смазанный от ржавчины жиром, так и вспыхнул на ярком свету.
   - Это мой, - довольно щурясь, сказал  Виглафссон.  И  добавил,  ткнув
пальцем в чужеязычную надпись, выдавленную в блестящем железе:
   - Его выковали франки. Такими ли сражаются в твоей стране?
   Абу Джафар взялся за рукоять, и его ладонь заняла ее едва наполовину.
Он сказал:
   - У нас в ходу другие мечи. Наши воины скачут в бой на конях, а  этот
для всадника неудобен.
   Халльгрим спрятал меч обратно в сундук и вытащил другой.
   - Мы не сражаемся верхом. А это меч моего сына... о, говорят,  делали
где-то у вас.
   Узорчатая сталь отливала на солнце благороднейшей синевой. Абу Джафар
наклонился  прочесть  благословение,  начертанное  на  клинке.  А  когда
выпрямился, то увидел, что  Халльгрим,  отвернувшись,  смотрел  на  свою
невесту. И его лицо вовсе  не  было  лицом  счастливого  жениха.  Выждав
немного, путешественник коснулся  его  руки.  Халльгрим  опустил  крышку
сундука, кивком велел Эйнару занять свое место и проговорил:
   - Ее отец был моим врагом... и  она  больше  думает  о  том,  как  бы
отомстить.
   И пришлось Абу Джафару признаться самому себе, что  дикари  вовсе  н